Она обводит взглядом большую комнату, с любопытством разглядывая огромный телевизор и большие окна. Потом смотрит на меня и молча выходит. Босые ноши шлепают по ламинату, лицо припухло, волосы растрепаны. Она немного насуплена, но в общем и целом спокойна.
- Ты хочешь завтракать?
- Да.
- Яичницу будешь с сосисками?
- Буду.
Я осматриваюсь вокруг. Кухня идеально вычищена. Вдоль стены висят глянцевые ящики, встроенная духовка и микроволновка, двойная раковина, на столешнице набор кружек на причудливой подставке. Сбоку на металлическом шесте держатели для бокалов. Еще одна столешница стоит отдельно. Я не сразу заметила, что она выполняет и роль разделочного стола, и барной стойки, здесь же при желании можно было перекусить. Меня удивило, что на ней находилась и газовая поверхность.
Поборов смущение, я начинаю обыскивать все ящички и полки в поисках кухонной утвари и посуды. Мне удается найти одну кастрюлю и одну сковороду. Что ж, уже неплохо. Рядом с кружками я замечаю термопот, открываю крышку, наливаю фильтрованной воды и выставляю температуру на восемьдесят градусов.
Оставив три яйца, хлеб, масло и упаковку сосисок на столе, прячу остальные продукты в холодильник.
- Где это мы?
- Это съемная квартира.
- Теперь мы будем здесь жить?
- Какое-то время.
- А папа?
- Не знаю. Наверное, вернется к бабушке и будет пока жить с нею.
- Мама, а мы не можем вернутся к нам домой?
Я думала об этом. Мы покупали квартиру вместе с Владом, уже будучи женатыми. Значит, по закону мы оба совладельцы. Ее нужно продать. Я не надеялась, что муж оставит ее нам. А с другой стороны, мне этого и не хотелось. Если мы с Сергеем решили жить вместе, самым лучшим выходом будет продать квартиру и поделить деньги. Я намеревалась положить их в банк. Пусть лежат, мне бы не помешала такая подстраховка. Мало ли что еще в жизни случится.
- Нет, не вернемся, солнышко. Так будет лучше и для нас, и для папы.
- А папа тоже не хочет больше жить с нами?
- Я думаю, что папа на меня сейчас сильно обижен. Я сама виновата. Но он очень хочет видеться с тобой как можно чаще. Мы любим тебя, как и прежде. Просто мы с папой больше не ладим так, как раньше.
- А что случилось?
- Я не знаю, солнышко. Есть вещи, которые ты сможешь понять, только когда повзрослеешь. Но мне бы не хотелось, чтобы ты обижалась на меня. Если бы я могла, то не расставалась бы с твоим папой никогда.
- Это поэтому ты плакала ночью?
- Когда? – у меня мурашки по спине. Я думала, что мои тихие всхлипы не могли разбудить Женю. Иногда, укладывая ее спать, я подолгу всматривалась в маленькое личико, выискивая собственные черты, отмечая узнаваемые линии Влада, и думала, как такое чудо получилось у двоих людей, которые так и не стали единым целым? Только на несколько коротких мгновений и то формально, слившись физически для того, чтобы зачать ребенка. Эта мысль ранила глубоко, так глубоко, что я не могла удержать слезы.
- Ну, я не помню точно. Помню только, что ты плакала.
- Может быть.
- Ты больше не будешь плакать, если мы останемся жить здесь?
- Очень на это надеюсь, - я пытаюсь проглотить комок в горле. Моя малышка так рано взрослеет.
- Тогда хорошо.
Я разбиваю к обжаренным сосискам яйца и ищу соль. Ее нет. Что ж, хотя бы сосиски соленые.
- Мне скоро нужно уходить на работу.
- Я пойду в садик? - встрепенулась Женя.
- Нет. Мы завтра пойдем к доктору, чтобы тебе дали справку, а сегодня придется провести день здесь.
- Я буду сама?
- Нет. Скоро сюда придет одна тетя. Ее зовут Инна. Она побудет с тобой. Возможно, вместе с ней придет еще и мальчик. Тогда тебе не будет скучно.
Женя ничего не отвечает. Ее сейчас больше интересует новая квартира. Она вертится на высоком барном стуле, явно получая от этого удовольствие. Обстановка гораздо богаче чем та, к которой мы привыкли.
Мы почти доели, когда раздалась трель звонка. На пороге стояла очень красивая молодая женщина в элегантном костюме. Она держала за руку мальчика лет пяти-шести с темными волосами.
- Ирина?
- Да. А вы, должно быть, Инна?
- Да.
- Проходите. Мы как раз завтракаем. Может быть, присоединитесь? – я стараюсь быть вежливой, хотя у меня на это попросту нет времени.
- Нет, мы уже позавтракали, спасибо, - она вежливо улыбается и осматривает квартиру.
- Это моя дочь Женя.
- Привет, - Инна нежно улыбается дочке, та слабо улыбается в ответ и с интересом смотрит на темноволосого мальчика. – Это Максим, он должен был сегодня идти в садик, но решил, что лучше познакомится с тобой.
- Привет, - ответила Женя. – У меня здесь нет игрушек, но мы можем посмотреть телевизор.
- Я даже не знаю, как вас благодарить, - затараторила я.
- Не за что. Шеф дал мне четкие указания, но по правде сказать, это для меня равносильно выходному, а не какому-то сложному заданию.
- Мне уже нужно бежать, мы только въехали, поэтому в холодильнике ничего нет. Но я вырвусь сюда на перерыве и привезу что-то из еды…
- Не беспокойтесь. Мы побудем с детьми в игровой комнате, а пообедаем в кафе по-соседству.
- Тогда я оставлю вам деньги..
- Не нужно, - опять очень мягко перебила меня Инна. – Все расходы оплачивает компания.
- Моя дочка, как и я, не имеют к компании никакого отношения, - против воли мой голос зазвучал холодно. Мне было неприятно и неудобно перед этой кареглазой блондинкой. Не знаю, что сказал ей Сергей, но мое положение сейчас выглядело более чем двусмысленным.
- Я со своим боссом спорить не привыкла, - Инна умела так обезоруживающе улыбаться, что я поняла, почему Сергей нанял ее совей секретаршей. Такие люди всегда смогут урегулировать начинающийся конфликт, а ожидание в компании красивой женщины всегда будет более приятным.
- Хорошо. Вот мой номер телефона, если что – звоните.
Я оделась буквально в считанные секунды. Душ принять так и не успела, быстро накрасила ресницы и выбежала в коридор, по пути вызывая такси.
Рабочий день пролетел незаметно. Звонил отец, что меня удивило. Обычно нашим связным всегда выступала мама. Тот факт, что позвонил именно он, дал мне понять, что наши с ней отношения окончательно испорчены. И это нечто большее, чем обычная ссора.
Один раз позвонил Сергей. Сказал, что с Женей все в порядке, поинтересовался, когда я собираюсь уходить с работы. Договорились, что он меня заберет.
Все было так необычно, но мне начинало казаться, что мы справимся, что все наладится, устоится. Я планировала недельку спустя опять позвонить Владу. Я хотела развода. Мне претило это двойственное положение. Я хотела полностью, без угрызений совести отдаться моему прекрасному возлюбленному, не считая себя женой другого, строить новые отношения, освободившись от старых связей. И мне сейчас даже на руку то, что мы с Сергеем не живем вместе. Я считала это правильным, хотя о моей стыдливости речи быть не могло. Я хотела Вронского, дико и безоглядно. Но у меня еще хватило совести, чтобы не поселится с ним сражу же и тем самым не плюнуть в душу Владу еще раз.
Я копошилась в сумочке в поисках телефона, когда ко мне подошла девушка. Ее каштановые волосы отливали бронзой и были красиво уложены в замысловатую прическу. Карие глаза с интересом изучали меня, отыскивая что-то в лице, во взгляде.
- Не узнаешь меня, Ира?
Голос действительно был знакомым. Я прищурилась. Ба! Да это же Зоя! Невысокая, ладная, по-девичьи свежая кожа. Она мало изменилась с тех пор, когда встречалась с Владом.
- Здравствуй, Зоя. Не ожидала тебя здесь встретить. Работаешь где-то неподалеку?
- Нет. Вообще-то я тебя жду.
- Зачем?
Мы не виделись несколько лет. Когда они с Владом расстались, наша компания как-то сама собой распалась. Разные интересы, занятость на работе. К тому же, тот факт, что потом Влад начал встречаться со мной, не способствовал нашему дальнейшему общению.
- Видишь ли, я бы хотела с тобой поговорить.
- О чем? – я искренне не понимаю, какие общие темы для разговоров могут быть у нас с Зоей.
- Я недавно летала в Китай и в самолете встретила Влада. Мы разговорились… В общем, я, видимо, что-то неправильно поняла и боюсь теперь, что стала причиной конфликта …
- Какого конфликта? – до меня все еще не доходит.
- Я видела тебя с другим мужчиной возле аэропорта и предположила, что вы с Владом расстались. И … я не знаю … Он не отвечает на мои звонки…
- Так это ты! – у меня от шока перехватывает дух. Я начинаю глотать воздух, мозг мгновенно рисует, что произошло. Она увидела меня с Вронским, рассказала Владу, тот прикинул, что к чему, и сразу понял, что я не скучаю, пока он в командировке. Вот идиотка! Ну кто просит людей лезть в чужие дела? Хотя, наверное, это ничего бы и не изменило, я все-равно собиралась ему рассказать, но он узнал обо всем не так. И это из-за нее!
- Я, наверное, совершила какую-то глупость, да?
- Ты просто сунула нос не в свое дело, Зоя! Но чего ты хочешь от меня сейчас?
- Я хочу извиниться. Я не специально, просто сказала, что видела тебя с другим мужчиной и поинтересовалась, не расстались ли вы с Владом?
- Мне больше нечего тебе сказать. Отчасти потому, что я сейчас очень зла, но по большей мере, потому что мне твои извинения до одного места, и ты лезешь не в свое дело.
- Я что, увидела что-то, что ты хотела скрыть?
И тут я заметила то, что изначально от меня скрывалось. Зоя слишком старательно разыгрывала невинность и раскаяние. Несколько лет назад, когда мы часто вместе проводили время, я всегда немного завидовала ее самообладанию. Она была неглупой девушкой, очень мягко вела себя в сложных ситуациях и была довольно толерантной. Но вот что меня и раздражало – она всегда преследовала свою цель, просто подходила к этому по-женски. Иногда непонимающе хлопала ресницами и округляла глаза, иногда трогательно просила ей разъяснить то, чего она не понимает, или упрашивала, почти незаметно надавливая, что-то делать или не делать.
Но, в итоге, она с помощью этих маленьких хитростей выходила победителем из любого положения, полностью сохранив свои интересы. Она не могла не сложить факты вместе. Влад в самолете и в то же время я в аэропорту. Значит, мы как-то связаны, скорее всего, я его провожала. И то, что она премило решила сообщить моему мужу, что я была с другим мужчиной – всего лишь преследование своей цели. Только какой? Я была уверена, что они с Владом уже очень долгое время не общались, иначе он бы сказал мне. Вновь разожглась старая страсть? Или это месть?
Я неприязненно взглянула на молодую женщину передо мной. Есть люди, обладающие броской красотой, а есть люди, которые всегда хорошо выглядят – из их прически не выбьется ни один локон, тушь не осыплется, а цвет лица будет ровным и приятным. Зоя была именно такой – стильно и со вкусом одетая, холеная, но не броская. Я не антисемитка, но всегда думала, что у нее в роду были евреи. Почему-то именно у них я замечала эту изворотливость, гибкость и хитрость, которая была всегда, наверное, с самого рождения, просто заложена в их гены, как и ум, отличающий лучших представителей этой национальности.
Краем глаза вижу, что ко мне приближается мужская фигура. Как вовремя! Черт! Черт! Черт!
- Привет, - Сергей не обнимает меня и не целует, с интересом рассматривая мою собеседницу, но становится так, что мы почти соприкасаемся руками.
- Привет, - отвечаю я, но не представляю ему Зою. Та глазеет на Сергея, приоткрыв рот. Она его узнала. Вот это удача для нее – утвердиться в том, что ее догадки верны, и я изменяю Владу.
- Ты освободилась?
- Да. Мне пора, прощай, - говорю уже Зое, которая едва скрывает довольную ухмылку, четко угадывающуюся в выражении глаз. Она наверняка проследила за тем, как я села в машину к Сергею. Ну и пусть, это уже ничего не значит.
- Кто это? – спрашивает он уже в машине.
- Та сучка, которая очень заботливо открыла моему мужу глаза.
- Да? – его бровь слегка поднимается.
- Она с ним в Китай вместе летела. И нас с тобой видела.
- Вот как.
Не хочу продолжать эту тему. Хотя меня все еще потряхивает от злости и негодования.
- Как там Женя?
- Инна мне звонила, сказала, что дети накормлены, напоены и спать уложены. Во всяком случае, таким было положение дел на два часа дня,– Сергей улыбнулся.
- Я уже договорилась об отгуле на завтра, думаю, одного дня хватит, чтобы собрать все бумажки.
- Вот и хорошо, потому что без секретарши мне сегодня пришлось туго.
- Куда мы едем?
- В супермаркет. Еды какой-то купим, плюс что там еще тебе нужно по хозяйству.
Мне непривычно и волнующе ходить с Вронским по магазину. Обычная ситуация, даже обыденная, но с ним этот променад по торговому центру становится для меня подтверждением того, что у нас появляется почти семейная жизнь. Такая простая вещь – купить продукты на ужин, но мы делаем ее вместе. Кстати, об ужине.
- Я не знаю, как организовать наш вечер, - мне ужасно неловко.
- А что тебя беспокоит?
- Я ведь ничего не сказала Жене.
Он молча кладет в тележку упаковку со свежим лососем. Я подмечаю, как его губы чуть заметно сжимаются.
- А Владу ты сказала? Обо мне?
- Нет.
Он останавливается, и тяжесть его взгляда придавливает меня к земле.
- И почему же, позволь узнать?
- Пойми, у нас сейчас и так все запутанно. Вы работаете вместе, мало того, ты его начальник. Всего, чего он добился, он добился сам, своим умом, своими силами, жертвуя даже временем, которое должно было быть нашим с Женей. Он шел к своей цели давно и настойчиво. И теперь, когда я ушла и забрала Женю, эта новость станет тем ударом, который он, возможно, не перенесет. Я отниму все. Он же уволится! Как ты не понимаешь?! И карьеру, и семью он потеряет из-за того, что я ему изменила. Пожалуйста, Сережа, не заставляй меня это делать.
Он молчит, только бирюзовые глаза сверкают на застывшем лице. Мне всегда было тяжело его понять, узнать, что скрыто под суровой оболочкой. Хотела бы я уметь читать его так же, как он читает меня.
- Он взрослый мужчина, Ира. Ели он захочет уйти – то это будет только его решение.
- Ты же понимаешь, что он не сможет иначе.
- То есть, ты будешь скрывать наши отношения до конца?
- Нет.
- А как ты себе видишь нашу дальнейшую жизнь в ближайшем будущем? Ты тайком прибегаешь в мою постель, где мы тайно тр*хаемся? Мы не будем выходить вместе на люди? Ты не представишь меня своей дочери и не пригласишь за один стол с ней?
- Все не так, Сережа, - я раздавлена. Он ведь прав. Только я еще не думала о том, как строить нашу совместную жизнь. Она и началась-то у нас только со вчерашнего вечера, и это произошло очень внезапно. Поэтому, как поступить лучше всего в этой ситуации, я не знаю.
- А как? Или ты предпочла бы остаться тайной любовницей? Встречи украдкой, короткий переп*х и соблюдение инкогнито? Ты этого хочешь?
Он не поднимает голос, но в нем звучит сталь. Он взбешен.
- Сережа, прошу тебя, - я оглядываюсь по сторонам. Людская толпа обтекает нас, позвякивая тележками, бросая пытливые взгляды. – Давай поговорим позже, не здесь.
- А где?
- Дома, после того, как поужинаем. Ты прав, невозможно скрывать наши отношения вечно. Во всяком случае, не от дочки. Я уложу Женю спать, тогда и обсудим.
Его немного отпускает.
- Что ты хочешь, чтобы я приготовила?
- Не знаю, - голос еще немного раздраженный, но я вижу, что ему приятна моя забота. – Я взял рыбу, может ее?
- Тогда еще сливки нужны и вяленые томаты. И немного креветок.
Он уже заинтересовано поглядывает на меня. Да, я умею готовить. И сегодня вечером собираюсь это показать на нашем первом настоящем совместном ужине.
Глава 22
Я сейчас в самом спокойном месте в мире. Здесь мне надежно, уютно, хорошо. Я слышу ритмичные звуки и знаю – пока они есть, со мной все будет в порядке. То же самое, наверное, чувствуют дети в утробе матери. Тепло, безопасность и умиротворяющее биение сердца. Я лежу в объятиях моего любимого мужчины, его мерное дыхание ласкает мою щеку и плечо, а рука крепко обнимает за талию. Здесь мое место.
Вечером я приготовила ужин. Рыба в сливочном соусе удалась. Он пришел ровно в восемь. Принес бутылку вина, наверное, из своего бара. Я оделась в красивое строгое платье, желая сделать ему приятное. И если бы не Женя, это был бы идеальный вечер.
Мой ребенок ел молча, не поднимая глаз от тарелки. Изредка она посылала Сергею колючие взгляды. Я думаю, она что-то почувствовала своим маленьким сердечком. Я была так рада приходу Вронского, прямо светилась, видя его сидящим напротив, что не сразу заметила, что чем радостнее становлюсь я, тем печальнее моя дочь.
Я знаю, что когда смотрела на него, мои глаза сияли. Я видела отражение этого сияния в его глазах. А вот Женя, наверное, окончательно поняла, на кого я променяла ее отца. Потому что я точно так же ставила перед ним тарелки и подкладывала еду, как когда-то делала это для Влада. Она не могла понять, почему в нашей с ней жизни появился чужой мужчина. Хотя, по-моему, она вспомнила, что уже видела его однажды на пирсе с удочкой в руках.
На ночь она меня не поцеловала.
Но отрекаться от своего счастья я не намерена. Я так давно его ждала, что под конец разуверилась, что оно вообще существует. И я надеюсь, что моя дочь, как и многие другие дети, примет нового мужчину в жизни мамы и сможет быть счастливой. Надежда - все, что у меня есть.
Сергей остался со мной до утра. Мы любили друг друга так трепетно и нежно, что моя душа сладко замирала. Таким я его еще не знала. Он пришел не покорять меня. Он захотел получить то, что было ему или неведомо, или давно забыто. Нежность и беззаветную любовь.
С первыми лучами солнца я проснулась. Сквозь приоткрытое ночью окно до меня долетали звуки пробуждающегося города. Машины шумели по асфальту, слышалось шарканье метлы, звонкое пение птиц в маленьком сквере напротив. Я улыбнулась. Я счастлива.
Я не решилась его будить. Долго рассматривала строгие, красивые черты. Он даже во сне был решительным, неприступным. И хотя его лицо было расслабленным, никто бы не смог сказать, что у этого человека есть хотя бы одна слабость.
Он ушел до того, как проснулась Женя. Но я успела сделать ему кофе и сэндвичи. Мы, как два заговорщика, сидели за длинным столом на барных стульях и в абсолютной тишине пили обжигающий напиток. Я не могла оторваться, я пожирала его глазами, понимая, что ловлю свои самые счастливые мгновения, что не удается большинству людей. Я дарю ему всю себя. А он смотрел на меня так, будто это было взаимно. Это утро не было украденным. А потому оно было первым в нашей совместной жизни и таким ценным.
Женю удалось накормить завтраком, но я не узнавала своего ребенка. Ни блеска в глазах, ни живости в движениях. И тем не менее, она мне не перечила, когда мы собирались за справками.
В больнице удалось почти без задержек обойти все кабинеты. Я попросила сделать анализы в срочном порядке, чтобы уже завтра Женя пошла в садик. Она почти все время молчала. Я же боялась спросить, о чем она думает. Да мне и не пришлось. Она сама все рассказала.
- Теперь Сергей заменит мне папу?
- Нет. Твоего папу никто не сможет заменить.
- Но ведь ты же его поменяла на Сергея?
Ну, что тут скажешь? Все именно так и было.
- Нет, солнышко. Твой папа перестал быть мне мужем, но твоим папой он не перестанет быть никогда.
- Я не хочу жить вместе с Сергеем.
- Почему? Тебе плохо с ним?
- Я его не знаю. Он чужой. Вернее, я помню его у речки. Но тогда он мне нравился больше, чем сейчас.
- Разве он обидел тебя чем-то?
- Нет.
- Тогда почему он тебе не нравится?
- Он не папа.
- Да, он – не папа.
Я не знаю, как объяснить ребенку, что именно этому я и рада. Именно эта перемена мне была нужна, как воздух. Но где мне взять мудрости, чтобы подобрать слова, которыми можно донести до маленькой девочки абсолютный нонсенс в ее представлении. Никто не сможет быть для нее лучше ее любящего отца. У нее его линия скул, подбородок, его любовь, в конце концов. Разве Вронский сможет дать ей это? Для него она всегда будет чужой. Он никогда не станет всматриваться в ее личико и умиляться тому, как они похожи. И если он и взрастит в себе любовь, то это будет тяжелый труд, а не данность природы.
Мне казалось, что Женя что-то решила для себя. А на следующий день она пошла в детский сад.
Так началась наша новая жизнь.
Каждый свой шаг я делала очень осторожно, боясь оступиться в самом начале пути. Влад начал иногда звонить. Главной темой нашего разговора была дочь. Но увидеться с ней он не спешил. Попросил только на выходных забрать ее к матери. Что ж, его ждет много интересной информации. Но я уверена, что он не поймет, кто мой новый мужчина. Сергей больше не заводил разговора о том, что я и кому должна рассказать. Хотя меня немного потряхивало, что он возьмет инициативу в свои руки. Я знаю, будь я на его месте, ревновала бы до безумия. Но он терпел мою нерешительность.
Влад, я думаю, понял, что ему самому с дочкой не управиться. Он приходил с работы поздно, и роль хозяйки, которая должна тщательно спланировать день так, чтобы успеть и поработать, и скупиться, и приготовить еду, была ему не по силам. А значит, и ребенка ему самому не воспитать.
Я утешала себя этой мыслью, пока он не обмолвился мне, что переехал к матери, из чего следовало, что за Женей могут полноценно присматривать. Почему-то мне стало страшно. Я подумала, что будет если по каким-то причинам он захочет оставить ребенка себе? Затолкнув эту мысль глубоко в подсознание, я предпочитала не рассматривать такой вариант развития событий.
Моя мама так ни разу и не позвонила. Обо всем, что происходило в моей семье, я узнавала от отца. Он рассказал мне, что у мамы на нервной почве был гипертонический приступ. Ага, вот откуда у меня эти проблемы. Сказал, что ей уже гораздо лучше, давление больше не скачет, но она принимает таблетки. Также признался, что они сильно скучают по внучке. Я вынуждена была сказать, что на выходных Женя будет у Влада и свекрови. Из чего мой отец сделал вывод, что мы больше не живем вместе.
Несмотря на то, что наши совместные трапезы стали почти обыденным явлением, Женя все не могла привыкнуть к Сергею. Это больше напоминало пыточную. Моя дочь молчит, потупившись в тарелку, я нервничаю из-за того, что ей плохо, а Сергей хмуро наблюдает эту картину и Бог знает о чем думает.
Этот вечер не стал исключением. Я суечусь на кухне. До сих пор не могу избавиться от ощущения новизны, когда накрываю на стол для Сергея. Жду с волнением его одобрения, вспыхиваю от комплиментов. Женя смотрит телевизор.
Вронский никогда не приходит после работы сразу к нам. Он принимает у себя душ и переодевается. Иногда задерживается из-за нескольких звонков или за ноутбуком. Но ужинает всегда с нами.
Я достаю из духовки одно из любимых дочкиных блюд – картофельную запеканку с курицей и грибами. Очень просто и быстро, но сытно и вкусно. Она обычно всегда прыгает поблизости, когда запеканка остывает на столе, и очень часто в золотистой сырной корочке появляются дырочки. Сегодня, несмотря на райский запах, заливший кухню, невероятная сила воли или жгучая обида на меня удерживают ее на диване.
Сергей приходит с телефоном в руке. Он продолжает разговаривать, когда мимоходом целует меня в губы и идет в нашу спальню. Нашу, потому что не было еще ни единой ночи, которую мы провели бы раздельно.
- Женя, вымой руки и садись за стол.
- Я не хочу есть с ним за одним столом.
- Я не поняла?! Что за новости?! – у меня внутри все неприятно сжимается.
- Он поцеловал тебя!
- И что?
- Тебя мог целовать только папа!
- Солнышко, меня целуешь ты, бабушка и дедушка меня целуют, мои друзья тоже при встрече обнимают и целуют меня.
- Но Сергей поцеловал тебя в губы!
- Да. Я разрешаю ему это. Мне нравится.
- Нельзя ему разрешать!
Ревность, отчаяние, непонимание явно читались на ее насупленном личике. Я на какой-то миг опять почувствовала, что совершила ошибку, но тут же одернула себя. Как нам жить вместе, если не делать самых привычных вещей, которые делают влюбленные? Я хочу обнимать Сергея, когда сижу перед телевизором, хочу целовать его, встречая и провожая, хочу касаться его почти постоянно, просто так, чтобы дать ему понять, как ценю нашу хрупкую, только зарождающуюся близость.
- Женя, давай мы решим это сейчас. Сергей и я – мы очень нравимся друг другу. А когда люди испытывают подобное, они пытаются выразить свою привязанность и симпатию. Ты же хочешь обнять щенка или котенка? Хочешь его погладить и поцеловать? Вот и у нас так же.
- Почему он так нравится тебе?
- Потому что он благородный и красивый, потому что добрый и заставляет меня чувствовать себя счастливой.
- А папа так не делал?
- Когда-то делал. Но это прошло.
- Почему ты не скажешь ему, чтобы он и дальше так делал? Почему тебе обязательно нужен Сергей?
- Наверное, у него лучше получается. А мы с папой разучились радовать друг друга.
- Почему вы опять не научитесь?
- Этому невозможно научиться.
- Это не проходят в школе?
- Ах, если бы все было так просто! Нет, в школе этого не проходят.
- Мне не нравится Сергей. Он украл тебя у меня и у папы! Я его ненавижу!
Я хватаю ртом воздух, не зная, что мне нужно сейчас сказать, чтобы убедить ребенка, что ненависть – очень плохое чувство, что Сергей его недостоин, как краем глаза замечаю движение. Вронский стоит в проеме двери, прислонившись плечом к косяку, и смотрит на Женю. Мне сложно прочитать его взгляд. Возможно, он испытывает досаду? Или презрение, которое ощущают большие звери к насекомым? Его лицо холодное и жесткое. Он не может себя защитить, чтобы не выглядеть глупцом, спорящим с ребенком. А я не могу дать Жене такой ответ, который заставить ее по-другому взглянуть на Вронского.
Нет, Сережа, не нужно ненавидеть моего ребенка! Я этого не переживу!
Женя демонстративно отворачивается и уходит в свою комнату. Я стою, словно приклеенная, опустив руки вдоль тела.
Вронский, как ни в чем не бывало, подходит к столу и садиться на место во главе.
- Что ж, мысли твоей дочки предельно ясны. Я думал о том, каково будет жить вместе с чужим ребенком. Я предполагал, что такая ситуация будет наиболее возможной.
- Она – не чужой ребенок. Она – моя дочь, - говорю севшим голосом.
- Она никак не связана со мной и не хочет этой связи. Я не знаю, захочет ли когда-нибудь.
- Она напугана, ее жизнь круто изменилась. Дай ей время.
- Я не желаю ей зла, но в ее глазах я преступник. И каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, или я подхожу к тебе близко, ее взгляд тяжелеет, а кулачки сжимаются. Что это по-твоему?
- Я пытаюсь объяснить ей, что теперь ты будешь рядом со мной, а не ее отец.
Вронский накладывает себе порцию запеканки, я сажусь рядом, беру Женину тарелку и накладываю ей. Не оставлять же ее голодной. Самой же кусок в рот не лезет.
Вронский смотрит на меня критически, словно я совершаю ошибку. Если он думает, что я оставлю своего ребенка голодать из-за того, что сама натворила, то он сильно ошибается. Она не виновата. Во всем виновата только я.
Когда захожу в детскую, Женя поднимает голову, опущенную на сложенные руки, и ее заплаканное личико кривится от еще одного приступа рыданий.
Я ставлю тарелку рядом с ней и провожу по ее волосам дрожащей рукой.
- Заинька, не нужно плакать. Сергей – очень хороший, не ссорься с ним, мне тяжело это видеть.
- Я хочу назад, к папе. Он отнимет тебя у меня.
- С чего ты это взяла? Никто и никогда не сможет этого сделать!
- Он сам говорил тебе, что ты только его. И ты согласилась.
- Когда это было? - напрягаю память, но ничего не могу вспомнить.
- Это было ночью. Вы были на кухне, ты вздыхала, а потом он сказал это.
Прошлой ночью, после ужина, помогая убрать мне со стола, он начал меня целовать. Я домывала посуду, когда он подошел сзади и обнял.
Я думала, что Женя уже спит – когда я выходила из ее комнаты, она дышала глубоко и размеренно, как человек, провалившийся в сон. А она, оказывается, все слышала! Краска начинает заливать лицо и шею. Мы ушли в спальню, но прелюдия началась именно у раковины.
Вронский заявлял на меня свои права, как мужчина на женщину, это не было попыткой узурпировать меня, отобрать у других. Но как мне это втолковать ревнивому, напуганному ребенку?
- Поешь, солнышко. Сергей не хотел отнять тебя у меня. Он радовался, что я рядом с ним.
- Не верю. Он хочет, чтобы меня не было, когда вы вместе.
- Нет, все не так.
- Я это знаю!
- Ты ошибаешься.
Пока моя дочь опустошает тарелку, я думаю, а ведь она действительно мешает ему. Он – мужчина, который не привык к такого рода препятствиям. Его женщины всегда были молодыми, красивыми и одинокими, без «багажа». И мне страшно, что будет, если этот «багаж» ему вдруг станет не по силам нести. Или он просто бросит его и пойдет дальше.
Я выношу пустую тарелку, предварительно пожелав Жене спокойной ночи.
Сергей стоит, опираясь на столешницу, сложив руки на груди. Его приборов нет на столе, как нет и в раковине. Моя тарелка одиноко стоит рядом с остывшей запеканкой.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |