Мы снова в родном городке, небольшом по сравнению со столицей и тихом. Сергей настоял на том, чтобы лично сообщить родным о предстоящей свадьбе. И хотя мы решили не отмечать это событие так, как это делает большинство, он посчитал, что нужно встретиться с моими родителями, познакомить меня со своим отцом и, наконец, согласился увидеться с матерью. Женю решаем оставить папе.
Влад встречает дочку широкими объятиями. Женя все больше походит на него с возрастом. Пшеничного цвета волосы, добрые, выразительные глаза.
Сергей подает ему руку и они приветствуют друг друга крепким пожатием.
- Может быть, пройдете?
- На несколько минут, - отвечает Сергей.
Первое, что бросается мне в глаза – женские босоножки в прихожей. Мой бывший муж немного смущен, еще щеки порозовели, а глазами он ловит мой взгляд.
Из ванной выходит Инна с детской обувью в руках.
- Я думала, эти сливы никогда не отмоются … - она замолкает, когда видит нас.
- Привет, - я улыбаюсь ей.
- Здравствуйте, - она немного ошарашено смотрит на Вронского. Влад ей ничего не говорил?
- Привет, - Сергей тепло улыбается ей.
- Проходите, не стойте в дверях.
Мы устраиваемся на диванчике с приятной текстильной обивкой терракотового цвета.
Инна неловко мнется у входа в зал. В конце концов, она отправляется на кухню и я слышу звон стаканов и мягкий шлепок дверцы холодильника. Она появляется с подносом в руках. В запотевших стаканах домашний лимонад. А у меня все никак руки не дойдут сделать его. Вот хозяюшка!
Начинаю разговор первой.
- Влад, мы оставим у тебя Женю на три дня, хорошо?
- Хорошо. А что случилось?
- Есть неотложное дело, поэтому нам потребуется немного больше времени. Если тебе будет сложно, я попрошу маму.
- Да нет, все в порядке.
Вронский наблюдает за нами пристально, как коршун. Мне интересно, неужели он до сих пор думает, что я испытываю какие-то романтические чувства к бывшему мужу? Губы Сергея трогает едва заметная улыбка. Скорее всего, он сам хочет сообщить новость.
- У нас есть одна просьба. В конце сентября мы хотим уехать недели на две, но на этот раз без Жени, - начинает Вронский.
- Конечно, не вопрос. Я возьму ее.
- Влад, она будет ходить в школу. Ее уже так просто не отстранишь от занятий. Она пропустит что-то, да и в самом начале занятий, когда все только знакомятся друг с другом, это нежелательно, - объясняю я.
- Нужно приехать в Киев?
- Было бы идеальным вариантом. Как у тебя будет со временем?
- Я могу взять часть отпуска. Но что за спешка?
- Ира выходит за меня замуж, и мы хотим ненадолго уехать.
Влад молчит, Инна издает восторженный вздох, Женя заговорщицки улыбается и убегает в комнату, где играется Максим.
- Ну что ж, я вас поздравляю, - Влад встает, протягивает Сергею руку и потом неуверенно поворачивается ко мне. Он старается держаться непринужденно и показать, как рад предстоящему событию, но в его глазах мне мерещится легкая грусть. Он целует меня в щеку.
- Спасибо, - я отвечаю улыбкой.
- Очень за вас рада, - Инна явно довольна. Для нее это означает окончательный разрыв между мной и Владом. Если у нее и были какие-то сомнения относительно нас, то сейчас они полностью рассеялись.
Мои родители воспринимают новость гораздо более холодно. Отец, конечно, порадовался за нас, но даже его слова в той ледяной атмосфере, какую создала мама, не смогли согреть мое сердце. Сухое «поздравляю» разбилось о меня и впилось тысячью осколков, словно в меня бросили сосулькой.
Я не говорила Сергею о том, какие у меня отношения с родителями, но, думаю, он догадался.
- Прости, - уже садясь в машину, извинилась я за маму.
- Не одобряет меня?
- Думаю, дело не столько в тебе, сколько в ней. Этой связано с одной историей, которую моя семья пережила много лет назад. Но как видишь, последствия до сих пор дают о себе знать.
Отец Сергея жил в частном доме. Одноэтажное здание в очень престижном районе было отделано декоративным кирпичом песочного цвета, под стать ему был забор с кованными вставками. Многолетние ели, ухоженные газоны и белый «Мерседес» перед гаражом дополняли картину богатства и респектабельности.
Сергей припарковался возле автомобиля отца и открыл мне дверцу.
Его отец вышел на крыльцо, чтобы встретить гостей.
Высокий мужчина, очень статный, с волосами цвета пепла из-за обильные седины в темной шевелюре, смотрел на меня проницательными темными глазами. Сначала мне показалось, что он кареглазый, но подойдя ближе заметила, что они темно-зеленые, немного помутневшие с приходом старости, но такие же красивые и живые, какими должны были быть в молодости.
- Здравствуй, отец!
- Сын! Молодец, что заехал, - он хлопает по плечам Сергея и косится на меня.
- Это Ира. Ира, это мой отец, Петр Кононович.
Я протягиваю ему руку, он пожимает ее сдержанно, как мужчина, который больше привык целовать руки женщинам, а не по-мужски трясти их.
- Очень приятно. Прошу вас, проходите.
Внутри дом выглядел просто невероятно. Аскетично и дорого. Дерево и декоративный камень, большое пространство разделено на зоны, массивная мебель из орехового дерева, преобладание кожи в отделке.
Гостиная была такой огромной, что я удивилась, неужели в этом доме есть еще какие-то комнаты. Хотя я заметила лестницу. Наверное, на мансарду, потому что для наличия второго этажа здание было слишком низким.
- Рад, что ты приехал навестить меня. А то здоровье уже совсем ни к черту.
- У доктора был?
- Да разве он меня чем-то обрадует? Артрит, лекарства, да кому оно надо? Давай лучше о хорошем, - он переводит взгляд на меня.
- Вообще у нас есть повод.
- Вот как?
- Мы с Ирой вскоре поженимся.
По лицу мужчины начинает расплываться медленная улыбка. Наконец, у меня все отлегло от волнения. Я боялась, что не понравлюсь отцу Сергея. Возможно, он представлял рядом с сыном женщину моложе или эдакую деловую леди. А тут я – худенькая, уже обкатанная жизнью, с довеском в виде довольно взрослой дочки.
Петр Кононович действительно был видным мужчиной. Я догадываюсь, чем он привлек Наиру в молодости. Волевой подбородок с ямочкой, говоривший о твердом характере владельца и железной воле, о склонности все решать по собственному усмотрения, не принимая в расчет мнение других; цепкий взгляд зеленых глаз, подмечавший все – от моей нервозности, проявившейся в постукивании пальцами по чехлу мобильного телефона, до постоянных взглядов на Сергея, уж не знаю, какими они были, но это явно пришлось по душе его отцу; правильные линии лица, строгие, даже аскетичные, словно эти черные брови не были предназначены для того, чтобы изгибаться в изумлении, уголки малоподвижного рта не приподнимались и не опускались, скрывая эмоции, а крылья точеного носа не умели трепетать от волнения.
Сейчас сын сообщил этому человеку о своем намерении жениться, а единственной видимой реакцией стала улыбка, немного растянувшая рот по строгой горизонтальной линии.
- Я рад за тебя, сын. И за вас, Ира. Когда планируете мероприятие?
- Мы просто распишемся и уедем куда-нибудь.
- Опять плюешь на традиции.
- Не считаю нужным устраивать торжество, когда на самом деле это касается только нас двоих.
- Но ты решил лично приехать и сообщить мне о свадьбе. И на этом спасибо. Хорошо, что хоть с будущей женой познакомил заранее. Кстати, очень рад, Ира, вы красивая женщина.
- Спасибо.
- У нас есть еще кое-какие дела, - добавляет Сергей. По тому, как напрягаются его руки, я понимаю, что разговор сейчас зайдет о Наире.
- Какие именно?
- Я встречусь с матерью.
Петр Кононович хмурится. Все-таки это лицо может меняться, как у обычного человека под властью эмоций.
- Она вышла на тебя, - медленно говорит он, не спрашивая, а констатируя факт. При этом рот его едва заметно кривится в презрительной гримасе.
- Она случайно познакомилась с Ирой.
- Вот уж, действительно, удивительное совпадение. Я ничего не говорил ей о тебе, как ты и просил.
- Да. Совпадение действительно странное. Ты знаешь о ее состоянии?
- О каком состоянии? - черные брови практически сходятся на переносице.
- У нее рак. Скорее всего, она умирает.
Сколько людей видели этого стареющего мужчину таким, каким вижу сейчас я? Уверена, что на работе он был всегда таким, каким предстал передо мной в момент встречи с сыном, когда знакомился со мной, слушал новости о предстоящей свадьбе. Наверное, даже в домашней обстановке его лицо больше напоминало маску. Но сейчас вся сдержанность, весь этот невероятный самоконтроль дал трещину. Всего на одну секунду я увидела, как изумление и тоска зажгли глаза ярким зеленым пламенем, в котором мелькнула и былая любовь, и страстное помешательство на одной единственной женщине, разбившей ему сердце. Морщины вокруг рта обозначились резче, нижняя губа дрогнула. Но потом он опять взял себя в руки и лицо разгладилось.
- Нет, она не говорила. Я думал, она уже уехала.
- Нет. Она регулярно посещает онкологическую клинику. Ира говорит, что ей уже дважды делали химиотерапию. И скорее всего, безрезультатно.
- И ты поедешь к ней?
- Да.
- Что ж, это твое право и ее счастье. Я не знаю, что тебе еще сказать.
- Ты не хочешь поехать вместе с нами?
- Нет, я останусь здесь.
- Хорошо. Мы выезжаем сегодня и выходные, скорее всего, проведем там. Сюда вернемся, чтобы забрать Женю, и опять на Киев.
- Кого забрать?
- Женя – дочка Иры.
Петр Кононович с удивлением смотрит на сына, потом переводит взгляд на меня. Я читаю в нем похвалу себе. Неужели так сложно поверить, что Сергей способен увлечься женщиной с ребенком?
Мы побыли еще немного и, допив чай, распрощались. Сергей вывел машину на междугороднюю трассу и сильнее нажал на газ.
Она опять попала в больницу. Ира сказала мне, что ей было плохо дома. Теряла сознание несколько раз, оплатила VIP-палату и до сих пор находится там.
Слегка поворачиваю руль влево, объезжая яму. Нам осталось полчаса в дороге. Но эти полчаса для меня словно пытка. Хочется, чтобы они никогда не закончились и в то же время и не могу больше терпеть неизвестность, не хочу.
Как же долго я нес в себе эту боль, затаенную, спрятанную так глубоко, чтобы никто и никогда не смог ее увидеть. В какой-то момент я даже свыкся с ней, начал воспринимать не так остро, она стала частью меня и не напоминала о себе болезненными спазмами, уколами сомнения.
Я начал забывать, что детство у меня было отстойное, что я засматривался на матерей своих одноклассников и думал, каково это, когда тебя целуют, обнимаю, шепчут ласковые слова, если поругал отец или учитель. Но меня не утешали, только наказывали. Не было противовеса, некому было дать почувствовать, что ты не полное дерьмо, а просто маленький, не в меру расшалившийся мальчик.
Сначала была гордость и смертельная обида, потом годы сомнений и желание, чтобы она приехала еще хотя бы раз, потом смирение, что я не нужен ей.
Но я взрослел в один прекрасный день, как мне казалось, отпустил ее и пошел широким шагами в новую жизнь. У меня появились интересы, увлечения, я вступил в ту пору, когда мать уже не нужна.
И вот сейчас Ира вынудила меня увидеться с ней.
Зачем? К чему это все? Я давно забыл о ней, мне не нужны эти сопливые мелодрамы в стиле «я так виновата». Не могу понять, почему согласился. Но раз Ира так хочет… Смотрю на ее тонкий профиль. Она немного бледна, нос и скулы острее. Это следствие недавних переживаний.
Глупая любимая девочка. Ей незачем рожать мне ребенка, чтобы доказать, что она на самом деле чувствует ко мне. Я так знаю. Мне ли не разглядеть ее чистую, светлую любовь среди грязи и показушной мишуры? Самое дорогое, что есть у меня в жизни. Она заставила меня ощущать себя полным, как собранный до единой детали конструктор. Не осталось разрозненных частей, все сложилось в одно целое. Она определила для меня правильное место, и это место – рядом с ней. Ира и моя семья, и моя половинка, и друг, и любовница. От одного ее присутствия мне уже теплее. Так неужели я не смогу взглянуть в глаза женщине, которая до сих пор мнит себя моей матерью, ради своей любимой? Плевое дело!
Город встречает нас легкой дымкой. Старые трамвай скользят по рельсам, огромные рекламные щиты не дают рассмотреть череду тополей вдоль широкой дороги. Движение становится более интенсивным по мере того, как мы приближаемся к центру. Ира сжимает мою руку и продолжает думать о чем-то своем.
В конце концов, мы сворачиваем к больничному комплексу. Она показывает мне, как проехать к окноотделению. Мы достигли пункта назначения.
Внутри ничего не дрогнуло. Все давно окостенело, а как известно, зажившие раны не причиняют боли.
Ира подходит в регистратуре и приветливо здоровается с медсестрой. Ее здесь знают и любят, это видно сразу. На душе теплеет. Какая же она у меня умница. У меня! Я внутренне улыбаюсь.
По чистым, почти стерильным коридорам мы идем недолго. Двери в палату открываются, и я вижу ее.
Эффектная, надменная в своей красоте женщина из моих воспоминаний превратилась в старуху, выглядевшую миниатюрной на огромной кровати с регулируемой спинкой. Она спит. Какое-то время я имею возможность рассмотреть ее и не быть застигнутым за этим занятием.
Она сильно похудела. Ее руки над белым покрывалом напоминают птичьи лапки – тонкие, хрупкие, костлявые. На лице нет косметики, даже естественное ее украшения- роскошные черные волосы, доставшиеся мне по наследству – не обрамляют маленькую голову, повязанную косынкой. Кожа пожелтела, приобрела какой-то восковой оттенок. И на мгновение мне показалось, что она уже мертва. Внутри все неприятно сжалось и задергалось. Отчего бы это?
Она всегда была мне чужой. Не хотела остаться со мной в детстве, не особо интересовалась моими достижениями в юности. Но иметь взрослого и успешного сына довольно выгодно.
Стоп. К чему все эти обиды? Если она мне безразлична, то мне должно быть все равно. Но до сих под подергивается что-то в глубине груди, неприятно тянет и не отпускает. Корни этого ощущения уходят за грани моего понимания.
У нее острые скулы, под которыми образовались две темные впадины. Губы утратили былую пухлость и привлекательность. Она стала жалкой, но жалеть ее я нисколько не хочу.
В палате просторно, не пахнет ни медикаментами, ни больной плотью – запах, который я терпеть не могу. Еще в школе я дружил с парнем. Его мама болела какой-то страшной формой рака. В 43 года она уже слегла. И когда мы приходили к нему домой, я постоянно чувствовал запах стареющей, увядающей кожи, разъедаемых опухолью мышц, смрадное дыхание поврежденных клеток, выпускающих отравленные газы. Меня мутило каждый раз, когда мы проходили мимо ее комнаты, двери в которую всегда были широко открыты.
Ира держит меня за руку. Я ощущаю ее теплую маленькую ладошку в своей руке. Физический контакт дает мне уверенность в том, что я не дрогну, когда мать заговорит со мной.
Словно почувствовав мои мысли, ее веки затрепетали и приоткрылись. Наира проснулась.
Сначала я решил, что она не узнала меня. Она не села на постели, не подалась вперед, чтобы рассмотреть меня, никак не показала, что поняла, кто перед ней. Но она изучала взглядом меня, а не Иру. Смотрела, не моргая, не отрываясь. Под этим взглядом мне становится неуютно.
Ира подходит к ней и здоровается легко и непринужденно.
- Добрый день, Наира. Как вы себя чувствуете?
- Неплохо, как и должна себя чувствовать женщина в моем возрасте, - она, наконец, переводит взгляд на Иру, и я испытываю облегчение.
- Сегодня со мной согласился приехать Сергей.
- Ваша заслуга?
- Его решение, - мягко отвечает Ира.
- Ее заслуга, - уточняю я.
Наира опять смотрит на меня. Я не привык к ней, не умею читать по лицу, глазам или мимике. Мне кажется, что мое появление ее не тронуло, вообще не вызвало никаких эмоций. Разве что интерес.
Может быть, не так уж ей и важно получить мое прощение? Тогда зачем она хотела встретиться со мной?
- Я рада тебя видеть. Спасибо, что пришел.
- Пожалуйста.
- Если тебе будет проще оправдать свой визит, думай, что это последняя дань умирающему человеку, - ее голос на удивление спокоен.
- Я не ищу оправданий. Мне они не нужны.
- Думаешь, мне нужны? Ты сильно ошибаешься. Я тоже больше не ищу оправданий своим поступкам. Я поняла, чего они мне стоили, испила эту чашу до дна.
- Тогда к чему эта встреча?
- Хотела проститься. Даже такие, как я, имеют право сказать последнее «прощай».
- Не «прости»?
- Я бы могла попытаться, но мне кажется, что тебя только разозлят мои попытки извиниться за то, что сложно не только простить, но и понять.
Я молчу. Наверное, она права. Но как же меня бесит ее самоуверенность, ее спокойствие. Может, мне было бы легче, если бы она рыдала, умоляла на коленях забыть прошлое?
- Ты стал хорошим человеком, Сергей. Без моей помощи. Это заслуга не только твоего отца, но и твоя тоже. Может, даже лучше, что я не была рядом, пока ты рос, пока становился из мальчика парнем, из парня превращался в мужчину. Что могла дать тебе глупая и взбалмошная мать? Ничего, кроме расстройств.
- Наверное, ты права. – Так ли это?
- Я не смогла сразу понять, что к чему. И моя мать тоже не научила бы меня, как поступить в моей ситуации. Хорошо, что твой отец не разрешил мне забрать тебя с собой. Две взбалмошные глупые курицы хуже, чем одна.
- Да, я рад, что остался с ним.
- Он любил тебя, как умел. Может, и был слишком строг – а я переживала по этому поводу – зато любил тебя с самой первой минуты и мог показать это, чего не скажешь обо мне. Слишком поздно во мне проснулся инстинкт, который подсказал, как быть матерью.
- И когда же он в тебе проснулся?
- Когда ты отвернулся от меня.
Я знал, о каком моменте она говорит. Я тогда был рад, что мы с ней непохожи. Я сказал ей об этом. Но как же я потом плакал, когда убежал в свою комнату. Мне было стыдно, потому что я считал себя уже достаточно взрослым, чтобы не тосковать по маме, которой я не нужен. И презирал себя за те горячие, жгучие слезы.
- Что ж, некоторые люди сначала должны потерять, прежде чем осознают ценность того, что у них было.
- Ты прав, Сережа. Я все поняла. И теряла я гораздо чаще, чем ты думаешь. Моя материнская любовь была испытана до самого дна, я заплатила за ошибки, совершенные с тобой, болью о другом сыне.
- Ты опять родила? – я повержен в шок. У меня аж дыхание перехватило от этой новости.
- Нет. Я усыновила ребенка. Маленького больного мальчика. В его лице я любила вас обоих. Когда укладывала его спать, представляла, что и тебя укладываю тоже. Когда пела ему колыбельные во время болезни и приступов, представляла,что и ты слышишь мелодию и негромкие слова. Я плохо пою.
- И где он сейчас?
- Умер.
У меня что-то давит в районе солнечного сплетения. Наверное, сожаление.
- Давно?
- Я приехала к тебе в последний раз через месяц после его похорон.
- Зачем?
- Чтобы убедиться, что с тобой все хорошо. Чтобы знать … чтобы видеть…
Я не могу слушать, как ее голос прерывается, меняется и слабеет, как она пытается овладеть собой и продолжить рассказ, но не может. В ее глазах, наконец, появляются всполохи настоящих чувств, но я не могу или не хочу знать, что именно она ощущает. Потому что боюсь, что увижу в ней живого человека, а не бездушную куклу, как думал все эти годы.
Она вновь берет себя в руки, но продолжает хранить молчание.
- Если тебе не нужно мое прощение, то что же тебе нужно?
- Знать, что у тебя все хорошо.
- У меня все хорошо. Мы с Ирой скоро поженимся.
- Я очень рада, - она удивленно смотрит на зардевшуюся Иру и мягко ей улыбается, - я действительно рада, что рядом с тобой окажется такой душевный, искренний человек.
Я киваю. Она какое-то время рассматривает меня. Я буквально чувствую, как ее взгляд скользит по моему лицу, касается плеч, запутывается в волосах. Потом она вздыхает и продолжает говорить, глядя прямо в глаза.
- Того, что было, не изменишь. Я с самого начала все делала не так. Причины уже не важны. Остались лишь последствия моих поступков. Я их прекрасно осознаю, Сережа, их я положу в свой гроб. Буду лишь надеяться, что тебе не доведется повторить мои ошибки. Молюсь об этом каждый день. Все родители мечтают об этом.
У меня больше нет сил находится здесь. Смотреть на эту незнакомую женщину, которая почему-то задевает за живое.
Меня бесит ее самообладание и выдержка. Такое впечатление, что она ни в чем не виновата передо мной. И то, что она усыновила кого-то, пытаясь сделаться хорошей матерью, еще не исправляет того, как она поступила со мной.
Во мне будто говорит ребенок, ревнивый и обиженный. Возможно, она бы и попыталась извиниться, если бы верила, что я хотя бы приму ее извинения. Но она знает меня – я не такой мягкотелый, старые обиды живут во мне, спрятанные так глубоко, что их не смог рассмотреть даже я. А вот она смогла. И от этого еще тоскливее и горше.
- Как твоя болезнь? – я меняю тему.
- Ничего такого, чего я бы не ждала.
- Что говорят врачи?
- Что мне осталось недолго.
- Сколько?
- Какая разница? Не вижу смысла называть конечную дату. Не люблю, когда люди постоянно смотрят на часы. Особенно – когда ждут чего-то неприятного.
- Ладно. Тебе что-то надо? – это было проявление никому не нужной вежливости. Если ей что и нужно от меня, я не в силах это дать. Она невесело усмехается, словно прочитав мои мысли.
- Нет. Все в порядке. Спасибо, что навестил меня. Ирочка, надеюсь, вы будете счастливы.
- Спасибо, Наира. Я вам еще позвоню.
- Буду рада слышать, - она нежно жмет руку Иры и смотрит на меня неожиданно жадно, впитывая в себя каждую деталь.
Ее взгляд открыт и беззащитен, я могу читать ее, как книгу. Она напоминает человека, голодавшего несколько дней подряд, которому показали хлеб.
Отворачиваюсь и выхожу из клиники, чтобы вдохнуть душного августовского воздуха, который кажется мне поразительно свежим и прохладным.
Птичка певчая 29.12.2014 17:20» Глава 35
Глава 35
Регистрация брака была назначена на 9 сентября. Хотела бы я сказать, что в этот день состоится наша свадьба, но это было бы неправдой. Скромная роспись в здании ЗАГСа в присутствии свидетелей – людей абсолютно нам не близких – не претендовала на звание церемонии и не подходила под определение торжества. Хотя я этому безумно радовалась. Не будет ни пытливых взглядом родственников, которые станут обсуждать за моей спиной предыдущий неудачный союз, я не почувствую себя неловко, когда буду принимать поздравления от Влада, не стану гадать, как поведет себя моя мать.
Мы распишемся, поужинаем с Женей в ресторане и улетим в тот же день.
Все будет именно так, как мне хочется. Идеально!
И постепенно, отойдя от переживаний и волнений, я начала заниматься тем, чем занимается любая невеста – выбором свадебного платья.
Я сразу же отмела пышные юбки, шлейфы и фату. Традиционный наряд у меня уже был. Да и в моем возрасте смешно было бы одеть что-то подобное снова. Я думала, что второй брак вообще не обязывает меня облачаться в длинное белое платье. Но для Сергея это будет знаменательное событие. Он еще никогда не держал за руку свою невесту, не стоял перед работницей ЗАГСа, которая говорит пафосные речи с надрывом и желанием, чтобы слушателей проняло. Хотя в этот раз, наверняка, никакого надрыва и не будет. А жаль. Я очень долго смеялась над той тетечкой с невероятным начесом, которая пыталась показать важность момента, произнося слова с какой-то абсолютно невероятной интонацией.
Принимая все это в расчет, я решила остановиться на чем-то светлом. Искала недолго. Молочного цвета платье-футляр с тонким золотистым ремешком, без рукавов, длиной до колена, с красивым подвернутым воротником показалось мне одновременно скромным и эффектным. Если добавить к нему печатки, то получится что-то в стиле Одри Хепберн. Туфли к нему у меня уже были – вот и что-то старое. А голубого и так достаточно – меня будет омывать светом невероятных глаз моего любимого.
Дни летели невероятно быстро, я не успевала их проживать.
Первое сентября, несмотря на все приготовления, было для меня полной неожиданностью. Никогда не думала, что я настолько сентиментальна.
В то утро я сделала Жене два хвостика, завязала огромные банты, прямо как в моем детстве, но вместо гольфов, которые купила накануне, пришлось одеть ей белые безразмерные колготы, потому что внезапно резко похолодало. Моя маленькая девочка с торжественным и серьезным лицом облачилась в школьную форму, будто это был королевский наряд, взяла свой рюкзачок, собранный с вечера, и смело глядя в будущее, села в машину.
По дороге мы заехали в цветочный, я выбрала красивый букет роз и трясущимися руками расплатилась с продавщицей.
Я узнала нашу учительницу сразу – очень высокая женщина выделялась среди толпы. Женя встала рядом с одноклассниками, сжимая в руке цветы, а мы с Сергеем пополнили ряды взволнованных родителей.
Линейка не была какой-то особенной, но я ревела так самозабвенно, что размазала тушь и помаду. Глядя на маленьких первоклашек, как цыплятки стоящих рядом с классным руководителем, на их крошечные личики и огромные ранцы, на букеты цветов, крепко зажатые в кулачках, я думала о том, что начался своеобразный отсчет. Взросление Жени теперь, как боем курантов, будет отсчитываться оконченными ею классами. Чем дальше, тем больше она станет отдаляться от образа милой малышки, которую я иногда до сих пор баюкаю на руках. Она начнет увлекаться чтение, ее внутренний мир будет расширяться, впуская новых друзей, новых людей, и она все меньше станет нуждаться во мне, в моих объятиях. Я перестану быть центром ее Вселенной.
Вот маленькую девочку со звонком, перевязанным красной лентой, пронес на плече выпускник этого года. Прозвенел первый звонок. Женя зашла в школу, не оборачиваясь, чтобы впервые присутствовать на уроке.
Я наплакалась на год вперед! Но на душе у меня было легко и светло.
Сергей обнял за плечи, посадил машину, скрывая добрую улыбку, и повез домой, чтобы я смогла привести себя в порядок перед работой.
Он обещал забрать Женю в двенадцать, когда у нее закончатся уроки, и отвезти домой. С ней побудет няня.
Жаль, что у нас здесь нет бабушек. Оставлять дочку с чужой женщиной не хотелось, но выбора не было. Сергей как-то сказал мне, что если хочу, могу бросить работу и заниматься домом и Женей. Я бы так и поступила, если бы забеременела. Но проколов все уколы, стабильно поглощая таблетки, прописанные врачом, я опять тянулась к шкафчику в ванной, где лежали мои гигиенические средства. А бесцельно сидеть дома я не хотела.
Накануне росписи приехал Влад. Инна осталась с Максимом, который тоже пошел в этом году в школу. Он отказался останавливаться у нас. Снял номер в гостинице. Но я настояла, чтобы он переехал в нашу квартиру, когда мы уедем. Женю нужно было собирать в школу, кормить нормальной едой, она готовила уроки за своим небольшим столом у окна в детской. Поэтому целесообразно было оставить ее дома. Влада я планировала устроить на диване в зале.
Мы уезжали на двенадцать дней. Я забила морозилку готовыми блюдами: лазанья, несколько видов запеканок, пельмени и вареники. Вечером перед свадьбой с бигуди на голове варила борщ, колдовала над пловом и двумя салатами. Мне казалось, что я обрекаю дочку и бывшего мужа на голодную смерть. В конце концов, мою кулинарную истерику прекратил Влад. Он позвонил, чтобы узнать, как мы собираемся поступить после росписи и когда забирать Женю. Я ответила, что билеты на самолет у нас на пять вечера, роспись на двенадцать.
- Не против, если я тоже буду присутствовать?
- А ты хочешь?
- Почему бы и нет. Я рад за тебя.
- Конечно, я буду рада видеть тебя, и Женя тоже.
- А Вронский?
- Разве у вас есть какие-то разногласия?
- Нет.
- Вот и не беспокойся. Ты отец нашей девочки, не чужой нам человек.
- Странно все это, - хмыкает в трубку Влад.
- Ничего странного. Просто у нас не сложилось. Думаю, если ты будешь жениться во второй раз, то захочешь, чтобы я привезла Женю.
- Наверное, ты права. Кстати, ты что, кастрюлями гремишь?
- Да. Готовлю вам с Женей еду.
- Да брось ты это дело! Иди спать. Мы что, не сможем в кафе или ресторане поесть? Здесь есть отличные места, да и домашней кухни полно. Даже в двенадцать ночи на дом можно заказать. Ира, иди спать.
- Хорошо. Я на холодильнике вывешу весь список, что там есть. Я вам борщ приготовила, плов, оливье Женя попросила и овощной торт. В морозилке уже готовые блюда в контейнерах, все подписано. Нужно будет просто разогреть.
- Ира, иди ложись! Я тебе уже сказал, мы с Женей с голоду не умрем. А так как я буду бить баклуши, то даже рискую растолстеть.
- Я видела, что ты взял свой ноутбук. Поставь будильник, иначе заработаешься и забудешь Женю забрать из школы.
- Один - один. Подловила, - он смеется.
- До завтра.
- Пока.
Сергей не стал уезжать куда-то на ночь, просто «уснул» в зале перед телевизором, а утром, когда я проснулась, его и костюма уже не было. Зато на подушке красовалась записка «Буду ждать тебя ровно в 11.45. Только попробуй не прийти!» И нарисована злобная рожица.
Я улыбаюсь. Будто можно быть такой дурой и упустить невероятного красавца.
Мне кажется, что если я сейчас открою окно, то птицы и звери запрыгнут ко мне в комнату, и как в диснеевском мультфильме, помогут мне одеться. Душа поет!
Мягкие солнечные лучи просачиваются сквозь тонкие занавески и падают на мое платье, отутюженное и висящее на вешалке.
Женя, сонная и заспанная, входит в мою спальню, потирая глаза.
- А где Сергей?
- Уехал. Наверное, в парикмахерскую или на маникюр, - шучу я.
- Маникюр? – глаза Жени тут же широко распахиваются.
- Вполне возможно.
- Я не видела, чтобы раньше он красил ногти.
- Я тоже. Но чего не сделаешь, чтобы хорошо выглядеть.
Сергей неоднократно делал себе маникюр, чем очень удивил меня. Он первый из моих знакомых мужчин не стеснялся ухаживать за своими руками.
Но я знаю, что он вчера успел подстричься, поэтому скорее всего сейчас сидит в своем офисе, проверяя дела перед поездкой.
Я сделала себе и Жене чаю, достала купленный вчера в кондитерской чизкейк, и мы по-королевски позавтракали.
Я накрутила дочке локоны, помогла одеться в нарядное платье вишневого цвета, и стала собираться сама. Подобрала волосы в простую прическу, покрутилась перед зеркалом при полном параде, побрызгала шею и запястья духами и, натянув белые перчатки, вышла из спальни. Женя уже ждала меня в прихожей с золотистым клатчем в руке.
- Мама, какая же ты красивая!
- А ты какая красивая! Настоящая принцесса!
Она хихикает, искоса поглядывая на себя в зеркало. Взявшись за руки, мы выходим.
Возле подъезда нас ждет арендованный автомобиль. Сергей подъедет на своей машине, и потом мы все вместе вернемся домой, где в холодильнике охлаждается шампанское.
Его фигуру в темном костюме возле входа в Дворец бракосочетаний я замечаю сразу же.
Никогда не устану любоваться им. Даже когда ему стукнет семьдесят, его волосы побелеют и, возможно, он будет ходить, опираясь на палочку. Образ Вронского заложен где-то в моих генах. И как только я увидела его еще тогда, на корпоративной вечеринке, сразу узнала сердцем. И теперь не намерена отпускать.
Он улыбается и подает руку, помогая выйти из машины. Его тепло вливается в меня потоком силы. Я смогу все, когда он рядом.
Наши свидетели – его сотрудники. Я никого в столице не знаю, друзей у меня нет. Вот и пришлось позвать их. Хотя… Влад подходит к нам с огромным букетом роз. Он оказался единственным близким человеком, который станет свидетелем самого счастливого события в моей жизни. Какая насмешка судьбы!
Мы расписываемся быстро и без лишнего пафоса. Не нужны слезоточивые речи о том, кто мы друг другу, какой это знаменательный день и что ждет нас впереди. Пустые слова, которые, как заученный стих, повторяет каждой паре брачующихся незнакомая женщина. Все, что мне нужно, что для меня важно, я вижу в его глазах. Знаю, что не бросит из-за того, что я не смогу родить ему ребенка, что будет любить, если располнею, простит, если сделаю глупость, поддержит, если окажусь слабой. А я … Я давно целиком и полностью принадлежу ему. Надеюсь, он видит это в моем взгляде, в моих жестах и улыбке.
Нас поздравляет работница ЗАГСа. А выйдя на улицу, Сергей поднимает меня за талию и я смеюсь, пока он кружит и кружит меня, заставляя мир крутиться сказочной каруселью.
В баре ближайшего ресторана мы все, кроме Жени, выпиваем по бокалу шампанского и прощаемся со свидетелями.
Вчетвером возвращаемся домой. Чемоданы я уже собрала, поэтому устраиваемся на кухне, открываем новую бутылку и налетаем на закуски, чтобы не опьянеть. Через час нам с Сергеем нужно ехать в аэропорт. Холодный бокал приятно успокаивает возбуждение, шампанское щекочет небо.
- Куда вы летите?- интересуется Влад.
- В Лондон. Там пять дней. Потом в Дублин на четыре дня и напоследок в Эдинбург.
- Здорово.
- Я когда узнала, чуть с ума не сошла от счастья!
- А почему не на побережье? Лазурный берег, например?
- Успеем еще, - откуда-то из глубины квартиры отзывается Сергей.
- Мы уже отдыхали на море совсем недавно, - объясняю я. – Теперь хочется каких-то культурных ценностей.
- Что мне делать, если Женя вдруг заболеет?
- На холодильнике под магнитом-клубникой висит список экстренных номеров. Там и номер нашей учительницы, и детская поликлиника, и частный врач, который проконсультирует в любое время суток и приедет, как только сможет. Но, надеюсь, до этого не дойдет. Ребята, продержитесь уж как-нибудь эти двенадцать дней.
- Все будет хорошо, это я так,на всякий случай. - Влад берет меня за руку и несильно сжимает. – Я рад за тебя.
- А я рада тому, что ты рад. Не хотела причинять тебе боль.
- Каждый человек заслуживает счастья. Просто не каждый в состоянии понять, где оно, какое настоящее, а какое только кажется счастьем.
- Я надеюсь, ты тоже счастлив сейчас?
- Да.
- Я рада.
- Я рад, что ты рада.
Мы улыбаемся друг другу, как хорошие друзья, чьи отношения уже проверены временем.
- Ну идите уже, а то опоздаете.
Я забегаю в спальню, чтобы переодеться. Сергей подходит сзади, обнимает за талию и шепчет в шею:
- Не надо. Останься в этом платье. Оно так тебе идет.
- Не буду, - отвечаю я, откидывая голову назад и касаясь его лба затылком.
- Моя жена, - он целует меня в ухо. Я смеюсь от щекотки, но мурашки уже бегут вниз по коже, к груди и животу.
- Если мой муж слишком увлечется, то не видать нам медового месяца в туманном Альбионе. И я уже вызвала такси.
- Тогда пойдемте, Ирина Вронская. Нас ждет новая, замечательная жизнь.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |