Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

v Серия «Вершины. Коллекция» основана в 1999 году 11 страница



— Что вам здесь нужно?

Все явно недовольны... этого я и ждал.

— Не найдется ли у вас небольшого frahstuck? завтрака? Я хотел сказать: нескольких булочек!., я ведь заметил це­лую корзину... но он не дает мне закончить...

— Вами занимается фрау Кретцер... а не мы... и не здесь! Его жена Изис не так груба... она поясняет...

— Извините его!., он просто на пределе!., он мучился всю ночь!., я уже послала свою дочь Силли... с молоком... для вас... вы найдете ее там...

Ясно, она нас тоже выставляет, но не так грубо... однако мы хотим именно кофе!., а с молоком можно и повременить!... — Ну и как там в картах? Ля Вига уже разозлился...

— Что в картах?

— Что они вам говорят?

— Они говорят, что сейчас вы отправитесь отсюда!., и немедленно!

Этот безногий решительно вышел из себя, гнусный обру­бок! мы выходим, не прощаясь... вот мы и опять в большом дворе, так ничего и не добились...

— Неужели у них тут нет ни одной булочной?., бакалеи?., или бистро?

— Давай поищем!..

Где это может быть?., со двора видна колокольня... если бы это было во Франции, то около церкви мы бы наверняка что-нибудь нашли... идем дальше... на этом подобии ули-

цы — никого... только гуси, целые стада... они группируют­ся, устремляются в атаку, клювами вперед... шеи вытянуты горизонтально... куак! куак! мы проходим... их гнев стихает!., они перепархивают... к большим лужам... глубоким, полным тины и песка... я назвал это улицей, но это, скорее, дорога... шириной с проспект... оттуда открывается вид на просто­ры... много пространства и улицы, как проспекты... вот и в этой импозантной деревушке дорога была шириной с Ели-сейские поля... по краям хижины, но каждая в три-четыре раза больше, чем у нас... воистину, безразмерные домищи... и всюду просторы, которые, наверное, нигде не кончаются... одна равнина... другая!., третья!.. Харрас как-то заметил мне смеха ради, пошутил в бошском духе, но довольно точно...

— Видите эту равнину, это небо, эту дорогу, этих лю­дей?., все это тоскливо, не так ли?., вот и в России так же!., тоскливо!., до самого Урала!., и дальше!

Конечно, мы все видели... одна деревня... яма... другая деревня... гуси... борозды... у нас, к счастью, был ориентир: колокольня, часы... девять часов!., идем туда!., неужели это и вправду бакалейная лавка?., она должна быть открыта... две... даже три собаки лают на нас... я вижу, эта широкая дорога огибает Цорнхоф целых два раза... она разветвляется у край­них хижин, а потом снова соединяется на краю деревни... дальше же идет совершенно прямо... уходит вдаль... эти пей­зажи просто созданы для русской музыки, фанфар с коло­кольчиками... уходящие вдаль полки казаков... а с нас доста­точно и одного колокола!., вот и церковь!., мы пришли! не то, что в Феликсруе, эта церковь не разваливается, она в пре­восходном состоянии... внутри полно ребятишек, которые занимаются уборкой, они на всех скамейках... а какой там шум!., девочки, мальчики... ну они и развеселились!., ведь пришли мы! наш приход их совсем не удивил! они сразу же предлагают нам немного поиграть... они встанут с одной сто­роны кафедры, а мы — с другой... в кого первого попадут метлой?., что ж, займемся уборкой!., заодно и русский поду­чим... я слышу, среди них есть и русские, и боши... и еще поляки... все вместе... они играют в войну, но не в нашу... хотя сноровки у них достаточно!., им хочется, чтобы мы при­соединились к их войне... но сперва нужно выучить их воен­ные крики... lourcha! lourcha! кажется, это относится к нам... я, в свою очередь, спрашиваю у них, где пастор... я обраща­юсь к тем, кто говорит по-немецки... «он с пчелами!» с пче­лами, это должно быть, возле ульев... мы уходим от них... и



довольно поспешно... еще бы, они же в нас целятся... в ход идет все: метлы, ведра, щетки!., мы им уже не нравимся, ведь мы не хотим с ними играть... дом священника, навер­няка там, совсем рядом... действительно, очень чистенький домик, свежеокрашенный, все окна нараспашку... а в окнах маленькие девочки... веселые... все смеются... их спрашива­ют, где пастор... они нас понимают...

— Где пастор?

— У пчел!

— Там?., там?

Мы показываем на сад...

— Нет!., нет!., далеко! дальше!

Они моют дом пастора, пока те, другие, моют скамейки в церкви... но эти все же не такие агрессивные... они не броса­ют в нас ни щетками, ни метлами, хотя могли бы, ведь мы как раз под их окнами... их примерно по четыре на каждое окно... они спрашивают нас, не хотим ли мы зайти... о, луч­ше все же проявить осторожность! позже, в тюрьме, я позна­комился с немецкими солдатами, которые воевали с русски­ми в лесах, в восточном Тродьеме, так вот, русские воспиты­вали из пленных девочек очень и очень опасных стрелков, элитных снайперов... они сидели высоко на деревьях и были обучены распознавать офицера с расстояния больше чем в две тысячи метров, даже если он был одет, как обычный солдат, во все белое... они его не пропускали! птаф! одной пулей, рраз! инстинктивно! у самок это в крови... у сук, есте­ственно, тоже... узнают того, кто командует!., возьмите тот же случай с Жанной д' Арк в Шиноне, ведь Карл VII тоже скрывался...

Но что касается кофе, то пока мы не нашли ни капли... мы осмотрели весь сад, груши... картофель... яблони...

— А пчелы далеко?..

— Да!., да!., ja! ja!.. далеко!., далеко!..

Думаю, этот пастор вернется еще не скоро... ну а мы хоте­ли всего-навсего выпить чего-нибудь горячего;., конечно, неплохо было бы и Лили принести... мы прощаемся с эти­ми малютками... у них у всех одинаково убраны головы... платочки завязаны под подбородками... очень смешливые крошки!

Сразу же за ангаром — большая вывеска... TanzhalleL Дансинг... этот Tanzhalle закрыт!., а внутри слышны удары молотка! сильные!., и звуки пилы! и плюм!.. плюм!.. мотор... должно быть, там у них мастерская? наверное, нас уже кто­

то заметил... дверь открывается... оттуда выходит какой-то bibelforscher... в рабочей блузе с желтыми и красными поло­сами, как и те, что у избы... они ведь не должны ни с кем говорить... а этот с нами прекраснейшим образом говорит... «чего нам надо?»

— Мы ищем какое-нибудь бистро!., wirtschaft! wirtschaft! Он предлагает мне подождать его начальника... кажется

так?., а вот и он!., это тот же, что был возле избы, мы только что с ним говорили!., там он тоже командовал!.. Цорнхоф не такой уж большой, он быстро его обошел... он приглашает нас зайти...

— Но вот только, teufel! черт! кофе уже закончился! по­смотрите сами!

Мы заходим в этот Tanzhalle... он показывает нам казар­му... на полу солома, они все здесь спят, тридцать пять «от­казников» и он... достаточно толстый слой соломы... мы спа­ли на менее толстом, и не один день, а годы... а что касается кофе, то уже слишком поздно, слишком поздно, он показы­вает мне кофейник... мы говорим о том, о сем... а как насчет вшей?., их здесь нет...

— VerbotenL

Ну а пауки? полно!., у нас тоже!

— Nient verboten! пауки не запрещены!

Неподалеку мы видим станок... много станков... и инст­рументы!., вот откуда шум мотора!., здесь они обрабатывают стволы... я вижу, они вовсе не бездельники, сколько они на­валили этих стволов вдоль всей дороги... эти «отказники» вполне отрабатывают свой суп! мы можем посмотреть их об­щий котел!., рядом со спальней... в трех огромных баках что-то варится... мне предлагают попробовать... Ля Виге тоже... поварешкой... но там не просто пустая похлебка!., там еще два гуся!., мы сообщаем об этом эсэсовцу... на сколько потя­нут эти два гуся?., два... три кило! я понимаю, почему все эти работяги такие пузатые!., где они их берут?., в полях!., во всяком случае, это получше, чем суп Кретцеров!.. я думаю о Лили и о Бебере... хорошенькую прогулку мы совершили, зашли довольно далеко, но зато съели по полной повареш­ке... эгоисты! а как же Лили, Бебер? я не решаюсь... не реша­юсь просить слишком много... хотя и думаю об этом!.. Ля Вига тоже... мы еще не настолько подружились с этим эсэ­совским надзирателем каторжников и надо знать меру... а на этой кухне есть, чем поживиться!., уверен, жизнь у них не сахар, они вкалывают, как роботы, но все же у них ест* хав­

ка... им лучше, чем на фронте, и лучше, чем нам... мы снова отправляемся в путь, мы много чего видели, есть, что обсу­дить... я вам говорил, что по обе стороны дороги стояли хи­жины, но на нас никто не смотрел... мужчины на фронте, а женщины в полях со своими ребятами... здесь только гуси и утки... посреди дороги лужи, мы в них хлюпаем... я уверен, что в этой деревушке должна быть какая-нибудь лавка... на­верняка... или мы ее прошли?., нет!., на одной из крыш, со стороны равнины, табличка... Wirtschaft... а, вот!., зелеными буквами... удача!., мы входим... здесь собираются работники с фермы, вокруг стоят скамейки... тепло... кирпичная печь... посредине... я вижу, что они топят торфом... а в глубине один столик, я его не сразу заметил, и прилавок... там тоже стоят рабочие... я их считаю... шесть!., они говорят по-фран­цузски... и вдруг сразу начинают шептаться, глядя на нас... они знают, кто мы такие... и сразу же в наш адрес! «колла-бос!.. дерьмо!» будь то в Цорнхофе или на Холме, или даже в Медоне, тридцатью годами позже, репутация все та же!., в сущности, это было бы даже забавно, будь у нас бабки, но отсутствие бабок многое усложняет... в конце концов, пле­вать, но есть ли здесь кофе?., я подхожу к прилавку... они толкают друг друга локтями... я смотрю на них... все они похожи друг на друга, правда, один более наглый и, кажется, более хамоватый, именно он обзывал нас «фрицами», навер­няка, он и возглавляет местное «Сопротивление»... во вся­ком случае, здесь я вижу белый хлеб, масло, тартинки... они неплохо устроились... Fràulein!.. я тоже не теряюсь... какая-то мочалка с косичками... наверное, хозяйка?., увидев нас, она сразу смылась... потом снова появляется... nichts! nichts!.. для нас ничего нет! да, хорошенькое местечко! почти так же мило, как и в 18-м округе!., замечательное место подыскал для нас наш Oberfuhrer... тихий уютный уголок...

А кстати, интересно, где он сейчас? этот Харрас? навер­ное, где-нибудь в Лиссабоне, обжирается в поисках эпиде­мий! черная икра, портвейн, клубника со сливками... да уж, мимо такого не проскользнет "ни один случай тифа!., и в ре­зультате отважные бойцы благополучно покинут театр воен­ных действий!., мы получим какую-нибудь эпидемию! нет нужды ехать так далеко! она скоро начнется в Цорнхофе! и мы увидим, как эти крысоподобные барышни будут корчиться от микробов!..

Да! так и будет!., а мы между тем так и остались с пусты­ми руками! конечно! еще бы! еще и осыпали ругательствами!

стоит ли рассказывать об этом Лили?., нет! конечно!., мы снова проходим мимо пустых хибар... слышен звук рожка!., даже двух!., в отдалении... я говорю Ля Виге: это сельский полицай, сейчас спросим у него!., но где он может быть? а вот, в тупике между двумя крытыми гумнами, но он нас не видит... он трубит... рожок с тремя клапанами, извлекаются только три ноты, но на нем можно трубить что-то вроде тре­воги... днем его слышно далеко... и ночью тоже... его, навер­ное, кто-то предупреждает... хотя телефонов ведь тут больше нет... мне кажется, он дудит просто из принципа... по его лицу не похоже, чтобы он что-то знал... просто это его рабо­та, и он ее делает... ходит себе по улочкам... а что у него за униформа, каска с пикой образца «14-го года», типично прус­ская... широкая портупея из лакированной кожи, для его барабана... но мундира на нем нет, обычная рабочая блуза, рваная на локтях, и штаны в лохмотьях... его не особенно балуют!., мне кажется, он в галошах, хотя непонятно, его ступни все облеплены комьями грязи, а выше — нечто, на­поминающее сапоги... правда, мы тоже от него не сильно отличаемся, так что имеем полное право прогуливаться по Цорнхофу... мы смотрим на него... он устал, прислонился спиной к забору и больше не дудит... каска с пикой сползла ему на лоб... он посасывает кончики своих желтовато-белых усов...

— Скажите пожалуйста! скажите пожалуйста, Herr Land-wehr! где здесь бакалея? Kolonialwaren*?

Он-то должен знать... он смотрит на нас, как будто пыта­ется что-то вспомнить!., но сперва он спрашивает нас...

— А где вы живете?

— У Rittmeister'a! там! там!

Мы показываем ему направление.

— Ach! ja! ja!.. franzosen!

Он в курсе, но настроен не враждебно! напротив, он го­тов нам все показать... бакалея?., да там же!., как раз в на­шем направлении! за второй!., или третьей хижиной!., он считает на пальцах... два... три... четыре... пять!., нет, с нами он не пойдет!., заблудиться невозможно... просто нужно быть повнимательнее... я говорю Ля Виге...

— Внимание!., если там кто-нибудь есть, ни слова!., ска­жем, что нам надо, только когда останемся одни!., может повториться то же, что и в бистро!

* Колониальные товары (нем.).

— Ты хочешь их тряхануть?

— Нет!., но если пустить в ход обаяние!., ты-то здесь за­чем!., с твоими глазами!., давай! уверен, что там будет жен­щина!..

И действительно!., я точно угадал, это была полная блон­динка, и весьма недурная собой... сама же бакалейная лавка помещалась в большой хибаре, такой же, как и другие, толь­ко внутри было множество полок... вдоль всех стен... я видел точно такие же в Канаде, да и в Сен-Пьер-и-Микелоне73 тоже... я не собираюсь изображать перед вами из себя вели­кого путешественника, этакую «Мадонну спящих»74 и даже в Камеруне в 18-м году... что-то вроде фактории75, ведь сейчас все, кому не лень, могут вот так, экспромтом на уик-энд, слетать в Кейптаун и обратно!., и атмосфера в Нью-Йорке покажется вам гораздо скучнее, чем даже в Робинзоне76...

Что касается фактории, у меня самого была такая же, в соломенной хижине, с кучей полок, это было в 17-м, у Ма-феа, в Бикобимбо... трехэтажный домишко, который я вы­строил с помощью местных столяров... кажется, они были антропофагами... хотя я ни разу не видел, как они ужина­ют... уверен, они промышляли пиратством... такие же граби­тели, как и «сынки» с улицы Жирардон, или же китайцы, которые не сегодня-завтра заявятся сюда... там у меня было много товара, не то что в Цорнхофе! кассуле*, рис, филе трески, набедренные повязки... а вот воды не было вовсе!., болотная же вода — это не шутки... ваши кишки навсегда превращаются в компот... и стоит налететь урагану — пиши пропало... улетает все: полки, товар, подпорки из лиан, рис, бочки с табаком!., все поставки от Джона Ходдта и К° разле­таются к чертям... вы грезите о ночах в тропиках! но там вас ждут лишь скорпионы, змеи и клещи... а всего остального вы можете лишиться навсегда!., как и я своего скарба на улице Жирардон... стоит вам только обзавестись каким-ни­будь барахлом... кстати, и в Копенгагене, в Дании, ничуть не лучше... правда, я не жил там настолько долго, чтобы узнать, что же последует дальше... но думаю, было бы то же самое... «Молодость забывается»... а вот я почему-то ничего не за­был, это доказывает и тот факт, что воспоминания молодос­ти помогают мне заработать на жизнь... а вам, наверное, даже и рассказать не о чем, кроме какой-нибудь чепухи... так что болтайте себе за коктейлем и в отпусках! но раз уж мы сюда

* Кассуле — рагу из бобов с птицей или мясом, запеченное в глиня­ной посуде.

явились, то не будем отвлекаться... я уже видел полку с хле­бом... «карточки»? она просит их у меня... я уверен, что Крет-церы, фон Лейдены, ландрат, эсэсовец Крахт и все барышни Dienstelle уже сговорились, и мы никогда больше не увидим наших карточек... там сгрудились примерно двадцать мат­рон, которые о чем-то судачат... покупая банку горчицы, кусок фальшивого сыра бри... все почти как на Монмартре, на улице Жирардон и позже, в Дании.

Благонамеренным обывателям очень важно получить свои бакалейные товары по карточкам... их внимание полностью поглощено этим занятием... и вдруг они замечают, что мы здесь и тоже чего-то ждем... паника! komm! komm! они хвата­ют свои авоськи и детишек... komm! komm! только их и виде­ли! Харрас никак не мог найти какую-нибудь чуму или язву, чтобы с их помощью закончить войну, а мы втроем сеяли вокруг себя такой ужас и панику, что просто невероятно... вся эта хижина... наполненная «колониальными товарами»... все эти хозяйки и их сопляки и трех секунд не выдержали, стоило нам появиться... все сразу выскочили наружу... пус­то!., вот какова была наша разрушительная сила! если бы Харрас прогулялся с нами по Восточному фронту, война, вероятно, тотчас бы остановилась... все армии, закусившие удила!., исчезли бы в одно мгновение!., как эти хозяйки... ноги в руки, натянули юбки на головы, чтобы никто их не узнал, и бежать...

Конечно, я согласен, на Монмартре было бы гораздо хуже, да те же «бешеные с Би-би-си» набросились бы на нас, что­бы разрезать на части, и еще перегрызлись бы за право за­брать наши почки... кусочек печенки... унести домой в своих авоськах... о, такое вполне могло произойти!., нисколько не сомневаюсь! неделька-другая... в Цорнхофе... на Монмарт­ре... и у них просто начинаются эпилептические припадки... ведь даже и сегодня, через двадцать лет, я продолжаю полу­чать письма с ужасными угрозами, а ведь тогда все эти лич­ности еще не родились... но я уже привык, еще бы!., кстати, как я заметил, письма с самыми злобными угрозами никог­да не подписываются... в то время как на других письмах, от всевозможных поклонников, всегда стоит и имя, и адрес... ох уж эти славные любители автографов!., забавно, но впол­не возможно, что это именно они совсем недавно предуп­реждали вас, что придут и разрежут вас на кусочки, просто через неделю у них вдруг меняется почерк, и они внезапно осознают, что вы — настоящий гений... они проникаются

этим до такой степени, что просто места себя не находят ни днем ни ночью от одной мысли о том, что эти отвратитель­ные людишки вас все травят и травят... как если бы вы были последним отцеубийцей... построить этот мир было непрос­то, но еще сложнее устроиться в нем по-человечески... когда я об этом думаю, у меня невольно опускаются руки!., однако там для нас все складывалось не так уж и плохо, мы оста­лись наедине с бакалейщицей!.. я говорю Ля Виге...

— Вот подходящий момент!..

Так во всяком случае мне кажется... я достаю свои сто марок и протягиваю ей...

— Дайте хлеба! brot!

Сто марок тщательно сложены... вот!., готово!., она дает мне батон... мы поняли друг друга...

— А мед у вас есть? Я вижу банки...

— KunsthonigL искуственный мед! но по карточкам!

— Наши карточки в Моорсбурге!

Сволочь!., еще сто марок!., ладно, одну банку она нам дает!., но предупреждает...

— Он не вкусный!., настоящий есть у пастора! Ридера!

— Мы его знаем!., он с пчелами!., сейчас его нет дома! Она тоже в курсе... хозяйки в Цорнхофе, должно быть,

не особенно ее балуют... так что мои двести марок пришлись как раз кстати... она сразу же решила, что я богат и не считаю денег... а по поводу пастора она меня просвещает...

— Он охотится за пчелиными роями!., все ульи в Цорнхо­фе принадлежат ему... женщины боятся пчел... а ему принад­лежат церковь и пчелы... однако он бывает дома вечером и по воскресеньям... вечером, после восьми часов!..

Ладно!., будем знать!., я говорю ей про кофе... еще сто марок! так! хоть пригоршню!., но вот этого у нее нет... только жареный овес!., может, вечером будет, после восьми часов?., если я согласен заглянуть?., хлеб тоже... но мне придется постучать в ставни... четыре раза... она мне демонстрирует... чтобы она знала... и еще надо крикнуть: franzose!.. она пой­мет...'

Значит, мы ходили не зря... батон... банка меда... уверен, что нас все заметили... тем хуже!.. Ля Виге даже не пришлось обольщать даму-бакалейщицу... сто марок прекрасно подей­ствовали... и еще сто!., и все это мои бабки... я получил их не от Папы, не от Адольфа и не от Жуановиси, а заработал их сам, своими мигренями... неужели же я все еще здесь и по­

прежнему пытаюсь вас развлечь!., а ведь даже самые стойкие из моих соплеменников вряд ли бы так долго выдержали, давно бы уже откинули копыта от стольких унижений и по­токов угроз...

Но тем не менее, отступая, мы все же кое-что унесли... нам не приходилось особенно стесняться!., конечно, мы могли бы унести и больше!., супчику из Tanzhalle, например? мо­жет, эсэсовцу тоже надо было предложить сто марок?., а как же, черт возьми!., вероятно, стоило рискнуть... или же пачку «Нэви Кат»? здесь же был шкаф, и у меня был ключ от него... Харрас ведь еще не скоро вернется! кроме того, он все пой­мет... конечно, он лицемерный мудак, но не лишен рассуди­тельности... а случай-то был исключительный! он же сам сказал мне: пользуйтесь! я бы все ему объяснил... а тем вре­менем мы уже дошли до нашего парка... широкая аллея... перистиль*... о, да здесь что-то новое!., там, на западе, по­явилась еще одна изба... быстро же они ее построили!., я смотрю на часы, на церковь... и впрямь, суперплотники!., когда мы уходили, еще ничего не было!., и что это за здание? надо будет у них уточнить... правда они ни с кем не должны говорить, этот эсэсовец меня предупредил, даже между со­бой!., и они на нас даже не смотрят... и чего мы тут глазеем по сторонам, ведь у нас уже есть булка и даже банка меда?., быстрее наверх! Лили, наверное, беспокоится... бегом через четыре ступеньки!., кажется, я зря волновался!., но мало ли!., вот и наша массивная дверь... овальная комната... да Лили не одна... у нее гости!., я замечаю небольшой огарок, совсем маленький, в высоком подсвечнике... они раскладывают кар­ты... и сколько их тут? этих женщин?., три... четыре... не считая Лили... постепенно я начинаю различать лица... одна из них говорит... по-французски, немного нараспев... обра­щаясь ко мне...

— Доктор, я позволила себе! мадам Селин была одна!., я Мария-Тереза фон Лейден... к вашим услугам... из самых лучших побуждений!., сестра того, снизу, вы его знаете! гра­фа Германа фон Лейдена... этого оригинала! и тетка того, что напротив... с фермы! калеки!., ну вот, мы и познакоми­лись!., я уже сказала мадам Селин, я не настолько несносна, как мой племянник напротив и мой брат снизу!., и мало похожа на свою племянницу, эту жуткую Изис! я вовсе не

* Крытый двор, окруженный колоннадой.

больная и не маньячка, какой меня хотят изобразить все эти люди, которые меня не выносят! а я в этом не сомневаюсь, да и этот жирный Харрас тоже!., он жуткий завистник!., и ужасно злобный! он завидует моему французскому!., да!., вы представляете, доктор!., я ведь воспитывалась в Лозанне! а это что-нибудь да значит!..

Этой барышне, Марии-Терезе, добрых шестьдесят... не меньше... постепенно я рассмотрел ее лучше... глаза при­выкли... а другой женщиной оказалась Кретцерша... она тоже не захотела оставлять Лили в одиночестве... женщины ведь всегда найдут повод посплетничать... Кретцерша зашла сюда из-за наших карточек, в Моорсбурге их уже не было, но ско­ро мы получим другие из Берлина... правда, это может не­много затянуться... хорошо, что мы рассчитываем только на себя!., и раздобыли хлеб и фальшивый мед... к счастью, у меня еще кое-что осталось!., ах, вот еще две какие-то жен­щины в тени... теперь я различаю и их лица... это секретар­ши из бюро... они тоже пришли насчет карточек... одна из них — наша маленькая горбунья с рыбками... она показыва­ет мне бутылку, полную живых трепещущих уклеек, которых выловил сетью в Шпрее ее отец... он занимается браконьер­ством... на лодке... они живут в bunker'е, по форме похожем на большую башню, с супертолстыми стенами из армиро­ванного цемента... им там принадлежит одна комнатка, ко­торую она получила, потому что потеряла пятерых братьев и двух дядей... двух — на Западном фронте, четверых — в Рос­сии... этот бункер такой прочный, что может выдержать лю­бые испытания, даже бомбы от него будут отскакивать, как горох, не нанося повреждений... я видел такие на выезде из Берлина, высокие пузатые бетоннады, но их вид вовсе не внушал мне доверия, казалось, что если вы туда зайдете, то больше вас точно никто никогда не увидит... на самом деле, маленькая горбунья с матерью прожили там совсем недолго, они просто не смогли выдержать... под градом снарядов весь этот бетонный замок гремел и качался, почти как корабль в шторм, вот они и не выдержали... они ничего никому не сказали, и им тоже никто ничего не сказал, и там теперь вообще никто не жил, кроме нескольких бандитов, мароде­ров, пиратов... или же сумасшедших... позже, в тюрьме, я видел не одного такого, а целые дюжины, фрицев, русских, французов, поляков... они мне рассказывали... как помогали обезумевшим от ужаса людям, особенно матерям с детишка­ми, проходить в узкие двери... они предлагали им поднести

их чемоданы... и оп! только их и видели, они исчезали в ночи! конечно, можно было попасться «на месте преступле­ния», случались и «проколы», а за подобные проступки по­лагался расстрел на месте!., но сколькие из них сколотили себе целые состояния, возглавили солидные коммерческие фонды, хладнокровно орудуя тогда с чемоданами? возьму даже на себя смелость утверждать, что те предприимчивые деяте­ли с Холма* ныне все стали «командорами»**... и это дока­зывает, что наглость в определенные времена ценится доро­же, чем рулетка или баккара... вот почему теперь вам должно быть это понятно, все семьи павших героев, кроме, конечно, прохвостов, которые сами этим промышляли, старались по­кинуть эти надежные укрытия... к тому же, сотни «летающих крепостей» RAF, пролетая над городом с полуночи до пяти утра, почти не занимались жилыми кварталами! а быстрень­ко сбрасывали все свое барахло на бункеры, так как их легко можно было засечь!., и члены премированных этим жильем семей, все же отважившиеся там остаться, в результате вы­ходили оттуда без глаз и ушей, с капающими из носа мозга­ми и умудренные жизненным опытом... в итоге, они предпо­читали жить, где придется, на улице, в метро, но только не в бункере!., этот тип настаивает, чтобы я написал о каком-то там Апокалипсисе!., пожалуйста!., именно его переживали на собственной шкуре где-то между полуночью и пятью ча­сами утра все эти премированные семьи, можете у них о нем порасспросить... но как бы там ни было, а эта маленькая горбунья позаботилась о Бебере, и ее отец, отчаянный ры­бак, тоже!., там были не только уклейки, но и плотва, и пес­кари... и стоило Беберу только увидеть, как она входит со своей бутылкой!., а те, кто хоть немного знаком с повадками котов, знают, что они не особо общительны, всегда держат­ся настороже, и тем более удивительно было наблюдать, как Бебер полюбил эту горбунью... и мне кажется, не только из корыстных побуждений, просто она о нем заботилась, и он это понимал... я замечаю еще одно лицо... профиль... это девочка... очень бледная... очень тонкий профиль, красивый... лет двенадцать... неужели это Силли, дочь Изис фон Лей­ден?

— Моя племянница! она принесла вам молока!..

* Здесь и далее Селин имеет в виду Холм Монмартра. '* Одна из степеней ордена Почетного легиона.

Теперь мне все понятно... думаю, у нас тут два друга!.. Силли фон Лейден и горбунья... не так и плохо в нашем положении!., хочу сказать, что вообще в любых условиях, будь то полное спокойствие, мир или конвульсии войны, всегда в изобилии можно найти вагины, желудки, члены, пасти, пенисы... полно! хоть жопой ешь!., а вот сердца?., чрез­вычайно редки! вот уже пятьсот миллионов лет количество членов и пищеварительных каналов просто не поддается уче­ту... но сердца?., наперечет!..

К черту мою философию! нам важно знать, что нас ждет... и, желательно, не из карт!

Фрау Кретцер прячется в тени, подальше от свечи, но я сразу же перехожу к делу... моему терпению пришел конец!

— Фрау Кретцер, где наши карточки? Вдруг она начинает плакать, рыдает...

— Они в Берлине!

А чтобы речь об этом больше не заходила, она снова де­монстрирует нам мундиры своих сыновей, она «ринесла их нарочно, показывает нам места, куда попали пули, и пятна засохшей крови, при свете, как можно ближе к свече... я вижу ее лицо... она просто сама не своя от горя!., но она ведь нам уже их показывала!., если она сейчас еще жива, пред­ставляю, до какого совершенства она довела эту сцену со слезами и мундирами...

А где бы она могла быть сейчас?., эта Кретцерша?.. на востоке Урала?., на востоке от Байкала?., люди, которым я доверяю, уверяют меня, что теперь вся Пруссия совершенно одичала, а значит, и все эти личности, о которых я расска­зываю, должно быть, превратились в призраков, так уж сло­жились обстоятельства... хотя, должен признаться, они уже и тогда были ими... и даже малышка Силли со своим таким нежным профилем и подсвечником...

Но тогда, собравшись вокруг стола, эти призраки гадали на картах и попивали кофе... предложили и нам... о, не на­стоящий!., бледный, теплый ersatz... ну вот, с будущим сей­час разберемся, Мария-Тереза тасует карты...

— Ну и что нового?., что?.. Спрашиваю я.

— Придет голый мужчина!., совершенно голый мужчина! Смеется она!., это первое пророчество!..

— И все?

— Да, это все! и еще пламя!., много пламени!

Как это оригинально!

— А теперь пойдемте ко мне!., прошу вас! Она нас приглашает...

— Ведь вам нужны книги, не так ли?., французские кни­ги для мадам Селин... библиотека моего брата как раз рядом с моей комнатой, вы увидите, сами все выберете! он уже ничего не читает!

Так пошли! сеанс завершен... на самом же деле, мне ка­жется, ей просто хочется с нами поговорить, без Кретцерши и девочки... ладно!., и что она собирается нам сказать?.. Сил-ли и мадам Кретцер уходят первыми... слышно, как они спус­каются по лестнице... мы остаемся с теткой и маленькой горбуньей... ладно!., теперь-то она не будет стесняться...

— Завтра вы приглашены на ужин, на ферму напротив!., все втроем, конечно же!., я вам говорю заранее!., к моему племяннику... вы его видели!., этого инвалида!., и его жену Изис вы тоже знаете!..


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.019 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>