– Но почему ты на это согласился? Ты ему был должен?
– Нет. Это… из-за Нади…
Все знали, что жгучему брюнету Гие Сохадзе нравится Надя Тихомирова из 9-го «Б». Она была натуральной блондинкой с прозрачной розовой кожей и небесного цвета глазами. Кому-то Надя могла показаться блеклой и бесцветной, но Гия, сам очень яркий, просто млел от пастельных красок ее лица и длинных белокурых волос.
– И что с Надей? – Леня в нетерпении даже потеребил Сохадзе за рукав.
– Эта сволочь Доренко сказал, что у него есть знакомые, которые подловят Надю на темной улице и… сам понимаешь… что дальше.
– Брось, Гийка, это же подсудное дело.
– А кто что докажет? Я ведь не могу везде сопровождать Надю! Она и не позволит… Кто я ей? И потом… знаешь, что он, это, – Гию передернуло от отвращения, – чудовище придумал?
– Ну?
– Он сказал, что все обставят так, будто это сделал я, что все поверят, сказал, поскольку я как лицо кавказской национальности имею неуемный темперамент и давно на Надю, как он выразился, губу раскатал.
– И ты поверил, что он на такое способен?
– Он мне доказал.
– Как?
– Неужели не помнишь, какие мне фонари на оба глаза навесили?
– Это он?
– Станет он ручки марать, как же! Наверно, нанял…
– Да ну тебя, Гийка! Можно подумать, что Борька Доренко из 9-го «А» ни больше ни меньше – крестный отец русской мафии! Эдакий дон Борис!
– За всю мафию не скажу, но размах у него не маленький! Ты бы видел этих амбалов… Может быть, он им как раз Эммину зарплату пообещал. Он на многое способен. Поэтому я очень испугался за Надю. Я не мог ему позволить… Я бы не только Эмму, я бы… Швейцарский банк ограбил, если бы Надя… если бы он Наде… Ну, в общем, ты понимаешь.
– Понимаю, – согласился Леня, – но ты бы мог вернуть Эмме деньги потихоньку. Ты ведь у нас богатенький Буратино.
– Папахен, конечно, денег на меня не жалеет, это верно, но все же я не получаю от него ежемесячный учительский оклад. Деньги, говорят, учителя получают небольшие, но мне все же не потянуть. Не мог же я папахену сказать, на что мне нужно.
Леня вскочил с дивана и начал мерить шагами комнату.
– Я все больше поражаюсь тому, что узнаю про Доренко, – заметил он. – Каждый раз что-нибудь новенькое. И главное – одно гаже другого! Его надо немедленно остановить!
– И как ты себе это представляешь?
– Не знаю. Пока. Но я придумаю! И ты тоже думай, поскольку из того, что я за последнее время узнал о Доренко, следует, что ему может показаться мало Эмминых денег. Понимаешь?
– Понимаю, конечно. Я и так уже устал ему фрукты-овощи носить. Но первым делом, – Гия опять зло скривился, – я урою эту… Жабу – Семенова! Он наверняка следил за мной по заданию Доренко, а тебе теперь сказки жалостливые рассказывает.
– Вот уж нет! – Леня с грохотом опустился на стул. – За Жабика… то есть за Сашку, я ручаюсь. Он сам перегрыз бы Борьке горло, если б смог. А мобильник свой ты получишь обратно. Не сомневайся!
– Плевал я на этот мобильник. Скажу отцу, что потерял. Он проорется и другой купит. А вот если ты придумаешь, как Доренко достать, по-моему, весь класс целиком тебе в ножки поклонится.
Глава XIX
Последние точки над «i»
– Ну что, Олег, отвечать ты, конечно, не пойдешь? – на очередной математике обратилась к Сухорукову Надежда Ивановна и вздохнула так горестно, как умела вздыхать только она одна.
– Зря вы так думаете, – Сухоруков поднялся со стула. – Пойду.
Класс удивленно замер. Пивоваров следил за Доренко. Тот застыл над открытой сумкой, из которой собирался что-то вытащить, потом усмехнулся и развернулся к Сухорукову. Олег, ни на кого ни глядя, прошел к доске и, как в былые времена, мгновенно решил длиннющий алгебраический пример.
– Ну наконец-то ты, Олеженька, одумался. Пятерка! – Надежда Ивановна чуть не плакала от счастья. Руки ее заметно дрожали. – Я всегда знала, что ты обязательно возьмешься за ум. Давай дневник. Я выставлю отметку туда, чтобы и родители наконец обрадовались, а то мама твоя прямо сама на себя не похожа.
– Это на Сухорукова наше собрание подействовало, – в абсолютной тишине отчеканил Доренко. – Запишите мне в актив, Надежда Ивановна.
– Непременно, Боря, непременно, – частила классная руководительница. – Это такая радость! Такая радость! Я так переживала, а теперь все встало на свои места! И тебе в характеристике я, разумеется, все что надо напишу. Не сомневайся.
– Надежда Ивановна права, Сухоруков! Все встало на свои места, – многозначительно произнес Доренко, следя глазами за идущим между столами Олегом. – Сегодня еще кое-что встанет на место.
Сухоруков метнул на Доренко уничтожающий взгляд, но ничего не сказал.
– О чем ты, Боря? – спросила Надежда Ивановна, поднимая голову от журнала, в котором она только что старательно вывела очень красивую бокастую пятерку напротив фамилии Сухорукова.
– Я говорю, Надежда Ивановна, что наш Олеженька сегодня наверняка еще и по литературе «пять» получит, и тогда… – Доренко не договорил, потому что со своего места вдруг вскочила Анжела Решетилова.
– И что тогда? Договаривай, мерзавец! – крикнула она и моментально оказалась подле Доренко.
Пивоваров вздрогнул. Такого поворота событий он не ожидал. С Сухоруковым они, конечно, накануне договорились, что тот начнет отвечать на уроках, но Анжелкино выступление запланировано не было. Леня посмотрел на Оксану. Та в ответ удивленно пожимала плечами. Димка Феклиcтов застыл на своем месте безмолвным изваянием, Сохадзе нервно грыз ручку, а Семенов крутил на карандаше треугольник.
– Анжела! Что такое? – Надежда Ивановна хотела посадить девушку на место, но ту было уже не унять.
– Я так и знала, что это ты! – Анжела жгущим взглядом уставилась в лицо Доренко. – Я так и знала, что Олег из-за тебя! Мразь! – Решетилова скривилась и залепила Борису звонкую пощечину. – Я тебя больше не боюсь! – крикнула она. – Говори обо мне, что хочешь! Кому хочешь!
Доренко медленно поднялся со стула. Губы его побелели. Он схватил Анжелу за запястья и выдохнул ей в лицо:
– Ты еще пожалеешь! Со мной так нельзя… Так со мной никто не должен…
Надежда Ивановна тоненько, по-поросячьи взвизгнула. Леня, опрокинув стул, подскочил к Борису, с другой стороны подбежал гигант Веретенников. Доренко ничего не оставалось делать, как отпустить руки Анжелы и усесться на свое место.
– Дети! Что вы делаете? – Надежда Ивановна с расширившимися от ужаса глазами смотрела на свой 9-й «А» и ничего не понимала. – Что случилось? Анжелочка? Боря? Леня? Объясните же мне наконец!
– Не такие уж мы дети, как вы думаете, – ответил классной руководительнице Леня, – а этот, – он указал на Бориса, – заслуживает не только пощечины.
Доренко хотел что-то ответить, но его голос заглушил звонок с урока. Надежда Ивановна металась у доски.
– Урок, конечно, закончен, – лепетала она, – но я не знаю, как вас отпустить домой. Дайте мне слово, что больше не будете драться!
– Не будем, даю вам честное слово! – пообещал ей Леня и взглядом показал Веретенникову, чтобы он блокировал Доренко со своей стороны.
Одноклассники расположились в небольшой комнате Гии Сохадзе. Доренко, которого привели туда насильно, как под конвоем, стоял против них у окна. Губы его все еще были бледны, но в остальном он держался уже достаточно непринужденно.
– Ну и что вам от меня надо? – Он обвел всех презрительным взглядом, а потом довольно развязно уселся на подоконник рядом с сохадзовским котом Леопольдом и даже начал почесывать его за ушком.
– Скажи, Борис, – начала Оксана, – зачем тебе это надо?
– Что именно? – снисходительно спросил ее Доренко.
– Ну… я даже не знаю, каким словом назвать то, что ты делал…
– Чему нет названия, то не существует!
– А ты еще и философ, – усмехнулся Сухоруков.
– А вы все, – Доренко обвел одноклассников указательным пальцем, – трусы. А трусов нужно учить! Трусы – не люди!
– По себе судишь! – возмутился Леня. – Твои жертвы не за себя боялись!
– Жертвы? Надо же, какое слово придумал! За кого же это они боялись? – Доренко задал последний вопрос с таким презрением, что с места сорвался Сохадзе. Веретенников едва успел его перехватить. Гия, красный от гнева, выкрикнул из-под руки Ильи:
– Тебя убить мало за Надю!
– Это ты сейчас такой храбрый, – невозмутимо ответил Доренко, – когда вас такая куча против меня. А после того, как мы поговорили один на один, ты без лишних слов полез в Эммину сумку. Где тогда была твоя храбрость? Нечего тут оскорбленное достоинство разыгрывать. Ты – трус и вор, и ничего больше! И все теперь это знают! Осталось Эмме рассказать. Как ты на это смотришь, храбрый генацвале? Витязь в тигровой шкуре… Или ты нынче в заячьей?
Гия от бешенства ударил ни в чем не повинного Веретенникова, державшего его, но того, почти двухметрового, сокрушить было трудно. Он ловко скрутил Сохадзе и запихнул в кресло рядом с Семеновым.
– Видишь, Борька! Не за себя, любимого, Гийка боялся, а за Надю Тихомирову. А Димас, – Леня кивнул на Феклистова, – за Надежду Ивановну, а Олег – за мать.
– Да его мамаше, между прочим, было бы полезно узнать, чем ее муженек со своей секретаршей занимается прямо напротив нашей дачи.
– Заткнись! – крикнул ему Сухоруков. – Не твое дело!
Оксана успокаивающим жестом положила руку Олегу на плечо.
– А эта что пыхтит? – Борис кивнул на тяжело дышащую Решетилову. – Эта-то за кого боялась?
– Я тоже боялась за маму, негодяй! – выкрикнула Анжела. – Ты мог бы довести ее до болезни! Все же было совсем не так, как ты собирался ей представить!
– Ой-ой-ой! «Было не так…» Какие нежности! Все было так! Нечего было устраивать оргии в ее отсутствие!
– Какие оргии? Ты что? Я же… Ты же мне нравился… Я же тебя пригласила, потому что думала, что я тебе тоже нравлюсь… Ты же говорил об этом…
– Бабам все так говорят! Спроси их, – Доренко опять обвел взглядом присутствующих ребят.
– Не верь этому скоту, Анжела, – тихо возразил Семенов.
– А ты вообще молчи! Юльку вспомни! – Это было последнее, что смогла выкрикнуть Решетилова. После этого она тяжело и громко разрыдалась.
– Неужели ты, Борька, с девушки, которой что-то про чувства говорил, смог снять золотой кулон? – удивился Леня.
– Сама отдала, чтобы ее мамочка не узнала, чем мы в ее отсутствие занимались. Вы что? – он опять обвел презрительным взглядом присутствующих. – Неужели вы думаете, что мне нужен ее кулон, эта дешевка? Да я так… проверял просто, на что люди способны.
– И какой вывод сделал? – спросил Сухоруков.
– Я же сказал: все трусы. Все готовы быть рабами, как этот, – он показал на Семенова, – Жабик ластоногий! А уж девчонки… даже говорить неохота… и так догадываетесь…
– Не знаю, Борька, чего ты тут хорохоришься, – Леня посмотрел старосте в глаза. – Разве ты не понял, что мы нашли способ борьбы с тобой?
– И какой же? – губы Доренко наконец начали подрагивать.
– Наипримитивнейший. Феклист перестает тебе решать математику с физикой, Семенов – писать сочинения… И все: тебе крышка, знаменитый медный таз! Судя по всему, весь твой хваленый интеллект ушел на борьбу с нами, а на программу девятого класса его, увы, не хватило. Я думаю, прогорит твое банковское дело, не начавшись. И в Финляндию ты не поедешь. Сухоруков все наверстает и поедет. Время у него еще есть, чтобы все свои «пары» на «пятаки» переправить. Да ему все преподаватели навстречу пойдут, ты же знаешь. Такие гении, как он, редко встречаются.
– Олег, так ты из-за Финляндии отвечать отказывался? – наконец догадалась Оксана.
В начале учебного года директор собрала на общее собрание в актовом зале старшую школу, кроме выпускных одиннадцатых, которым идти в институты. На собрании она объявила, что лучшие ученики 9—10-х классов в качестве награды летом поедут в Финляндию, в молодежный лагерь. Там они будут всячески развлекаться, а кто хочет, сможет еще и подзаработать на сборе ягод. На следующий год в зимние каникулы в школу с ответным визитом приедут финские ребята.
От каждого класса в Финляндию планировали взять по одному учащемуся. Из 9-го «А» могли пригласить Сухорукова, Оксану или Доренко. Оксана с Борисом со своими четверками несколько сдали позиции, и лидером оставался Олег.
– За молчание про отца он потребовал от тебя снизить успеваемость? – спросила у Сухорукова Оксана.
Олег мрачно кивнул.
– Но зачем же так? Мог хотя бы на четверки. Этого бы было достаточно, чтобы Доренко поехал в Финляндию.
Олег усмехнулся:
– Не умею я, Оксана, по-другому учиться. У меня память очень хорошая. Я почти все с уроков запоминаю. Я могу получать либо «пять», либо вообще не отвечать.
– Ну… тогда ты мог бы подарить ему эту поездку, – возразила Оксана. – Сказал бы летом, что не сможешь поехать по какой-нибудь причине. Зачем надо было на «пары» сползать?
– А этот гад, – Олег смерил несколько сникшего Доренко ненавидящим взглядом, – так не хотел. Ему же надо казаться лучшим из всех. Чтобы все им восхищались. Подачек, видите ли, от меня не хотел.
– Знаешь, Борюсик, – Пивоваров уже с трудом сохранял самообладание. – Катись-ка ты отсюда! И мой тебе совет – как можно дальше! Желательно, в другую школу. Может быть, оттуда ты и сумеешь пробиться в банкиры. Здесь тебе ничего не светит! И скажи спасибо, что я нашей Надежде обещал обойтись без драки, а то от тебя сейчас только мокрое место осталось бы.
– А что она такое эта ваша Надежда? Неумная, вульгарная математичка, которая дальше своих перпендикуляров и биссектрис ничего не видит. Чего пред ней так прогибаться? Подумаешь, обещал! – пытался еще держать марку Доренко, но лицо его было бледным, а лоб покрылся испариной.
– Наша Надежда со своими перпендикулярами и биссектрисами – она именно НАША! – Леня намеренно выделил голосом последнее слово. – А ты – чужой, и потому тебе этого никогда не понять!
Оксана с Леней хотели навестить Юльку, которая в школу еще не ходила, но чувствовала себя уже гораздо лучше. Когда они вошли в комнату девушки, то поняли, что сделали это не вовремя. С дивана им навстречу поднялся Сашка Семенов с таким взволнованным лицом, что Леня тут же потащил Оксану к выходу.
– Мы, Юля, после зайдем… завтра, – закивал он головой, всем своим видом демонстрируя полное понимание ситуации.
Юлька ничего не ответила, но по лицу было видно, что присутствие третьих лиц при ее разговоре с Семеновым действительно нежелательно.
– Как хорошо, что все наконец закончилось, – улыбнулась Лене Оксана, когда они вышли на залитый холодным осенним солнцем двор и отправились в небольшой парк за домами, где Оксана так любила кормить глупых уток. – Я столько времени прожила в напряжении, что удивляюсь, как не заболела вроде Юльки.
Утки так и не улетели. Парочка птиц качалась в тяжелых маслянистых волнах пруда, а остальные жались друг к другу на голом берегу. Они даже не сидели на пожухлой траве, а, закаменев, стояли друг подле друга. Некоторые положили свои головы с тяжелыми клювами соседкам на спины.
– Мне кажется, что у них совершенно замерзли лапы, – кивнула на уток Оксана и крикнула им: – Улетайте, глупые, пока не поздно!
Пивоваров, не глядя на замерзающих птиц, сказал совершенно к ним не относящееся:
– Мне кажется, что сегодня эта парочка помирится.
– Ты про Юльку с Семеновым?
– Ага. У Сашки было такое лицо, будто он с минуты на минуту собирается прыгнуть с парашютом, а мы пришли его от этого дела отговаривать.
– А ты разве против, чтобы они помирились? – улыбаясь, спросила Оксана и сунула свою руку в Ленину ладонь.
Пивоваров, осторожно пожав девичьи пальцы, улыбнулся ей в ответ и сказал:
– Как я могу быть против? Это их дело. Но все же Сашкино поведение мне отвратительно. Мог хотя бы Акимушкину не вовлекать в свои интриги. Нас вполне хватило бы.
– Ты просто не был в его ситуации! Я как вспомню его… в виде Жабика… Так сразу себя ненавижу… поэтому, наверно, готова все ему простить.
– И Юльку?
– Ну… тут он, конечно, перебрал… Но если Юлька простит, а она, мне кажется, простит, то все будет нормально. Кстати, Лень, ты не знаешь, в какую школу перевелся Доренко?
– Понятия не имею. Да мне, признаться, это глубоко безразлично.
– У меня подруга учится в 147-й гимназии, тоже в 9-м. Говорит, что в параллельный класс пришел какой-то новый потрясающий парень. Все девчонки балдеют. А вдруг это Борька? Он ведь красавец!
– А ты ей глаза открой на этого красавца, чтобы она в подобную же историю ненароком не вляпалась.
– Нет, Леня, не буду. Вдруг он там начнет новую жизнь, как говорится, с чистого листа?
– Верится, прямо скажем, с трудом. Он свою линию гнет с той самой лагерной смены. Мы просто не замечали или делали вид, что не замечаем. К чему? У нас и своих дел по горло.
– Да-а-а, – согласилась Оксана, – и у каждого за душой осталось столько всего… темного… Хочешь, расскажу тебе, за что Сашка мне хотел отомстить?
– Нет, – быстро ответил Леня.
– Почему?
– Потому что… ты мне очень нравишься такая, какая есть сейчас. Ничего другого я про тебя знать не хочу.
– Ты рискуешь! – счастливо рассмеялась Оксана. – А вдруг во мне скрывается второй Доренко?
– Давай наконец забудем про него, – ответил Леня, коснулся губами щеки девушки, и на некоторое время эти двое выпали из окружающего мира.
Одна из уток, подняв голову со спины своей подруги, покосилась круглым глазом на Оксану с Пивоваровым, осуждающе крякнула простуженным голосом и с презрением отвернулась.
– До завтра, – наконец проговорила Оксана, легонько оттолкнула Леню и быстро юркнула в подъезд.
У нее похолодело внутри, когда в прорези почтового ящика она опять заметила что-то белое. Неужели еще не конец? Неужели она рано обрадовалась? Оксана дрожащими пальцами вытащила конверт. Поперек него опять шла лаконичная надпись: «Оксане Величко». Почерк незнакомый. Кто же это прислал? Семенов еще не все сказал или Доренко мстит и из другой школы? Может, догнать Леню? Нет… надо самой… Неизвестно, что там. Может быть, что-нибудь еще похлестче Эмминой сумки…
Оксана собралась с силами, вскрыла конверт и прочитала: «Видимо, ты не поняла, что оставить Леонида тебя просили всерьез! Придется срочно действовать. На те курсы при университете, на которые нас с тобой на следующий год собирался устроить мой отец, ты не попадешь. Можешь и не рассчитывать! И приходить тебе к нам домой больше не стоит!»
На этот раз письмо было подписано «И.М.». Ирина Маркелова – поняла Оксана и громко рассмеялась вслух. Вот, оказывается, от кого было второе письмо! От Ирки – хозтоварной принцессы! Зря старается. Конечно, Оксаниным родителям не потянуть те дорогущие двухгодичные курсы, но она сама поступит в университет и без всяких курсов! Во всяком случае, постарается. И на ненавистную биологию поднажмет изо всех сил. А Леня… Как бы Ирка ни злилась, какие бы козни ни строила, Леня будет с ней, с Оксаной. Он еще не говорил с ней о любви, но девушка чувствовала, как много она значит для него. Да и он сам для нее значит так много, что никакие Ирки Маркеловы ей не страшны!
Оксана скомкала письмо и еще раз рассмеялась на весь подъезд.
– Ксанка, ты в порядке? – к почтовым ящикам подошел Кепа. – Хихикаешь тут сама с собой. Не заболела?
– У меня просто хорошее настроение, – отозвалась Оксана. – А у тебя?
– У меня тоже классное! Я выиграл областные соревнования по прыжкам в воду.
– Да ну! Поздравляю! – Оксана чмокнула Кепу в щеку и помчалась к себе на пятый этаж, опять забыв про лифт.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |