Еще одной вехой на пути «служения» Елены Петровны стала литературная деятельность. Религиоведческие и теософские труды, путевые очерки, фантастические повести и рассказы, разнообразная публицистика, письма, переводы ранее недоступных европейской науке манускриптов Востока и комментарии к ним – незавершенное собрание ее сочинений включает в себя 14 солидных томов. Индийские заметки Блаватской, опубликованные в России под псевдонимом Радда-Бай, «Из пещер и дебрей Индостана» (1880 г.), «Загадочные племена на Голубых Горах» (1884 г.) до сих пор остаются лучшими русскими книгами об Индии. Необыкновенные путешествия с приключениями оживают под ее пером с истинным блеском, а глубокие знания этимологии могли бы сделать честь любому филологу. Творчество Елены Петровны оказало влияние на таких крупнейших писателей нашего века, как Д. Лондон и И. Ефремов. Но основными трудами, снискавшими ей мировую славу, стали сочинения философско-религиоведческого характера, первым из которых была «Разоблаченная Изида» (1877 г.) – солиднейший двухтомник, где представлен глубокий анализ и сопоставление различных религиозных учений с данными современной науки и приемами магии в разных частях света.
Главным же наследием Блаватской наряду с теософскими работами «Ключ к Теософии» (1889 г.), «Голос Безмолвия» (1885 г.) и другими, как бы подытожившим творческий путь, является двухтомник «Тайная Доктрина» (1888 г.) – монументальный труд, возникший на озарении высших феноменальных способностей. В нем представлена некоторая архаическая мировоззренческая теория, лежащая в основе всех последующих религиозных систем. Уже один подзаголовок этой книги говорит за себя: «Синтез науки, религии и философии». И что поразительно – огромные тома «Тайной Доктрины» были написаны в течение двух лет. За это время трудно даже просто переписать такое количество страниц. Сама Елена Петровна неоднократно утверждала, что не она автор своих книг, что она только орудие, только пишущая под диктант Учителей. Нужно сказать, что в наше время «Тайная Доктрина» представляет особый интерес. То, о чем писала Блаватская в позапрошлом веке, что подрывало многие научные устои, в настоящее время стало достоянием науки. Многие ее предсказания за прошедшие сто лет подтвердились исследованиями астрономов, археологов и других специалистов.
Конечно, вокруг имени Блаватской кипели нешуточные страсти. Посвятив весь остаток жизни пропаганде теософии, она «провинилась» перед христианским миром, а поскольку была яростным критиком материализма – то и перед атеистами. В 1884 г. ее «верные» слуги, супруги Куломб, опубликовали письма, якобы написанные Еленой Петровной, в которых она подробно излагала, каким образом производить «феномены». На этой почве разыгрался крупный скандал, вызвавший подробное расследование, результат которого был прискорбен для Блаватской: она была признана Лондонским обществом психических исследований простой обманщицей, морочившей простаков ложными чудесами. Этот несправедливый приговор о недостоверности ее феноменальных способностей и якобы придуманных ею самою махатм стал подоплекой и всех дальнейших «изобличений», и прямых нападок на Блаватскую. Кстати, недавно Общество психических исследований вернулось к этой истории и признало свое первоначальное заключение недействительным. Между прочим, в Индии к ее имени до сих пор относятся с величайшим почтением. Не кто иной, как великий Махатма Ганди писал: «Я был бы более чем удовлетворен, если бы смог коснуться края одежды мадам Блаватской».
Елена Петровна тяжело переживала распространявшиеся о ней слухи. В конце концов все эти злобные выпады самым губительным образом отразились на ее здоровье. В течение всей своей жизни она неоднократно находилась на грани смерти, а может, и за ней, но каждый раз чудесным образом выздоравливала, приводя в недоумение врачей, предсказывавших скорую агонию. Так, в 1867 г. она оказалась в Италии среди повстанцев Гарибальди. Здесь ее, подобно князю Дмитрию Донскому, извлекли из-под груды мертвых тел – с двумя переломами левой руки, с засевшими в плече и ноге мушкетными пулями, с кинжальной раной в сердце. Одного из этих ранений хватило бы в то время, чтобы умереть, но Блаватская осталась жива, открыв счет своим исцелениям. Весной 1878 г. с ней случилось странное происшествие: она неожиданно упала в обморок и находилась в нем несколько дней. Ее сочли умершей и собирались хоронить, когда из Индии была получена телеграмма от Учителя: «Не бойтесь, она не умерла и не больна, но заработалась. Тело ее требовало отдыха. Будет здорова». В начале пятых суток Блаватская пришла в себя и действительно оказалась совершенно здорова. Последнее, третье выздоровление было особенно необыкновенным. Два доктора нашли ее положение безнадежным и только удивлялись, как она еще до сих пор жива с такими тяжелыми недугами. Ночью у нее началась агония, но когда появились первые солнечные лучи, утомленные сиделки увидели, что на кровати сидит спокойная, бодрая Елена Петровна. На вопрос, что же с ней случилось ночью, она ответила: «Учитель был здесь. Он предложил мне на выбор – или умереть и освободиться, если я того хочу, или жить еще и кончить «Тайную доктрину». Он сказал мне, как тяжелы будут мои страдания и какое трудное время предстоит мне. Но когда я думала о тех людях, которым мне разрешено передать мои знания… я решилась пожертвовать собой».
На фоне этих историй особо странной выглядит смерть Блаватской. 8 мая 1891 г., почти без всякой предупреждающей болезни Елена Петровна скончалась в Лондоне, в своем рабочем кресле, как истинный воин Духа, коим она и была. Впрочем, если смотреть глазами теософа, ничего необычного в этом нет. Просто миссия ее на Земле была окончена, и в этот раз она дала согласие на уход. Ее тело было предано сожжению, и пепел был разделен на три части: одна сохраняется в Адьяре под Мадрасом, другая – в Нью-Йорке, третья оставлена в Лондоне. День ее успокоения чествуется в трех частях света под названием «Дня Белого Лотоса». По мнению одного из современников, «в ней была крепость и достоинство древнего друида и лучше всего ее определяет девиз друидов: “За истину – против всего мира”».
ПОТАНИНА АЛЕКСАНДРА ВИКТОРОВНА
(род. в 1843 г. – ум. в 1893 г.)
Замечательная русская путешественница, этнограф и фольклорист, посвятившая себя исследованиям Китая, Монголии, Восточного Тибета. Художник. Автор 20 научных работ и литературно-художественных произведений. Член Русского Географического общества. Удостоена золотой медали Русского Географического общества за этнографический очерк «Буряты».
Александру Викторовну чаще всего относят к «музам дальних странствий», забывая при этом о ее огромном научном вкладе исследователя. Возможно, потому, что как жена знаменитого путешественника Г. Н. Потанина она никогда официально не числилась ни в одной экспедиции, хотя «сумела оставить по себе неизгладимую память в истории землеведения Азии» (Д. Н. Анучин). Женщина исследовательница и путешественница – для России XIX в. это само по себе подвиг. И своим приходом в науку Александра Викторовна обязана только своей воле, желанию и недюжинному уму.
Ни отец, Виктор Николаевич Лаврский, небогатый нижегородский священник, ни мать, вечно хлопочущая по хозяйству, не уделяли должного внимания образованию родившейся у них 25 января 1843 г. дочери. Шурочка была усидчивым и способным ребенком, но систематических знаний не получила и жила «отраженным светом» своих братьев Константина и Валериана. Чтению и письму ее обучила мать, литературой она занималась под руководством знакомой родителей, Е. П. Юрьевой, тетки популярного в те годы беллетриста Боборыкина, и уже в восемь лет пыталась заняться сочинительством. Брат Валериан привил ей тягу к естественным наукам и серьезному чтению, научил собирать гербарии, ввел в мир интересных физических опытов. И только он поощрял увлечение рисованием.
После смерти отца в 1861 г. Александра открыла школу для девочек, а через пять лет получила место воспитательницы в женском епархиальном училище. Работа не приносила ей морального удовлетворения, но всерьез заняться литературой, наукой или живописью не представлялось возможности. В 1872 г. она поехала проведать брата Константина, отбывающего ссылку в г. Никольске Вологодской губернии. Он познакомил Александру со своим другом, Григорием Николаевичем Потаниным. К своим 37 годам тот немало повидал и пережил: окончил кадетский корпус, шесть лет отдал ненавистной военной службе, три года проучился в Петербургском университете, а после его закрытия за связь с сибирским землячеством попал в разряд неблагонадежных. На родину, в Сибирь он вернулся вместе с астрономической экспедицией К. В. Струве. Его интерес и доброе отношение к коренному населению как «столоначальника по инородческим делам» жандармское начальство восприняло как революционную деятельность. К моменту знакомства с Александрой Потанин полной мерой хлебнул тюрьму, каторгу и ссылку. В Григории Николаевиче ее привлекала сила духа, неудержимый интерес к людям, приверженность науке и вера, что она должна служить обществу. Взгляды Потанина полностью соответствовали ее собственным стремлениям, не получавшим выхода.
Спустя год, насыщенный интенсивной перепиской, Александра Викторовна вновь приехала в Никольск, чтобы навек соединить свою жизнь с близким по духу человеком, которого полюбила. Она стала для Потанина тем «рычагом», который изменил его судьбу. «…Какие потоки света хлынули на него, какими цветами радуги заиграло его воображение, какое идеальное настроение сказалось в его духе, какой полет получила мысль, сколько явилось новых планов, какой энергией дышала эта сильная натура», – писал его друг H. М. Ядринцев. Это влияние было двусторонним и открыло перед женщиной дорогу в науку.
В 1874 г. Потанины переехали в Петербург, чтобы осуществить давнюю мечту Григория Николаевича: через Русское географическое общество начать исследования Монголии. Александра Викторовна приняла деятельное участие в подготовке экспедиции, возглавляемой мужем. А все свободное время она уделяла пополнению своих знаний: читала необходимую научную литературу, посещала лекции корифеев русской науки, изучала в лабораториях методы коллекционирования растений, препарирования животных, шлифовку образцов горных пород. «Скромная застенчивая женщина, сухощавая блондинка с коротко подстриженными волосами и тонким певучим голосом» в короткий срок подружилась со многими деятелями науки и искусства, привлекая людей тонкой наблюдательностью, сдержанностью суждений и умом.
Александра Викторовна стала бескорыстной энтузиасткой в деле своего мужа и вместе с ним отправилась в свое первое полуторалетнее путешествие по Монголии и Китаю (1876–1877 гг.). На всем протяжении пути она проявила неслыханную выносливость, доходившую порой «до почти полного забвения личных потребностей» (К. А. Тимирязев). Высокогорные перевалы Алтая, жаркая безводная пустыня Гоби, рискованный переход по территории китайского Туркестана, речные переправы, отсутствие полноценной пищи, переезды на верблюдах и лошадях – ничто не смущало ее дух, не выводило из равновесия. Работала Потанина наравне с мужчинами. Она собирала и составляла гербарии, вела метеорологические наблюдения и заполняла путевые дневники. Ее, как и мужа, в первую очередь интересовали люди, их обычаи и верования, воспитание детей и быт. Недоверчивые племена монголов-кочевников относились чаще всего без привычной враждебности к европейским путешественникам, среди которых была женщина. Александра Викторовна заполняла свои путевые альбомы бесчисленными и разнообразными зарисовками местности, людей, их одежды, жилищ, утвари. Впервые ею были отображены очертания древних керуксуров (могильных насыпей) в долине реки Буянту.
Свои впечатления о путешествии, о жизни народа и в частности женщин Потанина передала в интереснейших географо-этнографических очерках: «О китайской женщине», «Монголия и монголы», «Из странствия по Урянхайской земле», «Театральные и религиозные представления в Китае».
После второго путешествия по Северо-Западной Монголии (1879 г.) Потанины подготовили четырехтомное издание «Очерки Северо-Западной Монголии», два из которых составили этнографические материалы, собранные Александрой Викторовной: богатейший народный эпос, описание обычаев и верований различных племен. На подготовку этих книг ушло почти три года. Издание произвело огромное впечатление на русскую общественность. Когда друзья интересовались ее вкладом в «семейное дело», Потанина скромно отмалчивалась. «Всегда готовая признать чужие заслуги, она тщательно умалчивала о своих», – писал Григорий Николаевич, признавая неоценимую помощь жены. За свой огромный труд она не получала никакой оплаты. Семья жила скромно и часто испытывала нужду, сберегая все средства для экспедиций. Александра Викторовна никогда не жаловалась. Их небольшой дом в Петербурге и в Иркутске всегда был полон друзей и молодежи, интересующейся естественными науками. Супруги умели «воздействовать на личности» добрым отношением и непритворным вниманием.
Для научной деятельности Потаниных были очень важны третья и четвертая экспедиция (1884–1886 гг.). Географическое общество предложило им исследовать Восточные окраины Тибета и китайские провинции Ганьсу и Сычуань. Для этого экспедиция вначале совершила почти кругосветное морское путешествие на военном фрегате «Минин», длившееся семь месяцев: выйдя из Кронштадта, обогнув всю Европу, через Суэцкий канал и Индийский океан путешественники прибыли в Чифу (Китай). Часто путь Потаниных совпадал с маршрутами, пройденными H. М. Пржевальским. Только, в отличие от его военизированного отряда, эту экспедицию племена тангутов и шираегуров встречали доброжелательно, несколько охотничьих ружей не представляли для них опасности. Знаменитый географ В. А. Обручев писал: «Не уклонюсь от истины, если скажу, что Пржевальский относился к туземцам внутренней Азии подозрительно, Певцов – снисходительно, а Потанин – с любовью». И как обычно, неоценимую помощь при контакте с местным населением оказывала Александра Викторовна. Только ей монголы и тибетцы открыли доступ в свои семьи. Она лечила женщин и детей, учила их вязать по-европейски. Быстрее всех в группе Потанина овладевала языками и общалась с людьми, собирая при этом бесценный этнографический материал. Весть о доброй русской женщине зачастую опережала прибытие экспедиции. Александра Викторовна стала первым путешественником, изучающим жизнь женщин Азии.
Благодаря художническому дару Потанина создала огромный иллюстративный материал: терпеливо срисовывала бесценные ритуальные узоры, украшения, предметы быта, замечательные пейзажи, запечатлела оригинальные тибетские храмы, монахов и лам. В своих очерках «Тибет» и «Гумбум, монастырь зонкавистов» она подробно описала культ Будды, а также быт и нравы тибетцев. Редкостные экземпляры флоры обогатили ее гербарии. За время этого путешествия Александра Викторовна преодолела 5700 верст и пережила две суровых зимовки. Отсутствие минимальных удобств, а зачастую пригодной для питья воды, перепады температуры сильно подорвали ее здоровье, которое никогда не было крепким. Достаточно сказать, что бывали дни, когда путешественникам приходилось раскапывать мышиные склады, чтобы «похитить» у них съедобные коренья или злаки. Терпение и мужество этой хрупкой женщины превосходило все мыслимые нормы. Григорий Николаевич, хотя и был любящим мужем, зачастую не замечал, как жене было трудно сносить все испытания. Она никогда не жаловалась и даже добровольно взвалила на свои плечи все хозяйственные заботы экспедиции: закупала продукты и инвентарь, договаривалась с проводниками, вела учет всех собранных образцов и следила за их сохранностью. Все она делала ради любви к науке и, естественно, к своему мужу, благодаря которому ее жизнь наполнилась смыслом.
Александра Викторовна тщательно скрывала от мужа свои болезни. Ревматизм обострился настолько, что каждое движение причиняло ей боль, сильно сдало сердце. Но Потанин уже мечтал о следующей экспедиции в таинственную столицу Тибета, и преданная жена не могла его подвести. «Узнает – останется, а мешать ему – это ли мое предназначение…» – часто повторяла она.
Последняя экспедиция Потаниных началась осенью 1892 г. Григорий Николаевич решил быстро миновать ранее изученный отрезок пути и для этого нанял конные монгольские «кареты» – ящики на колесах и без рессор. Постоянный грохот и тряска вскоре отразились на состоянии сердца Александры Викторовны. Врач в Пекине категорически запретил ей отправляться в дорогу, но сорвать экспедицию она не могла себе позволить. Часть пути (очерк «1100 верст на носилках») Потанину несли на носилках, а она упорно продолжала рисовать и писать. Когда экспедиция вступила на Тибетское нагорье в районе Торсандо, Александру Викторовну разбил паралич, но немыслимым усилием воли она поднялась и уговорила спутников двигаться в глубь Тибета. По дороге в Шанхай ее постиг второй удар, и 19 сентября 1893 г. Потанина скончалась.
Григорий Николаевич исполнил последнюю волю жены и, прервав экспедицию, похоронил ее в русской земле. В пограничной Кяхте на погребении присутствовало все население, были закрыты школы и магазины. Люди понимали, какую замечательную женщину они провожали в последний путь. Потанин пережил супругу на 23 года, работал редактором, писал воспоминания, занимался общественной деятельностью и только один раз решился участвовать в небольшой экспедиции. «Без Саши я потерял интерес к жизни и к науке», – часто повторял он, проклиная себя до конца жизни, что «не доглядел».
Имена Потаниных носят улицы Иркутска и других сибирских городов, центральная городская библиотека Иркутска, заложенная на средства Александры Викторовны. В их честь сияют кристально чистые ледники Монгольского Алтая – «Потанин» и «Александрин».
КОВАЛЕВСКАЯ СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
(род. в 1850 г. – ум. в 1891 г.)
Выдающийся русский математик и литератор, первая женщина член-корреспондент Петербургской академии наук (1889 г.), профессор Стокгольмского университета (1884 г.), автор трудов по математическому анализу, механике и астрономии.
В семье полковника артиллерии Василия Васильевича Корвин-Круковского после рождения первенца – дочери Анюты – семь лет мечтали о сыне. Поэтому, когда в ночь на 15 января 1850 г. во II квартале Сретенской части Москвы, в доме Стрельцова (сохранился до наших дней) на свет появилась девочка, родители были разочарованы. Малышку окрестили Софьей и сдали на попечение няни Прасковьи. В 1858 г. Василий Васильевич вышел в отставку и поселился в своем родовом имении в селе Полибино Великолукского уезда (юг Псковской области). Тогда же Корвин-Круковские после многолетнего сбора доказательств благородного происхождения получили, наконец, свидетельство о дворянстве. А вскоре родился долгожданный наследник – сын Федор.
В семейных преданиях Круковских почти ничего не сохранилось о раннем детстве Сони. Мать семейства, Елизавета Федоровна, женщина образованная, была даже знакома с идеями французского философа Жан Жака Руссо, однако проводить какие-либо принципы в воспитании детей не пыталась – они росли «как трава в поле». Такое положение вещей в конце концов обеспокоило отца. Няня была отстранена от детской, а в дом пригласили поляка-учителя и гувернантку – англичанку Маргариту Францевну Смит, круто изменившую весь уклад неспешной деревенской жизни. Отныне дети вставали «на заре» и бежали к умывальнику, где горничная быстро окатывала их ледяной водой и крепко растирала мохнатым полотенцем. Со временем нововведение англичанки понравилось Соне: «На мгновение захватывало дух от холода, а затем кровь горячо бежала по жилам, и тело становилось необыкновенно легким и упругим», – вспоминала она. Если на улице не было ветра и термометр показывал меньше десяти градусов мороза, девочка должна была идти на обязательную полуторачасовую прогулку, которую англичанка совершала ежедневно, невзирая ни на что. Многое из насаждаемого неумолимой мисс Смит пошло излишне самолюбивой Софье на пользу, но многое только усилило ее душевное одиночество, возникшее из-за постоянного ощущения, что в семье ее не любят.
Другой учитель, поляк Иосиф Игнатьевич Малевич приучил Соню к систематическим занятиям и серьезному отношению к своим обязанностям. Как специалист по историко-филологическим наукам, он обучал девочку прежде всего истории, географии, русскому языку. Придерживаясь мнения, что математика, как наука положительная, развивает быстрое соображение, верность взгляда, приучает излагать понятия и суждения кратко, ясно и логично, Малевич стремился дать своей ученице прочные знания и в этой области. Однако поначалу она не проявила ни особого интереса, ни способностей к математике. Еще в пять лет Софья начала сочинять стихи, а в двенадцать уверяла, что станет поэтессой. Но случилось иначе. Довольно скоро девочка открыла для себя изящество и стройность формул, всей душой полюбила изысканную логику рассуждений, оценила гармонию, единившую эту науку с милой ее сердцу поэзией. Математика оказалась такой красивой… «Нельзя быть математиком, не будучи в то же время и поэтом в душе», – много позже утверждала она.
Немалую роль в развитии тяги к занятиям сыграло желание заслужить похвалу отца, интересовавшегося математикой, завоевать его любовь своими успехами. Даже будучи взрослой, Софья Васильевна по-прежнему нуждалась в поощрении, в человеке, который разделял бы ее интересы.
Однажды сосед по имению, известный профессор Морского корпуса Николай Никанорович Тыртов, привез Корвин-Круковским в подарок свой «Элементарный курс физики». Девочка с большим энтузиазмом взялась за чтение, но «споткнулась» о неизвестные ей в ту пору тригонометрические понятия – синусы, косинусы, тангенсы. Малевич, стоявший за системность и последовательность обучения, отказался от объяснений, и тогда с упорством, свойственным ей с детства, Соня принялась за изучение применения этих функций, разгадала их смысл и самостоятельно вывела простейшие формулы. «Сама того не сознавая, – рассказывал позже ее брат Федор, – она как бы вторично создала целую отрасль науки – тригонометрию. Живи она несколько лет раньше и сделай то же самое, этого было бы достаточно для того, чтобы потомство поставило ее наряду с величайшими умами человечества. Но в наше время труд ее, хотя и не имевший непосредственного научного значения, тем не менее обнаруживал в ней дарование, совершенно выходящее из ряда обыкновенных, в особенности, если принять во внимание, что он исходил от 14-летней девочки!»
Этот случай окончательно убедил Василия Васильевича в уникальных способностях дочери, и, следуя настойчивому совету Тырнова дать ей возможность заниматься высшей математикой, он обратился к широко известному в кругах петербургской интеллигенции замечательному педагогу Александру Николаевичу Страннолюбскому. В одном из посланий к сестре Соня пишет: «Страннолюбский просидел у нас весь вечер. Он вовсе не озлился, когда я сказала ему, что собираюсь, кроме математики, заниматься еще физиологией, анатомией, физикой и химией; напротив, он сам согласился, что одна математика слишком мертва, и советовал не посвящать себя исключительно науке и заняться даже практической деятельностью».
К 18 годам Софья превратилась в очаровательную девушку, робкую и застенчивую при незнакомых людях, но стоило ей заговорить, как она сразу оказывалась в центре внимания. Ее круглое лицо с прелестной ямочкой на подбородке матово светилось, живые глаза вопрошающе смотрели на мир, движения были порывисты, речь быстрая, слова перегоняли друг друга. Ее стремление к науке было велико, хотя Соня и не решила еще, будет ли это увлекшая ее математика или нужная народу медицина (в ее характере всегда было стремление приносить общественную пользу). В любом случае стояла необходимость продолжать учебу, но высшее образование для женщин возможно было получить только за границей. И то – далеко не везде и только замужним. Замуж так замуж – трудности Сонечку никогда не страшили. В то время среди «передовых» барышень был широко распространен фиктивный брак как средство избавиться от родительской опеки, и 15 сентября 1868 г. в деревенской церкви близ Полибино состоялась свадьба.
Владимир Онуфриевич Ковалевский, занимавшийся в то время издательской деятельностью, был родом из мелкопоместных дворян. Он получил хорошее образование, отличался прогрессивными взглядами, а вот предпринимательской хватки у него не было: он заимел большие долги; нераспроданные книги его издательства лежали мертвым грузом. Молодая жена вызывала у Владимира Онуфриевича искреннее восхищение: «Я думаю, что эта встреча сделает из меня порядочного человека, что я брошу издательство и стану заниматься, хотя не могу скрывать от себя, что эта натура в тысячу раз лучше, умнее и талантливее меня. О прилежании я уже и не говорю, как говорят, сидит в деревне по 12 часов, не разгибая спины, и, насколько я видел здесь, способна работать так, как я и понятия не имею», – писал он брату. Испытывая обоюдную симпатию, супруги тем не менее долгое время держались обособленно. Она – ввиду врожденной скромности и приобретенной неуверенности в возможности быть любимой. Он – не желая мешать ее устремлениям и навязываться в фактические мужья. Почти 10 лет они «деликатничали», заставляя страдать друг друга, однако нельзя не признать, что такие отношения в немалой степени взаимно стимулировали научную и общественную деятельность Ковалевских.
Вскоре после свадьбы молодожены стали посещать в Петербурге лекции по естествознанию профессора И. М. Сеченова. Но физиология Софью не заинтересовала, зато Владимир Онуфриевич очень увлекся палеонтологией и в дальнейшем добился в этой области значительных успехов, стал автором известных научных трудов. Весной 1869 г. Ковалевские уехали за границу, Софья Васильевна для изучения математики, а ее муж – геологии.
Не найдя хороших математиков в Вене, Софья переехала в Гейдельберг, где не без трудностей, но была-таки допущена к посещению лекций в местном университете. В течение трех семестров 1869/1870 учебного года она слушала курс теории эллиптических функций у Кенигсбергера, физику и математику у Кирхгофа, Дюбуа Реймона и Гельмгольца, работала в лаборатории химика Бунзена – самых известных ученых Германии. Занималась Ковалевская с тем напряжением, с каким всегда шла к намеченной цели – забывая обо всем на свете, и вскоре приобрела такую славу в небольшом городке, что матери показывали на нее детям на улице. Мечтая учиться в Берлинском университете, Софья в октябре 1870 г. отправилась в немецкую столицу к крупнейшему в то время математику Карлу Вейерштрассу, которого называли «великим аналитиком с берегов Шпрее». Старый холостяк и убежденный противник высшего женского образования, Вейерштрасс был настолько покорен умом и обаянием девушки, что не только предпринял попытку (к сожалению, неудачную) походатайствовать перед академическим советом о допущении госпожи Ковалевской к его лекциям, но и с удовольствием взялся заниматься с ней частным образом. За четыре года, проведенные в Берлине, Софья Васильевна опубликовала три статьи (о решении дифференциальных уравнений в частных производных, об абелевых и эллиптических интегралах и о форме кольца Сатурна). В июле 1874 г. Совет Геттингенского университета присудил Ковалевской степень доктора философии по математике и магистра изящных искусств «с наивысшей похвалой». На защите Вейерштрасс сказал: «Что касается математического образования Ковалевской, то я имел очень немного учеников, которые могли бы сравниться с ней по прилежанию, способностям, усердию и увлечению наукой».
В Россию Ковалевская возвращалась окрыленная успехом, полная надежд. Она мечтала предложить родине и талант свой, и труд. Поначалу казалось, что чаяниям ее суждено сбыться. Было организовано чествование Софьи и ее подруги – химика Юлии Всеволодовны Лермонтовой; жизнь обещала быть насыщенной – новые знакомства, литературные кружки, посещение театров – и виделась в радужном свете до тех пор, пока Софья Васильевна не занялась поисками работы. В России по существующим законам она, как представительница слабого пола, имела право преподавать только в женских гимназиях: ни в Петербургском университете, ни на открывшихся накануне Высших женских Бестужевских курсах места для ученого, работами которого восхищались лучшие умы Европы, не оказалось. Однажды, когда петербургский чиновник в очередной раз отказал Ковалевской, заявив, что преподаванием всегда занимались мужчины и не надо никаких нововведений, она смело парировала: «Когда Пифагор открыл свою знаменитую теорему, он принес в жертву богам 100 быков. С тех пор все скоты боятся нового». Не сумел найти достойного приложения своих знаний и Владимир Онуфриевич.
Надо сказать, что брак Ковалевских со временем перешел-таки из разряда фиктивных в фактический. В октябре 1878 г. у супругов родилась дочь Софья. Фуфа (так называли малышку в семье) в детстве большую часть времени провела у Юлии Лермонтовой, ставшей для нее не только воспитательницей, но и второй матерью. Забегая вперед, скажем, что когда Софья Васильевна внезапно скончалась, участие в судьбе осиротевшей девочки приняли многие друзья и знакомые, но самым близким для нее человеком осталась «мама Юля». Материнская привязанность уже стареющей Юлии Всеволодовны проявилась в ее завещании: свое имение она передавала в полную собственность малолетней Соне (Софье Владимировне) Ковалевской.
Отчаявшись найти место преподавателя, Софья Васильевна обратилась к литературно-публицистической деятельности, благо, что склонность к этому ремеслу она имела давнюю и немалую. В 1876–1877 гг. она сотрудничала в газете «Новое время», выступая как научный обозреватель и театральный критик, что давало выход ее писательскому таланту и приносило некоторый доход. Занимаясь журналистикой, Софья Васильевна подружилась с И. С. Тургеневым, возобновила теплые отношения с Ф. М. Достоевским (он в свое время сватался к ее сестре Анне), очень заинтересовалась творчеством Л. Н. Толстого. Однако вскоре с газетой пришлось расстаться, и перед молодой женщиной опять возник вопрос: к чему приложить свои силы и знания?..
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |