Как сладок вкус первого убийства. И как горько с другой стороны. Словно раскусываешь таблетку со сладкой оболочкой. По началу, вкус приятен, ты тянешь этот момент, а потом случайно приминаешь зубами 1 страница

Глава 1.

1. 3 мая 2011 г. 15:27.

Как сладок вкус первого убийства. И как горько с другой стороны. Словно раскусываешь таблетку со сладкой оболочкой. По началу, вкус приятен, ты тянешь этот момент, а потом случайно приминаешь зубами белую капсулу, и наружу выплескивается горечь, противная горечь. Горько до такой степени, что хочется прополоскать рот, а нельзя. И изо всех сил ты сглатываешь мерзкие остатки. Чувствуешь, как порошок остается на гландах, глотке и попадает в желудок, где ему суждено раствориться и по кровеносным сосудам наполнить все частички твоего тела. Чтобы убрать остатки неприятного вкуса ты зажевываешь мятную жвачку. Или запиваешь сладким чаем. Но убийство – это таблетка, вкус которой ты будешь чувствовать вечно, до скончания своих дней и если загробный мир все-таки существует, то и там тебе не будет покоя.

Частички, несущиеся по кровеносным сосудам, не будут убивать боль, они будут поражать мозг, словно вирус, убивать нервные клетки и уже никакое другое лекарство не поможет от этой бомбы с часовым механизмом, таймер которой показывает, сколько тебе осталось жить.

Он убил человека, совершил преступление, даже более того, он убил представителя закона, который пришел, чтобы задержать его. Почему он это сделал? Наверное, другого выхода не существовало. Да нет, выход есть всегда, но что делать, если не видишь его? «Черт! Так много вопросов».

Он задумался: «Я еще так мало сделал, так мало прожил. А что если это конец? Опять вопросы… Я ведь по-настоящему еще даже не любил. Я ведь еще по-настоящему не пожил. Что есть жизнь, если я не смог почувствовать свежего запаха настоящей свободы, если я еще не покорил ни одной природной вершины, а ведь в детстве я так об этом грезил.

Детские мечты. Если бы только можно было представить тогда, кем я буду, что я буду делать, о чем я буду говорить». Он усмехнулся, и поток нескончаемых мыслей вновь обрушился на него: «Дети. Я ведь еще даже не думал о них. Никогда не представлял себе, что я буду отцом, что буду держать на руках маленькие частички, свое прямое продолжение, что-то свое родное, не родительское, а именно свое». Он представил себе, как гуляет с сыном в центральном городском парке. Сидит на лавочке, смотря в метры вперед, где его надежда, на то, что этот мир станет лучше и добрее, ведь для него с появлением ребенка мир бы изменился, открылись бы двери в красочный, несказанно счастливый уголок Земли, играет вместе с другими детьми. «Да и хороший ли из меня выйдет отец, после того, что я совершил. Будет ли мне чему учить моего ребенка? Смогу ли я его воспитать так, как хотел бы? Опять вопросы…»

Что же еще ему оставалось делать, когда в его квартиру вошел человек, который нарушил бы все его планы на жизнь. Жизнь, к которой он так стремился. Жизнь, которой он так жаждал. Все то, к чему он стремился, оказалось в руках человека в серой форме и с кобурой на боку. И если бы он не сопротивлялся, если бы в момент задержания он не вытащил из кобуры тот злосчастный пистолет и не выстрелил в хозяина оружия. Сейчас он бы не сидел в «Убежище», тяжело дыша и прокручивая вновь и вновь этот момент в своей, ноющей от головной боли, голове.

Надо бросать курить. Поймал он себя на это мысли. Иначе, в следующий раз ему уже будет не убежать. Благо в этот раз напарник полицейского остался на улице, видимо сторожил выход и у него было пару секунд, на то, чтобы выскочить из окна, выходящего на противоположную сторону от двери и бежать, бежать и еще раз бежать, петляя между домами, перепрыгивая через заборы, ловя на себе удивленные взгляды прохожих и яростный лай бездомных собак.

Погони за ним не было, чему он удивился. Но он все равно бежал, шарахаясь каждой тени и каждого намека на опасность. Никогда в жизни он еще так не бегал, даже когда, будучи подростком, занимался легкой атлетикой и выиграл свой единственный турнир, он бежал медленнее. Все правильно, он ведь бежал не за медаль, не за жалкий кусок бумаги, называемый грамотой, не за денежное вознаграждение в не менее жалкие 200 рублей, не за поцелуй Аленки, которая ему тогда так нравилась. Он бежал за свою жизнь, за свою свободу. То за что он боролся, сейчас коснулось и его. Теперь он понимал, что такое свобода. Как она необходима и как она важна для каждого человека.

2. 20 сентября 2010 г. 22:50.

- Ты идешь?

- Да погоди ты, дай собраться.

- Вечно ты копаешься, и тратишь свое и мое время. А время – это деньги. А деньги это жизнь. И к тому же нас уже, наверное, заждались, а нам еще идти сколько.

- Достал ныть. Все успеется. Знаешь поговорку: «Не торопись, а то успеешь!».

Парень в ответ на это лишь скривил улыбку и покачал головой:

- Говорил же я тебе, хватит всякую белиберду читать. Начитаешься всяких философов, потом цитируешь их. А я вот человек простой, наукам не обучен. Нет, меня конечно в школе пытались заставить, но я упорный, сказал нет – значит, нет!

- Оно и заметно, - засмеялся Валентин, - подтупливаешь ты моментами. И вообще, к твоему сведению, философия – мать всех наук! С ней спорить глупо.

- Это почему же глупо? Здравый смысл и трезвый мозг способны на многое.

- Ну, умным людям, конечно, есть резон высказывать свое мнение, но явно не тебе. Знаешь почему? У тебя ведь ни здравого смысла, ни трезвого мозга. Эх,… друг мой, как были вы дураком, таковым и останетесь. Это я не в обиду, но ты, правда, моментами такие фортеля выдаешь, что за голову хватаешься.

Антон скрестил руки на груди, обвалился на стену и, положив одну ногу на другую, произнес:

- Провоцируешь меня, значит?

- Больно ты мне сдался. – Рассмеялся Валентин, зашнуровывая последний ботинок. Он по привычке, доставшейся ему от отца, провел пару раз щеткой по берцам, накинул куртку, и они с его другом Антоном двинулись в путь. Ночь предстояла длинная.

Валентин волновался, все ли будет хорошо. Ведь «бомбить[1]» город он шел впервые. Но он брал во внимание то, что идея эта принадлежала ему, и чувство некоего лидерства в данной ситуации придавало ему немного спокойствия, наравне с ответственностью.

Он старался вести себя спокойно. Но все равно его волнение проскальзывало. Всегда когда волновался, Валентин щелкал зубами, и это и выдало его и в этот раз.

- О, мистер невозмутимость волнуется. – С явной насмешкой произнес Антон.

- Все нормально. Прохладно сегодня, а я для бега легко оделся. - Попытался оправдаться Валентин.

- Да ладно тебе, я же понимаю. Самого иногда дрожь пробивает, хотя может это и вправду холод. Сколько сегодня градусов, не смотрел?

- Днем немного ниже нуля было, сейчас холоднее и ветер поднялся.

- Ну, ничего, мы же мужики, Валюха, верно я говорю? - Подбадривающим голосом произнес Антон, хлопнув друга по лопатке. Хлопок больше был похож на удар, поэтому Валя слегка накренился корпусом вперед. Увидев это, Антон иронично добавил. – Нда. Похоже все же на твой счет я с мужиком ошибся. Когда последний раз спортом то занимался, философ?

- Ты бы мне еще по яйцам так хлопнул, спортсмен. – Сказал Валентин и рассмеялся.

- Ну, это, друг, уже не по моей части. Надо будет, ты и сам себе похлопаешь.

- Что мне с моими… делать я сам решу без посторонних, или у тебя есть предложения? Ты смотри, я за тобой подобное давно замечаю. Не подался ли ты в «голубые войска», мой друг?

- Но…но… сам знаешь как я к подобным отношусь: по мне если ты мужик, то и будь мужиком, а то напялят наряды бабские на себя, а от них потом всякая нечисть вроде СПИДа и идет.

- Ты серьезно веришь в эти сказки про СПИД? – Непонимающе окинул друга Валя.

- Нет, я, конечно, не отрицаю, что его нет, но и его наличие тоже отрицать не могу. Я же сам не видел его.

- В том то и дело, что его никто не видел, не нюхал и за завтраком не употреблял, но все верят, что он есть, и лекарства для него изобретают, тратя при этом огромные деньги и запугивая людей[2]. Ладно, оставим наш научный дискусс до лучших времен, я музыку послушаю.

Валя вставил наушники и погрузился в мир музыки. Она расслабляла и делала злее одновременно. Оппозиционные тексты рождали в голове яркие образы. Вот герой яростно кричит на строй окруживших сотрудников полиции и в другой момент кидает в них «Коктейль Молотова». Стражей порядка охватывает пламя. Они кидаются и на асфальт, стараясь затушить пламя, другие помогают им этом. Герой смеется и достает вторую бутылку, но кинуть ее не успевает, раздается выстрел. Он чувствует, как в груди зажглось пламя, подобное тому, какое минуту назад вылетело из его рук и охватило собой противников, и, падая, на грязный от следов шин и человеческих плевков асфальт умирает. Умирает во имя свободы. Звучит последняя строчка песни: «…Я умираю, чтобы свет правды сжег этот гребанный мир».

3.

Федор, или среди друзей Фрэнк до совершеннолетия жил с отцом, так как мать погибла про рождении сына. Отец не очень хорошо относился к сыну, как говорил Фрэнк, он часто упрекал его за смерть матери, как будто он мог что-то с этим поделать, что-то изменить. И поэтому свои дни рождения он не справлял, считая, что праздновать смерть человека давшего ему жизнь было бы неуважением ни к себе, ни к матери и уж тем более не собирался делать этого отец. В какое-то время отношения их достигли точки кипения. Отец стал сильно пить, не приходить домой неделями и совершенно забыл про сына. Фрэнку, не смотря ни на что, тяжело было это видеть. Да и у него самого был сложный период в жизни. На днях он узнал, что его любимая девушка, та, которой он собирался делать предложение, изменяет ему. Парень не мог этого выдержать. Он не мог, как его отец заливать горе алкоголем, он считал себя выше этого, а может просто не хотел быть похожим на него. Часто думал о суициде, но счел это еще более глупым и отвратительным, чем пьянство и сразу отбросил подобные мысли. Он даже ни разу не плакал. Обида, грусть, горечь и печаль копились в нем не выплескиваясь наружу. До поры Фрэнк, несмотря на привлекательную внешность, на появление первых признаков спортивного накачанного тела не находил интереса со стороны сверстников, да он его и не сильно искал. Ему вполне было уютно и одному.

Приходя домой из школы, он отправлялся работать, где тоже лишний раз старался не произносить ни слова и не показывать своих эмоций. Приходя ближе к полуночи с работы, он садился за книги. Нет, он готовился не к школьным предметам, он изучал то, что ему было интересно: историю, политику, социологию, психологию, экономику. Он считал, что без этих знаний ему будет не выжить в будущем.

В один из вечеров его отец вновь пришел пьяным. Фрэнк был на кухне и готовил себе ужин, когда отец, шатаясь из стороны в сторону, ввалился туда. Заплетающимся от безмерного количества дешевого пойла, которое он потреблял литрами, языком он вновь стал донимать сына. Кричал, оскорблял и проклинал Федора, как только можно. Сын молчал, он уже привык к этому и не обращал на это внимания, со спокойным видом обжаривая картофель с овощами. Отец, так и не дождавшись продолжения конфликта, старался всячески провоцировать сына, но Фрэнк держался, все также молча и насвистывая мелодию группы «Поколение гламура» себе под нос, продолжал готовить ужин. Пьяный папаша не вытерпел этого: еле поднявшись, скрипя зубами, он подошел к сыну. Трясущейся рукой развернул сына и взглянул ему в лицо. Там он увидел лишь безразличие. «Ты жалок!» - произнес Фрэнк. Отец рассвирепел, замахнулся и ударил своего ребенка. Скорее не от силы удара, а от неожиданности Федор упал. Его терпение вышло, он грозно глянул на того, кого секунды назад хоть чуть-чуть, но все-таки считал своим отцом и обомлел, по глазам отца бежали слезы. Он здоровый сорокапятилетний мужик плакал. Плакал как маленький ребенок. В тот миг он понял, что вины Федора в смерти жены нет, что не было, еще тогда, в том маленьком комочке жизни ни желания, ни возможности убить того, благодаря кому он появился на свет. Странно, но эта мысль пришла к нему неожиданно и впервые за почти 18 лет с появления Федора, как, же он раньше не догадался. Отец еще раз пристально взглянул на сына. «Это же мой сын». – Подумал он. – «Как я мог так с ним поступать? Как он мог это терпеть? Он прав, я жалок. Жалок, потому что не смог подарить ребенку счастливого детства, не смог согреть его своим теплом, которого ему не хватало от матери. Какое же я ничтожество!»

Он захотел обнять сына, почувствовать его, но не мог себе даже представить, как это сделать. Федор, который все время казался ему чужим, вмиг оказался самым родным и желанным. Он понял, что это и был его смысл жизни – вырастить сына, но вместо счастья, он – пятидесятидвухлетний алкаш, не подарил ему ничего кроме страданий. Он заплакал еще больше, Федор, лишь с ненавистью смотрел ему прямо в глаза, но в какой-то миг, где-то глубоко кольнуло, наверное, это и был тот самый внутренний мешочек, в который Федор откладывал все свои обиды. Где-то в самом его низу, проскользнула искра, и сухие соломенные остатки прожитых дней вспыхнули, и это отразилось в его глазах. Это было настоящее пламя, но пламя не пожирающее, а согревающее, то которого так не хватало. Отец и сын поняли, чего им не хватало, поняли друг друга, но все-таки стояли на месте не в силах что-либо сделать. В глазах одного горел огонь, в глазах другого плавилась ледяная кромка озера бездушия.

Отец сломался первый, он отшатнулся, едва не упав. Оперся локтем на стол и еще раз пристально посмотрел в глаза сыну. «Прости…» - Вырвалось из его рта, сухие губы с трудом произнесли эти слова. Он еще никогда не просил прощения не у кого. Встав уверенно на ноги, отец выбежал из квартиры. Фрэнк так и остался стоять на месте.

Больше месяца отец не появлялся дома. Фрэнк не знал, что с ним, но впервые он не желал худшего. За пару недель до своего восемнадцатилетия Фрэнк узнал, от зашедшей к нему женщины из службы опеки, что отца нашли мертвым, причина смерти - обморожение – он уснул пьяным на улице. Парень не знал, как этому отнестись, с одной стороны ему было безразлична смерть отца, с другой стороны, ему было его жаль.

Федор опознал тело и устроил тихие похороны, на которых был лишь он и пара далеких родственников. Пока все утрясалось, ему исполнилось 18 лет и опекунства уже не требовалось. Да и смысла в этом не было. Он уже 4 года как сам себя обеспечивал, каждый день, возвращаясь поскорей домой из школы, а позже из университета, бегом обедал и бежал на работу. Работал он помощником у одного из старых отцовских (и забытых им) знакомых в автомастерской. Работа была тяжелая, но и хозяин не обижал деньгами. В общем, хватало не только на жизнь, но и на одежду, современный телефон и ноутбук, плюс еще плата за квартиру.

4. 3 мая 2011 г. 16.03.

Света опять не было. Что-то часто его стали в последнее время выключать. Значит, предстоит остаток дня провести в темноте. Тихо, пусто, молчаливо. Только надоедливый голос в голове постоянно тревожит, подобно комариному зуду, который посреди ночи мешает спать. Только этот мешает думать, мешает обрести спокойствие.

Валентин достал телефон, вынул свою сим-карту и бросил в сторону. Раздвинул шторы, внимательно оглядел всю улицу. Во дворе было спокойно. Местные пенсионеры перетирали последние сплетни, пока их внуки играли на площадке. Вот она беззаботная жизнь, следи себе за детьми, раз в месяц с матерками отстаивай нескончаемую очередь, чтобы получить гроши, называемые пенсией. Валя не относился плохо к пенсионерам, не считал их бесполезными членами общества, даже, наоборот, в какой-то мере боролся за их права. Считал, что жить они должны лучше, чем живут сейчас, понимая, что по сути деньги на их содержание идут из налогов работающего населения и что в данном случае не стоит переходить тонкую грань доброжелательности и реальности сущего.

В тумбе возле окна Валя нашел «левые» симки и взял себе одну. Пользоваться своей, сейчас было глупо. А этих было пруд пруди. Они частенько оформляли их на выдуманные имена у подростков-промоутеров на вокзале. Для них это был лучший вариант связи друг с другом, во время мероприятий и чрезвычайных ситуаций, на вроде той, которая сложилась сейчас. Не для этого ли созданы подобные места? Парень ловкими движениями вставил ее себе в телефон и набрал Фрэнка. Он не отвечал, видимо был сильно занят или попросту не слышал. Скорее второе. Тогда он набрал Антона. Гудки все шли, а друг так и не отвечал и когда Валя уже хотел сбросить вызов, в трубке послышался знакомый голос. Валентин был нескончаемо рад слышать сейчас друга. Его голос согревал внутреннее беспокойство, оставляя шанс и надежду, даже скорее веру в лучшее. Наверно так маленький дети реагируют на голос матери, когда им страшно. Валя вспомнил свое детство, как будучи в пятилетнем возрасте ушиб ногу при езде на велосипеде и как при этом облегчали боль слова матери, и ее легкое дуновение на больное место. Раньше это помогало лучше всяких лекарств.

Валентин настолько погрузился в свои мысли, что Антон уже негодовал на другой стороне:

- Еще раз сюда позвонишь…

- Антоха, это Валя. – Он вовремя перебил друга, иначе далее последовали бы угрозы вроде: «еще раз сюда позвонишь, следующие пару лет будешь звонить только ближайшим родственникам с того света, и то если там сеть ловит». Это было в его духе.

- Что молчишь то тогда?

- Ты где сейчас?

- Домой только с универа вернулся. Обедать собираюсь. Какого хрена пары прогуливаешь, итак в том семестре на грани отчисления был?

- Как можно скорее приезжай в «Убежище» и за Фрэнком заскочи, я ему дозвониться не могу.

- Что-то случилось? С тобой? С Яной?

- Все нормально с ней. У меня проблемы. Приедешь, все скажу. Сейчас еще Яне позвоню. Все до встречи.

- Ну давай, чувак. – Последовали гудки. Последние слова Антон произнес уже серьезным голосом. Антона насторожили слова Вали, не часто у того бывали проблемы, которые требовали срочности. Обычно он всегда решал все сам, живя по принципу «Ты кашу заварил – тебе и расхлебывать». Поэтому любящему пошутить Антону стало не до веселья.

Раздался стук в дверь. Валентина передернуло. Он замер, дыхание участилось, пульс в голове забился с бешеной скоростью. Появился страх. В голове уже созревали планы, как быстро сделать ноги, в случае если его так быстро нашли люди в форме. Раздался еще один стук, уже громче, видимо стоящему за дверью надоело ждать. Парень тихими шагами подошел к двери. Как назло глазка в дверях у Фрэнка не было. Сколько раз он просил хозяина квартиры сделать его. Последовал еще один стук.

- Кто там? – Неловко и неуверенно произнес Валя.

- Фрэнк открывай, это Яна – незамедлительно послышался ответ.

- Сейчас.

Валя открыл дверь. На пороге действительно стояла она. Девушка, увидев испуганный взгляд парня, сразу поняла, что что-то не ладно.

- Что случилось Валя? – с тревогой в голосе произнесла девушка.

5.

На сцену вышла местная рок-группа «Поколение гламура». Это были четыре парня и одна девушка. Они быстро взяли свои инструменты. Девушка проверила свой микрофон: «Раз – раз». Звук прошел по всему залу, жаждущему треша и отрыва. Впервые «Поколение гламура» выступали перед такой большой публикой и, как и подобает начинающим музыкантам, немного волновались перед началом

Грянули четыре барабанных удара, и звук мощных гитарных аккордов волной врезался в толпу. Зал как по команде запрыгал и закачал головами в ритм барабанных ударов и гитарного драйва. Девушка начала петь. Пела он великолепно – мелодично и пронзительно. Местные знатоки музыки пророчили ей с таким голосом большое будущее на рок-сцене. Часть публики перестала отрываться, заслушавшись мелодичным пением. Девушки с завистью смотрели на вокалистку: симпатичную, стройную, да и еще с таким завидным голосом. Парни, сквозь свои густые и длинные волосы, в своем воображении рисовали интимные картины, застыв на месте и прекратив двигаться, то ли от раздумий, то ли от мешающего свободному движению затруднению в штанах.

Концерт прошел на «ура!» Участники группы остались довольны не менее пришедших и сидя, в своей комнатке в подвале помещения, возбужденно делились друг с другом полученными эмоциями.

- Яна, нет слов. Ты богиня! – воскликнул один из гитаристов, которого, не смотря на обильное количество волосяного покрова на голове, все почему-то звали «Лысый».

- Ой, спасибочки! Вы тоже большие молодцы парни. Я еще ни разу не видела, чтобы публика так провожала нас со сцены. Мы сделали большой прорыв за последнее время. Так и будем продолжать. Правда мне кажется, под конец мой голос часто срывался и не попадал.

- Не переживай. Пьяная публика, думаю, этого не заметила. Да и мы пару раз лажанули, никто от этого не застрахован. Заметил, что новый альбом пришелся по вкусу слушателям больше чем прошлый, - Он встал из своего кресла, символично поднял вверх бутылку с пивом и произнес, - Спасибо Максу за тексты и Че за музыку.

Коллектив поддержал слова гитариста, и подобным образом подняв вверх бутылки с напитками, громко и громогласно выкрикнул «За нас!»

Особый шарм или даже точнее сказать изюминку их коллективу придавала вокалистка Яна. Она смотрелась очень колоритно в компании четырех высоких, крупных телосложением парней. Девушка была небольшого роста, хрупкого телосложения с блестящими длинными черными волосами. Стиль ее одежды тоже был очень удивителен – она любила носить светлые джинсовые бриджи и старые, оставшиеся еще с советских времен мамины блузки и ушитые под нее отцовские рубашки. Удивительно, но подобные вещи до сих пор сохраняли свой цвет и прочность. На ногах она носила так возлюбленные нынешней молодежью кеды, но и они отличались от прочих.

Яна пришла в группу не с самого момента ее основания. Раньше в ней пела другая девушка, но после одного из часто случавшихся конфликтов, она решила сменить группу, и ушла в другую, где к слову, из-за своего стервозного характера, так ничего и не добилась. На замену ей басс-гитарист Макс предложил свою знакомую Яну. Девушка сразу понравилась всем ее участникам и не только за превосходные внешние данные, но и дружелюбный, добрый характер, который противоположно отличался от характера ее предшественницы.

В группе Яна познакомилась с Антоном, одним из двух гитаристов, который и привел ее в движение.

6. 3 мая 2011 г. 16:32.

Яна с опаской посмотрела на Валентина и переступила через порог. Легким движением расстегнула молнию на новой кожаной куртке, изящно сняла ее и закинула на крючок. Парень на мгновение замер, так красиво она делала эти простые движения. Так прекрасно было ее тело. Небольшая, но красивая грудь маняще вырисовывалась на футболке. Темные шелковистые волосы переливались бликами от солнца, чьи лучи попадали с кухонного окна. Милое лицо, даже сейчас напряженное от неизвестности, потрясало воображение. Способен ли человек на создание такого произведения искусства. Нет, такой шедевр мог быть создан только какими-то неизвестными высшими силами, чтобы серое, угрюмое и уродское человечество, вечно погруженное в свои мирские проблемы, омраченное пошлость и грязью, любовалось им. Чтобы видя его, оно на минуту останавливало поток бытовых мыслей и заставляло наслаждаться. Заставляло цвести деревья вокруг. Заставляло ветер, что обычно обдувает легкой летней утренней прохладой развивать волосы, подобно тому, как он развивает и заставляет покачиваться колосья пшеницы в поле. В эпоху эллинизма, это было эталоном красоты. Лучшие мастера, вдохновленные увиденным, создавали свои скульптуры и посвящали их своим богам. А сейчас такая красота порождать лишь зависть и чувство вожделения. Люди, оскверненные своими мыслями, не могут видеть это в чужих руках, они хотят обладать этим или же быть этим. Они завидуют и от этого ненавидят, они вожделеют и от этого презирают. Лишь избранным дано любоваться этим бескорыстно. И поэтому лишь избранные имеют права смотреть на это, и лишь избранным дано, этим обладать.

- Ты что застыл? – Валентин очнулся от своих мыслей, от голоса Яны, которая все с тем же напряженным выражение лица пристально смотрела на друга, ожидая его рассказа. – Пошли в комнату.

Усевшись на старом, еще оставшемся с советских времен, диване Валентин принялся рассказывать. Яна все время слушала его напряженно. Задавала вопросы, стараясь вникнуть даже в детали. Она была в шоке от того что произошло. Последней фразой Валентина было, я выстрелил в него. Она так и сидела, всматриваясь в усталое лицо друга. Она еще до конца не могла поверить в произошедшее. Это было дико, ведь совсем не к этому она и ее друзья по движению стремились. Да, они хотели справедливости. Да, они хотели, чтобы существующая власть сгинула. Да, они могли принять убийства представителей этой власти. Да, они, как и любые оппозиционеры не любили полицейских. Но убийство мирных граждан и убийство полицейского, который просто выполняет свою работу, чтобы прокормить жену и детей, который сам не рад служить нынешней власти она не могла принять.

- Ты чудовище, – С ненавистью в словах произнесла девушка. – Как ты мог? Я не верю, что ты способен на это. Ты понимаешь, что с тобой будет? – Яна расплакалась и прислонилась к спинке дивана.

Совсем не такой реакции Валентин ждал от нее. Может сочувствия, может понимания, но никак не отторжения. Ведь они столько прошли вместе. Не раз, выручая, и спасая друг друга.

- Яна… - Валентин попытался положить руку ей на плечо, но она отдернулась.

- Замолчи. Не прикасайся ко мне. Ты понимаешь, что это теперь будет сидеть в тебе до конца жизни. Пойми я не столько переживаю за сделанное тобой, сколько за последствия этого. Ты же не сможешь жить с этим. Это конец!

- Да, я осознаю это. Я понимаю, что если меня найдут, то посадят очень и очень надолго.

- Лучшим исходом было бы как раз это. – Сквозь слезы прошептала девушка. Воцарилась пауза, Валентин непонимающе посмотрел в глаза подруги.

- Что ты такое говоришь? Ты действительно думаешь, что так будет лучше?

- Да, только так твоя душа сможет искупить твой поступок.

- А черт! Яна! Опять твои буддистские штучки, ты понимаешь, что сейчас не время и не место играть в карму и что ты там еще постоянно держишь в своей голове?!

- Мне очень жаль, Валя, что до тебя такие простые вещи не доходят. Ты совершил гнусный, наверное, даже самый гнусный из всех поступков – убил. И здесь дело даже не в том, что находится у меня в голове. За все! За все, слышишь меня, настает расплата. Называй это как хочешь, хоть кармой, хоть божьим наказанием – это закон жизни! – Яна на этот раз говорила спокойным голосом. Она перестала плакать. И лишь смотрела грустные и блеклые глаза друга.

- Плевал я на все законы. Я сам устанавливаю, за что я буду нести наказание, а за что нет. Максимум, что меня ждет, кроме тюряги – это совесть, в наличии которой я сомневаюсь. – Валентин сам не верил своим словам. Совесть уже напоминала о себе в этот день и не раз отзывалась головной болью, словно пытаясь вылезти из черепной коробки, которая теперь стала местом, подобным лишь бредням психически нездоровых и гнилых изнутри людей. Вечная подруга человеческой деятельности сделала свое дело – заложила в мозг вирус, который постепенно распространяется на весь разум, делая человека с каждым днем либо все безразличней к окружающим, либо все безразличнее к себе.

- Валя, ты хороший парень, просто ты серьезно оступился.

- Я понимаю. – В его глазах у самого наворачивались слезы. Слезы безысходности, слезы отчаяния – первый признак вируса совести. Яна увидев это, обняла его так нежно, как может только мать. Парень положил свою голову ей на плечо. Он чувствовал тепло, согревающее и убивающее вирус в голове, но борясь с ним, эта энергия высвобождает эмоции. И он заплакал. Не привыкший к этому, Валя чувствовал себя очень неудобно, но все равно не мог оторваться от плеча и не мог остановить слез, которые постепенно увеличивали мокрое пятно на футболке подруги. Яна понимающе гладила его по голове и шепотом повторяла одну единственную фразу: «Все будет хорошо».

Постепенно Валя прекратил плакать, и Яна поняла, что он уснул. Он аккуратно отцепилась от его и во сне крепких объятий. Положила его на диван, сдернула с кресла покрывало и по-матерински накрыла его, напоследок поцеловав друга в лоб и еще раз повторив: «Все будет хорошо».

Она задернула шторы, чтобы в комнате было меньше света. Достала из кармана джинс сотовый телефон и набрала Антона.

- Антон, привет, это Яна, – Поздоровалась девушка. – Ты будешь сегодня Фрэнка забирать с работы?

- Да, буду, а что тебя тоже надо подвести?

- Нет, спасибо, я уже в «Убежище». К тебе просьба, по дороге сверни к дому Вали, посмотри, что там твориться, у него большая беда. Только в дом не заходи, просто посмотри, хорошо?

- Что с ним все-таки, он мне звонил, но ничего толком не объяснил.

- Приедешь, расскажет, не телефонный разговор.

- Черт. Чуя я дело дрянь, ладно, думаю, через час буду у вас. До встречи.

- Пока.

7. 20 сентября 2010 г. 23:05.

Валентин и Антон подошли к квартире Фрэнка. Антон настойчиво постучал кулаком по деревянному орнаменту двери, который, казалось, был выполнен в неком готическом стиле, но на деле это лишь казалось. По рассказам Фрэнка этот орнамент был выполнен одним из дружков-собутыльников его отца. Изнутри слышался шорох и сквозь шорох и гул, раздававшийся с улицы, послышался хриплый бас Фрэнка:

- Кто там?

- Это мы.

- Ага.

Старая массивная дверь открылась. Друзья вошли в квартиру, где их уже ждали хозяин квартиры, Яна и какой-то неизвестный парень, который судя по постоянным перемещениям из кухни в комнату и обратно, и по голосу Яну, помогал ей в приготовлении ужина. Парень, заметив вошедших, подождал пока они скинут верхнюю одежду, и, обтерев руки об вынутый из джинсов аккуратненький, накрахмаленный белый платочек, протянул руку Валентину и представился:

Дата добавления: 2015-08-29