рассмотренная в связи с историей идей 34 страница

Решили дело на этот раз харизматические силы Церкви: Бернард Клервоский, Петр Достопочтенный Клюнийский и Норберт Ксантенский вынесли решение в пользу Иннокентия. Канонические определения по сравнению с этим очевидно имели мало веса; Анаклет предложил решить вопрос о двойном избрании судебным порядком; но Иннокентий, по совету Бернарда, отказался в этом участвовать: никакой специальный суд не имеет силы там, где весь христианский мир уже сказал свое слово. Во всяком случае, в 1130 г. вся Франция и Германия, а затем и Англия, Испания и некоторые области Италии²⁶² были на стороне Иннокентия. Король Лотарь сопроводил его в Рим и был коронован им в Латеранской базилике (поскольку Анаклет еще оставался в замке св. Ангела и в квартале Леонина (с базиликой св. Петра)). Король принял от папы Матильдины владения в ежегодную аренду и взял на себя маршальское служение. Так возникла версия курии: император — ленник папы. Такое понимание нашло отражение в сюжете одной из картин в Латеранской базилике, снабженной соответствующей надписью. Несмотря на две серьезные попытки сопротивления, Бернард в конце концов добился утверждения Иннокентия. Единство было восстановлено после внезапной смерти Анаклета в 1138 г. и закреплено на X Вселенском соборе в Латеране в 1139 г.

2. После того как папа сделался сувереном и вплоть до Нового времени, одной из постоянных сложностей было то, что Церковное государство вынуждено было искать себе для защиты союзников, а затем обороняться от этих, становящихся слишком опасными, защитников. Так и теперь: с тех пор как норманны в Южной Италии из врагов сделались союзниками, они стали неудобны. Иннокентий II безуспешно пытался воспрепятствовать образованию единого сильного нижнеитальянского государства, возглавляемого Рожером. Анафема оказалась бесполезной, а поход (предпринятый в союзе с Робертом из Капуи) закончился поражением. Папа, захваченный в плен, вынужден был признать королевское достоинство Рожера, объявленное Анаклетом, и дать его сыновьям в качестве лена Апулию и Капую.

3. Между тем, волнения в нижних слоях населения, порожденные патарией в Милане и во всей Ломбардии, перекинулись на Рим: постепенно образовывалась городская республика со своим сенатом и с «Patricius». Беспорядки, в которых снова стали принимать участие знатные семьи (Пьерлеони, брат прежнего антипапы Анаклета, стал Patricius), продолжались при последующих понтификатах; они даже заставили Евгения III (1145_1153), ученика Бернарда, на длительное время перенести свою резиденцию за пределы Рима.

4. Представление о римском народе как подлинном носителе государственной власти, никогда не исчезало до конца. Влияние этого сознания многообразно сказывалось в содействии выборам папы и в борьбе римской знати за господство над престолом св. Петра.

Параллельно с волнениями в среде горожан других городов Западной Европы в Риме также проявились демократические тенденции как отдаленные предвестники новой, пока еще далекой эпохи. Эти движения впредь уже не затихали, пока из них, с появлением Кола ди Риенцо († 1354 г.),не родилось то «националь но»-итальянское движение, которое стало первой приметой Ренессанса. И, как это будет вплоть до великой Крестьянской войны ХVI в., уже тогда, в XII в., демократические движения носили социально-религиозный характер: протест против богатства духовенства и требование апостольской бедности, причем, как и во все времена, к справедливым требованиям примешивался элемент сектантской экзальтированности. Главным выразителем этих идей в XII в. был Арнольд из Брешии, ученик Абеляра, критиковавший существующие порядки также и с научных позиций (§ 51). Из-за него папа Адриан IV (1154_1159, единственный по сей день папа-англичанин) впервые в истории наложил на непокорный Рим отлучение. В конце концов с помощью Барбароссы Арнольд был казнен как еретик и мятежник (1155 г.).

Подобные беспорядки, естественно, немало препятствовали осуществлению церковно-политической программы пап, которая тогда являлась и церковно-ре лигиозной.

II. Новое благочестие

1. Времена, когда германо-романские народы принимали христианство, так сказать, только пассивно, прошли. Народы Запада начали более самостоятельно постигать дух христианства. На рубеже XI и XII вв. христианские народы переживали мощное духовное пробуждение. Оно было следствием, а также продолжением и углублением григорианской реформы и охватило практически все сословия и группы внутри Церкви.

О многом говорят лейтмотивы этого движения, в которых, при всей их традиционности, ясно распознаются новые акценты. Соперничаю щие трактовки внутри различных групп, всевозможные пересечения и, прежде всего, то, какой резонанс все это имело в еретических движениях своего времени, дают широкий спектр значений, куда входит не только духовное богатство, но и серьезная угроза. Старый идеал «vita apostolica» [апостольской жизни] предстает во всей полноте новых аспектов; он углубляется до целостного идеала следования Христу в жизни согласно с Евангелием. Следование «нищему Христу» вызывает обостренное внимание к идеалу бедности; служение ближнему расширяется через «странническую проповедь» (характерно, что призвание к ней чувствовали как монахи, так и миряне) до своего рода харизматического апостолата.

Наряду с этим (но в теснейшей связи с идеалом апостольской жизни) прорывается наружу и страстное желание отшельнической жизни (эремиты); здесь особенно активно и настоятельно проявляется мотив отречения от мира как реакция на слишком торжествующую клерикализацию и на слишком поверхностную христианизацию мира; «монастырь», ограждающий от мира, также воспринимается здесь как «мир».

Повсюду наблюдаются общие внутренние установки; исторически особенно важен мотив дословного, даже буквального восприятия Евангелия и монастырского устава.

2. Факт внутреннего про- и разрыва поражает своей творческой полнотой, и в то же время в первой фазе существуют некоторые неясности, которые стали основой будущих разделений. Миряне, клирики и монахи оставляют «мир», чтобы в «уединении» жить согласно своему новому идеалу. Здесь берут начало различные формы, опыт реализации которых приводит к обновлению и киновитского, и эремитского монашества, а также к монашескому объединению каноников.

3. Миряне принимали активное участие в этом реформаторском прорыве. В качестве особой формы их деятельного благочестия следует назвать обширный элемент культа святых, в особенности культа Девы Марии²⁶³. Правда, клиром и иерархией этому типу благочестия также был придан церковно-организационный характер.

Сказанное особым образом относится к монастырским братьям-миря нам, «конверзам», существовавшим уже при св. Ромуальде († 1027г.). Этот институт сформировался уже в великом приорате клюнийцев, затем мы видим его в Гирсау и у цистерцианцев. Конверзы появляются во множестве; хотя и остаются с самого начала в тени монахов, чьими служителями («servi servorum Dei»!) они были. Но то, что идея такого служения (согласно Мф 20, 28 и 1 Кор 12, 15) теперь столь широко распространилась в среде «необразованных», свидетельству ет со своей стороны о христианизации мирян.

Ярко выраженную светскую религиозность можно видеть у части странствующих проповедников, затем у гумилиатов и бегинов (§ 58,1). В идеале бедности и общинной жизни покаянного движения гумилиатов продолжали действовать целевые установки патарии (§ 48). Ксожалению, оградить народную религиозность от ересей удалось лишь отчасти.

В XII в. появляется целый ряд братств из мирян, имеющих целью религиозную поддержку своих членов и служение ближнему (госпитали). Так, в 1095 г. в Дофинеv было основано братство антонитов (=госпиталиты св. Антония), или в начале XII в. — братство св. Вита в Госларе и там же в 1133 г. братство Стефана. В XI и XII вв. появляются «мостовые братья», чьей заслугой были постройка и содержание мостов. Подобные братства создавались и в кругу гирсауской реформы. Прежде всего в Швабии миряне (среди них «несметное число женщин») объединялись для «жизни общиной по образцу древней Церкви», чтобы в отвержении брака (хотя среди них были и семейные) под руководством монахов или священников жить благочести вой («религиозной») жизнью²⁶⁴.

К кругу этих явлений относится также необычайный расцвет женских монастырей в эту эпоху. Почти все ордена, о которых мы будем говорить, дополняются процветающими женскими ответвлениями²⁶⁵. Сюда относится и феномен «двойных монастырей».

4. В меровингское и каролингское время, чтобы поднять уровень духовенства, его, где возможно, объединяли для совместной жизни (vita canonica; правило Хродеганга, § 41). Иногда клирикам оставался выбор только между «монашеской» и «канонической» жизнью (капитулярий 802 г.). Saeculum obscurum очень ослабил и эту уставную жизнь кафедральных и коллегиальных каноников. Теперь религиозное обновление распространяется и на них²⁶⁶. Они также подхватывают монашеский идеал, доходя в общежительной жизни даже до отказа от признаваемой доселе частной собственности.

Конечно, не все монастыри участвовали в новом развитии. Наряду с канониками, принимавшими монастырский устав (canonici regulares — «регулярные, уставные каноники»; по большей части принимался устав «св. Августина»= каноники-августинцы), теперь появились также и каноники из мирского духовенства (canonici saeculares). Объединение общин уставных каноников привело затем, в первую очередь под влиянием реформы Сито, к образованию конгрегаций или орденов.

Пример только что названных каноников-августинцев подтверждает эту тенденцию. Из их конгрегаций особенно плодотворным источником новой религиозной жизни (схоластика и мистика) сделались, например, викторинцы (с 1113 г.) в Париже²⁶⁷. Крупнейший учитель этой школы — Гуго Сен-Викторский из Южной Саксонии. Это выдающийся мыслитель XII в., знаток Платона и Аристотеля.

5. Отсюда же ведут свое происхождение и премонстраты. Это значительней шая организация уставных каноников; она была организована по образцу ордена. Основной монастырь — в Премонтре v на Уазе, основан в 1120 г. Норбертом Ксантенским († 1134 г.). До того как он основал орден, он в качестве странствующего проповедника покаяния представлял этот — чрезвычайно важный как для церковной, так и для внецерковной (вальденсы, § 56) жизни во времена высокого и позднего средневековья — тип благочестия²⁶⁸.

6. Возникновение ордена премонстратов дает наглядное представление о росте монашества той эпохи, питаемом из множества источников. Сделавшись настоятелем монастыря, Норберт ориентирует своих каноников в первую очередь не на проповедь и пастырство, но на «эремитскую жизнь в канонической форме», т. е. на общежительную жизнь при полном отказе от собственности (уставы 1131/1134г.). Когда премонстраты описывают свой идеал, они говорят о созерцатель ной жизни, которая еще полностью связана с общежитием в стенах монастыря; именно так они видели совершенное осуществление «civitas Dei».

Но теперь рядом с монашеством и соперничая с ним будет стоять «каноничес кая жизнь» как вторая форма апостольской жизни; специально подчеркивалось, что эта попытка «возродить жизнь древней Церкви» имеет не меньшую ценность, чем терпеливая забота о процветании монастырской жизни. В соперничестве с монашеством для каноников содержится не только сознание своего священничес кого преимущества, но и их пастырская задача. И в этом отношении основание уставных каноников означает, безусловно, подготовку будущих проповедничес ких и душепопечител ьных орденов.

7. Источником стремления к церковному обновлению были монашеские круги. Но для них, как уже много раз отмечалось, в этом движении была характерна опора на эремитские идеалы. Они глубоко присущи природе монашества и активизируются всегда, когда грозит исчезнуть эсхатологическая тенденция монашества к уходу от мира.

а) Греческое влияние уже в раннем XI в. привело к образованию в Южной Италии эремитских колоний Камальдоли и Валлумброза; теперь же стремление к отшельничеству охватывает широкие круги Церкви, господствующей над миром.

б) Отвращенный мирским образом жизни своего архиепископа, св. Бруно из Кёльна († 1101 г.) отказывается от почетной должности домского схоластика в Реймсе, чтобы с шестью спутниками безраздельно посвятить себя служению Богу в уединенной горной долине Ла - Шартрез. На основании более строго понимаемого бенедиктинского устава они пытаются объединить в своей жизни анахоретский и киновитский идеалы. Из этого эремитория, получившего название «Carthusia», вырос орден картузианцев, который в пору своего расцвета в XIV в. охватывал 168 мужских и 12 женских монастырей. Этот орден твердо, как никакое иное монашеское объединение, придерживался своих идеалов, несмотря на их необычайную строгость, и не нуждался в преобразующей реформе²⁶⁹.

в) Подобным же образом образовался орден из маленькой группы отшельников, которые жили в уединении под Лиможем, возглавляе мые св. Стефаном Тирским (1073 г.): «Бедняки Христовы» (Pauperes Christi). Он наставлял своих учеников так: «Если вас спросят, к какому ордену вы принадлежите, отвечайте: к Ордену Евангелия, ведь оно — основа всех уставов».

Это начинание, так ясно предвещающее Франциска, тогда еще не было реализовано. После смерти Стефана община переселилась в Гранмон, где из нее образовался подчеркнуто созерцательный орден (Франция и Англия). Монахи-священники, жившие в строгом затворе, вместе с работой передали мирянам-конверзам и основную часть управления, что привело уже в XII в. к острой борьбе за руководство орденом.

г) И наконец, странническая проповедь и любовь к уединению являются идеалом группы, которую собрал вокруг себя священник Роберт из Арбрисселя († 1117 г.). На ее примере проще всего проследить, как превращалось евангельски пробужденное движение в орден (Фонтевро; главное аббатство, основанное после 1110 г. под Анжером). Но Роберт первоначально посвятил свое апостольство именно тем мужчинам и, прежде всего, женщинам, которые в ходе медленно наступавших социальных сдвигов были вытеснены на обочину сословно организованного христианского мира как «бедняки» и «грешники». Воспоминание об этом бурном начале, — ведь Роберт со своими кающимися грешниками и грешницами обошел, проповедуя, всю страну — продолжало жить в некоторых специфических чертах ордена. Дело в том что Роберт основал не только ставшие уже забытыми двойные монастыри (у гильбертинцев, а сначала и у премонстратов), но он подчинил мужские монастыри почитанию Божией Матери, аббатиссы Фонтевро (влияние ирландских представлений?).

8. Заинтересованный историк всякий раз из этих скудных данных постарается осознать, какая полнота молитвы, покаяния, планов и труда многих сотен, даже тысяч людей в течение ряда столетий стоит за этими фактами. История, особенно при ретроспективном наблюдении, — это тайная сокровенная жизнь.

III. Цистерцианцы

Остальные новообразованные монастыри (такие как в Тироне или Савиньи) оставались в рамках традиционного монашества и имели целью его обновление. Сюда относится и реформа, которая началась в «новом монастыре» в пустыни Сито (1098 г.) близ Дижона и которой предстояло превзойти своей плодотворностью все другие преобразова тельные движения и лечь в основу ордена цистерцианцев св. Бернарда Клервоского.

1. Вначале движение существенно не выделялось на обрисованном выше фоне. Это относится прежде всего к деятельности его первооснователя, св. Роберта. В его неуверенных попытках реформы можно различить как стремление к совершенству, так и беспокойство и неопределенность, свойственные начальным шагам. Побывав во главе нескольких уже существующих монашеских общин, он создал новую общину и перевел ее в Молезм (в области Кот д'Ор). В 1090 г. он оставляет быстро ставшее процветающим аббатство, чтобы снова бежать в пустынь (близ Окса). Молезмским монахам через несколько лет удалось вернуть своего святого аббата, но возвращение лишь ненадолго предварило его последний уход, которому мы в конечном счете и обязаны основанием Сито. Правда, сам оттуда он тоже ушел и (в результате посреднического вмешательства папы Урбана II) окончательно вернулся в свое старое аббатство с несколькими монахами, «не любившими пустыни».

2. а) Таким образом, хотя Роберт и основал в пустыне «новый монастырь», но то, что мы называем «Сито», создано не им, а его преемниками, аббатами Альберихом и Стефаном Хардингом. Именно они с величайшей последовательностью осуществляли задуманную задачу.

В центре внимания монахов Сито было не столько создание «нового», требующего иных форм жизни, сколько «обновление» старого, давно утвердившегося в своей сущности состояния. Но консерватив ный характер цистерцианской реформы был залогом подлинного обновления: плодотворный спор с традицией и творческое приспособ ление всего существенного в ней к новой ситуации.

Намек на это дан уже при уходе из Молезма. Причиной его был не упадок дисциплины и нравственности среди оставшихся. Речь шла о позитивной концепции самой природы монашества, которую, по мнению Роберта, невозможно было реализовать в рамках традиционных форм. Здесь заявляет о себе ощущение внутреннего противоречия между торжественно восхваляемым уставом и тем обычаем, которому следовали в ордене на практике (consuetudo; ср. § 47); или, говоря позитивно: потребность строго придерживаться «единственно верного пути (rectissima via) устава», точно следуя его букве.

б) Оппоненты, принадлежавшие к традиционному монашеству, обвиняли цистерцианцев в фарисейском легализме. Но по существу все было как раз наоборот. «Буква» со всей определенностью признается носителем Духа; слово — гарант первичной подлинности устава, а эта подлинность со своей стороны основывается на родстве с Евангелием.

Пояснить вышесказанное лучше всего на примере того, какое огромное значение цистерцианцы придавали предписаниям Устава относительно всего, что касается тела (praecepta corporalia). Монашество Клюни, апеллируя к «Духу» и «духовному», игнорировало эти сравнительно менее важные и несомненно нуждающиеся в адаптации правила. В Сито они снова были вынесены на первый план, потому что здесь знали, какое значение имеет телесное для духовного.

Одежда, пища, образ жизни монахов, их имущественное положение и порядок богослужения подлежат реформе, которая возвращает их к первоначальной строгости устава, но в то же время является действенной и жизнеспособной реорганизацией. Сито отказывается от церковных и феодальных источников дохода (т.е. от частного владения церквями, от пожертвований, платы за погребение и десятины, так же как от мельниц, сел и крестьян). Для вновь открываемых монастырей оно избегает близости городов, довольствуется тем количеством земли, которое они могут обрабатывать сами, чтобы кормить общину монахов и конверзов, а также бедняков. Тем самым реабилитируется физический труд с его двойной телесно-духовной функцией²⁷⁰.

в) Богослужебный круг был, наконец, возвращен в предписанные уставом рамки (полная служба цистерцианцев — без мессы и вечерни — короче, чем одно только богослужение первого часа в Клюни), что возродило ту первоначальную гармонию, которую мы вправе считать основой духовной плодотворности Сито. Соответственно, литургия была лишена пышности, а монастырская церковь — украшений. Но именно благодаря простоте архитектуры величие романского контура и красота организации церковного пространства проступают еще ярче.

г) Реабилитированный сельскохозяйственный труд имел величайшее значение для Запада. Когда цистерцианцы из Франции распространились в Западную Германию, их монастыри стали развивать ту же основную деятельность. Новые поселения возникали в Центральной Германии, затем далее к Востоку вплоть до славянских земель. Земли между Эльбой и Одером и к востоку от них, населенные язычниками-вендами, получили от этих монастырей, представлявших собой образцовые хозяйства, как христианскую веру, так и культуру земледелия. Цистерцианцы первыми начали возделывать землю, корчуя лес и осушая болота, и поднимали благосостояние за счет усовершенствования сельскохозяйственных методов.

д) Очерченная таким образом внутрицерковная реформа хорошо иллюстрирует парадокс христианского обновления жизни, которое часто включало в себя отказ от непосредственного результата ради чего-то высшего (зерно должно умереть, чтобы принести плод): акцент на физическом труде, отказ от всякой ученой деятельности как таковой, так же как и сокращение литургии привели отнюдь не к духовному и интеллектуальному оскудению, но к необычайно интенсивному подъему; пустыня превращается в пашню; реформа, начавшаяся как чисто религиозная, распространяется, не преднамеренно, но творчески, на хозяйственно-соци альную структуру своего времени.

е) О том, что монахи Сито не были слепы по отношению к новому, говорит и включение конверзов в их общины. Мы видим у них и двойную экземпцию Клюни, но искусно измененную: знаменательно, что здесь отсутствует антиепископ ский момент; епископская юрисдикция в принципе не исключалась. Только дальнейшее развитие привело к полной экземпции также и в Сито.

3. В духе этой умеренной адаптации выработан и цистерцианский устав, который регулирует связь отдельных монастырей с «материнским монастырем» и закладывает основу ордена цистерцианцев.

а) Но до того, как англичанин Стефан Хардинг (1109_1133) в качестве третьего аббата смог взяться за выполнение этой задачи, Сито требовалась помощь иного рода. Ему были нужны люди, которые своей самоотверженностью и преданностью могли бы дать жизнь этим определенным уставом формам.

Это произошло неожиданно и поистине чудесным образом, когда Бернард Клервоский и его родственники и единомышленники (среди них — четверо его братьев; самый младший из братьев был еще слишком юн, он присоединился позднее)²⁷¹ попросили принять их в Сито. Если до этого «новому монастырю» грозила смерть от истощения, то теперь он являл собой зрелище непревзойденного изобилия.

б) Уже через два года после поступления Бернарда в Сито он был послан для основания монастыря в Клерво.

В том же 1115 г. были основаны другие более поздние головные аббатства (Ла-Ферте, Понтиньи и Моримон). Поскольку вслед за этим начали умножаться и дочерние аббатства, наступил момент объединить отдельные монастыри в «Орден».

С этой задачей образцово справился Стефан Хардинг. Устав, в основных пунктах созданный им, носит многозначительное название «Charta Charitatis». Утвержденный в 1119 г. папой Калликстом II, он на деле соединяет в себе ясность конституции и связующую силу любви. Единственная цель этой конституции — обязать каждое отдельное аббатство жить по единому уставу, придерживаться одинаковых обычаев и таким образом хранить единство любви. Высшим органом надзора, управления и отчета является генеральный капитул всех аббатов, который ежегодно собирается в монастыре Сито под председательством отца-аббата. Однако у аббатств, согласно уставу, сохраняется их церковная, финансовая и административная автономия. Разумеется, отец-аббат должен ежегодно посещать дочерние монастыри. Этому соответствует право надзора аббатов четырех старших монастырей (помимо трех вышеупомянутых — еще Клерво) за дисциплиной в Сито²⁷². Дочерние монастыри не имели никаких финансовых обязательств по отношению к материнскому аббатству. Они только обещали посильно поддерживать обители, терпящие материальную нужду.

Все это вместе взятое составило конституцию ордена, гармоничес ки сочетающую в себе монархические и демократические элементы в духе устава св. Бенедикта. Она сохраняла все преимущества объединения, избегнув при этом централизма.

Собственно говоря, важный опыт более тесного и регулируемого уставом объединения монастырей был уже частично осуществлен союзом Клюни и Гирсау. Но цистерцианцы первыми придали своему объединению черты ордена.

в) Охраняемый столь удачной конституцией и имея такого святого, как Бернард Клервоский, новый орден «белых» монахов переживал необычайный подъем.

Бернард лично активно участвовал в распространении ордена. Когда он скончался, орден насчитывал 343 обители, из которых клервоской ветви принадлежали 168 (68 из них основаны Бернардом!). После смерти Бернарда в его архиве было обнаружено 888 формуляров с обетами монахов, принесших их, когда он был аббатом. Страстным желанием святого было пробуждение в людях монашеского призвания, что он во время своих странствий осуществлял подобно настоящей рыбной ловле; при этом он был ужасающе неразборчив в средствах воздействия. В 1148 г. новициат Клерво насчитывает 100 новициев на приблизительно 200 монахов и 300 конверзов. К концу XII столетия цистерцианцы — почти 530 мужских и бесчисленное количество женских монастырей (последние достигли расцвета только в XIII в.) — заполонили весь Запад.

г) Все это — объединенное девизом «назад к Уставу» — фактически означало серьезную критику клюнийской монашеской державы.

Но это значило гораздо больше, чем направленная извне критика, скажем, богатства Клюни или практикуемых там различных способов обойти обет нищеты и умерщвления плоти. Уже то обстоятельство, что с 1122 по 1156 г. судьбой

Клюни управляет человек такого личностного и духовного значения, как Петр Достопочтенный, и что в начавшемся великом литературном споре он выступает как противник св. Бернарда, несомненно свидетельствует о неизбежном столкновении двух идеалов, двух родственных и все же глубоко различных и даже взаимоисключающих трактовок бенедиктинского идеала монашества.

IV. Бернард Клервоский

Кто же этот человек, который, будучи прочно привязан к старому, создал так много нового в области монашества?

Бернард — это одна из великих ключевых фигур средневековья, в особенности средневековой истории Церкви; поэтому вполне оправдан несколько более подробный рассказ о нем.

1. Родился в 1091 г. в семье знатного бургундского дворянина в замке Фонтен близ Дижона. Тщательное воспитание матерью и в монастырской школе. В 1112г. вместе с тридцатью единомышленниками вступает в Сито. В 1113 г. — принятие монашества (professio). В 1115 г. послан в качестве аббата с 12 монахами для основания монастыря в Клерво. Многочисленные поездки (трижды в Италию, в том числе в Рим). Проповедует Второй крестовый поход во Франции, Фландрии и прирейнских областях. Большая проповедническая деятельность в своем монастыре и за его пределами; значительные богословские трактаты; литературная полемика с Клюни и с Абеляром. Имеющая важное значение переписка со всеми значительными личностями и инстанциями Европы того времени. Умер аббатом Клерво в 1153 г.²⁷³

2. Как и в других сферах мысли и деятельности, поразительно широких по своему диапазону, в своем благочестии этот святой владел тайной быть одновременно представителем и старого, и нового («nova et vetera»: Мф 13, 52).

Особой заслугой Бернарда было то, что он, прочно укорененный в благочестии и образе мыслей древности, сформировал и развил в рамках поклонения Христу духовное и исполненное особого чувства поклонение человечеству Господа: «Суха всякая пища души, которая не приправлена Твоим елеем... Пишешь ты или читаешь, мне это не по вкусу, если не звучит Имя Иисуса».

Благочестие Бернарда включает в себя другую, возможно, более непосредственную мистическую духовность, устремленную к божественному Жениху, приходящему к душе стяжавшего благодать. Бернард выразил ее в своей в некотором отношении непревзойденной до сего дня проповеди на Песнь песней.

Оба эти вида благочестия ни в коем случае не являются независимыми друг от друга. Напротив, поклонение человечеству Христа и его тайне целиком устремляет к вступлению души в брачный союз с Богом- «Словом». Субъективно это сопровождается развитием более сильного чувства, влекущего сердце к совершенной высоте духовной любви (agape).

3. С другой стороны, для Бернарда религиозное почитание Девы Марии не соседствует с мистикой Иисуса, но внутренне включено в нее. Правда, позднейшие сочинения, ошибочно приписываемые Бернарду, преподносят его изолированно и утрированно (сюда уже относится великолепная характеристика святого у Данте). Подлинные проповеднические трактаты Бернарда никогда не посягают на уникальность Христа. Очень сильные формулировки, характеризующие Марию как посредницу между Христом и Церковью, полностью обосновываются неповторимостью посреднической миссии Христа, если только видеть их в контексте основной концепции Бернарда. Он говорит о Деве Марии как о посреднице, точно так же как о посредниче стве апостолов Петра и Павла, св. Мартина или, прежде всего, св. Бенедикта. Если он славит Марию в особенно возвышенных выражениях, то именно потому, что находит в ней ту совершенную веру, которая выражается в абсолютном следовании Христу. Мария для Бернарда столь мало стоит вне человечества, что, превознося ее совершенно исключительным образом (царственная дева; удостоенная наивысших почестей; достохвальная носительница благодати; посредница спасения; заступница миру), он вместе с тем отрицает за ней непричастность первородному греху.

4. Другое достоинство благочестия св. Бернарда — его глубокая укорененность в святоотеческом учении, сокровище которого он приобретает для пользы духовной жизни. Позднейшее разделение духовности и собственно богословской науки ему чуждо; его богословие еще полностью посвящено служению духовной жизни.

Несмотря на глубочайшую связь с традицией, он избегает опасности традиционализма. Он не передает того, что прежде сам не пережил и не пробудил к творческой активности. Его безграничное почитание Отцов Церкви не препятствует ему пить обильно, или лучше сказать в первую очередь, из того же источника, из которого черпали они — из Библии.

Дата добавления: 2015-09-28