Почему я хочу стать журналистом

Почему я хочу стать журналистом

Когда я была маленькая, все взрослые постоянно смотрели новости на первом канале. Для меня слово новости всегда было очень холодным и отпугивающе загадочным. А еще сине-белым.

- Зачем вы смотрите новости? – спрашивала я у них.
- Чтобы знать, что происходит.
- А зачем вам знать, что происходит?
- Мало ли случилась какая-то беда, а мы сможем чем-то помочь.

Такой ответ поразил меня глупостью. Кажется, они особенно над ним не раздумывали, потому что своими вопросами я их вечно отвлекала от новостей. Но в этот раз новости были особенные: рассказывали про крушение самолета, в котором умерла их коллега по работе. Я всегда считала ее некрасивой, потому что у нее была короткая стрижка, и звали ее противно – Оксана.

- Доченька, ты помнишь Оксану? Сидела в одном кабинете с Надей, которая тебя постоянно водит в Детский Мир.
- Это такая некрасивая?
- Нет больше некрасивой.

Все детство я очень хотела стать психологом. Я подсовывала родителям книжки-руководства по воспитанию детей, выделяла там главное, организовывала семейные собрания в конце дня. Мои книжки они никогда не открывали, а над собраниями смеялись и в основном на них молчали и смотрели новости.
В восьмом классе мы начали серьезно разговаривать о моем будущем. Я согласилась, что психолог много не зарабатывает, поэтому надо выбрать что-то поперспективней. Я только и умела, что писать, поэтому я согласилась быть журналистом. Я согласилась, что математика совершенно не мое, я согласилась, что философы бомжуют. Журналистика – это было рационально.

В девятом классе мама отправила меня на вступительное испытание в Школу Юного Журналиста при МГУ. Шел дождь. Я боялась людей. Я никогда не читала, не слушала и не смотрела новости. Со мной была девочка из моей школы, на класс старше, Тася. Она очень хотела пройти отбор в Школу Юного Журналиста. Я очень хотела пройти в дверь здания, потому что было холодно.

Мы писали сочинение на тему «Человек – существо...». Тему надо было продолжить самим. Я вывела на листке бумаги «Человек – существо глупое» и завела про количество активных нейронов в мозгу. С цитатами Энштейна и воздушными эпиграфами. Закончила заунывной мотивирующей речью. Тася прочла и подписала внизу «аминь». Мне понравилась Тасина шутка.

По дороге к метро Тася взволнованно анализировала. Она сказала, что в моем тексте есть публицистика, а в ее – нет. Я переживала, что у нее достаточно денег на пиво, которое мы сейчас едем пить на Арбат, а у меня – нет.

Мы купили пива и пошли в какой-то дворик. Светило солнце. Мы забрались на детскую лазилку под крышу. Мы размышляли о смысле жизни и о сексе. (Потом нам предлагали познакомиться сидящие внизу мужчины.) Она рассказывала про своего отца. Она рассказывала про Сатанинскую Библию и очень советовала мне почитать. Как-то раз у меня на балконе она сказала, что не верит в справедливый баланс плохого и хорошего, которое происходит в жизни. Я была потрясена. А еще она дала мне почитать свою рецензию на «Удушье» и «Так говорил Заратустра». Мне очень понравилась ее рецензия. Там были эпиграфы. Мне очень понравились эпиграфы, и с тех пор я их везде пихала.

Тася прошла на очное, я на очно-заочное. Она очень просила меня договориться перевестись, потому что это было как два пальца об асфальт. Она занималась каждую среду. Я не перевелась. Я занималась одно воскресенье в месяц.
На лекциях всегда хотелось спать, потому что это было воскресенье. Удачным было то воскресенье, в которое просто хотелось спать, а голова не раскалывалась с похмелья. Я включала диктофон и засыпала. Я никогда не слушала записи на диктофоне.

К семинарам я чуть-чуть просыпалась. У нас было два предмета. Сначала нам рассказывали историю радио, потом тестировали на знание территориальных особенностей арабского мира.
Когда я уходила, ко мне иногда привязывались всякие девочки с болтовней ни о чем. Я ни с кем не дружила.

Однажды нам дали задание разработать концепцию своего радио. Оно привело меня в ужас, как и вся эта журналистика. Оно очень долго меня мучило, а потом мы сделали это вместе с моими знакомыми, пока кушали в кафе. На семинаре с нас спросили задание. Я молчала. Мы должны были прислать его на почту, но прислал только один мальчик. Еще один сказал, что у него все готово, но он не отправил заранее. Ему предложили остаться после семинара и все презентовать. Оба мальчика остались разбирать свои работы, им предложили перевестись на очное. Я молчала.

Во втором полугодии десятого класса я узнала, что моя подруга Даша идет на подготовительные курсы журфака МГУ. Мне вдруг показалось, что я отошла от ужаса ШЮЖа за полгода, и решила пойти тоже. Я пришла к маме в спальню и сказала: «Мама, я хочу пойти на подготовительные курсы на журфак МГУ. Даша тоже идет. Нужно тридцать тысяч.» Мама очень обрадовалась и все оплатила на следующий день. Папа обрадовался уже не очень. Теперь он думал, что я должна стать учителем, что меня спасут только языки, что журналистика – опасно, продажно и раз на раз не приходится. Мама думала, что быть учителем мне не следует, ведь она сама была учителем. Еще она думала, что помимо журфака мне можно пойти учится на актерский. Она всегда хотела стать актрисой. Я не знала, с кем соглашаться. Я хотела пойти на психолога. Учить биологию было поздно. Я оставила все как есть.

Я ничего не читала по литературе, ничего не писала по основам журналистики и ничего не учила по русскому. Я думала, что я посмотрю, как тут все устроено, а на следующий год буду заниматься в полную силу.

***

В одиннадцатом классе я опять пошла на подготовительные курсы журфака МГУ, только не на полгода, а на год, и не взяла русский. Преподавательница по литературе попалась та же самая, преподавательница по основам журналистики опаздывала на сорок минут и давала легкие задания, чтобы нас развлечь. Я ничего не читала по литературе, я писала тексты по основам журналистики, которые всегда оценивали одинаково нормально и никогда не объясняли причин. Но в основном я прогуливала курсы с моей новой подругой Настей в Ит-Энд-Токе или за алкоголем в суши барах.

Когда мы с Настей познакомились, мы сразу прогуляли пару и пошли в Макдональдс. Было холодно, мы пили кофе и говорили о том, что надо съезжать от родителей. Мы обдумывали, как бы успевать работать и учиться. Разумеется, на бюджете. Еще у нее был парень-негр, она его очень любила, а он ее нет. Мы сидели в Ит-Энд-Токе, проходили всякие психологические тесты, обсуждали ее парня-негра, обсуждали работу, обсуждали книгу, которую вместе хотели написать. Книга называлась «Сон антилопы». Она была про то, что все не то, чем кажется.

Спустя время знакомый моих родителей предложил мне и моим подругам быть журналистами на выставке «Радуга детства». Я взяла с собой Настю и Полину, и мы пошли работать журналистами. Полина была еврейкой, носила очки и гадала нам с Настей на картах.

Выставка длилась четыре дня, Настя брала интервью у серьезных мужчин, Полина писала про встречи и события. Я каждый день ровно в шесть вечера заходила в кабинет на собрание представителей клубов поддержки семей, детей и всего такого прочего. Я слушала очень много терминов, рекламы, обиняков в сторону государства, слушала пьяного юриста. Я до сих пор не поняла, зачем проходили эти собрания. У Насти с Полиной каждый день выходили статьи. У меня вышла одна статья про собрание представителей клубов в конце выставки.

После рабочего дня мы с Настей ехали ко мне. Я разговаривала с ее отцом как будто я мать ее подруги, и у нас все в порядке. Мы пили водку, обсуждали политику и секс. Все говорили со мной о сексе, а я ведь даже им не занималась. Она рассказала мне про случай, как ее одноклассник начал ебать младшеклассницу в зад, а потом вытащил хер, и он был в дерьме. Еще с ней учился мальчик по фамилии Пак. Он клялся взорвать школу через несколько лет и выпрашивал у всех булавки.

Настя очень любила политического деятеля Минаева и писала ему стихи. Она немного водилась со всей этой тусовкой политических деятелей. Я никого не знала, но ее стихи были очень забавными. Она зачитывала мне их, когда совсем уже окончательно напилась, и язык ее совсем не слушался. Вдруг она решила, что ей нужен еще алкоголь. Мы пошли в подвальчик за водкой. По пути она вдруг вздумала перебежать шоссе. Мы перебежали шоссе. В очереди у подвальчика мы познакомились с мужчинами. Они услышали наши разговоры про работу и сказали, что могут помочь. Они были из Коммерсанта. Они дали нам визитку с рекламой пылесосов, а на обратной стороне был написан ручкой номер.

Дома Настя закончила поэтический вечер и пошла в ванную. Она мылась с открытой дверью и предлагала мне лесбийский секс. Я отказалась.

Она вышла из ванной и надела на голое тело клетчатую рубашку своего парня-негра. У нее были длинные, темные, волнистые, растрепанные волосы и очень красивые ноги. Мы легли спать.
Наутро я увидела, что Настя заблевала белый плед. Но мы опаздывали на работу, а потому насрали на блевотину, взяли остатки водки и поехали на выставку «Радуга детства».

На следующий день к нам с утра приехала Полина. Было одиннадцать часов. Полина привезла Беленькую и помойный ликер. Я познакомила их со своими одноклассниками-наркоманами.

В последний рабочий день я сидела на собрании представителей клубов поддержки семей и детей, а Полина присылала мне записи саунд-чека Валентина Стрыкало. Я должна была пойти на концерт с другом из детского лагеря и нашими украинскими вожатыми, которые приехали к нему погостить. Мы с ним вместе покупали билеты.

Я опаздывала. Я не помнила как идти. Было темно. Шел дождь. Друзья уже были в клубе, а связи там нет. С горем пополам я добралась. Охранники изъяли у меня водку. Денег не было. Я пошаталась по клубу в поисках друзей – безуспешное. Я пошла поссать. В туалете я увидела Полину. Мы друг другу очень обрадовались, пересекаться мы не планировали. Она познакомила меня со своими друзьями-фотографами. Они тут были бесплатно чтобы фотографировать Каплана. После концерта они провели меня за кулисы. Один из парней должен был срочно уехать, и я помогала фотографировать Каплана вместо него. Потом мы разъехались. Денег не было.

***

Однажды мне позвонил незнакомый номер. Человек представился Максом. Он позвал меня в То-да-се выпить. Он был с моими одноклассниками-наркоманами. Я поехала.

Оказалось, что это был тот самый Макс, с которым мы валялись на потрепанном диванчике, пока ребята на репбазе играли Song 2. Потом он называл меня уебищем. Теперь он платит за мой коктейль. Мы говорили о моей теории эгоизма и о сексе. Я говорила, что я презираю людей, которые презирают шлюх и блядей. «Чем плохо быть шлюхой? Почему нельзя делать то, что нравится? Кто придумал, что у бабы должен быть один мужик на всю жизнь?» Макс ухмылялся своей обычной ухмылочкой.

Потом он позвонил еще. Мы встретились после репетиции спектакля.

Я играла в школьном спектакле сумасшедшую старуху. Я бегала по сцене в белом платье и кричала, что хочу замуж. И все это по-испански – у нас в школе ставят испанские спектакли для международного конкурса. Победители от страны едут в какую-нибудь заграницу, где проходит сам фестиваль. Режиссер мне казалась очень интересной женщиной. У меня вообще тогда был список интересных людей, с которыми я должна пообщаться.

В школьный театр все хотели попасть, поэтому был целый кастинг чтобы пройти туда. И на каждую роль теперь было по два состава (кроме моей). Но так было только последние два года. До этого режиссер сама примечала людей, хотя приходить пробоваться все равно разрешалось всем. В итоге она набирала компанию любимчиков, и они играли во всех спектаклях до тех пор, пока не вырастали из регламента. Сначала была труппа с ее дочкой и ее друзьями, потом с другими ребятами, потом – с Сашей, Денисом и Максом. Саша был тем мальчиком, который понравился мне в восьмом классе. В восьмом классе мне очень захотелось попасть в школьный театр.

Я попала в школьный театр в одиннадцатом. В десятом я тоже ходила на кастинг, всем понравилась, но оказалась недостаточно милой для роли романтичной учительницы. Я играла сумасшедшую старуху. И в этом всем была какая-то чертова невыразимая магия.

Режиссер – Елена Юльяновна – очень хорошо общалась со всеми своими бывшими актерами, устраивала даже встречи каждый год и много нам про них рассказывала. Мне очень нравилось, когда она рассказывала мне про спектакль времен Саши, Дениса и Макса. Еще мне нравилось, что она курила. Мне все казалось, что в ее лице я найду себе лучшего друга, и однажды я смогу ей высказать все-все, что чувствую, и она поймет меня, и заменит мне мать. Она предлагала мне помощь, чтобы я могла поступить во МХАТ. МХАТ было слишком нерациональным. Я ничего ей не рассказывала.

Елена Юльяновна звонила Максу, пока мы завершали вечер на лавке во дворе недалеко от школы. Она хотела отвадить его от бутылки, социализировать и сотворить с ним прочие гадости. Предлагала играть в новом спектакле. Макс картинно кривлялся, изображая ее болтливость, и на все соглашался, но все откладывал.

Насколько я знала от Макса, у Макса все было в порядке. Он учился, работал у того-самого-Минаева на свежевышедшем канале Контр-тв и даже написал книгу, которую «никому не показывал, но мне обязательно пришлет почитать». Надо сказать, эту книгу я жду до сих пор.

Макс светился успехом, что на первой встрече, что на второй. Что на первой встрече, что на второй, мы сидели в То-да-се и закидывались дешевым пойлом.

- Давай поговорим о политике! Как ты считаешь, что Россию в будущем ждет? Все эти глобальные процессы, что ты о них думаешь?

Я растерянно смотрела в одну точку. Настя, Макс, эти люди знали намного больше меня. Партии, имена, должности, государственное устройство, оппозиция, нашисты, пропутинцы. Кто такие эти чертовы пропутинцы? Это которые за или которые против? Я ни хрена не понимала.

Я даже познакомила Макса и Настю. Он приезжал к нам в Ит-энд-ток. Обещал устроить нас на работу к Минаеву. Сказал, что они на короткой ноге, и даже один раз знатно побухали вместе. И что Минаев сказал ему звонить в любое время. Еще рассказывал, что заработал своей девушке на подарок-айпод. В это время размахивая у нас перед носом цветной (!) нокией.

Но потом об этом знакомстве я пожалела. Мне, конечно, смотреть на все происходящее посчастливилось через пелену равнодушия, но я считала это своим непременным минусом и всячески старалась пелену растерзать. Дело в том, что Макс постоянно сравнивал меня и Настю как профессионалов! Нет, вы представляете, «на работу возьмут только одну»! И, понятное дело, Настю. Мало того, что она меня активнее в сто раз, разбирается во всем лучше некуда, так еще и красивее, и выглядит старше.

Один раз Макс сказал, что я хорошо одета, а потом меня приобнял. Я очень удивилась. Я все это время вообще не понимала, почему он зовет меня пить. Я интересный собеседник? Едва ли. Я мертвый собеседник. Я привлекательная девушка? Одна сплетница, завсегдатая другого нашего районного кафе Кофе Хауз, его одноклассница, как-то рассказала, что у него есть план переспать со всеми красивыми девушками из школы. Но я скорее интересный собеседник, чем привлекательная девушка.

Мы сидели у барной стойки и говорили о философии. Это была единственная тема, где я могла высказаться без предварительного набора ученой информации и которая меня действительно интересовала.

- Ты был прав, - говорю, - когда тогда, в восьмом классе, сказал мне, что Бог – это глупости, а жить надо ради удовольствия.

- Когда это я тебе сказал?

- Ну, помнишь, я лежала на диванчике во время урока и слушала свой фиолетовый плеер, а ты плюхнулся рядом и начал оскорблять нас с Иисусом. А потом советовал мне прочитать Сатанинскую библию.

- Что-то не припомню.

- Еще сказал, «если Бог есть, пусть он убьет электричеством летящего голубя». Ну не важно. В общем, ты прав, но теперь вопрос в другом – как определить, что приносит большее удовольствие, а что меньшее. Ведь получается, что иногда приходится жертвовать одним удовольствием ради другого, понимаешь? Постоянно держать какой-то баланс удовольствий. И я пока не очень понимаю, как.

Макс ухмыльнулся и что-то начал поддакивать, а потом превратил разговор в бесконечные рассказы про своих одноклассников и девушку, а так же их родителей, про покер и деньги, и я снова погрузилась в свою любимую пелену нирваны. И все-таки что-то не давало мне покоя. Вроде бы один раз он упомянул, что проводит исследование, и это связано с женским мышлением. Может, я просто подопытный кролик?

В кои-то веки я сидела на паре по литературе, как мне пришла смс-ка. Макс звал меня куда-то сходить, на этот раз не в То-да-се и даже не в Ит-энд-ток. Местечко типа хорошей пиццерии. Я сорвалась с едва начавшейся пары, восхищенная чувством внезапности, которая хоть немного выводила меня из моего пусть и защитного, но совсем уж безрадостного кокона. Да и никто меня никогда не звал сходить в кафе, тем более вот так вот уверенно и неожиданно. Мы снова пили вино и говорили обо всяком.

- Я обязательно назову своего сына Сашей.

- Ахаха, это на тебя так Сашка наш повлиял? Ну-ну!

После кафе Макс вызвал такси, чтобы я могла быть дома вовремя. Никто никогда не вызывал мне такси.

Мы уже были на месте, как он предложил сходить в еще одно заведение неподалеку. Я сказала, что не могу, потому что мама уже ругается. Он сказал, что готов поспорить со мной на пять тысяч рублей, что меня дома никто не наругает, если я посижу с ним еще часок-другой. «Вот дурак», - подумала я и, разумеется, пошла с ним сидеть еще часок-другой.

- Я тут поняла, что мне очень нужен духовный наставник. Не могу больше так жить совсем.

- Ахаха, ну это точно не я.

Дома на меня накричали, и пять тысяч сейчас где-то мирно покуривают папироску вместе с максовой книгой. Оказалось еще, что они уезжают, и я Максу тут же об этом сообщила.

На другой день вечером он уже звонил мне в дверь. Он был в чудовищно чистых белых носках, я на них тупо уставилась. Зачем человеку такие белые носки? «Блядь!» - вступил Макс носком в грязь.

Он принес на флешке фильмы с Джейсом Бондом и вискарь. Но сначала мы сели смотреть Контр-тв. Потом он показал мне любимую песню Минаева – Wisdom группы The Guggenheim Grotto. А я ему показывала свои любимые песни – группу The Pierces; Sex, drugs and dirty money Slaughterhouse и Placebo. Ему очень понравилась Post blue.

Должна была еще прийти моя подруга Саша. Она один раз сидела со мной и Максом в То-да-се, и они поспорили: кто первый доведет другого до подавленного состояния/слез в процессе диалога, должен расстаться с девушкой/молодым человеком. Я все эти манипуляторные штуки совершенно не любила, наверное потому, что манипулировать не умела, а может не поэтому. Саша с Максом в оба горла меня переубеждали, что манипулировать людьми очень весело. Саша, как и Настя, тоже была активной.

В этот раз они меня как будто немножко заразили своей энергией, и я решила поиграть во властителя душ. Саше я рассказала все, что знаю о Максе, и наоборот, и каждый думал, что я за него. Когда Саша пришла, действо напоминало кино. Макс что-то напел ей про одиночество и вторую роль в отношениях и многозначительно мне подмигнул, пока она не видит. Саша парировала на тему его усталости от жизни женатика, но невозможности не исполнить данные обещания. И внимательно посмотрела на меня, пока он не видит.

Но спор продолжался недолго, и никто не проиграл. «Мы же взрослые люди, мы понимаем, что все это глупости и никто ни с кем расставаться не будет», - сказали они, и Саша ушла домой. Я очень расстроилась.

Я была уже сильно пьяна, когда Макс попытался заставить меня смотреть фильм с Джеймсом Бондом. Поэтому мы сели играть в карты черт знает на что, вроде, на желания, которые никто никогда не исполнял. Потом он включил все-таки фильм, но не с Джеймсом Бондом, а с Дином Мориарти. Но я была уже пьяна в стелечку и не могла воспринимать информацию. Я только слышала песню путешественников в кузове: «У меня девченка хоть кудаа, шестнадцать лееет, никого на свете краше ее нет…».

Макс что-то завел про дух рок-н-ролла и начал ко мне приставать. Я рассмеялась. Он был похож на клеща. Но он все не отлипал. Я подумала, что ничего такого не произойдет, если мы поцелуемся, может хоть отстанет. Он пообещал об этом никому не рассказывать.

- Вот вы все говорите, что любите секс, наркотики и рок-н-ролл! Так ты подумай, что это под собой подразумевает!

- Ты правда думаешь, что я ничего с тобой не хочу из-за высоких моральных принципов? Просто ты мне физически противен.

- То есть ты делаешь мне одолжение?

- Да.

Макса это ничуть не смутило. Мы продолжили целоваться, и еще он трогал меня за грудь. Трахаться, конечно, с ним никто не подумал, но произошедшее мне все равно показалось наутро лишним. Я заперла его в квартире и пошла в школу писать пробный ЕГЭ по математике.

Когда я вернулась, он все еще спал, что меня разозлило. Но еще больше меня разозлило, что он не хотел уходить и лез обниматься. До меня ведь уже дошло, что по всей видимости ему отчасти удалось мной поманипулировать. Я – привлекательная девушка. До сих пор смешно.

Как только мне наконец удалось вытолкать Макса, ко мне пришли мои одноклассницы, и мы устроили прехорошенькую попоечку.

***

Мои одноклассницы очень усердно готовились к ЕГЭ. Я правда очень старалась усердно готовиться тоже, но у меня никак не выходило. У меня даже репетиторы были, и все меня хвалили, а сдала я все равно хуево.

И нет, не потому что я пролежала в больнице из-за анемии и прочей дряни основные сроки экзамена, не потому что я влюбилась в парнишу на год младше и у нас завязался роман – просто сдала хуево.

В МГУ на вступительном я набрала среднее количество баллов, в ВШЭ – достаточно высокое. Я выбрала ВШЭ. Там люди были приятные.

Мама хотела увезти меня в Рязань на неделю, и мы решили наведаться в ВУЗ, чтобы узнать, когда будет известен список зачисленных. Девочка из приемной комиссии заверила нас, что если мы попадаем под какую-либо скидку, это есть гарантированное поступление, и мы можем со спокойной душой укатывать в свою Рязань.

Когда мы вернулись, оказалось, что девочка из приемной комиссии – гребаная тупица. В списках меня не было, на филологический факультет меня отдавать не хотели, а документы других ВУЗов я благополучно отправила на помойку.

«Ничего, год поучусь, а потом перепоступлю, но зато на бюджет!» - говорила я ревущей маме. Отец исторгал проклятия по телефону, кричал, что дома я сидеть не буду, что обязательно пойду работать, что нахлебники ему не нужны. Он так каждый раз кричит. А бывает и того хуже.

Однажды ребята с кружка вокала позвали меня петь на концерте в их группе. Ну как группе – играл на гитаре и пел только Илья, а его друг Дима просто был моральной поддержкой. Все фонограммы были записаны самим же Ильей, а жанр представлял из себя смесь поп-рока, эстрады и дерьма.

От любви петь и петь, наконец, не старперскую русскую классику или там детские песенки, я согласилась. Мне очень нравилась романтика наших двух ночных репетиций (которая пропадала, как только мы начинали играть).

День выступления был очень сложным. С утра я должна была написать контрольную по английскому, потом поехать в первый раз на бесплатные курсы в МГИМО, преподавателю которых меня как журналиста расхвалил мой одноклассник, а уже потом – на концерт, еле успевая непосредственно к нашему выходу.

С английского я попыталась отпроситься пораньше, но из-за контрольной все равно не успела уйти вовремя. У меня не было номера моего одноклассника, я не написала работы для МГИМО и даже забыла взять свои старые тексты, а потому, попереживав, решила никуда не ехать. В раздевалке я встретила своего парня. У него был еще один урок. Он наврал учительнице, что ему надо переписывать контрольную по алгебре, отпросился, и мы пошли сидеть в Кофе Хауз.

В этот день вечером в школе была какая-то дискотека, поэтому вечером я поехала на концерт, а он пошел на дискотеку. Хотя, если честно, мне было все равно, куда он пошел.

На концерт я все равно опаздывала, было темно, я вышла на станции метро Таганская. Мне ничего не хотелось, я даже не волновалась. Дима меня встретил, и мы пошли к клубу. Охранник потребовал документы, подтверждающие то, что мне есть 18. Но 18ти мне не было, и даже 17ти, однако Дима лихо наврал, что я только что откуда-то прилетела, что мой паспорт сейчас в какой-то конторе, где делают визы, и сказал, что меня никак нельзя не пускать, ведь я вокалистка.

В клубе было много молодых реп-исполнителей. То есть, кроме реп-исполнителей там никого и не было, за исключением нас. Мы вышли на сцену, я старалась быть активной и двигаться, но все равно топталась на одном месте, и у меня очень тряслись ноги. Кто-то крикнул «Хватит уже» песне на третьей. Другие выскочку угомонили. В целом, нам хлопали и даже стали танцевать на одной медленной песне.

Когда мы закончили, времени было где-то пол одиннадцатого, и я уже думала ехать домой. Маме по телефону я, правда, сказала, что мы еще не выступали, потому что мне не нравился ее контроль. Пусть я лучше приеду раньше, чем она будет названивать. Своему парню мне не удалось ответить - в клубе была очень плохая связь.

Илья и Дима предложили мне выпить. Желания пить у меня не было, но я все равно пошла. Бар был в другом зале. Там играли жесткий рок. Они выпили по стакану виски-колы и куда-то ушли. Я сидела за барной стойкой, слушала жесткий рок и пила. Виски-кола, текила, виски-кола, текила. Прошло какое-то время. Я решила найти Илью и Диму.

Они сидели в нашем зале и смотрели запись с выступления. Я попросила показать мне тоже. Я почувствовала, что земля очень сильно крутится. Музыка била по ушам, запись концерта я почти не слышала и с трудом видела.

Потом я оказалась на полу в туалете. Я блевала, мое черное платье было задрано по пояс, в дверь дико стучались. Дима ласково предлагал мне открыть. Я не могла открыть, пока не смою это дерьмо.

Я с трудом дотянулась рукой до засова. Дима зашел и начал вытирать мне слегка перепачканную одежду. Он умыл меня, и мы вышли под взоры человек десяти. Там был и охранник. «Я предупреждал, что несовершеннолетним нельзя!», - сказал охранник. «Да есть ей 18, просто девочка давно не пила, не рассчитала», - сказал Дима. Когда мы выходили из клуба, я упала и ударилась головой об стеклянный стол, чудом не разбив его и себя. Ребята тащили меня на руках к метро.

Мы зашли в Япошу влить в меня кофе. Илье на телефон начал названивать мой отец. «Тебе 21 год, а в голове пиздец творится, ты обещал, что моя дочь будет дома в час, уже два, какого хуя, я тебя спрашиваю!». Мне стало легче, мы вышли на улицу. Ребята жрали беляши, а я вдыхала как можно больше воздуха. Потом мы вызвали такси, и в половину третьего я была дома.

Наутро было 23 февраля, сначала мне нужно было на репетицию спектакля, а потом мы договорились с моим парнем сходить в кино. Отец сказал, что мои перспективы в жизни – подставлять жопу хачам за жилье. Я пошла на репетицию.

Когда мы уже встретились с парнем, отец позвонил, сказал, что запрещает мне идти с какими-то хуями в кино и обозвал шлюхой. Я расплакалась, мой парень обнял меня и сказал, что я не шлюха. Я пошла домой.

Вот и сейчас отец неистово матерился и всячески охаратеризовывал меня как личность, но теперь мой парень был в Англии и положил на меня хуй, поэтому я улыбалась и пыталась сама успокоить плачущую маму. «Тебе что, совсем плевать на свою жизнь?!» - кричала она. Я не знала ответа на этот вопрос.

По дороге от ВУЗа к офису она рассыпала яблоки. Какого черта у нее с собой были яблоки, я не знаю, но эта сцена очень напомнила мне Аннушку и масло из Булгакова. Не знаю, было ли там трагическое продолжение, но трагедия в воздухе витала точно.

В офисе она зашла на сайт МГУ, позвонила в приемную комиссию, и мы отправились прямиком туда. Все сроки прошли, нужных бумаг у меня не было, но мама сказала, что у нее есть возможность оплатить обучение прямо сегодня, и нам оформили договор. Так я стала студенткой журфака МГУ.

***

Мы сидели в самой большой аудитории 201. День выдачи студенческих билетов. Кто-то был наряжен, как на выпускной, кто-то нет, но настроение торжественности точно царствовало в этом месте и всячески меня угнетало. Рядом были Настя и Полина. Они тоже поступили на контракт. Все очень радовались и фотографировали свои студенческие. Мне хотелось умереть. Я строчила сообщения своему парню, но он ни хрена не понимал, почему я себя плохо чувствую и чем мне не угодил журфак. «Ты просто все отрицаешь, как ребенок. Назови мне хоть одну рациональную причину своих переживаний», - говорил он.

Среди своих старых и новых знакомых я теперь получила прозвище «Боль».

На парах я только и делала, что переписывалась со своим парнем. Все люди были очень глупыми, он так говорил, и я перестала с ними общаться. Он мне подолгу не отвечал, но я все равно не выпускала телефон из рук, описывая ему на суд все происходящее в моей жизни.

Он готовился к поступлению на юрфак, и я захотела поступить на юрфак вместе с ним, другого смысла в своей жизни я найти не могла. Сначала он согласился и пообещал мне помочь с подготовкой. Но каждый раз, когда мы заводили разговор на эту тему, мне вновь приходилось его уговаривать разрешить мне поступать вместе с ним.

«Я хочу, чтобы у нас были разные образования», - говорил он сначала. Как-то раз мы гуляли, зашли в книжный, и я решила купить себе немного пособий по обществознанию и истории. Я уже закончила одно пособие по истории, на которое тратила все свое время. На парах вместо лекций по литературе я решала тесты с учебных сайтов, в метро читала ученики, каждую секундочку своей жизни я наконец-то трудилась. Но у нас было мало денег, ведь я копила на совместную летнюю поездку куда-нибудь, поэтому было решено, что я куплю себе только один сборник, а мой парень не смог добавить мне денег, потому что ему тоже надо было что-то купить.

– Конечно, покупай лучше себе, ведь какой будет смысл, если я поступлю, а ты нет.

– Подожди, то есть ты хочешь поступать из-за меня, а не потому, что тебе интересно? – злобно спросил он.

– Ну, естественно, я считаю правильным туда поступить, и это мне интересно, но ты тоже являешься причиной.

– Нет, я тебе сказал, ты хочешь поступать из-за меня? Отвечай на поставленный вопрос.

– Нет, я хочу поступать не из-за тебя.

– Нет, ты хочешь поступать из-за меня! Я тебе запрещаю, поняла меня? Тебе ясно?

Я начала готовиться тайком от него. Но все равно иногда проговаривалась. Тогда он кричал на меня, а потом переставал со мной разговаривать.

Однажды я посмотрела фильм Стена по одноименному альбому Пинк Флойд и решила выпрыгнуть из окна. Я сидела на подоконнике, телефон проигрывал Comfortably Numb. Я не смогла даже убить себя.

Я захлебывалась в истериках, похудела на семь килограммов, у меня начали выпадать волосы. Каждый раз, когда мама возвращалась из Рязани и смотрела на меня свежим взглядом, она начинала плакать. Я улыбалась и успокаивала ее.

Как-то раз, ночью, в порыве очередной истерики я названивала своему парню, но он уже спал и не брал трубку. Тогда я написала Насте. На следующее утро вместо института я отправилась на станцию метро Профсоюзная.

На деньги, которые я копила на совместную летнюю поездку куда-нибудь, мы с Настей купили водку и хлеб. И принялись неистово бухать.

Я нажралась как скотина и отрубилась, а Настя решила заняться благотворительной деятельностью и застрочила моему парню. Он приехал за мной на Профсоюзную.

До метро он вел меня, сильно схватив за руку, всю дорогу пеной исходился, что пропустил из-за меня курсы, и, как только мы доехали до дома, сразу же развернулся и уехал к себе.

Бросил он меня в мае, перед сессией, я забухала, но почти все экзамены равно сдала. Я не появлялась в стенах университета без бутылки красного и зачитывалась Ерофеевым вместо Сказаний о Борисе и Глебе. Я очень надеялась вылететь с чертова журфака, но номер не прошел.

В ночь моего восемнадцатилетия я поехала к Насте на Профсоюзную готовиться к экономике. С утра я купила две бутылки сангрии для моих одногруппников. Экономику я сдала на два, одногруппников собрать не удалось, они подарили мне еще одну бутылку вина, большущий букет цветов и огроменный том Ницше. В моей сумке была еще целая куча книг по экономике, и я не знаю, каким чудом я добралась до дома со всем этим хламом. Светило проклятое солнце, я слушала Чичерину, сангрия и охренеть сколько времени без сна сделали меня совершенно расслабленной.

Когда я зашла домой, меня ждал подарок от родителей – маленький белый котенок. Он был маленький, как комочек снега, как пуля пневматического пистолета, как мое самосознание. Я расплакалась и легла спать.

***

В июне я бухала, в июле проходила стажировку на Москве 24 и бухала, в августе работала вожатой и бухала. У меня дома побывал весь район, я побывала во всех барах Москвы и повалялась около каждой помойки, я нашла себе новых друзей, нашла музыкальную группу, которая согласилась играть мои тринадцатилетние стихи про суицид. Сейчас я учусь на втором курсе журфака МГУ. Я считаю, что журналист – это очень важная профессия, четвертая власть, определяющее звено общественного сознания. Поэтому я хочу стать журналистом.

Дата добавления: 2015-09-29