и придавать владельцу непобедимость.

Меч-Кладенец —

Меч - Самосек

наименование оружия

нескольких богатырей

из русского фольклора.

Могли быть волшебными

и придавать владельцу непобедимость.

Обычно попадали в руки хозяину

из какого-либо тайника

Пишется с маленькой буквы через дефис: меч-кладенец.
Большое количество упоминаний меча-кладенца в сказках и былинах, относящихся к различным персонажам, ясно указывает, что кладенец — не было именем собственным оружия, конкретного единственного меча, подобного, к примеру, Экскалибуру, а всего лишь определением некоторой категории клинков.

Корень данного эпитета — «клад…» — обычно связывают со словом «класть», то есть с идеей чего-то спрятанного, добытого из клада или погребения. Но словарь Свода

Русского фольклора издания РАН указывает на происхождение от слова «укладный», что попросту означает «стальной» — возможно, в какие-то времена стальные мечи производили впечатление своей редкостью. Тем не менее, ясности в этимологии слова нет, некоторые ищут его истоки на западе: отмечают связь со староирландским словом claideb (меч) и валлийским cleddyf (меч), и лат. gladius.

В «Сказании о Вавилоне-граде» — он носит прозвание «Аспид-змей» и может обращаться в змея. Также его называют «Самосёк» — так как он мог рубить сам.

В некоторых поздних диалектах превратился в устной речи в «меч-колунец».

А. Веселовский предложил версию, что словосочетание ведёт историю от итал. chiarenza («блеск, сияние») благодаря «Повести о Бове» — переработанному итальянскому роману тринадцатого века «Buovo d’Antone» — одну из вариаций темы о Ланселоте, главный герой которого владеет мечом по имени Chiarenza, Clarenca.

(Точно также персонаж Пуликане оттуда стал Полканом). Исследователь отмечает, что ему не знакомы тексты ранее XVIII века, где бы встречался «меч-кладенец», указывает на то, что в белорусских текстах повести о Бове меч назывался кгляденция / кгляренция, и что Фасмер считает, что кладенец — это позднее и чисто русское народноэтимологическое развитие белорусской кляренции.

Место обретения

Беовульф, сражающийся с драконом.1908

Даётся в руки лишь такому герою, который может им владеть. Мог быть скрыт в земле, замурован в стене, спрятан под плитой. В одной из былин мать прячет от сына подарок отца под печью и отдаёт лишь тогда, когда выросший ребёнок в силах его поднять (ср. Тесей, которому мать указывает камень, под которым его отец, уходя, спрятал меч).

Стоит отметить случаи, когда богатырь выкапывает меч-кладенец из могилы, кургана. Такое оружие, принадлежавшее мёртвым, имеет особые силы. Прикоснувшись к миру мёртвых, он приобретал сверхъестественную силу, становясь сам носителем смерти. Например, в былине «Святогор и Илья Муромец» два главных персонажа во время путешествия находят гроб, который оба решают примерить. Илье Муромцу гроб оказывается велик, а Святогору — как раз впору. Он просит младшего товарища взять его меч-кладенец и ударить по крышке, отчего гроб опоясывает железная полоса. Оружие отходящий в мир иной богатырь оставляет Илье:

«А теперь прощай, владей моим мечом-кладенцом,
А добра коня моего богатырскаго
Привяжи к моему гробу.»

Меч под головой

Другой обладатель меча-кладенца — Еруслан Лазаревич, обретает его следующим образом: в поисках оружия, которым он сможет сразить царя Огненного Щита, он заезжает на бранное поле, посреди которого возвышается голова великана-богатыря. Голова рассказывает Еруслану, что необходимый ему меч спрятан под ней.

Иван Билибин. «Руслан и голова». Илл. К поэме А.С. Пушкина «Руслан и Людмила». 1918. Государственный Русский музей

Ответила голова величиной с пивной котёл,

промеж глаз целая пядь:

— Я не жива, не мертва.

Добрый человек, русский богатырь Еруслан Лазаревич, ты едешь к царю Огненный Щит Пламенные Копья, поедешь по бранному полю, увидишь моё туловище, под ним мой меч-кладенец, в нём секрет таится, он тебе пригодится.

Этот же мотив использует Пушкин в своей поэме «Руслан и Людмила», где Еруслан стал Русланом, а царь Огненный Щит — Черномором. Имя меча, которое настоятельно необходимо богатырю для спасения невесты, уже не называется, да и сама голова настроена агрессивно:

И, сморщась, голова зевнула,
Глаза открыла и чихнула.(…)
И вслед раздался голос шумный:
«Куда ты, витязь неразумный?
Ступай назад, я не шучу!
Как раз нахала проглочу!» (…)
Богатырь вступает с головой в схватку.
И степь ударом огласилась;
Кругом росистая трава
Кровавой пеной обагрилась,
И, зашатавшись, голова
Перевернулась, покатилась,
И шлем чугунный застучал.
Тогда на месте опустелом
Меч богатырский засверкал.

Меч в стене

Князь Петр Муромский (муж Февронии) из «Повести о Петре и Февронии», кстати, соотечественник Ильи Муромца, убивает змея, совращающего жену его брата Павла, с помощью меча-кладенца, который принадлежал Агрику — легендарному сыну и преемнику иудейского царя Ирода. Меч он находит спрятанным в монастыре:.

«отрок показа ему во алтарной стене между керемидами [камнями] скважню, в ней же мечь лежаше. Князь же Петр, видев мечь, нарицаемый Агриков, и взя его.»

Владельцы

В поздних сказках, возникших намного позже героических былин, меч-кладенец становится уже практически обязательным атрибутом главного героя:

* Святогор

* Илья Муромец — владеет мечом-кладенцом, прежде принадлежавшим Святогору.
* Добрыня Никитич
* Еруслан Лазаревич
* Бова Королевич
* Иван Царевич
* Михайло Потык
* Буря-богатырь коровий сын
* Князь Петр из «Повести о Петре и Февронии»
* и другие

М. В. Нестеров. 1887. Былины.

Меч-кладенец

Два дня пели стрелы над полем,
Два дня мок от крови ковыль,
На третий – пылающим полднем
Все стяги попадали в пыль.
Деревья поникли плачевно,
От боли трава полегла,
И высадил князя кочевник
Прочь из золотого седла!
Хлебнувший беды из Каялы,
Князь еле удерживал стон,
Пока половчин окаянный
Тащил его в тяжкий полон.
Над зыбью чужих побережий
Пласталися тени орлов,
Ползли половецкие вежи –
Как шлемы с огромных голов.
И таяла Русь за холмами,
Тускнели зарниц огоньки,
И дни протекали за днями –
Как мутные волны реки…
Напрасно коня дать любого
Сулил ему хитрый Кончак –
Князь взвешивал ханское слово
И сплевывал: - Как бы не так!
«Уж лучше поганые черти,
Убейте «раба» своего,
Но сделаться пленником чести
Никто не заставит его!» -
Князь Игорь кривился усмешкой:
- Ты, хан, за конями следи!
Не то своей волчьей побежкой
Меня не изловишь поди! –
Кончак же оскаливал зубы,
Смеясь, мол, крепка его сеть!
- Ты ранен, орел вольнолюбый,
Не можно тебе улететь! –
Ох, хан не скупился на «ласки»:
- Зачем ты, батыр, так суров?
Пойдем - половецкие пляски
Посмотришь у наших костров!..

Но, разве же Игорю - в радость
Разбуженный бубном простор?
В неволе душа надрывалась
От скорби за отчий простор.
Он знал, что по нивам, по жатвам,
По стогнам уделов родных
Гнедым огнегривым пожаром
Мчат орды кащеев степных.
Забывши о собственной ране,
Князь думал про дев и про жен,
Которых в собачьем аркане
Сейчас угоняли в полон.
Как призрак уныл и бескровен,
Гадая, чем дух укрепить,
Твердил он: «Я в том не виновен!
Я тщился удар упредить!
Кто ж ведал, что эдак бесславно
Паду я как сокол в петле,
Что лада моя Ярославна
Зегзицей заплачет во мгле?!
II
Знал Игорь Моравы и греки –
Все его нынче корят;
Мол, скинул он золото в реки
Сгубил свой могучий отряд!
Корят, что, забыв про затмение,
Повел он на битву людей
Отринув знамение Бога
«За-ради корысти своей!»
Ох, тяжки такие наветы,
Да нешто б он поднял свой стяг,
Когда б не чинили набеги
Ни Гзак, ни Кончак, ни Кобак.
Чай он-то по тропам их волчьим
Совсем не за данью ходил!
Он ихним цветным узорочьем
Мосты по болотам мостил,
И нес он святые хоругви –
За Русь, за свободу, за дом.
Решаясь погибнуть с оружьем,
Но только б не зваться рабом!
Ан, видно по норову людям
Кого-то корить и карать!
Чем сможет он будущим судьям
Безвинность свою доказать?!
III
Ни солнцу, ни полю, ни лесу
Не дорог был Игорев зов.
Тогда-то воззвал он к Велесу
К исконному богу певцов.
Он понял, никто не расскажет
Про то, что он сам повидал.
Никто за него не докажет,
Что он не напрасно страдал!
И – вроде гудца удалого,
С кем часто певал на веку, –
Он начал слагать свое «Слово» –
О павшем в походе полку.
В запале твердил он, как пьяный
- Уж я вам былину спою!
Вовек никакие Бояны
Не спутают песню мою!
Нелепо ль к такому напеву
Прикрасы узорить шитьем
Да вчуже по мысленну древу
Порхать молодым соловьем?
Не гусельным рокотом ладным
Свяжу я в той песне слова.
Сварю их железом укладным!
Держись на плечах голова!
Перун разрази меня, если
Мне дорог тут славы венец!
Нет, песнь моя будет – не песня,
А яростный меч-кладенец!
И в час, когда горе настанет
В родном моем русском краю,
Пусть каждый для битвы достанет
Каленую песню мою!
И пусть она стягом изовьется
И душу покличет в зенит!
И в блеске кольчуг отзовется!
И в звоне мечей прозвенит!
IV
Доколе князь Игорь как узник,
Постылый полон отбывал,
Дотоле он в сердце, как в кузне,
Могучую песню ковал.
Чуть раны гореть перестали,
Сей пленник как должно бойцу
Душою промерил из дали
Дорогу от Дона к Донцу.
Он верил: он родине нужен.
Она же ему дорога.
Тем паче, владел он оружьем,
Опасным для злого врага!..
И вот уж по травам понурым
Сквозь тьму половецких степей
Князь Игорь с надежным Овлуром
Бежал из позорных цепей.

Ночь веяла запахом мяты,
Стожар полыхал впереди,
Сторожкими стуками дятлы
Тропу помогали найти.
Легко тростники шелестели,
Скрывая извилистый след.
Вдали соловьиные трели
Вещали погожий рассвет…
Свободный – как сокол на воле –
Князь вышел на берег реки.
Под кручей раскинулось поле
А в поле – кругом – васильки…
Безбрежье пылающей сини!
И воздух, пьянящий, как хмель.
Нет слов – рассказать, как красивы,
Просторы родимых земель!..
Взлелеянный в бурях походных,
Кому – как в пример – Мономах,
Князь сроду был малый охотник
Раздумывать о цветках.
А тут – инда, братья, нелепо:
Он весь посмурнел от тоски!
Как ширь новеградского неба,
Блеснули пред ним васильки!
И, чуя в душе избавленье
От бед, причиненных врагом,
Князь бережно встал на колени
Пред синим лучистым цветком.
Казалось: не травы шептали,
Не ярко горела роса,
А рядом влюблено пылали
Его Ярославны глаза!
V
По отчине слух разметнулся
Дразня и волнуя до слез:
«Князь Игорь из плена вернулся
И дивную песню привез!»
По градам, по весям витая
Крепчала той песни краса.
От горла Днепра – до Дуная
Ее разнесли голоса…
Весельем светилась Держава.
Град Киев как гром рокотал.
И в гриднице у Святослава
Зазвонистый пир клокотал.
Князь Игорь на красном помосте
Сидел, как гусляр и певец,
И ждали вальяжные гости:
Что скажет им песни творец.
Был миг тот для Игоря грустным,
Как груз для натруженных плеч.
Рукой не притронувшись к гуслям,
Он начал тяжелую речь:
– О чем мне вам, братья, поведать?
Что молвить на ласку, друзья?
Хотел бы я спеть про победу.
Ан, вышла другая стезя…
Давайте же нонь разберемся,
Коль родина нам дорога:
С чего мы – так храбро деремся! –
А все не осилим врага?!

Вся гридня в ответ загудела
– Враги, мол, конями сильны
– У половцев – первое дело –
Насквозь по степям табуны!..
– Победа – в мечах да в кольчуге! –
Дружинник сказал молодой.
– Уж больно кощеи – хитрюги! –
Догадливо молвил другой…
- Ну! Взялись перечить друг другу!..
- Спой, Игорь! Пошто приумолк?! –
И поднял князь жесткую руку,
Водившую горестный полк:

Поверь мне, народ мой родимый,
Я думал, сбираясь в поход,
Что в бедах отчизны любимой
Я - самый надежный оплот.
А рядом князья были тоже,
И каждый из них полагал,
Что он для отчизны – дороже,
И ратный мой зов отвергал,
Вотще, позабыв о покое,
К единству сзывал Святослав:
То слово его золотое
Заглохло, дружин не собрав.
Во тьму половецких урочищ
Один погонял я коня,
Лишь брат мой, да сын, да сородич
В трудах поддержали меня.
А, чай, для степи окаянной,
Где буйствуют Гзак да Кончак,
Нам нужен не перст безымянный,
А сжатый для бою кулак!..

Я вот о чем, братья, терзаюсь:
Привыкли мы с вами, видать
В высоких делах состязаясь,
Друг дружке пути не давать!
С одною мечтою: снискать бы
Первейший почет на миру,
Мы спорим на дружеской свадьбе
На тризне и на пиру.
Нам спорить бы с морем да с полем,
Нам спорить бы с лютым врагом,
А мы все друг с дружкою спорим,
Промеж себя битвы ведем.
Боюсь, может дорого стоить
Нам эта старинная страсть:
Глядишь – доведется проспорить
И землю, и волю, и власть!
Нагрянет незваная сила
Из дальних, недобрых сторон –
Да все, что нам дорого-мило
Как раз и захватит в полон!
Покуда тот ворог безвестный
Позора нам не учинил,
Прислушайтесь, русичи, к песне,
Которую я сочинил.

Тут Игорь светло и сурово
Ударил по струнам тугим
И спел свое вещее «Слово»,
Что стало нам всем дорогим.

Сказ о Иван-Царевиче и Мече-кладенце

Илья Муромец
Ян Усмошвец
Святогор
Аника-воин
Вольга Святославич
Микула Селянинович
Алёша Попович
Добрыня Никитич
Евпатий Коловрат.Часть 1.
Евпатий Коловрат.Часть2.
Дунай Иванович
Михайло Иванович (Поток или Потык)
Чурило Пленкович
Дюк Степанович
Садко
Василий Буслаев.
Соловей Будимирович
Гаврила Алексич
Ратмир
Владимир Красное Солнышко
Еруслан Лазаревич
Кралевич Марко
Что такое былина...
Русские былины
Словарь
Змей Горыныч.Часть 1.
Змей Горыныч и богатыри.Часть 2.
Легенды о драконах.
Китайский дракон
Бова Королевич

Дата добавления: 2015-09-29