Как создаются мысленные модели

КАК СОЗДАЮТСЯ МЫСЛЕННЫЕ МОДЕЛИ

Если у каждого имеются свои мысленные модели, то откуда они возникли? Дети никогда не рождаются со встро­енным набором убеждений, у них есть лишь способность их строить. Разные люди могут иметь сходный жизненный опыт, но совершенно по-разному его интерпретировать, тем самым находя в нем различный смысл.

Мы создаем свои мысленные модели частично из об­щественных нравов, частично из особенностей культуры и частично из тех идей, которые заимствуем в детстве у взрос­лых, представляющих для нас авторитет. Все остальное мы строим из собственного жизненного опыта. При этом исполь­зуются следующие четыре способа.

Стирание

То, что мы замечаем, мы замечаем очень избиратель­но. В каждое мгновение бодрствования наши органы чувств испытывают воздействие внешних стимулов, и нет никакой возможности фиксировать и обрабатывать в сознании всю поступающую таким образом информацию. Так что мы со­вершаем ее отбор и фильтрацию в соответствии со своим настроением, интересами, заботами и общим самочув­ствием.

Проведите такой эксперимент. Направьте взгляд на чер­ное пятно, изображенное на рисунке, с расстояния 15 см. За­тем закройте правый глаз и, продолжая глядеть на пятно ле­вым, начните медленно перемещать книгу влево. В некото­рый момент пятно пропадет, потому что его визуальные очертания поглотит слепое пятно левого глаза, — тот учас­ток, в котором оптический нерв соединяется с сетчаткой и отсутствуют чувствительные к свету клетки, воспринимаю­щие образ.

Мы стираем часть получаемой информации и формиру­ем свои идеи из остатка — из того, что в ней замечаем. Все­гда имеется, в качестве «дополнительной», иная информация, но для наших предпочтений, целей и намерений она ничего не значит и потому просто не существует. Кроме того, стирание укрепляет наши мысленные модели, раз уж они были созда­ны, Например, нередко родители не замечают, что их ребе­нок уже вырос: они продолжают видеть в нем малыша и остается слепы ко все более отчетливым проявлениям самостоятельности и независимости до тех пор, пока однажды это не заявит о себе в полный голос. (Порой со взрывоопасными последствиями!)

Конструирование

Конструирование — обратный аналог стиранию: мы на­чинаем видеть то, чего нет. Видеть — значит верить. По­смотрите на следующий рисунок. Держите книгу на расстоя­нии 30 см, сосредоточьтесь на маленьком крестике справа и закройте правый глаз. Теперь, продолжая смотреть на крес­тик, начните медленно приближать книгу к лицу. Через не­сколько сантиметров не только исчезнет из поля зрения чер­ный круг, но и средняя линия будет казаться непрерывной. Сам ваш мозг заполнил промежуток. По этой же причине мы не замечаем «дыру» в нашем поле зрения, вызванную нали­чием слепого пятна. Мы заполняем пробел, чтобы мир вок­руг нас приобрел некий смысл и предстал перед нами в том виде, каким, по нашему мнению, он должен быть.

С авторами этой книги во время работы над ней произо­шел забавный случай. Несколько далее в этой главе вы най­дете выдержки из работ, автор которых — психолог Васон. Просматривая их в первый раз, мы несколько раз прочли «Васон» как «Ватсон», потому что «Ватсон» — фамилия доста­точно распространенная, и потому невольно ожидаешь встре­тить именно такое сочетание букв. Увидев «Васон» в ссыл­ках в другой книге, мы решили, что ее составители просто ошиблись! И лишь после того, как оказалось, что в еще од­ной книге по этой тематике фигурирует именно «Васон», мы усомнились в своей трактовке и перепроверили все свои ссылки.

Неопределенность или двусмысленность почти навер­няка вызовет бессознательное домысливание, то есть конст­руирование. Двусмысленную информацию мы воспринима­ем подобно тому, как гадалка читает по кофейной гуще, отыскивая нужные нам закономерности и тайный смысл в самых неопределенных и случайных событиях. Безусловно, та мыс­ленная модель, которая помогает нам находить закономер­ности и смысл в этом мире, является одной из самых силь­ных и весьма полезных, только порой мы слишком быстро хватаемся лишь за один из выявляемых смыслов либо сами выстраиваем такой, который в действительности просто фик­ция. Такое поведение объясняется тем, что каким бы ни было принятое решение, оно все равно покажется предпочтитель­ней затянувшейся неопре­деленности.

Замечательная иллюстрация механизма конструирова­ния — серия экспериментов, которые в 1960 г. проделал пси­холог Джон Райт. В распоряжение каждому подопытному пре­доставили игровой автомат по типу «однорукого бандита», с восемнадцатью кнопками и счетчиком на панели. Цель иг­ры — опуская детали — состояла в том, чтобы набрать как можно большее количество очков, нажимая кнопки в опре­деленном порядке. Испытуемые не получали никаких под­сказок и никаких инструкций по поводу того, каким должен быть этот порядок, их лишь предупреждали, что каждый раз, когда они угадают правильный порядок нажатия кнопок, бу­дет звенеть звонок, и единственное, что требуется, — заста­вить звонок звенеть как можно чаще.

Представьте себя одним из подопытных. Перед вами игровой автомат, и вам приходится полностью полагаться на собственную память, потому что записывать ничего нельзя (в этом одно из условий эксперимента). Вам отведены, в виде менов, двадцать три серии по двадцать пять попыток. В течение первых десяти серий вы экспериментируете с разными комбинациями, и примерно половина из них оказывается правильным ответом. Однако ответы в следующих сериях не приносят успеха, и вы пересматриваете свою теорию, чтобы ее откорректировать, после чего ответы становятся совершенно безошибочными: звонок звенит всякий раз. Разгадав, таким образом, секретный код, вы с гордостью и удовлетворением вспоминаете все свои действия и готовы сообщить «экзаменатору» правильную последователь­ность, а также то, каким образом вы ее обнаружили.

И тут вам сообщают, что на самом деле весь экспери­мент — сплошная «липа». Все было устроено таким обра­зом, чтобы для каждого подопытного, совершенно независи­мо от его действий, на протяжении первых десяти серий зво­нок регулярно звенел ровно в половине случаев, в следующих двух сериях упорно молчал, а в последних десяти звенел каж­дый раз. Другими словами, не было никакой связи между тем, что вы делали, и сигналами об успехе. Почти все участники эксперимента были уверены, что нашли правильную после­довательность, и не подозревали, насколько случайной она могла оказаться. Она настолько соответствовала их собствен­ной стратегии, что, даже узнав о подлоге, многие все равно оставались в убеждении, что его не было, что эксперимент был настоящим.

Этот эксперимент показал, как легко сконструировать правдоподобное объяснение и ошибиться в тех закономерно­стях и связях, которые мы находим в происходящих с нами событиях. Постфактум оценивая случившееся, легко решить, что в нем нет ничего случайного, что во всем имеется свой смысл. И мы стараемся связать вероятную причину с воз­можным следствием, выстраивая описание события таким образом, чтобы событие совпадало с нашим представлени­ем о нем.

ИСКАЖЕНИЕ

Искажение проявляется в том, как мы изменяем свой жизненный опыт, выделяя одни его составляющие за счет замалчиваемых других. Оно лежит в основе как творческих способностей, так и паранойи. Здесь вновь поможет зритель­ный аналог.

Параллельные линии на этом рисунке (его называют «фигура Геринга») кажутся искривленными, хотя на самом деле они прямые.

Когда мы искажаем события, придавая одним воспоми­наниям больше веса, чем другим, это само по себе не плохо, но может завести нас неизвестно куда. Наш опыт слишком доступен пересмотру, с тем чтобы найти в нем подкрепление уже сложившемуся представлению. Например, многие стра­стные игроки, несмотря на постоянные поражения, остаются в убеждении, что просто одарены к победе и вот-вот все отыг­рают. Это убеждение настолько сильно, что даже свои пора­жения они называют «почти победами».

Хороший пример — ревность: он показывает, до какой боли, до какой патологии может довести искажение. Ревни­вец способен в любом самом случайном и незначительном факте найти пищу для подозрений и предлог для мучитель­ства себя и других.

Обобщение

Пользуясь обобщением, мы создаем мысленные моде­ли, взяв за основу один случай и сделав из него представите­ля целой группы. Например, ребенок видит, как его родители обращаются друг с другом, и на этой основе делает вывод о том, как вообще должны обращаться друг с другом мужчи­ны и женщины. Обобщение — та основа, опираясь на которую мы получаем знания и применяем их в новых ситуациях. Мы распознаем в них то, что уже знаем, и начинаем действовать по уже отработанной схеме. Не научившись обобщать, мы оказались бы вынужденными каждую проблему решать с нуля. Обобщение мы делаем, к примеру, всякий раз, когда произносим слова типа «всегда», «никогда», «все», «никто», «каждый».

Опасность обобщения состоит в том, что вы можете взять какую-либо ситуацию и, расценив ее как типичную, распространить извлеченные из нее выводы на все сходные, по вашему мнению, ситуации, став слепым в отношении лю­бого факта, который бы эти выводы опровергал. Например, менеджер может быть непоколебимо убежденным в бес­смысленности какой-либо помощи консультантов в его обла­сти деятельности, просто потому, что у него уже был один опыт общения с консультантами, оказавшийся неудачным. Такое обобщение должно подкрепляться стиранием всех тех случаев, когда консультанты выполнили свою работу хорошо и достигли необходимых результатов.

Обобщение вкупе с предубеждением образуют весьма разрушительную смесь. Именно она лежит в основе расовой и сексуальной дискриминации.

Эти четыре принципа — стирание, конструирование, ис­кажение и обобщение — не являются сами по себе ни плохи­ми, ни хорошими: все они составляют основу наших способ­ностей к обучению и творчеству, а также всех наших убеж­дений, включая и те убеждения, которые служат нам верой и правдой. Полезно было бы знать, каким образом, с точки зрения системного подхода, взаимодействуют эти принципы, когда они создают те усиливающие и стабилизирующие об­ратные связи, которые поддерживают целостность нашей системы убеждений. Тогда мы сможем увидеть, в чем они нас ограничивают и нет ли возможности расширить границы нашего мышления.

Дата добавления: 2015-09-29