Шарль тихо рассмеялся. Был еще один, совершенно иной путь. Кто знает о его позоре? На этот раз он одурачит комтуршу. Если все правильно рассчитать, с этой крестьянской девочкой Дуней еще можно кое-что сделать. А мечты об Анискансе рано хоронить!
С юта он ушел в приподнятом настроении и протиснулся в двери крошечной каюты, которую предоставил ему капитан галеасы. Дуня с испуганной улыбкой ждала его. Лилианна сделала хороший выбор. Девочка действительно похожа на принцессу. А все остальное можно уладить.
Детская мечта
Мишель сидела в стенной нише и чистила ствол одного из тех ценных пистолетов, которые Люк оставил за статуей белой женщины, насвистывая при этом мелодию развеселой застольной песенки. Для Люка осталось тайной, каким образом она нашла оружие. Хотя он и рассказывал ей, что принес пистолеты в жертву, но о том, где именно спрятал их, умолчал.
Мальчик обеспокоенно глядел на белую женщину: мраморное лицо не выдавало своих мыслей по поводу этой кражи.
— Я подумала, что грешно просто так бросать это чудесное оружие, — весело сообщила Мишель и махнула дулом на пьедестал статуи. — Каменная чурка не будет по нему скучать, я уверена.
Люк судорожно сглотнул. Нехорошо бросать вызов белой женщине. Кажется, Мишель свободно читает его мысли. Она положила оружие и вылезла из каменной ниши.
Прошло семь дней с тех пор, как он разрезал чумной бубон, и женщина-рыцарь совершенно выздоровела.
— Идем, прогуляемся немного. Думаю, тебе не идет на пользу постоянное сидение в этом саду. — Она по-приятельски положила руку ему на плечо и притянула его к себе. — Знаешь, ты — единственное чудо здесь. То, что ты меня вылечил… — она неловко махнула рукой, — …это чудо. — И снова указала на статую. — А вот она — всего лишь камень. Тебе не нужно его бояться. Признаю, это очень красивый камень, потому что художник придал ему форму соблазнительной женщины. Но все равно это камень, каких полно. — Она сделала широкий жест рукой и указала на стены, окружавшие потайной розарий. — Ты и остальных камней боишься?
Люк покачал головой. Вообще-то он вовсе не был убежден в том, что говорила Мишель.
— Если языческие боги действительно существуют, почему они просто наблюдают за тем, как церковь одно за другим подчиняет себе языческие королевства? Либо у них нет сил защитить тех, кто в них верит, либо им это неинтересно. Или же их просто не существует. Как видишь, причин бояться их нет.
Люк кивнул. Это уже разумно.
— С Тьюредом все иначе. Я чувствую его каждое мгновение своей жизни. А иногда, как в ту ночь, когда ты меня спас, он особенно близок. — Она ударила себя в грудь. — Тогда он во мне. И дает мне силу и покой, как и всем истинно верующим. И он… — Мишель замолчала и покачала головой. — Да я же проповедую, — словно извиняясь, она пожала плечами. — Прости, Люк. Это мне никогда особенно не удавалось. Рассказывая о Боге, я только запугиваю людей.
Мальчик покосился на нее. Он никогда не слышал, чтобы священнослужители так говорили.
— Знаешь, Бог во мне. Но мне просто не удается облечь свои чувства и уверенность в понятную всем форму.
Они оставили сад позади и добрались до широкой площади с колодцем. Мишель села на каменный парапет и подняла взгляд к небу. Стоял чудесный летний день. Высоко в небе ползли крошечные перистые облачка. Женщина вытянулась и легла на парапет, подложив руки под голову.
— Когда я была еще маленькой, мы с сестрой часто так лежали. Смотрели на облака и рассказывали друг другу о своих мечтах и надеждах. Ложись за мной, голова к голове, и поговорим.
От мысли, что придется лежать рядом с женщиной, Люку стало нехорошо.
— Не бойся, что ж в этом такого? Ты должен чувствовать себя свободнее, если хочешь когда-нибудь стать выдающимся человеком.
Мальчик неловко забрался на парапет. Не хватало, чтобы она считала его трусом или дурачком. Но чувствовать себя свободнее он не стал.
Камень был теплым и приятным. Он улегся и мягко толкнулся об ее голову. Мишель подвинулась. Лицо ее было совсем близко. Так близко, что разглядеть его целиком было невозможно. Вокруг глаз у нее были крохотные морщинки — раньше он их не замечал. Его лица коснулось ее дыхание: пахло ванилью. Иногда она принимала несколько капель из темного флакончика. Вероятно, лекарство какое-нибудь.
— Я очень мало тебя знаю, спаситель мой. Ты не хочешь рассказать мне что-нибудь о себе?
Люк откашлялся. Во рту пересохло.
— Да нечего особо рассказывать, — с трудом выдавил он, одновременно думая о том, что ему нравятся ее глаза — самые красивые глаза, которые он когда-либо видел. Точнее, он никогда еще не видел глаза женщины настолько близко. Только мамины.
— М-да, не очень-то ты разговорчив. У тебя есть братья и сестры?
Люк покачал головой.
— А у меня есть сестра, она старше меня почти на год. Мы всегда были вместе. Во всем она была лучше меня. В детстве она порядком меня мучила. А теперь я по ней скучаю. Лилианна пошла далеко. Она всегда хотела стать известной. И у нее это получилось. Она — комтурша провинции Друсна. А я… Я — рыцарь, который только что окончил год смирения, поскольку допустила ошибку в битве.
Люку показалось, что она не очень-то похожа на раскаявшуюся грешницу. По крайней мере, в ее голосе не было сожаления, когда она рассказывала о своем наказании. Что же она сделала? Неважно, что бы там ни было, он понял, что даже теперь, после года смирения, она не жалела об этом.
— Лилианна в детстве всегда была заводилой, просто одержимой. — Мишель рассмеялась. — А знаешь, чем она была одержима? Муравьями!
Мальчик поглядел на Мишель, широко раскрыв глаза. Он при всем своем желании не мог себе представить, что комтурша могла делать с муравьями.
— В саду моего отца жили два муравьиных народа: рыжие и черные. Рыжие муравьи были крупнее — настоящие воины, с толстыми телами и мощными клещами. Но их было гораздо меньше. Все наше детство оба муравьиных народа вели между собой войны. Частенько мы часами наблюдали за ними. Рыжие были намного храбрее. Но чаще всего они проигрывали. Лилианна была убеждена в том, что можно многому научиться у муравьев — тому, как они воюют, как маршируют, как сражаются, почему иногда побеждают рыжие, хотя черные обрушиваются на них с огромным численным превосходством. Она сделала из этого целую науку. Однажды она отлупила меня, потому что я вмешалась в одну из битв и раздавила пару сотен черных муравьев. Тогда сестра злилась на меня целый день.
Некоторое время Мишель молчала, глядя на плывущие по небу облака.
Люк спросил себя, действительно ли можно чему-то научиться у муравьев, и такая мысль показалась ему странной. Но, должно быть, он ошибается, ведь сестра Мишель дослужилась до комтурши.
— Думаю, ее одержимость муравьями даже послужила причиной того, что Лилианна избрала орденскую школу. Ты ведь знаешь, у Нового рыцарства на гербе изображено Древо крови. Орден тогда был менее значительным, чем рыцари Древа праха. Она пошла в орденскую школу на год раньше, чем я. Первые пару недель я просто радовалась, что осталась одна, но затем начала очень сильно скучать по ней.
Люк подумал о том, как сильно он тоскует сейчас по отцу. К горлу подступил комок. Только бы не разрыдаться! Он будет сожалеть об этом до конца своих дней.
— А что случилось с муравьями?
Голос его прозвучал сдавленно. Заметила ли она это?
Мишель вздохнула.
— Рыжие проиграли — их полностью уничтожили.
Они снова некоторое время смотрели на плывущие по небу облака. У мальчика было такое чувство, что Мишель ждет, когда он что-нибудь расскажет. Но он не знал, о чем говорить. Его жизнь была самой обычной, ничем не примечательной.
— У тебя была какая-нибудь мечта, когда ты был еще совсем маленьким? Что-нибудь недостижимое, сумасшедшее, о чем ты думал в такие дни, как этот?
Люк покачал головой.
— Нет.
— Да ладно тебе. У всех есть мечты, — с укором сказала Мишель. И снова рассмеялась. — Я понимаю, тебе, наверное, стыдно об этом говорить. У меня тоже очень смешная мечта была. Если бы ты о ней услышал, ты совершенно перестал бы стыдиться рассказывать мне о своих фантазиях. Ты знаешь святую Урсулину?
Люк на некоторое время задумался. Этих святых чертовски много!
— Это та, которая с медведем, да?
— Да, женщина-рыцарь с медведем. — Глаза Мишель расширились. Казалось, она смотрит сквозь Люка. — Она сражалась в первой войне против Друсны, за которой произошла битва Черных кораблей. Говорят, за свою жизнь она убила семерых троллей.
По ее голосу Люк почувствовал, что она испытывает одновременно восхищение и ужас.
— Я видела троллей, — тихо произнесла Мишель. — В Валлонкуре и лесах Друсны. Они ужасны! Ударом кулака могут размозжить череп лошади. Мне всегда хотелось быть как Урсулина. Смелой, сильной… И на медведе тоже хотелось покататься. — Она рассмеялась, внезапно села и задрала рубашку. — Посмотри на мою спину, Люк.
Мальчик с ужасом смотрел на широкий выпуклый шрам.
— Я танцевала с медведем, — продолжала женщина. — К сожалению, он не хотел, чтобы я каталась на его спине. Я вырастила его, а он встал на задние лапы, обхватил меня передними и едва не убил. Должно быть, я сделала что-то не так. — Мишель опустила рубашку. — Думаю, несмотря ни на что, я попробую еще раз… — Она поглядела на Люка. — Не смотри ты так. Я не сошла с ума! Может, немного упряма. Знаешь, жизнь без мечты жалка. Да и почти неважно, что думают о твоей мечте другие. А теперь твоя очередь. Рассказывай.
— Я хотел быть как отец… — нерешительно начал он. — Всадником рядом с графом Ланнесом. Известным героем. Но теперь все они мертвы…
— Но всадником ты, несмотря на это, все-таки сможешь стать. — Женщина запнулась. — Ты хотел, чтобы отец видел, каким ты станешь, чтобы он гордился тобой?
Люк не был уверен в этом. Он еще об этом не думал. Но похоже… Больше всего ему нравилось делать отца счастливым. Слышать, как он гордо говорит: «Это мой сын».
— Мечты существуют не для других, — осторожно сказала Мишель.
Люк чувствовал, что женщина изо всех сил старается не ранить его чувства неосторожным высказыванием.
— Мечта принадлежит одному тебе, — продолжала Мишель. — Мой отец вовсе не был в восторге, услышав про историю с медведем. Для него я всегда была на втором месте. Лилианна была его любимицей… Но вернемся к тебе. Может быть, есть что-то еще? Что-нибудь совершенно безумное? То, о чем ты едва решаешься говорить?
— Я всегда хотел стать рыцарем и спасти принцессу. От тролля или злого эльфийского князя, который похитил ее, — вдруг вырвалось у него. — Мне хотелось иметь блестящие доспехи и горячую лошадь. И большой меч!
Он запнулся, снова смутившись, так как знал, что эта мечта невыполнима.
— Звучит неплохо. — Мишель заговорщицки улыбнулась. — Не хочу тебя обманывать… Принцесс в наше время осталось немного. И, к счастью, троллей и эльфов можно встретить только в Друсне и во Фьордландии. — Она задумчиво почесала подбородок. — Ты тверд в своей вере?
Люк покачал головой.
— Священник был мной не особенно доволен.
— М-да, а тут еще эта белая женщина. — Мишель по-прежнему сидела на краю колодца, глядя на свои босые ноги. — Но, вполне возможно, у тебя был не тот учитель, Люк. Вера может расти. — Она откинула со лба волосы. — Мне кажется, из тебя можно было бы сделать рыцаря. Даже бойца Нового рыцарства. Ты мужествен и умен… Конечно, тебе придется учиться фехтованию и другим вещам. Возраст у тебя еще подходящий. Если я тебя подготовлю, то, может быть… — Она указала на улицу. — Там, сзади, есть дом из красного кирпича. Рядом я видела куст орешника. Иди и срежь нам две палки длиной примерно с мою руку. Сегодня же мы начнем готовить тебя. В конце концов, у нас в запасе всего один год.
Люк сел.
— Ты будешь учить меня и сделаешь рыцарем?
Мишель пожала плечами.
— Я попытаюсь. Что из этого получится, зависит только от тебя.
Он вскочил и с бьющимся сердцем помчался по улице. Он слышал, что она — мастерица фехтования. Мастерица фехтования Нового рыцарства! Лучшего учителя ему никогда не найти! И она хочет давать ему уроки… Наверняка обладает достаточной властью, чтобы превратить его мечты в реальность.
Найдя куст, он срезал две ветки и помчался назад. Не хотелось терять ни единого мгновения. Мишель стояла в паре шагов от колодца. Там, где просела мостовая, ветер нанес песку.
— Возьми палку и напиши на песке свое имя.
Люка словно ударили. Это что еще такое?
— Я думал, будет урок фехтования…
— Что-то я не припомню, чтобы говорила о фехтовании, — строго ответила женщина-рыцарь. — Если хочешь, чтобы тебя приняли в школу в Валлонкуре, ты должен уметь читать и писать.
— Но зачем это нужно рыцарю? От чтения глаза болят!
— Похоже, ты лучше меня знаешь, что нужно рыцарю…
Люк упрямо глядел на нее.
— Да зачем вообще нужно уметь писать?
— Как думаешь, сколько сапог сносит за год подразделение из тысячи пикинеров? Сколько свинины они съедят за неделю? Сколько оружейной смазки им нужно, чтобы не заржавело оружие? Сколько ведер зерна, чтобы не потерять силы?
— Я не хочу быть торгашом, — пробурчал мальчик. — Я хочу вести людей в бой.
Мишель рассмеялась.
— Храбрость значит очень мало, когда у твоих людей урчит в желудке. Если ты не сумеешь правильно организовать снабжение, твое войско потеряет силу и станет легкой добычей для язычников. Принадлежать к Новому рыцарству означает больше, чем быть просто хорошим фехтовальщиком. Ты должен стать примером в любой области. Ты поведешь людей… И в таком случае должен отвечать за то, чтобы они не голодали. За год ты будешь участвовать в двух-трех битвах. Но войну за обеспечение своих людей придется вести каждый день.
Люк с сомнением поглядел на нее. Она что, пытается его запугать? Он совсем не так представлял себе рыцарство.
— Если ты действительно хочешь, чтобы тебя приняли в школу ордена, то будешь учиться до тех пор, пока не станет казаться, что голова вот-вот лопнет. Тебя научат ампутировать ногу и бороться с лихорадкой. Ты будешь корчиться на скамье гребца на галере, а ночи проводить за изучением искусства навигации. Ты узнаешь, как смешивают порох и как выравнивают орудия. Ты сможешь водить корабли в открытом море. Тебя научат даже готовить. А если какому-нибудь учителю покажется, что ты обладаешь особым даром, спрос с тебя будет еще выше, от тебя будут добиваться наилучших результатов. Если ты поступишь в школу ордена, то тебя ожидают семь лет недосыпа. Будешь вставать до зари и ложиться спать намного позже солнца. У тебя будут болеть мускулы, о существовании которых ты сейчас даже не подозреваешь. А если ты не справишься, тебя прогонят с позором. Под знаменами Древа крови выступают только лучшие из лучших.
Люк с сомнением глядел на нее.
— И ты думаешь, я сумею?
Женщина склонила голову набок и примирительно улыбнулась.
— Я знаю одну сумасшедшую девчонку, которая мечтает о том, чтобы покататься на спине медведя, и которая стала рыцарем. Почему же ты не сможешь?
Быстрым движением она нарисовала на песке крючок.
— Это «л». Первая буква твоего имени. Нарисуй ее на песке!
Затем Мишель нарисовала на песке две остальные буквы его имени. Да, он знал, что у него короткое имя. Но то, что оно состояло всего из трех букв, его разочаровало. И он подумал, что, может быть, стоит изменить свое имя, если он все-таки станет рыцарем.
Мальчик так сильно напрягался с этим письмом, что очень скоро заболело запястье, руку свела судорога.
К сумеркам он научился писать имя умершего графа. И его подозрения подтвердились. Имена известных людей состоят из большего количества букв! Научился он писать имя и своего отца, и матери.
Мишель насмехалась над ним, говоря, что его буквы похожи на следы, оставленные на песке стаей ворон. И все же Люк гордился своим умением писать. Он сумеет стать рыцарем!
Когда они вернулись к своему лагерю в розарии, он устало развел костер и бросил кусок жира на железную сковородку из походного набора Мишель.
Тихий шипящий звук заставил его поднять глаза. Мишель стояла перед нишей и внимательно оглядывалась по сторонам. В руке у нее была обнаженная рапира.
— Здесь кто-то был, — тихо сказала она. — Пистолеты исчезли.
Люк судорожно сглотнул. Белая женщина! Он посмотрел на нее. Ее лицо, испещренное длинными сумеречными тенями, выглядело более жестким. Ему показалось, что улыбка ее стала иной — знающей, насмешливой.
Люк так и думал: плохая это идея — красть пожертвования. Белая женщина — больше, чем просто камень. В Ланцаке все это знали. Даже священник. А теперь вот она разгневалась, потому что Мишель обокрала ее!
Воронья башня
Гисхильда стояла на корме клипера. Доски были скользкими от крови. Воняло на маленьком кораблике ужасно. Вообще-то у нее не случалось морской болезни, но здесь ее то и дело тошнило. Может быть, дело было в ране, все еще мучившей ее. Она чувствовала себя слабой и растерянной. Никто не сказал ей, куда плывет клипер.
Девочка в отчаянии поглядела на горизонт. Стоял туман. Все утро шел дождь. Одежда затвердела от холода и влаги. В открытой лодке не было места, где можно было бы спрятаться от дождя и высушить намокшую одежду.
Гисхильда растирала руки. Мерзла даже голова. Лысина постепенно покрывалась золотисто-рыжеватой щетиной. Но пройдет еще много лун, прежде чем волосы станут такими же длинными, как прежде.
Она бросила на Лилианну полный ненависти взгляд. Бывшая комтурша стояла на корме лодки и направляла ее навстречу свету, показавшемуся в серой мгле. Одну ногу она поставила на большой покрытый слоем свинца сундук, на котором спала ночью. Женщина-рыцарь никогда не спускала с сундука глаз. Иногда Гисхильде казалось, что из него доносятся шорохи. Ее мучило любопытство, но она была слишком горда, чтобы спрашивать Лилианну о сундуке.
Комтурша заметила ее взгляд. Махнула Альварезу, и тот стал за штурвал. Капитан галеры сбрил усы, а волнистые волосы спрятал под широкополой шляпой. С серебряным кольцом в ухе и ослепительной улыбкой он был похож на пирата или контрабандиста. Похоже, у него всегда хорошее настроение.
Лилианна подошла к девочке вдоль борта. Несмотря на качку, походка у нее была уверенная. Это сердило Гисхильду. Чего бы только она не дала, чтобы увидеть, как эта наглая баба споткнется. Лучше всего, если при этом она плюхнется лицом в одну из плетеных корзин, полную угрей!
Женщина-рыцарь стала рядом с ней.
— Там, где горит свет, есть огонь и теплая постель для тебя. Ты будешь в безопасности первое время.
— Я была в безопасности у своего отца!
Комтурша не глядела на нее, продолжая смотреть на свет.
— В таком случае надо было там и оставаться. Если я правильно помню, вовсе не я вытащила тебя из палатки.
Гисхильда сердито поджала губы.
— Отец и Другие найдут меня! И тогда тебе захочется, чтобы мы никогда не встречались.
— Думаешь? — спокойно спросила женщина.
Ее спокойствие могло кого угодно вывести из себя. Гисхильде хотелось накричать на нее. А еще лучше — побить. Вместо этого она вцепилась руками в поручни. Она тоже умеет быть такой спокойной и снисходительной, как Лилианна. Перед ней она не обнаружит своих слабостей! Она…
Вдруг девочка поняла, почему комтурша так спокойна. Гисхильда видела девочку на корабле эрцрегента, хотя и недолго. Альварез приподнял парусину, под которой она лежала, как раз настолько, чтобы между двумя корзинами она могла видеть ют галеасы. Любой подумает, что она у эрцрегента. Никто не станет искать маленький клипер, вышедший из гавани Паульсбурга получасом раньше. Гисхильда судорожно сглотнула, медленно постигая всю глубину интриги Лилианны.
— У меня никогда не было вшей, правда?
Комтурша промолчала, но на губах ее играла ухмылка.
— И парикмахер порезал меня не случайно. Он специально сделал это, чтобы другая лысая девочка была еще больше похожа на меня.
— Совсем неплохо для варварки-принцессы.
Гисхильда снова вцепилась в поручни. На это оскорбление она реагировать не будет. Злая баба только этого и добивается! Принцесса глубоко вздохнула и поглядела на свет.
— И ты думаешь, этого достаточно, чтобы одурачить эльфов?
— На воде следов не бывает.
Ей послышалось или в голосе комтурши прозвучали взволнованные нотки?
— Не бывает для человеческих глаз.
Вот теперь Лилианна посмотрела на нее.
— Неплохо, принцесса. Действительно, неплохо. Сколько тебе сейчас лет? Десять? Одиннадцать? Ты далеко пойдешь.
— Одиннадцать!
Не следовало этого говорить. Вообще не нужно ничего говорить о себе. Чем меньше эта женщина о ней знает, тем лучше.
— Не уверена, что ты понимаешь одну вещь, принцесса. Со мной тебе будет лучше, чем с братом Шарлем. Он хотел заполучить тебя, чтобы улучшить свою жизнь. Неважно, что он тебе говорил, для него речь идет только о том, чтобы подняться до наивысшей церковной должности. Ты для него была вроде бычка на рынке. А когда он получил бы свое, то, не колеблясь, избавился бы от тебя. Это правда.
Гисхильда приложила руку к груди, туда, куда ее ударили кинжалом. Что ответил бы на это умелый придворный? Или мрачный, но привлекательный эльфийский князь Тирану?
— У тебя тоже незабываемый способ показывать свою привязанность.
Да, вот это хорошо! По лицу Лилианны было видно, что ответ впечатлил ее.
— Заметно, что ты выросла не в крестьянской семье. Конечно, у тебя есть причины сомневаться в моих словах. Но помни об одном: я была комтуршей Друсны, когда встретилась с тобой. — Она одернула платье. — А теперь я — грязная рыбачка, потому что спасла тебя от брата Шарля.
— И что ты собираешься со мной делать? Зачем ты увезла меня? Что…
Ее перебил протяжный звук рога. Альварез подал сигнал. Там, где был свет, Гисхильда увидела неясные очертания башни.
— Я… — начала Лилианна, и опять впереди раздался сигнал.
— Мы слишком близко, — крикнул Альварез.
Женщина-рыцарь перегнулась через поручни. Гисхильда увидела возвышавшиеся перед ними скалы, омываемые пенными волнами.
— Два румба по правому борту!
Маленькая лодка немного наклонилась набок. Гисхильда напряженно вглядывалась в туман. Свет, который они видели, шел от сигнального огня, горевшего в железной корзине на вершине башни. Перед ними показался длинный деревянный причал. Альварез повернул парус против ветра, и лодка быстро сбавила ход в прибрежной зыби.
На пристани показалась женщина в сером платье и вязаной кофте. Лилианна бросила ей канат. Катерок пришвартовали. Все происходило без единого слова, но молчание это не было неприветливым.
Женщина-рыцарь выбралась на мостки, и Альварез бросил ей с кормы второй канат. Когда клипер был надежно закреплен, Лилианна обняла стоявшую на мостках женщину — самый приветливый жест комтурши, когда-либо виденный Гисхильдой. Может быть, она все-таки другая? Может быть, то, что она рассказывала о Шарле, правда?
Женщины негромко переговаривались. Внезапно женщина-рыцарь обернулась.
— Извини, это было невежливо. — Прозвучало это так, как будто она говорила серьезно. — Разреши представить, Гисхильда. Это Жюстина.
Лилианна снова удивила Гисхильду. Комтурша владела языком Друсны!
Принцесса нерешительно сошла на пристань.
— Где мы?
— Это Воронья башня, Гисхильда. Твой новый дом, — ответила Жюстина.
Стройная, едва ли не худощавая женщина с печальными глазами, загорелой кожей и пепельными волосами, обрамлявшими узкое лицо, сразу же понравилась Гисхильде.
Альварез выгрузил на пристань две корзины с угрями. Рыбы были еще живы и крутились в своей тюрьме из ивовых прутьев.
— Как дела у Друстана? — спросила комтурша.
Жюстина пожала плечами.
— Он несет вахту. Спит очень мало. Он… — руки поднялись в бессильном жесте. — Ты же знаешь его, госпожа.
Лилианна кивнула.
— Мужайся. Однажды он свыкнется с этим. Его задача очень важна! И хотя он мало говорит, я уверена, что он знает, кого нашел в тебе.
Та засопела.
— Кухарку. Развлечение в постели…
— Ты хочешь уйти отсюда?
Жюстина закусила нижнюю губу. Гисхильда видела, что она охотно приняла бы это предложение.
— Я многим обязана ордену, — произнесла она наконец. — Справлюсь. — И приветливо поглядела на Гисхильду. — Вот теперь есть с кем поговорить. Она надолго?
— На пару недель. А может быть, и до весны. Не знаю. Времена сейчас неспокойные. — Комтурша поглядела на башню. — Мне подняться к нему?
— Сегодня у него плохой день.
— Кто там? — Гисхильде было неприятно слушать этот странный разговор.
— Сама увидишь. — Лицо Лилианны внезапно стало непроницаемым и неприветливым. — Ты здесь затем, чтобы полностью поправиться. И ты в хороших руках. — Она обернулась к Жюстине. — Не говори ей ничего. Это умная девочка. Если сама разгадает тайну башни, значит, так тому и быть. — Она вынула из кармана своего платья запечатанный кожаный футляр и протянула его худощавой женщине. — Отдай это Друстану. Напомни ему о старой клятве.
Жюстина подняла брови, но ничего не сказала.
— Он был в моем звене. Связь между нами крепче железа. Он не разочарует меня.
И с этими словами Лилианна прыгнула назад в катерок.
Альварез выгрузил на пристань еще несколько мешков и ящиков, а затем отчалил.
Гисхильда не могла поверить в то, что ее просто так высадили. Она ведь была важным заложником. За нее бились два крупных рыцарских ордена. А теперь вот это! Не такая уж эта Лилианна и хитрая.
«Весной ты меня здесь не найдешь!» Она едва не выкрикнула комтурше свою мысль.
За башней находился темный дубовый лес. При первой же возможности она сбежит. Ее обучала эльфийка. Она знала, как выжить в лесу. Она — ребенок, которого нельзя так просто передавать туда-сюда, как кружку за праздничным столом.
— Увидимся у башен Валлонкура! — крикнул кто-то. Мужской голос был светлым, звучным. Он звучал приятно, но в то же время бесконечно печально.
Гисхильда запрокинула голову и за зубцами башни разглядела тень. Свет сигнального огня ослепил ее. Тень помахала рукой и исчезла.
Лилианна и Альварез ответили на приветствие.
— У башен! — крикнули они в один голос.
Вдруг принцессе стало зябко. Ей не хотелось здесь оставаться. Это тюрьма. Даже общество Лилианны лучше, чем Воронья башня, пусть Жюстина и относится к ней хорошо! Гисхильда попыталась побежать к лодке, но худенькая женщина удержала ее, оказавшись намного сильнее, чем казалась с виду.
Лилианна отвязала последний канат, а Альварез длинным шестом оттолкнул катерок от причала. Комтурша помахала Гисхильде рукой.
— Возьми меня с собой!
— Наслаждайся миром зимы. Когда я приду за тобой, то не стану торговаться на рынке дипломатии, как сделал бы это брат Шарль. Я отвезу тебя в кузницу душ. Одному Тьюреду известно, насколько тяжел этот путь. Ты еще станешь тосковать по Вороньей башне!
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |