- Всем встать, суд идёт! Голос секретарши судебного заседания звучал навязчиво и басисто. Женщина торопливо встала, подавая пример всем остальным делать то же самое. Она ничем не отличалась от

- Всем встать, суд идёт!
Голос секретарши судебного заседания звучал навязчиво и басисто. Женщина торопливо встала, подавая пример всем остальным делать то же самое. Она ничем не отличалась от других людей: высокого роста, среднего возраста, да и плюс к этому, одежда в деловом стиле, что-то по типу блузки и шерстяной юбки. Кучерявые волосы золотистого цвета, голубые глаза и родинка на скуле. Ее лицо было кислым, но многогранным. Эту женщину знал каждый третий из присутствующих в зале суда, так как она работала здесь уже четырнадцать долгих лет. Да и к тому же, маловато секретарей было в этой стране. Они не отличались друг от друга: дамочки, которые наизусть знали все кондиции, законы и лазейки в них, но так и не смогшие добиться места судьи. Хотя, можно заметить тот факт, что они намного лучше знали историю и происхождение прав человека. Намного лучше. Но либо нездоровые стереотипы по поводу карьеры, либо стремление получить всё и сразу свели их к низшей ступени – секретари.
Люди начинают вставать с судебных скамеек. Некоторые из них бросали свой незначительный взгляд на человека, которого судили сегодня.
Это была девушка.
Она сидела в закрытой снаружи клетке. Лицо было очень бледным, без морщин или признаков старения. Её взгляд был очень потерянным и непонимающим, что происходит и где она. Глаза застилали очки олдскульной тематики: с тонкими дужками, в тонкой роговой оправе, "каплевидные". Её тёмное каре было распрёпано. В правой руке были зажаты ножницы. Они были настолько остры, если их, пряча от лишних глаз, прижимать к руке – можно было легко порезаться. А в левой же руке, была зажата «по-дамски» сигарета.
В суде Люксембурга курить нельзя. В любом мировом суде курить нельзя, если вы ещё этого не знали. Это запрещено законом, но для неё было сделано исключение.
Некоторые действительно знали подсудимые, а некоторые просто пришли поглазеть на неё. Некоторые были на вечеринках, которые она устраивала год назад, воровала наркотики и была просто на высоте.
Как её зовут?
Паула Орсо Фармациум.
И настал тот момент, когда девушка с коротким растрёпанным каре сидела тихо, на скамье, которая находилась в этой клетке. Тяжёлая сигарета уже дала порядочный эффект на прихожан: многие начали задыхаться, кашлять, детей увели из зала. А её это только забавляло. Даже когда секретарь судебного заседания попросила встать и поприветствовать судью, она плюнула на это и снова сделала затяг.
Крепко сложённый мужчина, уже в порядочном возрасте, в чёрной мантии и парике появился из-за главной двери зала. Он поморщился и встал перед людьми, собравшимися здесь. Он нервно поперхнулся и произнёс:
- Уважаемые граждане Люксембурга – начал неторопливо говорить судья, – сегодня мы разбираем дело, связанное с гражданкой Фармациум, проживающей на улице Серизье, дом 18, квартира 3. Она обвиняется в разбойном нападении на гражданина Льюиса Косто и краже несколько кубиков морфия. Итак, заседание объявляется открытым!

Глава первая.
Возвращение блудного отца.

9 апреля, 1995 год.
В Риме, несмотря на календарную весну, было очень жарко. Абсолютный максимум достигла температура воздуха, которая так и приближалась к 28 градусам по Цельсию. Хотя и начала накрапывать маленький дождь. Сравнительно небольшой, но вечный город, столица мировой моды и просто место в Европе, которое когда-то спасли гуси (по местной легенде). Население было европеоидной расы, хотя и присутствовали её смешения. Вокруг всего этого разворачивался нескончаемый дух античности и любви к своей Родине. «Город на семи холмах» буквально зазывал к себе туристов, хотя и не отличался каким-то особым богатством. Он был расположен на реке Тибр, в провинции Лацио. Знать точное расположения столицы с мировым именем не следует, ведь оно легко запоминается: как часто нам в школе, объясняя «Что такое Италия?» произносят незамысловатую фразу «Она похожа на сапожок».
В центре располагались различные бутики для шопинга, открытый рынок и множество других торговых центров. Далее же, их огибали кварталы с домами, такие как Фламинио, Саларио, Номентано и Тибуртино. Это были самые значимые кварталы, огибавшие центр города. Их было всего 18 и самым последним считался Тор-ди-Квинто, а именно – это пригород, где могли жить не очень богатые люди. Квартал-пригород был не бедным, там располагались множества отелей и гостиничных номеров. Узкие улочки отделяли дома друг от друга. Те, в свою очередь, были невысокими, со светлой кровлей крышей и кремовой отделкой или резьбой. Множество кирпичных домов и всего семь особняков, величественных и статных. Там жили люди, которые пытаются скрыться от славы за загородом или же своим забором или даже те, кто, возможно, бросился в бега. Именно эти дома привлекали внимание.
В одном из кирпичных домов, располагающимся как раз за гостиничным комплексов, жила семья Фармациум. Всего было прописано там четыре человека, однако, жило трое: мать и её двое детей. Женщина с двойным цветом волос, немного пухловатая, но часто улыбающаяся и приветливая, хотя её глаза выражали смертную тоску – это была мать. Её звали Цецелия Фармациум и ей было всего лишь сорок семь лет. Двое детей, как полагалось, мальчик и девочка, с разницей в семь лет. Старшенький, его звали Луций, родился 12 сентября 1972 года и был самым первым и желанным ребёнком в семье. Он был похож на мать только цветом волос и цветом глаз, остальное всё досталось от отца. Хотя, очень и очень многие коворили: точный Цецелия. Девочка, а её звали Паула или сокращённо Полла, родилась 28 марта 1979 году. На мать она вообще не была похожа, чистая копия отца. Даже характерные черты: положение во сне, голос и т.д. и то всё похоже. Дети были не в равной степени похожи на обоих родителей и в разной же степени удостаивались любви матери. Любимчиком всегда был Луций – врач по своей профессии с замечательными веснушками, голубыми глазами, кучерявыми золотистыми волосами, широким лбом, прекрасной улыбкой с расщелиной между двумя передними зубами. К учёбе же, Паула относилась весьма халатно, ненавидела точные науки, типа тригонометрии и физики. С трепетом относилась к истории возникновения Рима, и к истории в целом, а так же к биологии. Если бы у неё спросили расположение всех органов, работу диафрагмы или же влияние никотина на организм – она бы с лёгкостью ответила. Стоит спросить о законе всемирного тяготения – Паула закатывала глаза и отворачивалась от собеседника.
Всё было действительно хорошо в этой семье, когда в один прекрасный день, придя домой со школы, Паула не увидела плачущую мать. Та сидела облокотившись на стул и откинув голову. В доме стояла тишина и были слышны её грустные всхлипы. Глаза были закрыты, а из них текли ручьем слёзы. В руках она сжимала жёлтые листы, которые были покрыты слёзными пятнами. Это было письмо.
- Что-то случилось? – спросила, немного растерявшись, девушка.
Мать посмотрела на неё и бросила письмо. Она встала и ушла. Кинула всё и расплакалась ещё сильнее.
Паула подобрала эти листки с пола и начала читать вслух:

Милая Цеци!
Уже прошло более 5 лет, а я только сейчас решил тебе написать. Надеюсь, это письмо дойдёт до тебя, как и планировалось – 7 апреля. Для начала, я просто хочу извениться. Просто прости меня за всё. И да, пожалуйста, дочитай это письмо до конца. Я сейчас в Риме, живу в пригороде города Нарни. Я вернулся, чтобы сказать тебе, что люблю тебя. До сих пор люблю, не смотря на все запреты моих родителей. Ты ведь помнишь, какая страсть охватила нас в 1966 году, когда тебе только исполнилось 18 лет? Я был без ума от тебя. Я и сейчас без ума от тебя. А наши дети? Прекрасные ангелочки: Луций и Паула. Ведь моему сыну уже 21 год, не так ли?»
- 23 папочка, - прошептала Паула.
«А Пауле только едва исполнилось 16. Это я точно помню.
Почему ты мне не разрешаешь видеть их, Цеци? Из-за того, что я ушёл от вас, когда…, а в общем неважно, ты всё и сама помнишь. Ты точно помнишь всё. Да и я тоже.
Как наши дети? Здоровы, одеты, накормлены? В конверте будет лежать сумма денег, которую хватит вам троим на год и думаю, что через год я смогу вернуться к вам. Если вы меня только примете обратно.
А пишу тебе, Цеци, потому что хочу увидеться с нашими ангелочками. Нет, в невербальной обстановке и так, как я через неделю отбываю в Люксембург, имею смелость попросить забрать с собой детей. На пару месяцев.
Если ты согласна, я заеду 10 апреля к чаю.
Прошу, пожалуйста, Цеци, отпусти их со мной. Они так давно не видели дедушку и бабушку, которые те итак при смерти.
Я люблю тебя, Цеци Дмитз.
Орсо Фармациум.

- Папа приедет с минуты на минуту, - смогла только сказать девушка, бросила листок и побежала на второй этаж.
Там находилась комната её брата. Чего Она и добивалась. Постучав три раза, она услышала «Не входи, я не одет», но всё равно толкнула дверь и вошла в помещение. Луций лежал на кровати, развалившись, он действительно был неодет. Так можно было отметить его атлетическое телосложения и появление первых кубиков на животе. Видно было, что он отдыхал после тяжёлого трудового дня.
- Я сказал, что неодет! – вопил брат девушки
- Да мне плевать, знаешь ли. Отец приезжает, - выпалила она.
- Что? – удивлённо спросил тот, прикрывая одеялом своё тело. – Какой отец? Я устал, Паула, Сегодня была тяжёлая операция на сердце, я не спал всю ночь. Мои руки ещё не просохли от крови пациента и я ужасно хочу спать. Закрой дверь с другой стороны.
- Луций Орсо Фармациум (на втором слове она сделала ударение), я надеюсь, твоя операция прошла успешно, но сейчас я нашла письмо от нашего отца и приедет с минуты на минуту…
В дверь позвонили, не дав Пауле договорить. Глухой отзвук дверного звонка донёсся даже до второго этажа кирпичного дома и проник в комнату Луция.
- Приехал, - с болью в голосе прошептала Паула.
- Я оденусь и спущусь, - нехотя произнёс парень и выставил сестру за дверь.
Она побежала вниз и увидела, как дрожащими пальцами её мать открывает дверь. Снимает цепочку с двери. С тоской смотрит в глазок и снова плачет. Что сейчас произойдёт? Никто не знает.
Дверь открылась. На пороге стоял мужчина с множеством коробок в руках. Подмышка левой руки удерживала огромный букет роз. А на улице шёл дождь, поэтому никто не удивился, что мужчина промок насквозь.
Он прошёл в дом, положил коробки на пол, а цветы положил на прихожий диван.
Он обвёл своим взглядом весь дом и остановил его на красной коже своей жены, которая не успела пройти после её слёз:
- Наконец-то я там, где лежит моя душа. Я действительно скучал по этому место. Дом, милый дом, - сказал мужчина и ринулся обнимать Цецелию.

Глава 2.
Объединение.
Мужчине на вид было около пятидесяти. Свой естественный возраст он не любил называть и его это забавляло, потому что он просто напросто его не помнил. Лишь он открывал паспорт – сразу в уме начинали происходить умственные реакции по счёту своего возраста.
Хотя, для своего возраста, хоть и скрытного, он выглядел ещё весьма привлекательным мужчиной, с широким лбом, который обрамляли множество густых кучерявых волос каштанового цвета. Глаза были карие, но такие тёплые и родные – в них хотелось смотреть вечно. На лице имелись первые проявления мужских морщинок, которые появлялись не просто от старости, но ещё от большого количества улыбок, которые он дарит каждодневно. Действительно, его улыбка, которая излучала жизнелюбие, была поистине удивительна! Неудивительно, что в первую же секунду его встречи с Цецелией, она влюбилась в него, будучи ещё совсем молоденькой.
Сейчас же, а это был статный мужчина с глубокими отметинами улыбок на лице и в своём родном доме. Он стоял, не шелохнувшись, а капли дождя скатывались вниз по одежде и волосам.
- Наконец-то я там, где лежит моя душа. Я действительно скучал по этому место. Дом, милый дом, - снова произнёс он.
Обстановка в доме была напряжённая, Паула стояла не вымолвив ни слова. Цецелия плакала, а Луций шуршал наверху одеждой.
- Пять лет. Я ждала тебя пять лет. – тихо, с заиканием в голосе произнесла Цецелия.
- Ты знаешь, это была не моя приходить – бросить семью и уехать в Люксембург.
- Хорошо, твоей матери. Будем называть вещи своими именами, - чёрство произнесла женщина.
- Я купил тебе букет цветов, а ты всё равно злишься на меня. Ты сама вынудила уехать меня, помнишь? Твои последние слова были настолько жёсткими, что я…
Мужчина не смог договорить, так как половицы лестницы заскрипели и появился Луций. Его непослушные кудрявые волосы были мокрыми, походу, Луций просто пригладил их мокрой рукой. На нём была обычная тёмно-зелёная футболка поло и узкие штаны. Увидев отца, он немного смутился и улыбнулся, смог лишь произнести:
- Папа?
- Сын, – великодушно произнёс Орсо, подзывая сына к себе.
Луций спустился вниз и протянул руку мужчине, но тот лишь усмехнулся и обнял его. Цецелия разрыдалась ещё сильнее, словно это не она хотела видеть мужа пять лет спустя, а её сын. Паула же стояла в сторонке и наблюдала за всем этим, но потом она буркнула, произнеся:
- Пойду чайник поставлю, Вы наверное промокли.
- Почему ты называешь меня на «Вы»? – спросил Орсо, отпуская сына. – Я ведь твой родной отец.
- Я не понимая ажиотажа, который сейчас происходит. Луций, который никогда не верил, что ты вернёшься и мать, которая постоянно потыкала меня «У тебя ужасный характер, вся в отца пошла», теперь стоят, пускают слюни и радуются твоему приезду.
- Паула! – взревела Цецелия.
- Похоже, ты единственная по-настоящему ждала меня и верила, что я вернусь, - с ухмылкой произнёс Орсо и подошёл, чтобы обнять Паулу.
Она обняла отца и уткнулась в его мокрый воротник, пропахший дымом костра и какими-то сигарами. Она закрыла глаза и начала плакать и это отдавалось конвульсиями её тела. Долгожданная встреча, о которой она мечтала около пяти лет, осуществилась.
- Ну, ну, малышка, не плачь, всё будет хорошо. Я тебе тут привёз кое-что…
Орсо потянулся к коробкам, которые он поставил на пол, зайдя в дом и достав оттуда очки с чёрными стёклами, круглой роговой оправы и надел их на дочь. Та улыбнулась и смахнула последние слёзы с лица и снова обняла отца.

На кухни кипела работа. Цецелия и Паула накрывали на стол, выкладывали бутерброды с икрой на тарелку, проверяли готовность лазании в духовке. Так же стол украшали карбонара, паста, прошутто и лампредотто. Дождь уже давно кончился, поэтому отец и сын вышли на улицу покурить. Паула не расставалась с очками, подаренными ей отцом и даже помогали матери в них готовить, хотя почти ничего не видела, из-за черноты линз.
- Пора кушать, мальчики! – крикнула Цецелия, улыбаясь.
Она так давно не произносила эту фразу, тем более, было не для кого. Луций вырос и мог оставаться у друзей, чтобы поесть до сыта. Он стал относиться к еде матери равнодушно, ведь каждый день это были либо спагетти, либо паста, которая ему уже просто приелась.
Отец и сын сделали последнюю затяжку и зашли в дом. Стол кишел самыми разнообразными блюдами национальной кухни.
- Давно я так не ел, - со страстью в голосе произнёс Орсо.
- Кто готовил? Мама или дочка? – снова спросил он
- Я вместе с ней, - произнесла Паула
- Вы же мои умницы, - с улыбкой отозвался глава семьи и сел за стол.
- Сначала надо помолиться, - напомнила Цецелия.
- Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный. Просим Тебя через Христа, Господа нашего. Аминь. – произнёс каждый член семьи Фармациум.
В этот момент можно было заметить счастливое лицо Цецелии, нетерпеливый взгляд Луция и спокойную улыбку Паулы. Орсо же просто закрыв глаза произносил молитву. Всё снова и снова он повторял «Аминь, аминь, аминь» и озарял своей улыбкой всю семью.
- Притяного аппетита, любимая, - сказал глава семьи, глядя на Цецелию.
Та зарделась и улыбнушись, пожелала ему того же.
- Приятного аппетита, сынок, - снова произнёс, но теперь уже обращаясь в Луцию, Орсо.
Тот последовал примеру матери и продолжил уплетать пасту за обе щёки.
- Приятного аппетита, доченька, - надеясь на понимание, произнёс в очередной раз мужчина.
- Спасибо, папа, - прошептала она и опустила глаза в тарелку.

Глава 3.
Баталии семейной идиллии.
Блюда с этого прекрасного стола стали исчезать, так как семейный ужин уже давно закончился. Все члены семьи сидели спокойно, а Паула доедала свою пасту. На часах уже было одиннадцать часов и Луций, которого у3томили разговоры за семейным ужином с пяти вечера до прямоком одиннадцати, воскликнул:
- Боже, я сегодня целый день не спал! Пойду приму душ и лягу спать, потому что завтра ещё одна трудная операция на диафрагме, у меня пациент с лёгочной грыжей попался… - задумчиво произнёс Луций и поплёлся наверх, но Цецелия, которая в то время мыла посуду, успела его остановить, требуя от него поцелуя перед сном. Парень поцеловал мать и начал взбираться по лестнице на второй этаж.
- Ванную не занимай! – крикнула Паула, едва опомнившись, но брат уже опередил её и она услышала щелчок двери ванной комнаты.
Она схватилась за живот и сымитировала рвотный рефлекс.
- Ну, я же просила! Теперь на два часа застрянет, а мне что-то не очень хорошо.
- Ты должна быть более благосклонна к брату, - мирно произнесла Цецелия.
- С какой это стати? – яростно обернулась девушка к матери, - Я чувствую себя не очень хорошо, а теперь он занимает общую ванную комнату, когда мне приспичит блевануть!
- Он твой брат, а это главный аргумент. И пожалуйста, выбирай выражения, - ответила мать
- А мне плевать, что он мой брат! Я попросила лишь не занимать ванную, потому что меня жутко тошнит и сейчас, возможно, вырвет, - Паула с криками неслась на второй этаж, прямо в ванную комнату. Она чувствовала ужасный приступ тошноты, поэтому добежав до комнаты, стала бить в дверь кулаками, крича:
- Луций, ну, чёрт тебя побери, быстро открой дверь! Меня сейчас вывернет наизнанку!
- Курить меньше надо! – крикнул ей в ответ брат, но его голос был приглушён из-за звука льющейся воды.
- Если ты сейчас же не откроешь, - более спокойным голосом произнесла девушка, - я выломаю эту дверь, а ты знаешь, что я смогу, и ты будешь снова голым по дому щеголять.
Луций молчал за дверью, словно ничего не слышал.
Терпение Паулы истекало посекундно.
- Я хочу вмешаться, что у них там происходит!? – крикнула Цецелия мужу, отходя от раковины с грязной посуды.
- Взрослые люди, сами разберутся, - спокойно произнёс Орсо.
- Они ещё дети, непутёвые дети! Ты что, не знаешь свою дочь? У неё стали проявляться приступы чрезмерной ярости, и она готова убить всех, кто стоит на её пути. Это теперь заключение врача.
- Меня не было, Цецелия. Ты же знаешь, - с сожалением произнёс глава семейства.
- Ах да, папаша, тебя не было. Твоей дочери поставили диагноз аутоагрессия к себе и окружающим её людям. Ты понимаешь, что она способна убийство? Твоя-то дочь…
Тут Орсо взорвался:
- Не смей меня попрекать моей же дочерью! А ты, как я вижу, уже отреклась от неё? Ты считаешь её безнадёжной? Ты списала её со щитов? Отвечай мне! Отвечай! – кричал Орсо, схватив за воротник платья жену.
- Да! Списала со щитов, считаю её безнадёжной, отреклась от неё! Думай, что хочешь, но ты помнишь…
Шлепок. Орсо с размаху ударил Цецелию по щеке. И ударил так, что осталось красное пятно и следы от пальцев. Тело женщины стало проваливаться в пустоту кухни, не выдерживая веса обиды и злобы на мужчину. По щекам покатились слёзы, как следы незамедлительной реакции.
Орсо закрыл глаза руками и несмотря на жену, прошептал:
- Я никогда не отрекусь от свой дочери, как это сделала ты. Ненавижу таких людей, как ты, вот почему и сын в тебя пошёл характером. Такой же алчный и мерзкий. Как я был прав, когда я уехал в Люксембург!
- Тебя не было 5 лет и ты мне заявляешь сейчас это?
- В твоём положении, сейчас лучше молчать, - еле сдерживая эмоции, произнёс Орсо, посматривая на нож на кухонном столе.
- А Паула вся в тебя, папаша Орсо!.
Тем временем, баталии семейной идиллии продолжались у двери в ванную комнату:
- Открой дверь, идиот! – взревела на втором этаже Паула
- Не открою, пока ты не успокоишься, - ответил Луций.
- Она провоцирует его, - сказала Цецелия мужу, бережно поглаживая свою раскрасневшуюся щеку.
- Пауле плохо, а она не может даже ванну открыть из-за твоего сынка, - ответил Орсо
- Хочешь сказать, что во всём виноват сыночка?
- Сыночка?
На втором этаже раздался неожиданный мужской пронзительный крик:
- Мама! Мама! Папа! Паула с ножом! Чёртова сестричка-агрессор! Убери его! Ай, чёрт, а рвёт тебя потому что курить косяки за школой надо меньше! Думаешь, я ничего не знаю?
- Чёртова дочь, да она вся в тебя, папаша Орсо! – снова взревела женщина
Она моментально спрыгнула с насиженного места, которое заняла сразу же после того. как поднялась с пола и устремилась наверх. Орсо последовал её примеру.
Они видели именно такую картину: белая дверь была проломлена, виднелся ножв самой середины этого куска дерева, который и проломил маленькую дыру. Ручка была сломана. Цецелия заорала не своим голосом. Когда они приоткрыли дверь, Луций стоял посередине ванной комнаты, прикрывая махровым полотенцем то, что находилось ниже пояса и смотрел на блюющую сестру.
Паула склонилась над унитазом и истошно рыдала, повторяя про себя «Всё закончилось, всё закончилось» и тут Цецелия обезумела, схватила дочь за волосы и начала кричать:
- Ты могла убить Луция! Ты неблагодарная девка!
- Оставь её в покое! – начал кричать Орсо, пытаясь «выбить» дочь из рук разъярённой матери.
- Да как ты смеешь!? Контролируй себя хоть когда-нибудь! Что тебе врач говорил? Хотя, мне плевать, что говорил врач. Я сама тебя сейчас порежу этим ножом!
- Я ненавижу тебя. Ты мне не мать. Думаешь, я ничего не слышала, о чём вы говорили с отцом внизу? Избрала Луция своим идеалом? Да смотри, чтобы он тебя на органы не продал, переучка этот. И это именно он что-то подсыпал мне в пасту, - почти спокойно ответила девушка
- Он не мог. Он намного лучше, чем ты, неблагодарная мерзавка! – прошептала Цецелия, слегка отпуская волосы дочери.
Луций стоял и очень крепко сжимал узел полотенца, показывая тем самым свою нервозность.
«Чёрт, как она могла заметить!?» - крутилось у него в голове.
Орсо попытался напрячь память и вспомнить детали ужина. Мог ли его сын что-то подсыпать своей сестре? Он пытался припомнить каждую мелочь и от него не ускользнул миг, когда Луций попросил сфотографировать семью на память, а затем, включив вспышку, которая заслонила глаза Паулы, подсыпал что-то психотропное. Организм его дочери не воспринял данную «дозу» и как эффект – сильнейшая тошнота с признаками агрессии. Он всё-таки вспомнил, что какой-то зелёный пузырёк Луций спрятал в карман своих штанов.
- Луций, достань мне всё, что у тебя в кармане штанов, - спокойно проговорил отец.
- Нет, - чуть слышно ответил он, ещё сильнее сжимая узел полотенца.
- Луциан Орсо Фармациум, на правах твоего отца, я приказывая тебе.
- Не доставай, чтобы там ни было, - произнесла мать в полной решимости.
- Ты же и покрываешь его! – взревел Орсо
- Это его личные вещи.
- Мне плевать. О здоровье сестры он не думал, когда что-то подсыпал ей.
- Ты уверен в этом? – спросила Цецелия
- Тебе не хватает второй пощечины за свои деяния и ужасное воспитание детей? Пошли, милая, - прошептал Орсо Пауле, приподнимая дочь с края унитаза, куда её откинула мать. Она была в полной эйфории, её волосы выглядели ужасно и она улыбалась, будучи в сильнейшем шоке и бреду. С его губ слетала еле слышимая песня Radiohead - Just, - Я уложу тебя спать. Всё будет хорошо, только не плачь.
- А с вами обоими я не хочу разговаривать! – крикнул им напоследок глава семьи.
Они вышли, Орсо и Паула, направились в чёрную пустоту детской комнаты. Цецелия в ярости начала орать на сына:
- Как он мог увидеть!? Ты мог быть поаккуратнее!? Ты ведь хирург, как никак.
- Глазастый папаша у меня, однако.
- Не оправдывайся. Вина то всё равно твоя. Ну, ладно, мы что-нибудь придумаем, изобретём. Выкинь этот пузырёк с каннабисом.
- А может быть я не хочу участвовать в твоём заговоре против Поллы? Ты меня вообще спросила? – яростно спросил Луций у матери, сверкая огоньком в глазах.
В этот момент, в комнате Паулы слушалась колыбельная, которую исполнял блудный отец.

Глава четвёртая.
Заложник.
Даже если бы часы пробили шесть утра, никто бы не поверил, что это на самом деле.
В окне невозможно было бы разглядеть вообще что там – солнце или дождь. В самой комнате Паулы преобладали чёрные цвета, а предметом роскоши являлись тяжёлые и пыльные гардины чёрного цвета, которые оттягивали карниз потолка вниз, к полу. Эти гардины были даже не такого тёмного цвета, как кажется, а даже ещё насыщеннее и чернее, наскольное вообще что-то в мире могло быть чёрным. Стены были, на удивление, покрыты не обоями, а белыми листками с подчерком девушки, где были записаны самые любимые её песни на английском языке. Начало комнаты преобладало группой Radiohead, а в самом конце кишели талантливые Дэвид Боуи и Мэтью Беллами. Где-то в углу кровати стояла гитара, а рядом был столик с кучей каталогов модной одежды `95 года. Рядом же валялись листки, вырванные из какой-то тетрадки и обклеенные вырезками из каталогов. Это были мини-романы, мини-стихи, которые во время своих припадков аутоагресии писала девушка. Окно, открывая светлый и тёплый мир комнаты, было расписано красками тёмно-синего цвета с незамысловатой фразой «Wir wollen, wer wir sind» и ещё парочка достопримечательностей Люксембурга, которые были просто перерисованы из книги по географии и культуры. Когда девушке было особенно грустно, она смотрела в окно, но не за чем, чтобы увидеть прекрасный итальянский пейзаж, а чтобы насладиться её прекрасными рисунками на Люксембургскую тематику. Да, Паула прекрасно знала, что её отец в отъезде, тогда, ещё пять лет назад, и именно в Люксембурге, хотя мать продолжала навязывать детям свою теорию, о «бросании их семьи». Она говорила, что он никогда не вернётся. Никогда, а по истине, она никогда не была права. Тогда Паула, этим утром, и решила задать ему свой главный вопрос:
- Папа, зачем ты уезжал?
Орсо на кровати зашевелился и шумно вздохнул. Очевидно. что он уже проснулся. Из её уст звучало это как «Папа, зачем ты вернулся?». Мужчина снова вздохнул и перевернулся на бок.
Это было обычное, прекрасное утро, 10 апреля 1995 года, которое девушка запомнит надолго. Она еле отошла вчера от дозы каннабиса, которую получила от брата, даже ничего не подозревая. Подсыпанная психотропная марихуана сделала своё дело и вчера у Паулы случился припадок. Сейчас же, она чувствовала себя намного лучше. Ведь вчера её отец, Орсо Фармациум, укачивая дочь своей колыбельной, после всей этой неприятной истории, так и заснул в её комнате. Сейчас же, он лежал поперёк кровати, любуясь пылью, которая порхает около окна и идущая от тех самых гардин чёрного цвета.
Девушка подняла руку и попыталась дотронуться до чего-то, но улыбнулась и снова опустила руку. Ей понравился этот момент.
- Твоя бабушка больна, Паула. У неё злокачественная опухоль мозга, если честно. И самое интересное, что именно не из-за этого я уехал. Мы с твоей мамой поругались тогда, 5 лет назад, потому что не могли решить, как тебя воспитывать. Тем более, в семье не было денег, чтобы обучать Луция на первом курсе медицинского университета. Возможно, истинная причина моего отъезда – это меркантильность твой матери, который переполняет её уже около 30 лет. Или же, патриотическое чувство по отношению к родителям и их зов о помощи, которые итак были недовольны тем, что я женился на твоей маме. Я… правда не пойму, почему я уехал тогда. Мне правда жаль, что я вас с Луцией бросил – произнёс Орсо с диким чувством вины в голосе и почти шёпотом.
- Неужели ты стыдишься этого? – спросила Паула.
- Да. Это мой самый страшный грех.
- Ты не виноват и ты это прекрасно знаешь. Если бы ты любил её меньше – проблем бы не было.
– Если бы я любил её меньше, тебя бы сейчас на свете не было.
Паула промолчала, но потом снова улыбнулась и обратился к отцу с неожиданным вопросом:
- Ты умеешь петь?
Этот вопрос застал немного врасплох мужчину:
- А кто не умеет в этом мире петь?
- Моя мать и Луций. Они-то точно не умеют. Могут петь только те люди, у которых есть ещё частичка души или же человечности. Такие как они – инвалиды искусства. У них ничего этого нет.
- Не говори так, пожалуйста. Цецелия обучала тебя балету и она считала, что танцы - это твоё всё.
- Именно поэтому она меня и лишила этого? Она сказала, что я ещё не доросла до роли прекрасной Кармен и забрала меня в тот день из театра. Она просто выставила меня полной идиоткой. Балет – это было всем, чем я могла дышать в 11 лет. Это первый период взросления, который был для меня так важен. Она и так рушила мою жизнь с детства, потом лишила меня балета и… чёрт возьми, её Бог покарает за это! – злобно отвечала Паула
- За что покарает, милая? – как можно любезнее спросил Орсо
- Она морила меня голодом. И теперь, - сказала Паула, обнажая живот из-под одежды, - я анерксичка. Папа, я анарексик.
- Где я был тогда? – с ужасом спросил мужчина.
- Ты уже уехал.
Орсо промолчал, пытаясь переваривать то, что сказала ему дочь, но лишь снова спросил:
- А чтобы ты хотела спеть с мной?
- Damien Rice – One, ведь ты сможешь? – тихо спросила девушка
- Не волнуйся, милая. На эту песню у меня хватит моей расколотой души.
Орсо поднялся с кровати и подошёл к чёрным гардинам. Он отодвинул их, посмотрел прямо в открытое окно, на улицу. Всё озарялось солнечным светом. Всё вокруг. Утро. Даже глаза его стали наполняться теплом и тот улыбнулся, вдыхая запах пыли. Может быть, сейчас всё будет хорошо? Может быть, настало время, чтобы всё наладилось? А может быть и нет?
Паула достала гитару, скрестила ноги и села на полу. Взяв первый аккорд, она произнесла:
- Is it getting better or do you feel the same?
- Разве это становится лучше или вы чувствуете тоже самое? – тихо в ответ пропел мужчина, но уже на своём родном итальянском
- Вы пришли сюда для прощения, а разве я прошу слишком много? – перестав петь на английском, вторила песне девушка.
- Вы говорите, что любовь – храм, любовь выше закона, любовь – храм, любовь выше закона.
- Любовь выше закона… – почти плача произнесла Паула.
Словно что-то ударило в голову бедной девушки, она откинула гитару на кровать и где-то в далеке у соседей заиграло радио, а именно песня группы Chinawoman «Party Girl» и ведущий сонно пробормотал в тон музыке «Доброе утро, дорогие слушатели»
Паула е тем временем бросилась в ноги отца и стала плакать.
- Не бросай меня. Забери меня отсюда, папа! Я так не могу, слышишь, не могу!? Забери меня. Увези меня. Выкради меня. Я анарексичка, которой запретили заниматься балетом, которая хочет твоей любви, которая вынуждена любить медицину не меньше, чем балет. но мириться с тем. что второе запрещено категорически! Не бросай меня, папа, не бросай! Забери и делай со мной всё, что захочешь. Продай меня в рабство, можешь продать…, но только забери меня отсюда!..
- Шшш, милая. успокойся… Что на тебя нашло?...
- Нет, папа, нет. Пожалуйста, не делай этого, не бросай меня. Не смей бросать меня в такой момент! Не смей! – истерически кричала Паула, всё ещё обнимая ноги отца.
- Паула, милая… Я не бросаю тебя, ты же знаешь. Я заберу тебя, увезу в Люксембург… Правда, правда, - лихорадочно повторял мужчина, вырываясь из рук дочери.
- Нет! Не смей меня отталкивать! Тебе было мало этих пяти лет? Ты бросил всех нас, но я знала, что ты вернёшься, чтобы забрать меня! Я верила…
- Так. всё, хватит, милая. Вставай, а то это уже переходит в истерику. Аутоагрессия или как там твоя мать называла термины? – произнёс отец, освобождаясь от дочери которая уже начала зашкаливать в своей злости.
- НЕ СМЕЙ БРОСАТЬ МЕНЯ! ЗАБЕРИ МЕНЯ ОТСЮДА! ОНИ, ОНИ УБЬЮТ МЕНЯ! – кричала Паула, плача и стуча кулаками по полу.
- Но я же тебе ничего не сказал даже! С чего ты взяла, что я бросаю тебя?
- Черт возьми, что здесь происходит? –спросила Цецелия, входя без стука в комнату дочери.
Паула уже совсем билась в истерике, шмыгала носом и утирала слёзы. Орсо стоял, всё ещё не очень понимая, что происходит. Но одно ему было понятно – это истерика у дочери, не спроста. Надо забирать её из Рима или она действительно сойдёт с ума здесь. Он попытался сказать, как можно твёрже:
- Мы с Паулой уезжаем в Люксембург. Сегодня же.
Бесценное лицо женщины наполнилось ужасом и непониманием:
- Что, прости?
- Ты плохая мать. Вот что.
- А чего ты не понимаешь? – продолжал мужчина - Я забираю свою дочь и уезжаю с ней в другую страну. И ты мне никак не помешаешь. Оставайся с Луцианом здесь. А мы уезжаем. Она уже просто умственный инвалид. Ей стоит услышать что-то связанное с её переживаниями, балетом и у неё начинается истерика. Понимаешь? Нет. не понимаешь! Ведь именно ты лишила её балета, морила голодом!– кричал Орсо, указываю на валяющуюся по полу, дочь.
- Нет. не понимаю. Вчера ты что-то наплёл на сына, что он вроде как подсыпает каннабис Пауле в еду. Сегодня, ты забираешь её у меня. Да кто ты такой, чтобы возвращаться после пяти лет разлуки и заявлять мне свои права на мою дочь?
- Я твой муж. Пока что твой муж. И чёрт возьми, я точно с тобой разведусь. Ещё через 5 лет. Ты больше не увидишь Паулу.
- Ты не можешь забрать её у меня. Она моё всё.
- Об этом ты не думала, когда заставляла её заниматься балетом, а когда Паула полюбила это – отняла снова. Когда ты морила её голодом, ты об этом не думала. Когда заставляла травить Луциана, ты об этом не думала.
- Собирай вещи, милая. Попрощайся с матерью. Сюда ты больше не вернёшься, - проговорил Орсо, выходя из комнаты. С этими пророческими словами, тот пошёл в ванную комнату с дыркой в двери и с ужасом прошептал:
- Боже. помоги мне. Я заложник агрессии собственной дочери, предательством сына и ужасной жены. Боже... помоги… - приговаривал отец. ополаскивая лицо водой.

Глава пятая.
Каждому своё.
После всего того, что произошло, прощание не заставило себя ждать. Паула, утирая слёзы, собирала вещи в чемодан так быстро, как никогда раньше. Орсо до сих пор был шокирован свой слабостью перед агрессией дочери и пытался списать это на внутреннюю вину, за то, что он пропустил главные периоды её взросления с 11 лет. Луций ночью потерпел удары от матери, поэтому стопроцентно спал сейчас. Цецелия же стояла, опираясь всем телом на косяк двери дочерней комнаты. Она глядела на то, с какой быстротой Паула собирала вещи и пыталась не влазить в это. «Уезжает? Уезжает» - успокаивала она себя, пытаясь остановить и свой поток хаотичных мыслей:
«Всё плохо, не всё идёт по плану! Бог, мы так не договаривались! В своих молитвах я просила о возвращении блудного мужа, об отправки дочери куда-нибудь подальше от Рима. Может, на какую-нибудь заграничную учёбу, но лишь бы сыночка был рядом. Хотя.. сыночка.. О боже, весь дурной¸ в отца! Если бы я не начала искать это проклятое полотенце, то получила бы в будущем в придачу к дочери-истерички – сына-наркомана. Я рада, Господи, что Луций никуда от меня не может деться, ведь я его добродетель и мать, но почему, когда счастье приходит в лице уезда дочери из дома, она уходит уже с тем, что Паула уезжает не одна, а с моим Орсо! Боже, она забирает моего Орсо в Люксембург и сама туда уезжает! Нет. нет. Это не он заставляет её уехать от меня, а она его… И как она смеет, моя же дочь… И ещё, говорят, что я плохая мать!..»
Паула положила последнюю вещь в чемодан и захлопнула его.
- Уже уходишь? Так быстро? Даже не попрощаешься?– с некоторым презрением спросила мать.
- Я уже 5 лет стремлюсь здесь не задерживаться ни минуты.
- Наверное, я должна пожелать тебе удачи, - скупо проговорила Цецелия
- Ты плохая мать. Ты никому ничего не должна, - ответила Паула, выходя из комнаты и захлопывая дверь прямо перед носом матери.
- Папа, я готова! – крикнула Паула, выходя на лестницу.
Тем временем, Орсо пытался сохранить на своём лице поддельное спокойствие и безэмоциональность. Он бил себя по щекам и заставлял выйти из ванной прямо к дочери.
- Слабак, - просто, но самокритично он сказал себе.
- Да, хорошо милая, я уже спускаюсь. Билеты в кармане моего пальто – лихорадочно бормотал мужчина, снова поливая себя водой из крана.
Паула спустилась вниз и очень долго остановилась на последней ступени лестницы, словно осматривая гостиную. Вокруг не было не пылинки; мать исключительно соблюдала чистоту. Не было разброшенных вещей, чёрных пыльных штор, магнитофона и гитары – вся эта обстановка была полным противопоставлением её комнате, но её всё равно не хотелось расставаться этим убранством, к которому она привыкла с детства. Однако, душа и сердце жаждали обратного.
-Наверно, я буду скучать по этому дому, - вслух сказала девушка.
- Не будешь, потому что ты всё равно вернёшься к истокам. Ты вернёшься сюда, - с ухмылкой проговорил Луций, сидящий на диване.
Паула его не сразу заметила:
- Я думала, мать купила какой-то новый манекен с голубыми глазами и кудрявыми волосами, а потом усадила его на диван, - съехидничала Паула.
- Хватит. Я принёс тебе пуанты.
Традиционная минута молчания в честь запрета матери, который был нарушен её же сыночкой:
- Что? С каких это пор ты заботишь так обо мне? – пребывая в шоковом состояния и как можно тише, спросила девушка
- Мать запрещает их держать дома, но не будет же она искать это в моей комнате среди колбочек морфия и опия.
- Такое ощущение, что по описанию твоей комнаты, ты – наркоман.
- Почти угадала, - смеясь, произнёс Луций.
Паула замешкалась, но потом засмеялась и настороженно присела на диван рядом с братом.
- Ну и какой пример ты подаёшь сестре?
- Я не делаю из тебя наркоманку, заметь.
- Я могу и сама о себе позаботиться, - с ухмылкой в голосе произнесла девушка
- Полла, наркомания – неблагодарное дело. Лучше не надо. Лучше людей убивать, поверь мне. А ещё лучше бы было, если бы ты обняла меня.
- Что? – спросила Паула, снова прибывая немного в шоке.
Но уже было поздно, Луций стиснул её в своих объятиях и положил свою голову на плечо девушки.
Она даже не поняла, что происходит и поэтому постаралась максимально выбраться из объятий брата, но он стиснул её ещё сильнее и не отпускал:
- Я подмешивал тебе в еду каннабис. Ты ведь знаешь, что это? – прошептал Луций прямо в ухо Паулы
- Психотропная марихуана, которая «стабилизировала» меня до аутоагресси. Спасибо, братец. В этом замешана наша мать?
Луций сглотнул и снова прошептал:
- Да.
И снова минутно-шоковое молчание:
- Зачем ты принёс мне пуанты?
- Знаешь, я очень долго думал вчера. А утром я слышал твой разговор с матерью. Балет – это твоё всё…
- Мама нашла наркотики? – догадавшись, спросила Паула.
- Да, она зашла за полотенцем и подняла на уши весь дом.
- Она и не то может.
- И главное, что я понял: ты без ума от балета, а я без ума от мальчиков.
- Хорошо, что об этом она ещё не знает, - корчась и смеясь, произнесла девушка.
И тут Луций решил спросить о самом главном:
- Послушай меня. Я тоже хочу уехать. Я могу жить отдельно от тебя и от отца. Могу пару лет практиковаться в хирургии, но на глаза тебе попадаться не буду в Люксембурге. Правда-правда, только забери меня отсюда тоже. Я слышал, как ты утром плакала…
- В этом виноват только ты.
- Я знаю.
- Поэтому, ты не поедешь, - отчеканила Паула
- Но ты моя последняя надежда! Я уеду в Люксембург, сниму квартирку на окраине где-нибудь, а потом уеду к Флориану в Бельгию. Если он ещё любит меня.
- Стоп, Флориан? Всеми нами любимый двоюродный братец из Бельгии?
- Твой самый любимый сексоголик по имени Флориан, - с каким-то трепетом в голосе произнёс это Луций.
- Никогда в жизни не забуду приезд тёти Грэтхен, дяди Стюарта и Флориана к нам. О боже, я просто сейчас расплачусь от смеха!
- Ну всё, Полла, хватит, мы с ним уже полтора года не виделись.
- Он хорошо целуется?
- Паула!
- А ты думал, я не знаю, куда ты на неделю в мае пропадаешь? С 19 по 25 мая ты с Флорианом в гостинице живёшь, - снова смеясь над братом, рассказывала девушка.
- Вот поэтому ты должна меня забрать остюда.
- Я бы сказала, что подумаю, но времени нет. Думаю, я найду тебе место в моём чемодане.
Луций обнял её ещё сильнее и в этот момент спустился отец с вещами вниз:
- Неужели вы нашли общий язык? – с той же усмешкой, произнёс отец.
- Папа, я тоже хочу уехать, - серьёзно произнёс Луций, вставая с дивана.
- Боюсь, это путешествие только для двоих.
- Я купил себе билет, - сказал Луций, доставая из карман свёрток бумаги.
- А как же Цецелия?
- А зачем мне сын наркоман? – вставила своё слово Цецелия, спускаясь вниз, в гостиную.
- Если ты теперь клевещешь сына, то лучше оставь его в покое. Паула итак на грани. Из-за тебя, между прочим.
- Орсо! – взревела Цецелия, - Пусть эти агрессоры и наркоманы отправляются в твой злочастный Люксембург, а мы останемся здесь, вдвоём!
- Ты вообще думаешь, что говоришь сейчас или уже совсем обезумела от горя!? – прикрикнул на неё Орсо.
Женщина упала на пол и начала бить кулаками по нему. Она напоминала Паулу, которая умоляла отца забраться с ней. Теперь же, мысль о том, что её покинут сыночка, пусть даже уже и наркоман с «неправильной ориентацией», дочь-агрессор и любимый, которого она ждала 5 лет, разбила её.
- Нам некогда, Цеци. Оставь свои концерты для других людей, а мы опаздываем. Луций – целуй маму, если хочешь. Паула – выходи за порог дома, уходи отсюда. Поверь мне, Цеци: никто сюда больше не вернётся.
На этом Орсо захлопнул дверь прямо перед носом жены, Луций снял футболку, оголяя торс, так как температура уже достигла +24 градусов по Цельсию, а Паула уже надвинула свои «коронные очки» окуляры. Так они, втроём, отправились в Люксембург.

Глава шестая.
Ирша Нилаль.
Не смотря на то, что время всего лишь шесть утра и было очень жарко, уже в девять часов, часть семьи Фармациум должны были покинуть Рим. Орсо позаботился обо всём, через 100 метров от дома уже стояла машина, готовая доставить беженцев на корабль спасения, а именно – в аэропорт Luxair. Он находился за 30 км от самого Тор-Де-Квинто и путешествие следовало начать именно с этого.
Луций тоже по интернету забронировал себе место и так, как он ехал не просто в Люксембург, а фактически на родину к своему любимому, он решил заказать место в бизнес-классе. Это стоило бешеных денег, но врачебных хватило оплатить всё это. Так же, он решил просто исчезнуть из города: даже не позвонил на работу, чтобы уволиться. Паула тоже должна была исчезнуть с лица «земли обетованной»
Вся семья должна была исчезнуть.
Луций помог отцу погрузить вещи в багаж автомобиля и бережно усадил Паулу на заднее сиденье. Девушка выглядела очень удивлённой, поведением брата, а Орсо был испуган и одновременно горд за сына.
Таксистом оказался приятный мужчина, лет пятидесяти, с очень рассеянным взглядом. Он часто постукивал пальцами по рулю, давай тем самым понять всем его нервное напряжение. Что касается внешности человека, то такую точно не каждый день встретишь. Особенно в Риме. Таксист оказался чернокож, на его груди висели чётки из коричневого дуба, которые были еле заметны: их лишь оттеняла рубашка пастельного цвета. Лицо было пропитано морщинами, то ли от тяжёлых и долгих улыбок, как у Орсо или же просто от прожитого времени.
Невротик, но мило улыбающийся невротик, был брюнетом и имел карие глаза. По национальности можно было сделать вывод, что он индиец.
Внешне это была обычная машина тёмно-жёлтого цвета с надписью «Taxi. Sempre al vostro servizio.» Внутри же был настоящий пентхауз для творческого человека: сидения ярко оранжевые, пахло горячим нааном (индийский хлеб) и вокруг водительского сидения были развешены какие-то иконы (факт в том, что они не были не православными, ни буддистскими), валялись бумажки, а рядом с ними – ловец снов и ещё какая-то индийская атрибутика. Пахло очень тяжело и это прекрасно чувствовалось. Такое ощущение, что каждый раз, перед посадкой пассажиров, таксист чем-то «духарил» машину, а потом уже говорил новеньким «Доброе утро, добро пожаловать. Вам куда?»
Тяжелее такого запаха только жизнь.
- Доброе утро, - обратился мужчина к семье Фармациум, когда те расселись по своим местам.
- У нас заказана поездка до перелётного пункта Luxair, мистер…
- Ирша Нилаль.
Таксист завёл автомобиль, поднял ручник и тронулся с места.
- Да, мистер Нилаль. Меня зовут Орсо Фармациум, а это моя дочь Паула и сын Луциан.
На словах «это моя дочь Паула», Ирша выдавил педаль газа в пол так, что чуть машина не сломалась.
- Что-то не так? – спросил отец семейства
- Дочь у вас больно хорошая. И сын, только они уже испорчены, - невзрачно произнёс Ирша и повел машину дальше.
- Что это значит? Что вы имеете в виду? – испуганно обратился Орсо к мистеру Нилаль.
- Могли бы вы пересесть на первое сидение?
- Луций, милый, пересядь к Пауле. Если надо, поспите, мы ещё не скоро приедем.
Машина остановилась. Луций послушно вышел и пересел на заднее сидение. Паула сидела в очках, хоть и было очень темно в машине. Она с ними не хотела даже расставаться. Под этими очками оказались спящие глаза, поэтому стоило брату сесть к ней, как она обхватила его руками и, устроившись по-удобнее, снова заснула. Чуть позже, сам парень запрокинул голову и начал дремать. Дрожащими пальцами Орсо держал свою сумку с документами, а таксист Ирша уже уверенно улыбался новому знакомому. Словно, «до» поездки состояние и сейчас поменялось местами у этих людей.
- Вы что-то знаете? – тихо спросил Орсо, практически нагнувшись к уху мужчины
- Я много чего знаю, мистер Фармациум. Вас не было пять лет, а теперь вы приехали и забрали милую, маленькую Паулу и непостоянного Луция.
- Об этом писали в газете? Вы знакомы с моей женой? Как вы узнали? – накатывал новый поток вопросов.
Ирша рассмеялся вслух:
- А что, сразу не понятно, что я за фрукт?
Орсо потупил голову, ничего не понимая:
- Ну, что вы, копните чуть глубже, Мистер Фармациум, ваша жена – ужасный человек, который заставлял травить брату собственную сестру, а той – отказаться от того, к чему лежит её сердце – анатомии и искусству.
Орсо молчал, а таксист продолжил:
- Знаете, не всё так просто. У вас чудесная дочь, но её срывы вас уже достали. Вы боитесь собственной дочери. Признайте это. Но она хороша, только вот жизнь свяжет свою с плохим человеком и из-за него погибнет. Луций же наоборот, будет утопать в любви всю жизнь: семья, дети и так далее. Но сейчас всё хуже, он едет на родину к тому, кто его не любит…
- Чёрт меня побери, - ошарашено произнёс Орсо.
- Дело в том, что это всё правда. У меня есть особый дар, я хочу вас предупредить… И мне жаль, что я не могу соврать: я завидую Вам – лично Вам суждено умереть в Люксембурге или найти свою любовь в Бурбоне.
- Вы Бог?
Индиец снова залился смехом:
- Увы, но нет. Если бы Бог не был расистом, я бы был его копией. Нет, нет, Бог не выбирает людей другой расы, цвета кожи, пола или ориентации. Я вам завидую, белые европейцы-гетеросексуалы. Именно поэтому я пару лет назад попал в Японию. Случайно. А потом попал под стихийное бедствие, началось землетрясение и.. мне трудно об этом говорить, но с тех пор я могу видеть.
- Я не верю вам, - почти спокойно ответил Орсо.
- Ты боишься Паулы, нейтрален к Луцию и ты никогда не любил Цецелию. Заметь, что твоя жизнь, как семьянина не сложилась – почти крикнул таксист, переходя на ты.
Орсо прикусил язык. Этот человек разбирался в его чувствах намного больше, чем он сам их понимал. И как он может видеть? Или это очередной розыгрыш?...
- Что будет со мной в Люксембурге? – тихо спросил мужчина
- Всё зависит от обстоятельств. Будешь мешать Пауле и её избраннику, попадёшь под колёса. Если нет – будешь жить спокойно с Миссис Неординарность в Бурбоне.
«Объявляется посадка на рейс Рим – Люксембург в один конец; терминал 17»
Орсо перебирал свои волосы, склоняя голову к коленям. Лишь Ирша Нилаль мог слышать его плач.
- Вам пора. Ваши полчаса истекли. Платить не надо, вы заплатите своими страданиями. Удачного полёта, Мистер Фармациум!

Глава 7.
Хочешь всё знать?
- Папа, я хочу с тобой сидеть!
Крики Паулы на весь самолёт оглушали пассажиров.
- Тебе будет лучше в бизнес-классе – не унимаясь, повторяли Орсо и Луций в один голос
- Нет! Я хочу с папой!
- Ты хочешь вернуться к своей матери? – грозно крикнул на Паулу Орсо, видя её начавшуюся аутоагрессию, потому что он растерялся и не знал, что делать больше, - Будешь орать, сразу к ней отправишься! Брат для тебя уступил место в бизнес-классе, а ты, неблагодарная…
Паула, смахивая слёзы, достала нож из своего багажа и на полу самолёта отчертила линию:
- Я уйду, а вы не смейте заходить её, - сказала она, указывая на черту.
Она развернулась и зашагала в кабину бизнес-класса.
Испуганные пассажиры успевали только возмущаться и вздыхать от страха, Орсо разводил руки в сторону и пожимал плечами, мол, младшая дочь, что поделаешь?
Когда самолёт начал подниматься вверх, началась маленькая встряска в салоне и все как-то сразу успокоились. Орсо и Луций заняли места рядом, сын был у окна и непрерывно.
Пейзаж сменялся хаотично: сначала обычный аэродром, следом голубые облака, которые сменяли чистое, без изъянов небо. Высота нарастала и нарастала, небо становилось всё чище и чище. В самолёте играла приятная музыка, которая ещё сменялась голосом пилота, говорящего на трёх языках: Приятного полёта, дамы и господа. Мы уже на высоте тысячи метров над землёй. Пожалуйста, соблюдайте правила тишины и гигиены. Температура за бортом, -4 по Цельсию.
- Ты хотел поговорить со мной, поэтому уступил Полле место в другом конце самолёта?
Луций молчал, словно не замечая слов отца. Очевидно, он не знал с чего начать этот трепетный разговор:
- Всё изменилось. Я уже не тот маленький мальчик, который верил в возращение отца и его любовь к матери. Я теперь сам хочу верить в свою любовь.
- Лу, тебе всего…
- Мне не так мало лет, как ты меня видишь. Я уже самодостаточный юноша с хорошей карьерой врача.
- Я тебя не понимаю.
- Ты никого не понимаешь. Ты бросил мать. Ты бросил нас с Поллой. Мы, жившие под тиранией матери, очень сильно повзрослели и изменились, но не смогли перестать верить в чудеса. Я уже был готов тебя сам найти, чтобы сбежать от неё. Полла сходила с ума.
Ты вернулся, как ни в чём не бывало. Понимаешь мне хоть сейчас? Я знаю, что у Поллы аутоагрессия, но ты только кричишь на неё и больше ничего. А знаешь что? Почему ты не хочешь знать, что у нас внутри!?
- Я бы очень хотел тебя узнать получше, но сам понимаешь, времени у меня не было. Можешь мне сейчас всё рассказать. - произносил Орсо
-Луций загадочно улыбнулся:
- Хочешь всё знать? Тогда скажи зачем ты вообще вернулся? Ты решил узнать, что благодаря мне твоя дочь скоро станет наркоманкой или что я влюблён в нашего кузена!?
- Что!? – заорал Орсо в агонии на весь самолёт
Люди стали снова оборачиваться на него.
- Хм, ты подумал, что я буду ходить вокруг да около? Нет, дорогой папа, у Поллы уже не то здоровье, а у меня не та ориентация –с презрением выдавил Луций
Орсо снова обомлел от страха и ужаса:
«Так, разложим всё по полочкам. Я должен успокоиться. Право дело, ничего страшного не случилось… Прошло всего 5 лет. Ничего не должно было измениться: дети растут, жена любит и ждёт. Я же сам дурак. На что я надеялся? Я получил в дар жену-тирана, дочь с аутоагрессией и сына…
Он обхватил руками лицо:
- Что с кузеном-то нашим не так?
- Привет, папочка, а я влюблён в Флориана.
«… и сына-гея. Флориан, милый мальчик с веснушками, сын сестры Цеци, Гретхен…»
Сын начал корчить гримасы, мол «и чего это ты лицо руками закрыл? Плачешь?»:
- Я стараюсь успокоиться, поверь мне. Как давно это произошло?
- С тех пор, как вы оставили маленького Лу одного в доме с парнем, старшего на 2 года.
- Он применял к тебе насилие?
- Нет, он любил меня.
Тишина повисла в салоне самолёта. Стюардессы стали ходить по салону в своих синих формах, перекатывая тележку с едой и напитками. Снова раздался голос пилота, который оповестил их, что более двух тысяч метров они в воздухе.
«Лучший способ в данной ситуации – напиться!» - снова твердил себе Орсо.
- Сэр…
- Фармациум, мисс – произнёс Луций вместо отца, который всё также сидел с закрытыми глазами
- Что будете, сэр?
- Я вообще заказывал у вас место в бизнес-классе, но туда отправилась моя сестра…
- Она уже отказалась от еды, под предлогом ругани.
- Отлично, тогда могу я просить вас, милая леди, принести мне меню бизнес-класса?
Стюардесса зарделась:
- Сию минуту.
И вот, минут через десять, на поднос был возгружен целый «пир» пассажира – одни только чего стоят итальянские вкусняснишки, как их называла стюардесса. Плюс бокал игристого шампанского:
- А есть ещё что покрепче?
- Вино, шампанское, также для первого класса немного коньяка..
- Стоп, стоп, остановимся на коньяке. Принесите пожалуйста, милая леди.
Девушка снова зарделась и ушла в свою кабину. Орсо задремал в таком положении, хоть и его глаза были полны слёз. Паула не очень хотела есть и просто лежала в своём комфортном помещении. От еды этого класса она тоже отказалась, достав из своей сумки маленькую бутылку гранатового сока и яблоко Фуджи.
- Пристегните ремни, дамы и господа, мы снижаемся над Люксембургом!
Лишь Паула могла слышать аплодисменты пассажиров пилотам, до того как её уши заложило от снижаемой высоты.

Глава 8.

Дата добавления: 2015-09-29