ПРОНЬКО: Добрый вечер, дамы и господа, у микрофона Юрий Пронько, на волнах радиостанции «Финам FM» ежедневная программа «Сухой остаток». Тема нашего сегодняшнего разговора – «Инфляция по-русски.

ПРОНЬКО: Добрый вечер, дамы и господа, у микрофона Юрий Пронько, на волнах радиостанции «Финам FM» ежедневная программа «Сухой остаток». Тема нашего сегодняшнего разговора – «Инфляция по-русски. Есть ли гарантия от новых потрясений?». И мой компетентный гость – Владислав Иноземцев, директор Центра исследований постиндустриального общества, главный редактор журнала «Свободная мысль»… Владислав, рад видеть, добрый вечер.

ИНОЗЕМЦЕВ: Добрый вечер.

ПРОНЬКО: На самом ли деле инфляция может быть скоррелирована с теми социальными процессами, которые мы наблюдаем на Ближнем Востоке, в Северной Африке? И возможны ли такие потрясения в России? Неужели это первопричина?

ИНОЗЕМЦЕВ: Нет, во-первых, обращаясь к событиям в Северной Африке, конечно, хочу сказать, что инфляция там – не первопричина. Да, имели место голодные бунты, но они случались еще и в 2008 году, когда продовольственные цены находились на своих исторических максимумах. Я думаю, то, что сегодня мы видим в Северной Африке, не имеет отношения к инфляции, и, в общем и целом, имеет не слишком прямое отношение к экономике. Это, конечно…

ПРОНЬКО: Это все-таки политика?

ИНОЗЕМЦЕВ: Это реакция на слишком большую зарегулированность, в том числе политической и экономической жизни. Потому что, учитывая особенности развития Египта, Туниса, Ливии, нужно отметить, что это страны, в которых население очень быстро росло, в которых очень высока доля молодого населения, существуют громадные проблемы безработицы, существует огромное неравенство, существует прекрасное понимание того, кому идут основные деньги – либо от туризма, как в Египте, либо от нефти, как в Ливии. И я думаю, что, конечно, власть просто в какой-то мере сама спровоцировала эти выступления в какой-то мере – излишним вмешательством и излишней регламентацией всего и вся, что можно было регламентировать и во что можно было вмешиваться.

ПРОНЬКО: А можно ли эти события экстраполировать на российскую почву?

ИНОЗЕМЦЕВ: Мне кажется, нет. Понимаете, можно – только в очень большом приближении, и я не думаю, что такая экстраполяция способна что-то дать для объяснения российской ситуации.

Дело в том, что как бы мы не относились к тому экономическому и политическому режиму, который установился в двухтысячные годы, все-таки благосостояние россиян в последние года росло. Более того, в отличие от Ливии или Египта, оно росло в значительной мере быстрее, чем должно было бы расти. Вот в случае с Египтом мы видим, что уровни доходов большей части населения росли медленнее, чем ВВП. В России же на протяжении многих лет мы видели, что уровни доходов, зарплаты, социальные выплаты – они росли быстрее роста ВВП. Фактически в России государство перераспределяло огромные средства, те выгоды, которые имели место от нефти, в пользу среднего класса, безусловно, обогащая при этом чиновников и олигархов.

ПРОНЬКО: То есть, это такой не политизированный взгляд, а реакция на ту реальность, которая была.

ИНОЗЕМЦЕВ: Вы имеет в виду где?

ПРОНЬКО: То, что рост доходов в России шел в динамике все последние годы.

ИНОЗЕМЦЕВ: Да, он, безусловно, шел. Даже в кризис доходы пенсионеров и государственных служащих продолжали расти.

Поэтому мне кажется, что единственное сходство, которое может быть между Россией и государствами Северной Африки, это сходство, связанное с, опять-таки, безумной регламентацией, происходящей и у нас.

То есть, на самом деле, если государство будет и дальше мелочно вмешиваться в дела граждан, если оно будет…

ПРОНЬКО: Что вы имеете в виду?

ИНОЗЕМЦЕВ: Я имею в виду безумную бюрократизацию, огромное количество бумажек, огромное количество разрешений, согласований, и так далее. Вот этот момент, конечно, вызывает определенную напряженность. И будет вызывать. Неправовые действия, постоянные нарушения закона, по мелочам на самом деле, это, так или иначе, будет задевать граждан, и, как следствие, могут появиться серьезные протестные настроения. Но все-таки говорить о каком-то тотальном сходстве я бы категорически не стал. Ситуации очень разные. Опять-таки, в Северной Африке мы видим диктаторские режимы на протяжении десятилетий, мы видим, насколько отличается положение, допустим, тех же самых египтян и тунисцев от положения туристов, которые приезжают туда. Это, безусловно, рефлексируется гражданами. Россия в этом отношении – несоизмеримо более свободная страна для россиян, чем Египет для егитптян. Поэтому я думаю, что повторение такого рода событий невозможно.

ПРОНЬКО: Но все-таки – действительно, вернемся к инфляции – у нас есть свои такие традиционные, я бы сказал, векторы инфляционного витка. И в связи с этим я хочу понять: насколько действительно инфляция может влиять на внутриэкономическую, внутриполитическую ситуацию в российском государстве?

ИНОЗЕМЦЕВ: Давайте еще раз вернемся, чтобы закрыть эту тему.

ПРОНЬКО: Да.

ИНОЗЕМЦЕВ: Инфляция не была главной проблемой в Египте и не была главной проблемой в Тунисе. Восстание в Тунисе началось с самосожжения торговца, которому не давали торговать овощами и зеленью.

ПРОНЬКО: То есть, вот это первопричина реальная была, да?

ИНОЗЕМЦЕВ: Это был толчок. На арабском Востоке базар, рынок – это вообще, в принципе, стиль жизни городской среды.

ПРОНЬКО: Способ существования.

ИНОЗЕМЦЕВ: Именно. Если люди не могут этим заниматься без ограничений, без лицензий, без разрешений – ну, вы просто нарываетесь на то, что там сейчас происходит. Это действительно тот случай, который запустил этот процесс, чисто как спичка. Поэтому я еще раз хочу сказать: не будем связывать инфляцию с событиями в Северной Африке. Это разные вещи.

Инфляция, на самом деле, как показывает практика и история, может быть достаточно высокой и не вызывать социальных потрясений. На мой взгляд, чисто взгляд экономиста, безотносительно эмоций и прочего, инфляция – это позитивный процесс. Что такое инфляция? Это повышение цен. Повышение цен означает, что если вы покупаете товар сегодня, вы заведомо выигрываете против того, чтобы купить его завтра. Да, инфляция имеет определенные минусы, связанные с тем, что у вас нет мотивов инвестировать или если вы хотите получать сверхприбыль от этих инвестиций. Но умеренный рост цен, который всегда существовал в Европе, в Соединенных Штатах Америки, в других развитых странах – это рост цен на 3,4,5 процентов в год, и это совершенно нормальное явление. Оно просто показывает вам, что ваши инвестиции сегодня пойдут в создание продукта, который через два года будет стоить дороже, чем сегодня. Вы фактически имеете некую гарантию того, что этот продукт по нынешней цене будет заведомо продан и, может, будет продан даже более выгодно.

В чем, например, была одна из гигантских проблем Японии в последние двадцать лет? В том, что инфляции не было, была даже дефляция некоторые годы, цены не росли годами и даже снижались.

ПРОНЬКО: Что для России это нечто…

ИНОЗЕМЦЕВ: Это нонсенс, да, удивительно.

ПРОНЬКО: Да.

ИНОЗЕМЦЕВ: Но, опять же, даже для России это существует в ограниченных сегментах рынка. Мы видели на протяжении, допустим, 2008-2010 годов падение цен на недвижимость. Это дефляция в ограниченном рынке.

Поэтому если вы предполагаете, что ваш товар, который вы сегодня можете произвести при определенных издержках, будет стоить завтра дешевле, чем он стоит сегодня, мотив к производству отсутствует, а риски несоразмерно растут.

ПРОНЬКО: То есть, получается, инфляция является тем драйвером, который позволяет заинтересовывать производителя.

ИНОЗЕМЦЕВ: Да. И

инфляция является нормальным состоянием экономики. Она уменьшает номинальные процентные ставки, сводя их к более-менее реальному уровню, она позволяет более четко планировать перспективы.

Проблема не в том, есть инфляция или ее нет, а в том, насколько она прогнозируема. Если, допустим, министерство экономики Российской Федерации в январе месяце выходит и говорит, что инфляция будет 7,5%, и она реально будет 7,5%, тогда нет проблем: будут заложены бюджетные расходы под этот показатель, будут заложены инвестиционные прогнозы в бизнес-планы и так далее. Если оправдается этот прогноз или отклонение от него составит, там, полпроцента, это нормальное явление. Здесь нет ничего страшного.

Поэтому мне кажется, что, опять-таки, инфляция становится проблемой тогда, когда она как раз не прогнозируема.

ПРОНЬКО: Но, по вашему мнению, в России она прогнозируема? С учетом того, что чиновники говорят об определенных уровнях, а по январю мы получаем три процента.

ИНОЗЕМЦЕВ: Да, это была определенная проблема в эти месяцы, и она вызвала очень большое количество комментариев. И, безусловно, это минус для российского правительства. Я не могу сказать, что это, там, «двойка» за экономический курс, отнюдь.

ПРОНЬКО: Но это «тройка».

ИНОЗЕМЦЕВ: Да, это «тройка». На самом деле это происходит по вполне понятным причинам, а именно по тем, что у нас министерство финансов очень плохо производит бюджетное расходование, мы получаем огромный вброс бюджетных денег в декабре…

ПРОНЬКО: Всем это «известно», все к этому «готовятся».

ИНОЗЕМЦЕВ: Да. Поэтому я бы не стал экстраполировать катастрофическую ситуацию в январе на то, что будет в этом году. Проблема, на мой взгляд, заключается в другом.

Дело в том, что инфляция в большинстве стран – она, скажем так, их собственное внутреннее дело. Сейчас я попытаюсь пояснить слушателям, что я имею в виду.

ПРОНЬКО: Чтобы было понятно, да.

ИНОЗЕМЦЕВ: Да. Представим себе, допустим, ситуацию в Европейском Союзе, в той же самой Франции. Я очень часто бываю там с конца девяностых годов и могу наблюдать движение цен. Да, действительно, допустим, парижское метро с 1997 года по 2010 год подорожало где-то с одного евро десяти центов до одного евро сорока пяти центов. Приблизительно то же самое происходит по основным, базовым продуктам. Это соответствует росту цен на 2,5-3%. В этой ситуации гражданам и производителям во Франции абсолютно неинтересны внешние факторы. Им неинтересно, сколько стоит доллар, укрепляется ли юань…

ПРОНЬКО: Где там Россия…

ИНОЗЕМЦЕВ: Да. Европа – это более-менее замкнутая хозяйственная система. Предприниматели, работающие в этой среде, прекрасно понимают, как функционирует их экономика. Да, безусловно, допустим, сильный евро влияет на экспортеров. Но, сильный он или слабый, на внутреннем рынке это никому не важно.

Каков курс доллара по отношению к евро или к австралийскому доллару, большинство американцев просто не знают. Да, там есть инфляция, долларовые цены растут, иногда растут достаточно быстро. В тех товарах, которые не могут быть, так сказать, делокализованы, допустим, ставки на такси, цены на гостиницы, они растут гораздо быстрее, чем в тех отраслях, которые могут быть делокализованы. Например, условно говоря, джинсы дешевеют, компьютеры дешевеют, мобильные телефоны тоже, а гостиницы дорожают очень быстро.

То есть, здесь возникает определенная динамика в этих процессах.

Что происходит в России, и чем российская инфляция, на мой взгляд, отличается радикально от того, что мы видим в мире? Отличие в том, что российская экономика очень тесно связана с мировой экономикой. Как бы мы не говорили о том, что у нас произошла дедолларизация, на самом деле российская экономика связана с мировой экономикой, с колебаниями валютных курсов исключительно сильно. У нас в больших городах до 60% импортного продовольствия, у нас половина инсталлируемого нового оборудования в промышленном секторе – импортное оборудование, в основном из Европейского союза. Опять-таки, наш экспорт…

ПРОНЬКО: Ну, то есть это связано со структурой экспортно-импортных операций, которые проводит Россия.

ИНОЗЕМЦЕВ: Да, и это связано с тем, что наша инфляция – это не совсем рублевая инфляция. Вот что я хочу сказать.

ПРОНЬКО: Она привносится извне.

ИНОЗЕМЦЕВ: Нет, она не привносится извне – она происходит, скорее, в последнее время изнутри, но притом, что она происходит изнутри, она не может не соизмеряться с тем, что происходит снаружи.

Если мы посмотрим, допустим, на такую страну, как Китай. Да, там тоже есть инфляция, и китайцы обеспокоены тем, что она также усилилась в первые месяцы этого года. Но на сегодняшний день, как бы ни ускорялась китайская инфляция, цены на внутреннем рынке в Китае в разы ниже, чем цены на внутреннем рынке на аналогичные товары в Европе или в Северной Америке.

В России проблема, с которой, я думаю, мы столкнемся очень скоро, заключается в том, что российский рубль удерживается на определенных позициях, даже после девальвации 2008 года он все равно сейчас укрепляется, в последние дни особенно, цены продолжают расти, они подталкиваются определенными обстоятельствами, о которых мы позже поговорим, но, так или иначе, симбиоз этих двух процессов приводит к тому, что наши цены не просто растут – они становятся близкими уже к мировым, сопоставимыми с мировыми и даже выше мировых. И вот здесь

инфляция в России не может быть заторможена. Но насколько такого рода экономика может существовать в условиях доходов, допустим, в три раза ниже, чем в Европе, но при ценах, которые соответствуют европейским?

ПРОНЬКО: То есть, выйти из этой ситуации практически невозможно? Закольцованная система?

ИНОЗЕМЦЕВ: Это сложная система.

ПРОНЬКО: Ты зависишь от экспорта/импорта, ты зависишь от внешних факторов, ты зависишь от тех решений, которые принимаются здесь, и вырваться из этой системы координат невозможно.

ИНОЗЕМЦЕВ: Из нее можно вырваться, на мой взгляд, но посредством решений, которые заведомо не будут здесь приниматься.

ПРОНЬКО: О чем идет речь?

ИНОЗЕМЦЕВ: О валютном курсе. Рубль переукреплен на сегодняшний день.

Смотрите,

правительство на сегодняшний день шаг за шагом действует в направлении повышения тарифов на услуги естественных монополий. Инфляция двухтысячных годов в России совершенна отлична от инфляции девяностых годов. Инфляция девяностых годов была глубоко рыночная.

Мы часто говорим о спирали зарплаты/цены, но на самом деле это не была та спираль, которая действительно раскручивала инфляцию девяностых годов. Инфляция девяностых годов раскручивалась по линии – эмиссия/курс/цены. Фактически значительная часть товаров была импортной, цены на аналогичные российские товары стремились за импортными ценами. Поэтому эмиссия, которая требовалась для покрытия бюджетного дефицита, порождала рост курса, как единственно возможного спасения, а рост курса порождал рост цен. И система воспроизводилась.

Более того, с тех времен российское правительство считает, что для управления инфляцией необходимо в первую очередь снижать денежную массу. На самом деле, если посмотреть на показатели бюджета, денежная масса была очень небольшой. Денежная масса в России в середине девяностых годов составляла порядка 16-17% ВВП. Притом, что, например, сегодня в Китае она составляет 178%. И при этом мы не смогли сдержать инфляцию, а китайцы смогли. По какой причине? По очень простой. Потому что против увеличения денежной массы китайская экономика выставляла все больше и больше товаров, которые потреблялись на эту массу, а единственным товаром, который могли потребить россияне в обмен на увеличивающуюся денежную массу, был зеленый билет доллара.

ПРОНЬКО: Никакой альтернативы не было.

ИНОЗЕМЦЕВ: Не было

Дата добавления: 2015-09-29