Глава 25
Доехал, погудел, запарковался. Занес кота в каминную, сдал на руки Инге. И на лапы мускулисто-серого папаши, принявшегося закладывать вокруг сыночка виражи. Цицерон, отец моего кремового дурака – скотина еще более серьезная. Арамис это прекрасно, зараза, понимает. Завалился на спину, начал хватать лапами воздух, играть, вертеться, изображая маленького котеночка. Авось, типа, папа не обидит. Папа и не стал. Обнюхались и побежали куда-то по своим срочным кошачьим делам, друг через друга перепрыгивая. Играть, наверное. Или с мамашей здороваться. Мне бы, блин, думаю, их заботы… …А мы с хозяйкой, прихватив бутылку коньяка, пошли за дом, к барбекюшнице, где уже колдовал над мангалом довольный жизнью Али. Нет, мясо он пока что еще не ставил, рано. Народ не весь съехался. Они с Мажором дрова в мангале выжигали, угли готовили. Ага. Глеб готовые магазинные угли для шашлыка не признает, хоть и хранит в гараже мешок-другой про запас. На случай, когда времени на готовку мало, а публика – злая и предельно голодная. Тогда – да. А так – все должно идти своим чередом. И вообще – в пьянке важен антураж, что они с Мажором нам немедленно и продемонстрировали. Еще бы. Представьте: морозный подмосковный день, загородный дом среди векового зеленоградского бора, уютное высокое пламя в большом мангале. И двое мужиков в толстых шерстяных свитерах у этого импровизированного костерка за жизнь разговоры разговаривают. Под сигареточку. Рядом с мангалом – табуретка, ножками в снежок прикопана. На табуретке – доска. А на доске – водочка. Как слеза. А рядом – тарелочка, на которой немудреная мужская закуска аккуратно разложена. Черный хлеб, сало, чесночок. Простой и маринованный. Горчица, чтобы сальце в нее перед употреблением обмакивать. Лучок кольцами, черемша. Было бы чуть потеплее, они бы и огурчиков малосольных захватили, ага. А так – холодно, померзнут. Вот гады… …Наш с Ингой коньячок сразу каким-то неуместным показался, и я метнулся в дом за еще двумя водочными рюмками. – Ну, за встречу! Естественно – вздрогнули. И Инга с нами за компанию водочки с удовольствием тяпнула. Интересно, а Злата вот так, залихватски – сможет? Посмотрим… …Тяпнули по второй. Хорошо! Рассказал им историю, по дороге на дачу со мной приключившуюся, посмеялись, как водится. Потом Мажор загрустил. – А ведь в чем-то права соплячка, – вздыхает. – Наши лучшие девчонки, цвет генофонда, все за бугор сорваться мечтают. А парни, такие как Дэн, в результате на чешках женятся. Нет, Данил, ты не подумай, я против Златы ничего не имею. Хорошая девочка, чего уж там. Это я так, в принципе. Такой ледяной волны презрения от Инги я, врать не буду, – давно не видывал. – Странно, – говорит. – Наш друг Мажор вдруг начал оправдывать лузерство. Стареешь, что ли, Игорь? Сентиментальным становишься? Гарри чуть маринованной чесночиной не подавился, которой водку закусывал. – Ты че, – таращит глаза, – Инг, с дубу, что ли, рухнула? При чем здесь лузерство, я же о генофонде?! – А что, твоему генофонду нужны лузеры? Эта соплячка – она же сдалась заранее! Она – заранее потерпевшая! То, что ей Данька понравился, только вам, мужикам, и непонятно. Потому что тупые от природы! Это – причина, остальное – повод. Ну, а понравился – дерись. – Не понял, – тянет Гарри. – Думаешь, – кривится в сторону Глеба, – на этого кобеля никто никогда глаз не клал?! Еще как! И сам он са-а-авсем не всегда был такой, как сейчас: мудрый и многоопытный. Я его что, кому отдала?! Это уже потом – гнала, но не уходил. А сначала… Мы с Мажором так и стоим, с раззявленными щщами. Вот оно как, выходит. И тут тоже война, оказывается. И какая… Молчим. И только Али абсолютно спокойно и хладнокровно продолжает разливать водочку по запотевшим от мороза емкостям. Семейка у них, конечно. Врагу не пожелаешь. Но им, похоже, – нравится. – Инга права, – раздает нам рюмочки с водкой. – Все наши проблемы – в нас самих, а не в окружающем мире. Нужен тебе человек – бейся. Не стоит усилий – отойди в сторону. Но устраивать истерику по поводу внешних факторов, даже не сделав попытку переиграть ситуацию под себя, – чистой воды лузерство. И мне эту девочку ни капельки не жаль. Единственное, что ее оправдывает, – это то, что, по Данькиным словам, она еще совсем маленькая. И – ершистая. Может, и разберется. Мы чокаемся и выпиваем. Молча, без тостов. Каждый за свое. Закусываем черным бородинским хлебом с салом и чесноком, закуриваем по сигаретке, и мир становиться таким, каким должен быть: спокойным и безмятежным. А потом тишину взрывают клаксоны и громкие голоса, Инга бежит встречать гостей, и начинается настоящее веселье: с пьянкой, игрой в снежки, чаем у камина, прогулками и анекдотами…
Глава 26
Годовую российскую визу Злате оформили с первого марта, а уже четвертого она прилетела в Москву подавать заявление в ЗАГС. Мы обо всем заранее договорились: и с ЗАГСом, и с чешским консульством. Али помог, через свои связи. Ну, и Мартин, конечно, Златин отец. Злата говорит, он очень доволен был, что у нас с ней все так быстро и качественно сладилось. Предложил обращаться в любой момент, если деньги или еще что там нам с нею потребуется. Все-таки, типа, – единственная дочь. Ага. Ты меня, конечно, извини, пожилой мудрый чех, но мы уж лучше как-нибудь сами. Ножками. Это теперь – моя женщина. Я ему так по телефону и сказал, на что он, самое интересное, даже не обиделся. – Все должно идти своим чередом, – говорит со своим легким ироничным акцентом. – Рано или поздно мы с Анелей умрем. В старости к этому начинаешь спокойнее относиться, не перебивай. И наши миллионы все равно достанутся вам, так что не открутитесь. Прошлое не цепляет будущее, оно просто есть. У тебя оно свое, у моей дочери – свое. А теперь вам надо быть готовыми к тому, что оно станет для вас общим. Не будущее, оно у вас и так общее. Именно прошлое. Я молчу. Задачку он передо мной поставил, конечно. Хрен его знает, что и думать. А он хмыкает. – Мне, – усмехается, – опять с того хутора сливовицы привезли, Дан. Так что приезжай уж, выбери время. Нужно выпить. Я усмехаюсь в ответ. – А вот это, Мартин, мы с вами сделаем обязательно. Может, мне русской водочки прихватить? Так, чисто для разнообразия? – Водочки, – фыркает, – я обязательно выпью в Москве. Под соленые огурцы и квашеную капусту. Или под селедку с черным хлебом, как меня учили русские партнеры по бизнесу. На вашей свадьбе. А в Чехии мы будем с тобой пить сливовицу. Так – правильно. Опять, хмыкаю про себя, он меня сделал. Все-таки сопляк я еще. – Согласен, – вздыхаю. – Кстати, давно хотел сказать – у вас очень хорошая дочь, Мартин. Спасибо. – Я знаю, – говорит с гордостью. – Моя Злата – лучшая девушка в Чехии, мы с Анелей долго трудились, чтобы она стала такой. Но об этом лучше поговорим не по телефону, а за сливовицей. Ну, что тут поделаешь. Пришлось пообещать, что приеду в Прагу до свадьбы. Так, чисто сливовицы попить. Ну, и его похвальбу послушать, разумеется. Хотя во всем, что касается Златы, я был с этим старым пнем совершенно согласен. С небольшой, конечно, поправочкой. Лучшая девушка Чехии, блин? Ну уж нет. Если бы только Чехии. Просто – лучшая. И все дела… …Короче. Четвертого она прилетела в Москву, пятого мы подали заявление, а шестого меня дорогая редакция в безапелляционной форме в командировку отправила, видимо, чтобы не расслаблялся. В Сочи. Им, видите ли, срочным образом материал потребовался. Интервью с каким-нибудь городским начальником, лучше – с мэром города о проблемах в социальной сфере, могущих возникнуть в связи с олимпийским строительством. И – анализ готовности города к Олимпиаде. А я вроде как считаюсь чуть ли не лучшим аналитиком в редакции, значит – выбора нет. И пальцем наверх тычут – типа, не отвертишься. Причем не кто-то там тычет, а сам Главный. А выше него у нас – только Кремль. Ну, и звезды, разумеется. Ругался, матерился, объяснял, что ко мне невеста из Чехии всего на пять дней вырвалась. – Вот, – говорит, – и бери ее с собой, в Сочи. Пусть знает, в какой стране бедолаге жить придется. И с каким придурком в роли законного супруга. Может, передумает. А то ведь жалко девчонку. Это он так иронизирует, типа. Сволочь. Чуть в репу ему не засадил, и сразу же в печень – свою любимую «двоечку». Остановило только то, что она у него и так еле-еле от алкоголя функционирует. А то б – точно не удержался. Шучу, разумеется. Главный у нас – мужик нормальный. Без дела бы гнать не стал. А работа – она работа и есть, никуда не денешься. Осталось только Злату уговорить… …Но она на удивление быстро согласилась. – Со-очи? – переспрашивает, улыбаясь. – Это где у вас Олимпиада будет? Конечно, хочу! – Не «у вас», а «у нас», девочка, – поправляю. – Это теперь и твоя страна, понимаешь? Если я, разумеется, твой мужчина. – Ты – мой мужчина! – радостно хлопает глазищами. Ну что ты тут поделаешь… …С чем нам там повезло – так это с погодой. Где-то плюс восемнадцать, солнечно, зелено. Начало марта. Обалдеть можно. Продрались сквозь галдящий строй армянских таксистов, вышли на площадь перед аэропортом, нашли встречающего с табличкой. На табличке – моя фамилия. Побросали вещи в багажник, следом туда куртки свои московские отправили, прыгнули на заднее сиденье, поехали. Злата к окну прилипла. – А это правда Россия? – удивляется. – Никогда не думала, что у вас есть пальмы! – В России много чего есть. И не только пальмы. Мы, между прочим, сейчас в субтропиках находимся. А где-нибудь в Верхоянске в это время – минус пятьдесят и метель такая, что люди, по улицам передвигаясь, за специальные канаты держатся. – Большая страна, – кивает. – Не большая, – поправляю ее, прикуривая. – Великая… Встречающий от мэрии с интересом поворачивается с переднего сиденья в нашу с ней сторону. – Девушка – ваша коллега? – спрашивает. – Какое издание представляете? Мы и вам тоже Сочи с удовольствием покажем! Я лично готов. И – аж приосанивается. Живот пытается поглубже втянуть, рыло чиновное. – Девушке Сочи я и сам показать могу, – говорю. – Без вас. Он вскидывается. – А это мы сейчас у нее самой спросим, – кривится надменно, – кто ей будет город показывать: законная городская власть или какой-то заезжий журнашлюшка, понимаешь. Ваше дело – писать, что вам скажут, понятно, молодой человек? И затыкаться, когда вас не спрашивают. А не разглагольствовать. – А ну-ка, – говорю водиле, – разворачивай машину. В аэропорт. Мы с женой возвращаемся в Москву. Он икает. Чинуша, в смысле. С ним, видимо, давненько так не разговаривали. Ничего. Привыкнет. – Не понял… – А что ж, – усмехаюсь, – тут непонятного? Меня, заместителя главного редактора крупного общефедерального делового журнала, известного журналиста, приехавшего сюда по просьбе главного редактора, которого, в свою очередь, просили об этом люди из кремлевской администрации, только что выставили в роли никчемного наемника и лакея. Да еще в присутствии моей жены. Между прочим, гражданки европейского государства, где к прессе относятся куда более серьезно, чем здесь. Пусть люди, которые просили меня приехать в ваш город осветить проблему, сами с тобой и разбираются. Хотя разбираться они будут не с тобой, я так понимаю. Ты, мягко говоря, – не их уровень. А с твоим работодателем. Он тоже, конечно, птица не великая, но все-таки серьезный человек, а не такой мелкий засранец, как ты. Ненавижу этих прыщей. Ничего из себя не представляющих мелких ублюдков, рассевшихся вороньей сворой на небольших должностях «при власти». И чувствующих себя хозяевами моей страны. Особенно – в регионах. – Я-а-а… – тянет. – Я вам!.. Да я!.. – Ты – говнюк, – говорю ему как можно более спокойно. – Обычный мелкий говнюк. Достаю мобильный, докладываю обстановку главному редактору. Тот краток. – Возвращайся, – говорит. – Или нет, лучше езжай в гостиницу, отдохнешь там с невестой. Ей – мои личные извинения за уродов в нашей с тобой стране. Дальше я сам разбираться буду. Без моего звонка – никаких действий, понятно? Из отеля не выходи, пока тебе скальп этого урода на тарелке не принесут. Всякое могут устроить, сам понимаешь. Любую провокацию. – Понятно, не маленький. Насчет скальпа – тоже согласен. И трогаю за плечо водилу. – Аэропорт, – говорю, – пока отменяется. Вези нас в отель. Дальше – ждем команды из Москвы. Вернее, я – из Москвы, а ты – из мэрии. С вашим местным главой сейчас свяжутся, провентилируют ситуацию. – Ты-ы-ы!.. – бледнеет чинуша. – Тебе-е-е!.. – Помолчи лучше, а? – хмыкаю. – Не усугубляй. Ни от тебя, ни от меня в данной ситуации уже ничего не зависит. Сам нарвался. Он скрипит зубами, потом отворачивается и начинает смотреть в окно. Явно не ожидал чувачок. Расслабился. Сейчас прикидывает, насколько глубоко его анус проверять будут гневным начальственным штырем. Просчитывает, так сказать, варианты. Насчет вазелина задумывается. Начальство, оно ведь тоже не больно любит, когда его анус аж из самой Москвы в лупу кто-то разглядывать начинает – с пристрастием, да еще по прямой вине идиота-подчиненного. Водила незаметно показывает мне большой палец. Любят, похоже, этого гаденыша тут. Ой, любят. …Заехали в отель, заселились, дождались успокаивающего звонка из Москвы, а потом – одного из замов местного главы, с извинениями. Скальп этого урода мне, правда, так и не принесли. А я и не рассчитывал, если честно. Не первый год замужем, что называется… …Вечером, когда мы сидели на веранде уютного приморского ресторана на набережной, с огромным удовольствием запивая молодым абхазским вином жирную местную камбалу, моя принцесса вспомнила утренний инцидент. – Говоришь, великая страна? – иронизирует. В глазах пляшут радостные чешские чертенята. Я вздыхаю. Прямо под рукой, в каких-нибудь ста – ста пятидесяти метрах от нас море, лениво набегая на берег, обкатывает и без того ровную гальку. Волны здесь небольшие, конечно. Штормов вообще, говорят, не бывает. Бухта все-таки. Маленькая уютная зона отдыха на теле продуваемой всеми ветрами страны. – Знаешь, – говорю, – Золотой, большой организм и говна больше производит. Обычная математика, увы. Ничего, разберемся. – А если бы я была одна? Он меня уже глазами изнасиловал, мне даже страшно стало. И чувствовал себя вправе. Хорошо, у меня есть ты. А как быть с таким обычной русской девушке? Я только скриплю зубами. Нет у меня ответа, любимая. Вообще нет, к сожалению. Надеюсь – пока. Иначе, если власть этих рыбоглазых уродов в моей стране устанавливается навсегда… Нет. Даже думать на эту тему не хочется. Извините… …А сам по себе Сочи нам со Златой – понравился. Нормальный город. Приморский. Со всем ему полагающимся: с легким, чуть поверхностным отношением к жизни, с непрерывным ожиданием будущих праздников. С заснувшим на зиму карнавалом и понятным желанием никогда, ни при каких обстоятельствах не перенапрягаться. С чуть чопорными, вполне европейского вида полупустыми коробками отелей и веселыми частными гостиницами. С маленькими кафе на пустынных по зиме пляжах, где гуляет тяжелый, соленый морской ветер, жарят поразительно вкусную местную рыбку-барабульку и варят совершенно потрясающий кофе. Густой, черный, пропахший морем. И люди вполне нормальные. В большинстве своем, разумеется. Открытые, добродушные. В меру шумные. Южные…
Глава 27
В общем, три дня в Сочи пролетели у нас, как одно мгновение. Я быстро записал на диктофон формальное интервью с мэром, переговорил с запаренными разработчиками, собрал материал. Времени это заняло немного. Мы со Златой даже на Красную Поляну сгоняли по-быстрому. Одним днем. Где ее в совершеннейший восторг привели цветущие анемоны у подножия гор, искрящийся под солнцем белый пушистый снег на склонах, тягучий, прозрачный воздух и настоящий кавказский шашлык с местным домашним соусом. Мне-то что, я человек, к шашлыку привычный. Хотя все равно вкуснотища, конечно. В московских ресторанах так готовить почему-то не умеют, даже в хваленых грузинских, ага. А еще ей очень понравился кофе, который местные армяне умело варят в раскаленном песке, в маленьких медных турках. Очень крепкий и сладкий, к нему обязательно стакан холодной родниковой воды подают. Он, в отличие от «прибрежного», пах уже не морем, а чем-то другим. Не менее древним и основательным. Красиво. Мы со Златкой на специальную смотровую площадку смотались, оттуда вся Поляна – как на ладони. Рядом с Императорским домиком. Говорят, сам Николай Второй велел себе здесь дачу построить, до которой потом так и не доехал. Императрица попросила с середины дороги повернуть, побоявшись непростых горных трасс: асфальта-то тогда еще не было. В результате там какой-то его дядя только и отдыхал. Охотился. Его потом эсеры убили. Взорвали вроде. Да какая, в принципе, разница? …Правда, красиво. Злата весь чип на своем цифровом фотоаппарате исщелкала. Кадры, кстати, классные получились. Я даже пошутил, что если у нее с переводами не задастся, я ее к себе фотокором пристрою. Будем вместе по командировкам ездить, ага… На это она, правда, только вздохнула. – Странно, – говорит, – как мы все-таки мало о вас знаем. Ведь это – Кавказ, да? – Кавказ. Вон там, по правую руку, – знаменитый Большой Кавказский хребет. А у нас за спиной, километрах в ста, – гора Фишт, та самая, к которой древнегреческие боги Прометея приковывали. И орел клевал ему печень. С тех пор у нас, у русских, печень – самое уязвимое место. Она смеется. – Да нет, у русских не печень больная, а самолюбие. Такое больное, что вы ради него можете даже печенью с кем-нибудь поделиться, хоть с Прометеем. Просто у нас все думают, что Кавказ – это война, а здесь очень мирно и красиво… …Я морщусь. Вообще-то я не должен ей этого говорить. Но и не говорить – не имею права. Потому что ей жить в этой стране. – Знаешь, Золотой, почему это место называется Красной Поляной? Она жмет плечами. – Наверное, потому, что здесь очень красиво, – говорит, улыбаясь. – Красный, красивый. Я все-таки славист, хоть и чешка, не забывай, милый. – Если ты спросишь у местных, они так и ответят. А еще будут долго велеречиво рассказывать, какие здесь красивые красные папоротники. Знаешь, что такое «велеречиво», девочка? Она внимательно смотрит мне в глаза. – Знаю, – кивает коротко. – Я читала русскую литературу восемнадцатого и девятнадцатого веков. А теперь расскажи, почему на самом деле Поляна называется Красной. Пожалуйста. Я сутулюсь. – Здесь, – говорю, – жил адыгский народ. Сачи. Или сахи. Я не настолько силен в исторической филологии. Знаю только, что и город поэтому Сочи называется. И еще тут была война. Наша война, русско-кавказская. Тяжелая, мутная. Здесь до сих пор есть деревня и речка со смешным названием Херота. Мы, когда в студенческие годы тут отдыхали, очень над этим названием смеялись. А оно, оказывается, означает всего лишь «десятая рота». Где «Х» – латинское «десять». Рота тут так долго стояла, что название слилось в одно слово, так бывает. И вот, когда та война подходила к концу, здесь, на поляне, зажали в кольцо остатки народа сачи. Мужчин, женщин, детей, стариков. Перевалы были перекрыты, и уходить им было просто некуда. Да и как тащить детей и стариков в горы… Злата продолжает смотреть мне в глаза. Жестко. Требовательно. И я от этого – еще больше сутулюсь. – Солдаты не стали с ними драться, – вздыхаю, прикуривая. – Чтобы не нести, как сейчас сказали бы, неоправданных потерь. Их просто расстреляли из пушек. Картечью. Всех. Поляна была красная от крови, местная речка, Мзымта, текла кровью до самого Черного моря. Это место долго считалось проклятым, потом – ничего, заселили. Сейчас здесь мир. Уживаются русские, армяне, грузины, греки. Даже эстонский поселок есть, они в конце девятнадцатого века сюда переселились. Удивительно спокойные межнациональные отношения. Даже когда всю страну в девяностые трясло на этой почве, здесь все было тихо и гармонично. А вот народа сачи больше нет. Вообще. Те, кто случайно уцелел, бежали в Турцию и там полностью ассимилировались. Но таких было немного. Злата знаком просит у меня сигарету, и мы теперь уже вдвоем пытаемся прикурить. По смотровой площадке гуляет легкий, но настойчивый ветерок. Да и руки немного дрожат, если честно. Наконец получается. – Это – страшно. Я киваю: – Страшно. Но вполне обычно. Не только для России, но и для всей Европы. Горцы всегда и везде были бичом равнинной цивилизации. Нищие, злобные, принципиально не желавшие цивилизоваться. Что наши, что те же шотландцы или швейцарцы. – Но их хотя бы не уничтожили. Я криво усмехаюсь. – Горские кланы никогда не были чем-то единым, – говорю твердо. – И выжили только те из них, кто смирился. Остальных – вырезали под корень. Везде. Иначе не получалось. Даже здесь: Российская империя не нуждалась в этих землях, они были абсолютно гиблыми – болота, малярия. Их только в начале двадцатого столетия кое-как осушили, а до тех пор поселенцев сюда отправляли, почитай, на верную смерть. Кавказ тогда считался хуже Сибири. Кто мог – бежал куда угодно, хоть на каторгу. Но и не воевать с горцами империя не могла. Потому что они непрерывно убивали и грабили всех своих соседей. Спускались с гор, грабили, резали – и убегали обратно, считая, что их никто не достанет. Такой вот образ жизни. По-другому они не могли, не умели и – не хотели. И тогда генерал Ермолов двинул сюда войска… – И убил их всех, – кивает Злата. – И убил их всех, – соглашаюсь. – А потом, во времена последнего русского императора, здесь, в прибрежных болотах, научились выращивать эвкалипты и уничтожили малярию, превратив эти земли в рай. Теперь тут мирно и очень красиво. Есть, кстати, заповедник, зверья полно: медведи, олени, косули, волки. Даже кавказские туры сохранились. Люди очень радушные живут, вне зависимости от национальности. Олимпиаду вон собираются проводить… Злата вздыхает, и мы медленно спускаемся со смотровой площадки в небольшой ресторанчик при Императорском домике. Мне говорили, что там готовят изумительный шашлык из дичи. Наврали. Мясо оказалось жестким, волокнистым и неприятным на вкус. Зато все остальное, включая общую атмосферу и радостный звонкий смех моей постепенно отошедшей от «исторического потрясения» девочки было просто замечательным. Она даже меда местного накупила. Горного, каштанового, черного и чуть горьковатого. Родителям, говорит. В Чехию. Хоть там и своего меда достаточно, но такого – дикого, чистейшего – у них все-таки не водится. Заодно и вопрос с сувенирами решился. А потом мы еще долго гуляли по горам и я ей показывал, как цветут по весне эдельвейсы… …Обратно летели поздно вечером, бизнес-классом. Родная редакция расщедрилась. Злата, естественно, устроилась у окна – ей все было интересно. Ребенок, ей-богу, ребенок. Я раскрыл ноут, нашлепал по клавишам пару страниц текста и задремал. А что? Самое лучшее времяпрепровождение в этих летучих железных ящиках. Но – долго поспать не удалось. Девочка растолкала. В непритворном ужасе. – Дан! Дан!!! – толкает меня в плечо. – Посмотри вниз, там какая-то катастрофа! Протер глаза, перегнулся через нее, вгляделся в иллюминатор. Обычная ночь, изредка – редкие тусклые огоньки. – Ну и, – зеваю, – где ты катастрофу увидела? – Как где? Там же темно! Наверное, что-то случилось с электричеством! Я тихо смеюсь. Это тебе, милая, – не Европа. Над которой лететь – будто над новогодней елкой. – Золотой, – говорю, – милая, ты сейчас летишь над самой большой в мире по территории страной. А народу у нас живет столько же, сколько в Японии всего на трех островах умещается. Сто сорок с небольшим миллионов человек. Это еще что! Вот мы с тобой как-нибудь в Сибирь слетаем. Или на Дальний Восток, если «Луч» в этом году в первую лигу не вылетит. Возьму тебя туда обязательно, просто чтоб посмотрела. Так вот там будем часами лететь, а внизу – вообще ни одного огонька! Тайга… Она смотрит на меня одновременно с ужасом и восхищением. – Я, – качает головой, – кажется, понимаю, почему ты не такой, как другие. И твои друзья тоже. Чтобы жить в такой стране и не сойти с ума – надо быть особенным! Я улыбаюсь, глажу ее по щеке тыльной стороной ладони. – Ты тоже станешь такой же, как мы, – говорю. – А сойти с ума я тебе просто не дам. Не позволю. Ни за что. Потому что ты мне и такая нравишься. А пока – можно я посплю? А то мне ночью за компьютером сидеть, материалы в номер готовить. – Можно, – обнимает меня и кладет голову на плечо. Я только улыбаюсь в ответ. И – немедленно засыпаю… …Злата улетала восьмого. В праздничек, так сказать, ага. Как ножом себя друг от друга отрезали. Но – все понятно. Университет-то ей надо закончить. Так что переедет она в Москву даже не после нашей свадьбы, а в лучшем случае после чемпионата Европы. Придется потерпеть. Приехал домой, поиграл с котом, покормил его, бедолагу. Дождался ее звонка из Праги. Выяснил, что долетела нормально. И – заснул… …Просыпаться утром в гордом одиночестве было немного не по себе. Отвык, блин. Ну, ничего. У мужчины, чтобы легче переносить одиночество, есть футбол. Ну, и работа, разумеется. А мне еще и с котом повезло. Ходит, трется… …Вскочил, сделал положняковые ежеутренние сто отжиманий, покачал пресс, постучал по груше в маленькой комнате. Порядок. Теперь можно и в душ. Тут-то он мне и позвонил. – Привет, – говорит, – шакал ротационных машин. – И тебе здорово, Серег, – отвечаю настороженно. Он, хоть и распустил свою когда-то легендарную «Флинтс Крю», самую знаменитую хулиганскую банду за всю историю московского «Спартака», в которой был последним топ-боем, но до сих пор многие вещи в движе… гкхм… скажем так, координирует. – Короче, – усмехается, – у тебя на вечер сегодня никаких планов нет? Я задумываюсь. – Да нет, в принципе, – осторожничаю, – такого, чтобы совсем срочно, нет. А что случилось-то? Он вздыхает. – Ну, тогда подъезжай на Сухарь, – зевает. – Часикам к восьми. Общий сбор: мы, кони, мусора. Будем про сборную думу думать. Короче, сам понимаешь. – Хорошо, – говорю, – буду. – Тогда пока, – усмехается. Я сажусь на стул, подвернувшимся под руку полотенцем пот вытираю. Вот тебя и признали элитой, Дэн. Круче теперь – только кручи. Общий сбор, где будут только реальнейшие топы. От всех московских команд. И ты – со своим свиным, во всех смыслах этого слова, рылом. Ты же этого хотел, думаю. К этому стремился. А радости почему-то – никакой. Одна, сцуко, ответственность… …Собрались в тот вечер все-таки не на Сухаре. Кони с динамиками решили, что собирать общак в мясном пабе будет – неправильно, что ли. Нашли нейтральное место неподалеку. Да нам-то какая разница? Нам, татарам, что водка, что пулемет. Лишь бы с ног валило… …Не могу сказать, что атмосфера в заведении царила уж совсем доброжелательная. Это только в книжках старые враги к друг другу ничего, кроме уважения, не испытывают. В жизни все чаще, увы, – по-другому случается. Я, к примеру, как этого стоса с конской «Ярославки» увидел, чуть про сборную не забыл – так убить хотелось. Прямо на месте, ага. И, судя по его глазам, наши чувства были взаимными. Но – сдержались. Оба. Дело есть дело. Да и страна у нас с ним одна на всех, как ни крути. Расселись, пива заказали. Не все, разумеется. Особо упертая часть публики свято блюла православный Великий пост, поэтому, кривясь и отплевываясь, потягивала минералочку. Ну-ну, господа. Хотя – каждый дрочит, как он хочет, конечно. Просто – не надо перебарщивать. Вы же, блин, русские футбольные хулиганы, а не монахи. С такими рожами, как у вас, в святые не записывают, да и в рай только по спецпропускам доступ выдают. Так что – не фига в мою сторону косяка давить, типа, с осуждением. – Короче, парни. – Серега отхлебывает пиво, и густая белая пена застывает у него на верхней губе, прямо под носом. Он досадливо вытирается. – Короче, – продолжает, – тут бритиша на связь выходили. В Австрии, похоже, разобраться у нас с ними вряд ли получится. – Это еще почему? – спрашивает кто-то из мусарни. Все хмыкают. – Понимаешь, стос, – кривится тот самый «варриор», который приходил тогда к нам на Сухаревку, – Австрия – страна маленькая. И чересчур, блин, цивилизованная. Не успеешь забиться, как тебя уже повинтили и в участок волокут. А ты только ножками сучишь по асфальту между двумя здоровенными, блин, альпийскими полицейскими. Или по брусчатке там, какая, на хрен, в принципе, разница. Все – молчат. Думают. Кое-кто пивасик шумно лакает. А что? Есть резон. Мы хотим жить полной грудью, а не в австрийском околотке штанами лавку полировать. Бритиша – тоже, думаю. Засада, однако… – И? – прикуривает сигарету Мажор. – Есть предложения? – Есть, – кивает Серый. – У нас, у сборной, товарняк в Румынии двадцать шестого марта. Бритиша готовы привезти состав. И – решить все вопросы раз и навсегда, что называется. Опять тишина. Тут уже я не выдерживаю. – Что-то, – говорю, – парни, от этого замута реальным говнецом попахивает. Сегодня у нас какое? Девятое? Сроку всего – две недели, кого мы соберем-то? Визы, паспорта, деньги. Прочая хренотень. По-моему, это просто тупая подстава. – Есть такие мысли, – кивает мой враг из Ярославки, неожиданно со мной соглашаясь. – На «слабо» пробивают островитяне, похоже. Замутить хороший состав в такие сроки – просто нереально. А они сами стопудово не один день, и даже не один месяц к этой мудацкой шняге готовились. Уверен. – И что вы предлагаете? – кривится Серега. – Думаете, я эту байду сам не просчитываю, что ли? Понятно, что подстава. И то, что так поздно сообщили, – подстава. И то, что в Румынии мутят, – тоже. Эти гребаные цыгане русских терпеть не могут, и любая фигня нам в минус пойдет, к бабке не ходи. А тюрьмы у них там, блин, вряд ли по гуманным нормам гребаного Евросоюза, блин, благоустроены. Ну и что? Они, сцуко, наверняка и другое продумали: что будет, если мы сольемся. Мало, думаю, не покажется. Я прикрываю глаза. Ну конечно. Весь хулиганский движ старой доброй Европы будет извещен о том, что русские зассали выходить против англичан. Почва-то уже наверняка подготовлена. Неприятно… …Плюс, если основа туда, в этот сраный Бухарест, так и не подтянется, представляете, на ком эти клоуны будут удаль свою показывать?! Ага. Все правильно. Все, сцуко, правильно просчитали. Сволочи. Никуда не денешься. – Надо ехать, – добиваю одним глотком пинту и ищу глазами официанта, чтобы заказать следующую. – По-любому надо. Не хочется, а придется. Всем, кого успеем собрать. – Похоже, что так, – цедит мой личный вражина. – Они, похоже, суки, именно на это и рассчитывали. Так что лирику – в сторону, давайте соображать, кого набрать сможем. Хоть с бору по сосенке, хоть как. Позориться – ваще неохота. При таких раскладах понятно: скорее всего они, суки, – положат нас. Вопросов нет – всё пидарасы островные крепко продумали, похоже. И жалеть – точно не станут. Никого. Ни при каких обстоятельствах. Чтоб без иллюзий – будут добивать и лежачих. А лечь, похоже, – все-таки придется. Хотя и посопротивляемся, конечно. Но хоть, если уж и ляжем, так чтоб не совсем позорно… – И еще, парни, – вздыхает ему вслед динамик из «Кэпиталс». – Как ни крути, а нам, всем здесь присутствующим, – лично ехать придется. По-любому. Отмазы – не принимаются. Потому что кроме нас – все одно некому. Все молчат. Понятное дело. Я тоже крепко задумался. Он, вражина мой, конечно, немного преувеличивает. Бритиша хоть и конченые уроды, но цивилизованные. Однако шанс оставить свои кишки где-нибудь на бухарестской мостовой вполне реален. А у меня – свадьба двадцать шестого апреля. И невеста беременная. А я даже, сцуко, не знаю пока, кто там у нее в животе – мальчик или девочка… Да что там я… У всех свои резоны еще немного пожить. Но… – Надо, так надо, – выдавливает сквозь зубы Али. И все тут же начинают шуметь. Пиво заказывать, по плечам друг друга хлопать. Все. Решение – принято.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |