— Я хочу, чтобы он оставался здесь. Вернон больше любит играть с вами, чем с моей мамой. Она… она не умеет найти с мальчиком общий язык.
— Ну, тогда решено, — заявил Томас.
Сын повернулся к матери, которая сидела справа от него. Из вежливости Джессика уступила свое место во главе стола Присцилле, когда Томас после смерти Сайласа занял его место. Но до сегодняшнего вечера невестка никогда не вела себя, сидя на нем, как хозяйка дома.
— Мама! Ты заслужила того, чтобы оставаться дома и нянчиться с внуками, — смягчив тон, сказал Томас. — Пусть другие несут неграм свет знаний.
Сидевший напротив Джессики майор Дункан только что вернулся из бани, которую его люди построили позади конюшен. В своей темно-синей форме с золотыми эполетами он никогда еще не казался настолько красивым. Майор молчал, не желая вступать в семейный спор. Джессика не знала, понимает ли он, из-за чего весь этот сыр-бор. Мужчины часто бывают глупы и слепы, когда дело касается женских уловок.
— Как хочешь, Присцилла, — пошла на уступку Джессика, — но не забывай, что люди будут косо на тебя смотреть.
Тень упрека скользнула по лицу молодой женщины.
— На вас всю жизнь косо смотрели, а вы держали себя с большим достоинством, Джессика. Я постараюсь брать с вас пример.
— Мама! Ты предупреждаешь Присциллу о том, что наши горожане могут не понять ее поступка в то время, как сама всю свою жизнь ни капельки не обращала внимания на общественное мнение, — засмеявшись, произнес Томас.
— Я говорю не об общественном мнении, сын. Я просто не хочу, чтобы твоя жена давала повод для злословия.
— Я так понимаю, меня хотят предупредить, чтобы я не учила негритят тому, чего им знать не следует, — сказала Присцилла. — Так ведь, Джессика? Не волнуйтесь. Никто меня ни в чем не обвинит. Я буду обучать детей всего лишь чтению, чистописанию и арифметике.
— А мне кажется, Присцилла, — смеясь, заметил Томас, — мама не хочет, чтобы другие подумали, будто бы ты становишься похожа на нее.
— А мне так не кажется, — сухо ответила Присцилла.
Взгляды женщин встретились. Джессика теперь ясно видела огоньки ревности в голубых глазах Присциллы. Сознательно или бессознательно, но Томас создал у своей жены впечатление, что он сравнивает ее с матерью.
— Невозможно в точности скопировать оригинал, — добавила Присцилла.
— Хорошо сказано, миссис Толивер! — обращаясь к молодой женщине, заявил майор.
Офицер поднял бокал с вином. Томас, светясь гордостью, сделал то же самое.
— Да уж, — произнес он.
Джессика внутренне тяжело вздохнула. Ради всего святого! Как же ей хотелось сейчас хорошенько придушить сына за то, что он обделяет Присциллу своим вниманием. Каждая замужняя женщина хочет, чтобы ее муж замечал и ценил ее, любил и желал. Почему он не видит, насколько Присцилла красива? Конечно, его жена немного пустоголова и слишком увлекается громкими именами и социальным положением, но у Присциллы — доброе сердце и заботливый характер. Почему он не может ценить эти душевные качества жены, ограничиваясь тем, что она может дать ему в спальне? Почему Томас настолько равнодушен к ее чувствам, почему остается слеп, не понимая, что делает свою супругу уязвимой и падкой на внимание других мужчин?
Почему Томас не понимает, что, натолкнувшись на безразличие, женское сердце превращается в ледышку?
Бывали времена, когда Джессике остро не хватало Сайласа. Томас считал, что не нуждается в совете матери. Сайлас смог бы поговорить с ним как мужчина с мужчиной. На отца Томас не обиделся бы, а вот слушать советы на такие темы от матери… Джессике не хотелось рисковать. Она уже представляла себе, как возмутится Томас: «Мама! О чем ты говоришь?»
Через две недели после того разговора за столом Присцилла подошла к Джессике и предложила поговорить «на деликатную тему». Заслышав это, женщина почувствовала, как у нее замирает сердце в груди. Взгляд ее уперся в лицо невестки: осознает ли та всю опасность избранного пути. Всю прошлую неделю Присцилла «наблюдала» за последними работами, производимыми в школе. Бюро по вопросам бывших невольников составляло списки будущих учеников. Начало занятий запланировали на следующую неделю. Всю работу по составлению планов занятий, подбору книг и закупке писчих принадлежностей Присцилла оставила на свекровь, а сама «наблюдала» за строительством.
— Нам нужно больше места, — сказала невестка и попросила уступить им спальню и гостиную, которую Джессика когда-то делила с Сайласом.
Джессике должна была достаться анфилада комнат, которую Томас и Присцилла занимали в другом крыле дома.
— Мы хотим превратить гостиную в детскую комнату. Ребенку нужно больше свободного пространства.
— Свободного пространства? Ему же только полтора года! — удивилась Джессика.
— Он растет.
Джессика не нашла в себе сил отказать. Дом принадлежал ей. Она имела полное право решать, чему быть, а чему нет, но ради семейного благополучия женщина решила не противиться. Джессика была рада, что Томас и Присцилла отказались от мысли построить на плантации собственный дом. Ей хотелось, чтобы Вернон рос в городе, подальше от Сомерсета. Быть может, мальчику удастся избежать влияния той власти, которую плантация имеет над его отцом.
Присцилла подошла к окну, обращенному в сторону каретного сарая. На лице ее появилось нетерпение. Неужели она считает, что ее свекровь слепа?
— И когда вы планируете перебираться? — спросила Джессика.
Уступчивость свекрови вызвала у невестки явное облегчение.
— Как только прислуга все подготовит.
Глава 69
В начале октября 1866 года Джессика нашла в себе силы продолжить тридцатилетнюю семейную хронику Толиверов, Уориков и Дюмонов. Однажды утром она почувствовала, что ее переполняют невысказанные мысли. Женщина раскрыла картонную обложку новой записной книги. В последнее время, после того как Присцилла стала полновластной хозяйкой в доме, Джессика писала письма, сидя в маленькой гостиной, располагавшейся в ее крыле дома. С передачей короны Присцилле ей пришлось смириться и с потерей гостиной, в которой она прежде сиживала по утрам. Единственным предметом мебели, который женщина забрала к себе наверх, был ее секретер.
Осень, видать, решила всем отомстить. Ледяной дождь барабанил в окна, но в камине весело горел огонь, а Петуния принесла ей заварник с чаем, над которым поднимался пар.
Джессика уставилась на чистую белую страницу. С чего бы начать описание событий конца целой эпохи, эпохи, которая протекала перед ее глазами на протяжении долгих сорока девяти лет? Память ее уже не та, что прежде. Многое забывается. Джессика налила себе чашечку чая и задумалась. Сегодня — день ее рождения. С чего же начать? А начнем-ка с того места, где она, Джессика, появилась на свет. Начать оттуда, откуда все началось.
Родиной для многих, кто прибыл в Техас в числе переселенцев из Виллоу-Гроув, оставалась Южная Каролина. Этому штату больше всего досталось от войск генерала Шермана, когда северяне наступали с севера на юг. Хозяйство Южной Каролины лежало в руинах. Полному разрушению подверглись мосты, система железнодорожных путей, дороги, пристани, хлопкоочистительные мануфактуры и склады. Плантации лежали разграбленными. Жилые дома, хозяйственные постройки и поля солдаты просто-напросто сожгли. Скот либо отобрали, либо вырезали. Сельскохозяйственный инвентарь специально ломали. Никому из трех плантаторских семейств — ни Виндхемам, ни Уорикам, ни Толиверам — не удалось избежать разорения. Майкл теперь жил в бревенчатом домишке, состоящем всего-навсего из двух комнат, на том месте, где прежде простирались земли Виллоушира. Один из братьев Джереми погиб в тщетной попытке защитить собственность семьи. Другой, собрав пожитки, вместе с семьей перебрался в Южную Америку, дабы начать все с нуля. Моррис умер от сердечного приступа вскоре после того, как армия Шермана достигла Колумбии, столицы Южной Каролины. Два его сына погибли в сражении при Шайло. Летти с дочерью перебралась жить к сестре в Саванну.
Судьба техасских Уориков и Дюмонов сложилась куда счастливее. С экономической точки зрения Джереми и Анри преуспевали: Анри — в разумных пределах, Джереми — выше всяческих ожиданий. Все, к чему бы ни прикасался Джереми, превращалось в золото, любое капиталовложение давало отдачу. В апреле «Телеграфная компания Соединенных Штатов», обладателем большого пакета акций которой являлся Джереми Уорик, была поглощена «Вестерн юнион». В результате этой сделки она стала крупнейшей телеграфной компанией в стране, а Джереми — очень богатым человеком. Когда ему начинали льстить, восхищаясь успехами всех его сделок, Джереми только отмахивался. Сердце у него лежало к лесозаготовительной промышленности. Он так и не переменил своего первоначального мнения.
— Настоящее богатство Техаса — это его леса, друзья мои, — говорил он. — Нам нужно только набраться терпения.
Выжившие его сыновья обзавелись женами и произвели на свет множество внуков. Первенца, мальчика годом старше Вернона, назвали Джереми Третьим. Камилла со смехом говорила о Джереми-отце, Джереми-сыне и Джереми-святом кошмаре.
Блокада существенным образом мешала импорту изделий фирмы Анри в Европу, но его деловые связи с французами, которые как раз вторглись в Мексику, а также их явные симпатии к Конфедерации, частично помогли Дюмону в его беде. Французские дипломатические курьеры, используя неприкосновенность, могли перевозить товары через границу Техаса. То, что не удавалось перевозить дипломатической почтой, доставляли контрабандисты. Анри, послушавшись совета Джереми, также разместил свои довоенные деньги в банке на Севере. Француз разделял энтузиазм своего друга насчет скорого прироста населения Техаса вследствие миграции людей с Юга в штаты, не разоренные войной. Поэтому Анри приобрел несколько земельных участков на территории Хоубаткера. Впоследствии он намеревался сдавать землю под строительство жилых домов и деловых зданий.
Из двух сыновей Дюмона женился только Арман. У него родился крепенький сынок, которого родители назвали Абелем. Он был одного возраста с Джереми Третьим. Предполагалось, что, повзрослев, Вернон и мальчики станут такими же близкими друзьями, как их отцы и деды.
Страница оставалась до сих пор чиста. Джессика размышляла над тем, насколько можно откровенничать в своем дневнике о семейных делах за прошедшие семнадцать месяцев. Несмотря на зависть и личные претензии к Толиверам, среди жителей Хоубаткера в целом бытовало мнение, что им надо отдать должное. После войны Толиверы стали еще более влиятельным семейством в городе, чем до нее. Ход событий доказал правоту взглядов Сайласа. Многие жалели, что вовремя не послушали его советов и не последовали примеру хозяина Сомерсета. Томаса, которого прежде критиковали за то, что он не отправился воевать на Юге, впоследствии превозносили за храбрость, проявленную при защите родного штата. Джессика стала легендой Хоубаткера только потому, что она была… Джессикой.
Сомерсет оказался одной из немногих плантаций Восточного Техаса, которые поднялись из «пепла» и, судя по всему, не собирались сдавать своих позиций. Сайласу удалось переправить в Англию большой груз хлопка до начала блокады. После войны за него заплатили несколько тысяч долларов. Томас очень удивился, когда узнал, что у его матери есть счет в бостонском банке. Собрав все деньги вместе, ее сын смог заменить подержанное оборудование, купить тягловый скот, сделать необходимый ремонт и заплатить бывшим рабам столько, что лишь очень немногие ушли с плантации. В этом году урожай выдался хорошим. Торговля хлопком с Севером и Европой возобновилась с удвоенной энергией.
Вернону исполнилось полтора года. Мальчик стал всеобщим любимцем. Своим присутствием он сомкнул края той бездны, которая образовалась в доме после смерти Сайласа. Временами, глядя на внука, Джессика ужасно сожалела о том, что мужу так и не удалось поближе с ним познакомиться. Бабушка беспокоилась, что, когда Вернон подрастет, напряжение в отношениях между родителями будет влиять на него самым негативным образом, но со временем Томас и Присцилла научились относиться друг к другу со зрелым пониманием и налетом учтивости, которые со стороны можно было принять за любовь. Некоторое время казалось, что Присциллу словно подменили. Она вела себя куда свободнее и оживленнее, чем прежде, и выглядела по-настоящему счастливой женщиной. У Джессики не было доказательств того, что в перемене, происшедшей с Присциллой, повинен майор Дункан, но первые изменения появились, когда невестка приступила к преподаванию в новой школе. Женщина просто расцвела. Джессика не думала, что эйфория, в которую впала Присцилла, имеет хоть какое-то отношение к обучению непоседливых, вечно хихикающих, немытых негритят в душной классной комнате. Свекровь догадывалась об источнике взрывного смеха, сверкающих глаз и легкой походки по вечерам, когда Присцилла и Томас собирались вместе.
Джессика никому и словом не обмолвилась о своих подозрениях. Она могла только надеяться на то, что невестка будет вести себя осмотрительно, а Томас и по-прежнему останется в неведении относительно причин ее веселости. Постепенно молодая женщина преодолела застенчивость, нерешительность и настороженность, которые после замужества только усилились в ее характере. Джессика считала, что прежде в этих особенностях ее поведения был повинен в первую очередь сам Томас. К счастью, сын ничего не замечал.
— Учительство — твое призвание, — говорил он Присцилле.
Джессика наблюдала рост его интереса к жене. Томас начал раньше приезжать домой с плантации. Сначала мать боялась, что сын что-то заподозрил, но оказалось, что он просто хочет больше времени проводить вместе с женой и сыном. Джессика находила предлоги, чтобы после ужина пораньше пойти к себе, оставив Томаса наедине с Присциллой и ребенком.
Отношения между супругами улучшились. Однажды утром, спустившись к завтраку, Джессика обнаружила, что в столовой никого нет.
— А где мои сын и невестка? — спросила она у Петунии.
— Они еще не поднялись с кровати, — застенчиво улыбаясь, ответила та. — За ребенком я приглядела.
Спустя два месяца после начала занятий в школе почти одновременно произошли три события. Джессика не знала, взаимосвязаны ли они. Школа сгорела до основания. Никого этот поджог, впрочем, не удивил, так как в городе насчет нововведения велись ожесточенные споры. Многие находили существование школы для «черномазых» оскорбительным для граждан Хоубаткера. На этом учительская карьера Присциллы окончилась. Вскоре после этого майор Дункан попросил и получил перевод, а невестка объявила о своей беременности.
Глава 70
— Мама! Она похожа на тебя как две капли воды, — сказал Томас, протягивая сверточек Джессике.
Бабушка впервые взглянула на внучку. Из ее груди вырвался возглас:
— Ой! Боже мой!
Из глубин розового одеяльца на нее смотрело покрасневшее личико Регины Елизаветы Толивер.
— Ну же, ну же, — Томас суетился вокруг с видом отца, очень гордого за свое новорожденное дитя. — Я знаю, что тебе никогда не нравились светлая кожа, веснушки и рыжие волосы, но нам с папой они казались очень милыми. Я полюблю моего маленького ангелочка.
Томас коснулся губами лба девочки.
— Надеюсь, что без веснушек обойдется, — сказала Джессика.
Впрочем, учитывая, кем был отец девочки, на подобное рассчитывать не приходилось.
Томас улыбнулся двухлетнему сынишке, который стоял, держась за ногу отца. Ребенок поднял лицо вверх. На нем читалось любопытство. Почему этот сверток так заинтересовал папу? В библиотеке никого больше не было. Вудворды остались наверху, вместе с дочерью. Вскоре придет мать Присциллы и заберет ребенка обратно. Девочку надо будет кормить.
— Ладно, — произнес Томас, — теперь твоя очередь, Вернон. Давай присядем. Я представлю тебя твоей маленькой сестренке.
Джессика наблюдала за тем, как ее высокий сын садится на стул для того, чтобы малыш смог получше разглядеть первую представительницу прекрасного пола в семействе Толиверов за последние двадцать лет. Джессику удивило то, что Томас обрадовался, когда узнал, что у него родилась девочка, а не сын. Ранее он выражал надежду, что родится мальчик, и у Вернона появится товарищ по играм. Томас не скрывал, что хочет, чтобы у сына было много братьев. После смерти Джошуа он, будучи еще ребенком, тяготился своим одиночеством и спрашивал: «Когда же у меня будет еще один братик, как у моих друзей?» Потом он вырос и уже не лез к родителям с расспросами.
— Двадцать лет, — повторила за мужем Присцилла, когда тот рассказал ей малоизвестный факт из семейной истории Толиверов. — Двадцать лет — это целое поколение.
— Ты достигла того, чего не смогла достичь ни одна женщина в семье за все эти годы, — с любовью промокая пот со лба жены, сказал Томас.
— Ты не разочарован? — спросила Присцилла.
Она лежала, измученная продолжавшимися три часа родами. Держалась она на удивление стойко, с завидным самообладанием. Принимать роды позвали конкурента доктора Вудворда. После того, как все благополучно закончилось, врач сказал отцу Присциллы, что никогда не видел роженицы, действующей настолько в согласии с Матерью Природой. «Она очень хочет этого ребенка», — сказал тогда врач.
— Нет, я не разочарован, — мягким голосом ответил муж. — Извини, что позволил во мне засомневаться.
— Ты очень хотел сына.
— Мне хотелось еще одного ребенка. Видя, что вокруг родятся одни только мальчики, я и надеяться не смел, что ты родишь мне девочку.
— Ты не в обиде, что… она не похожа на нас? — спросила Присцилла.
— Ни в коем случае. Она похожа на мамину родню.
— Я очень рада.
Джессика слушала этот разговор, стоя в углу комнаты. Место у изголовья роженицы, лежащей на кровати, в которой прежде спали она и Сайлас, Джессика уступила матери Присциллы. Свекровь задавала себе вопрос: какая разница, кем является отец девочки? И может ли происхождение ребенка помешать полюбить его?
Джессика подозревала, что если Томас хотя бы заподозрит о том, что девочка — не Толивер, то бед не оберешься. Пока что сын ни о чем не догадывался. Сильное притяжение, существовавшее между Присциллой и майором Дунканом, кажется, осталось для него незамеченным. Даже смена настроения жены после отъезда майора из Хоубаткера не вызвала у Томаса ни тени подозрения. Он винил во всем поджог школы.
— Ей так хотелось там работать, — говорил Томас.
— Может и так, — вслух согласилась Джессика, но не удивилась, когда Присцилла, используя в качестве отговорки свою беременность, отклонила предложение бюро по вопросам бывших невольников возобновить занятия в заброшенном складе до того, как будет построена другая школа.
Отцовство, кровное родство имеют для Томаса не последнее значение. Джессика ощущала, как ледяные иглы дурного предчувствия вонзаются в нее, пока слушала, как Томас объясняет Вернону обязанности старшего брата по отношению к младшей сестре. Что станется, если Томас ни с того ни с сего заподозрит, что маленькая рыжеволосая девочка, которую он зовет своей дочерью, отнюдь не его кровь и плоть? Что станется, если однажды, наблюдая за играющей Региной Елизаветой (второе имя дали в честь бабушки Томаса из Квинскрауна), он неожиданно вспомнит о майоре Эндрю Дункане и о том, как Присцилла радовалась жизни, пока северянин жил в Хоубаткере? Что станется, если одна мысль потянет за собой другую, третью и так далее, пока Томас не убедится в своем заблуждении? Такого рода внезапные озарения случаются в природе.
Однажды нечто похожее случилось с ней, когда Джессика поняла, что отношение к ней Джереми Уорика не ограничивается сердечной дружбой, хотя мужчина никогда и не признавался ей в обратном. Она живо помнила этот миг озарения. Они играли в крикет на лужайке перед домом Уориков. Джереми играл в паре с Джессикой, а Анри — с Камиллой. Бесс разносила лимонад. Мяч Джереми прокатился под последней калиткой и ударил в столбец. Он улыбнулся Джессике.
— Мы выиграли, — заявил он.
А через мгновение женщина знала, словно лучик солнечного света осветил казалось бы хорошо знакомую комнату и открыл взору доселе недоступное.
И еще Джессика поняла, что Джереми догадывался о том, что Сайлас знает. Именно поэтому он просил не открывать умирающему другу тайны капитала, хранящегося в бостонском банке. Поверь мне, Джесс. Кое в чем я понимаю твоего мужа лучше, чем ты. Ему очень не понравится, что ты посвятила меня в то, что утаила от него, и я действовал, не поставив его в известность.
Но Сайлас доверял их дружбе, поэтому закрывал глаза на особые отношения, сложившиеся между его женой и Джереми. Открытие потрясло Джессику, но Джереми так и не догадался о том, что она все знает.
— Да, победили, — сказала она, поднимая мяч и с видом триумфатора махая им над головой.
Но, Боже мой, что за трагедия разразится, если Томас когда-либо узнает, что отец Регины Елизаветы — другой мужчина, к тому же офицер федеральной армии. После этого осколки разбитого вдребезги брака уже никто не сможет собрать и склеить воедино. То же коснется и его отношения к дочери.
— Мак, — заявил Вернон. — Волосы у нее цвета мака.
— Ну, тогда мы так и будем ее называть — Маковка.
Они представляли собою прелестное зрелище: ее светящийся от счастья сын показывает ее заинтригованному внуку маленькую девочку. Идеальная сцена, чтобы запечатлеть ее на портрете. Джессика спрашивала себя, почему она, представительница первого поколения техасских Толиверов, не может заставить себя подойти и сделать эту идиллию полной.
— Мама, подойди пожалуйста, а то ее сейчас унесут…
Приглашение Томаса не успело прозвучать до конца — дверь библиотеки отворилась и вошла Петуния.
— Миссис Присцилла прислала меня за ребенком, мистер Томас. Пора кормить.
Малышка и впрямь начала уже похныкивать, проголодавшись. Видно было, как под одеяльцем она пытается махать своими крошечными ручками и ножками. С видимой неохотой Томас передал дочь негритянке.
— Потом принеси ее обратно. Я хочу, чтобы она получше узнала своего папочку.
Петуния бросила вопросительный взгляд на Джессику. Та отвела глаза в сторону. В животе что-то неприятно сжалось.
— Хорошо, мистер Томас, — ответила Петуния.
Весна и лето того года, когда Джессике должно было исполниться пятьдесят лет, прошли неспокойно. На место майора Дункана в город прибыл «железный» генерал, которому к тому же подчинялись все федеральные войска в Техасе. Недовольный тем, что жители округа пытались саботировать решения Конгресса касательно политических, социальных и экономических преобразований в регионе, генерал избрал местом своей штаб-квартиры Хоубаткер. Он тотчас же настроил против себя гражданское население, сместив с постов выборных должностных лиц и судей и заменив их своими людьми. Занимать гражданские должности могли только те, кто официально присягнул, что не брал в руки оружия, чтобы бороться с Соединенными Штатами, а также «не способствовал советом либо моральной поддержкой тем, кто был вовлечен в вооруженный конфликт». Томаса тотчас же сместили с должности главы городского совета, а Армана Дюмона — с поста мэра.
Эти должности, как и другие, оставшиеся вакантными по воле генерала, заняли саквояжники с Севера. Так их называли потому, что имущество большинства чужаков умещалось в одном лишь холщовом саквояже. Эти люди принялись скупать разоренные фермы, плантации и животноводческие ранчо за ничтожную долю их стоимости, по сравнению с теми деньгами, которые им пришлось бы выложить в северных штатах. Округ с негодованием и серьезной тревогой ожидал, что же предпримут дорвавшиеся до власти чужаки.
В 1867 году эпидемия желтой лихорадки усугубила бедствия, выпавшие на долю Восточного Техаса. Доселе неведомый в этих краях вредитель, пожирающий листву хлопчатника, принес множество проблем фермерам. В народе его прозвали «армейским червем». Страдая от удушья из-за закрытых (чтобы не впустить в дом москитов) окон, Джессика думала о сделке, совершенной по инициативе Уильяма Сьюарда, государственного секретаря США. С приобретением Аляски у России территория Соединенных Штатов увеличивалась на 586 412 квадратных миль. Климат там, говорят, холодный. Непохоже, что на Аляске можно будет выращивать хлопок. Дети постоянно капризничали. Томас выглядел обеспокоенным и часто раздражался. Джессика изнемогала от плохо действующей на состояние ее духа работы в благотворительном госпитале для ветеранов гражданской войны. Присциллу же, судя по всему, все происходящее вокруг обходило стороной. Невестка радовалась улучшению отношений с мужем и постепенно обретала все бóльшую власть в доме.
— Что вы делаете, Джессика?
При звуках властного голоса женщина оглянулась. Присцилла стояла в дверном проеме кладовой, где Джессика пересчитывала истощающиеся запасы продуктов питания, до сих пор дефицитных, несмотря на то что война уже давно закончилась.
— Что? — раздражаясь из-за того, что у нее требуют объяснений, переспросила Джессика. — Ты и сама видишь, что я делаю: я проверяю наши запасы.
— Разве это не моя работа?
— Твоя, если ты ее делаешь.
— Я занималась детьми.
— Поэтому я и пришла сюда.
Такого рода пререкания не были редкостью в последнее время. От прежней запуганной, потерявшей голову молоденькой девушки, которая с широко раскрытыми глазами взирала на богатство и изысканность жилья Толиверов, не осталось и следа. Кроме того, когда в ее жизни появился майор Эндрю Дункан, Присцилла утратила кое-какие из сдерживающих ее пыл ограничений, и теперь Томас этим пользовался.
В октябре похолодало. А потом Присцилла объявила, что снова беременна.
Неожиданная гостья ожидала Джессику в день ее рождения. Войдя в гостиную, женщина застала там худощавую, угловатую негритянку в годах. На гостье было одно из тех новых платьев без кринолина. Оно придавало ее нескладной фигуре вполне оформленный вид. Негритянка в ответ на глубочайшее изумление Джессики ответила широченной улыбкой.
— Ты же не думала, что я пропущу твой пятидесятый день рождения?
Глава 71
Дюмоны втайне подготовили неожиданный визит Типпи, а потом устроили праздник по случаю дня рождения Джессики в своем похожем на шато особняке. Пышностью своей праздник напоминал довоенные торжества. Наряды гостей, впрочем, были куда менее модными и сидели как-то не особенно элегантно. Как яркие, новомодные карусели выгодно выделяются на фоне старых качелей, из толпы выделялись Камилла Уорик, Бесс Дюмон и Типпи в сшитых по последней моде платьях без фижм, но с турнюром[41].
— Война сняла богатую жатву, — позже прокомментировала Типпи небольшое число обитателей Хьюстон-авеню, пришедших на праздник, и их внешний вид.
— Как и предвидел Сайлас, — заметила Джессика.
— Я не увидела Дэвисов. Они не пришли из-за меня?
— Они стыдятся своего бедственного положения. До определенной степени я им сочувствую. Дэвисы потеряли на войне сына. Джейк был таким вежливым и добрым юношей. Томас и мальчики до сих пор его оплакивают. Но во всем остальном Лоримеру следует винить только самого себя. Этот упрямец упорствовал, не желая слушать советы Сайласа. Он не верил, что Конфедерация обречена на поражение, и продолжал в кредит покупать землю и рабов в то время, как все умные люди ждали, чем окончится война. Когда Лоример не смог платить по закладным, все его имущество, включая дом на Хьюстон-авеню, отошло маклерской конторе в Галвестоне. Армейский генерал, в управление которого перешла эта часть штата, арендовал дом для собственных нужд и нужд своих офицеров. Еще одна горькая пилюля, которую Дэвисам пришлось проглотить. Они не одиноки в своем горе. Многие другие в прошлом видные плантаторские семейства по всему Восточному Техасу постигла та же незавидная участь.
Типпи грустно покачала головой.
— Но Сомерсет выстоял.
Джессика пожала плечами.
— Сайлас позаботился об этом ради Томаса, а Томас позаботится о плантации ради своего сына. Вернон в три года как две капли воды похож на своего отца в том же возрасте. Мальчик просит, чтобы папа брал его с собой, когда Томас уезжает утром по делам. Внук уже предпочитает компанию отца дому, полному женщин.
— Да, мальчик похож на отца, — произнесла Типпи своим «пророческим» тоном.
Джессика почувствовала дрожь. Они сидели на веранде, купаясь в лучах осеннего солнца. В прошлом они часто сиживали здесь, болтали обо всем на свете, совсем не заботясь о гневе соседей, наблюдавших за тем, как одна из них, дама из их круга, пьет чай в обществе негритянки. Джессика всегда пренебрежительно относилась к их расовым предубеждениям. Те, кто сумел сохранить свои дома на Хьюстон-авеню, за исключением, само собой разумеется, Дюмонов и Уориков, были сейчас в финансовом и социальном плане куда уязвимее Типпи. Изабелла, как ее сейчас все называли, стала одним из самых востребованных модельеров женской одежды в Америке. Созданные по ее моделям платья и прочие предметы женского туалета сразу же производили фурор. Вскоре после ее переезда в Нью-Йорк на женщину посыпались и другие, еще более заманчивые предложения от людей из мира моды от кутюр. Типпи объяснила подруге, что от кутюр значит «изысканное шитье». Чтобы иметь право зваться от кутюр, дом моды должен принадлежать Торгово-промышленной палате от кутюр в Париже, которая находится в ведении министерства промышленности Франции. Типпи работала на единственный дом моды в Соединенных Штатах, который с полным правом заявлял о своей причастности к этой всеми уважаемой организации. К числу ее клиенток принадлежали члены семейств Асторов, Вандербильдов и Морганов[42]. Типпи подружилась с Сарой Джозефой Хейл, редактором знаменитого журнала «Книга леди», издававшегося Гоуди, влиятельным арбитром во всех областях тонкого вкуса.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |