Среди дня было вовсе жарко, пробовали тучи насесть, но разошлись, и вечер опять был тихий, теплый и солнечный. Ходили на запань, — вода прибывает, моль нажимает.
К самому вечеру в номере духота. Мы вышли за околицу к ручью в овраге, возле которого лежал еще снег, и стали записывать. К нам подошел мужчина с лопатой в руке и сказал нам, что в лесу, в ельнике, везде еще снегу очень много (что делают леса!) и что он сейчас не видит особенного запаздывания весны: здесь случается, что и на Николу 9-го (22) Мая везде санный путь. Сам он, охотник из Выи (на Пинеге), теперь отбывает принудиловку за то, что раньше «много работал». Он ловил глухарей и косачей петлями. Говорил, что и сейчас и здесь недалеко глухари еще дерутся на снегу и их легко ловят петлями на току, а косачей так штук по сотне. На Пинеге же всего много, сейчас там рыбы много и медведи ходят по проталинам возле речек.
И человек этот, и рассказ его о зверях и птицах, и эти хлопоты и неурядицы в пути при скитаниях, — все это до точности сложилось с тем, что я испытывал 30 лет тому назад в поисках на севере страны непуганых птиц. И так теперь понятна мечта о такой стране, возникающая среди трудностей самого путешествия: удирая от клопов и прочих удовольствий на одном месте, надеешься на другом месте найти себе место получше и, не находя, движешься все дальше и дальше, незаметно скопляя у себя в уме и сердце запасы для создания страны непуганых птиц. Приписка: И в самом деле, как только увидишь птиц — так и обрадуешься и хорошему человеку.> И сейчас у меня сохраняется полная уверенность, что страна эта существует и только мы не умеем, не хотим даже сделать личное усилие для ее достижения (нужно по крайней мере ноги отрезать человеку, чтобы он начал чувствовать бесконечную ценность жизни).
21 Мая. Спокойно ни одна ночь не пройдет. В 3 ночи дежурная настойчиво требовала впустить приезжих, повторяя на все мои аргументы спокойно и настойчиво: «у вас четыре койки, а вы занимаете две». Не пустил, но и сам не заснул и валялся до 4-х утра, стряхивая время от времени клопов с кровати на пол.
А вода между тем из заваленных снегом лесов натекала, поднимая горизонт Тоймы выше Двины: на Двине поднялась на 20 см, а тут на 60, моль давила на запонь и прорвала ее на Нижней Тойме. Директор не приехал, заместитель бросил нас и ускакал, и все учреждения, и ВКП и даже прокурор занимались сплавом. На Верхней Тойме, у нас, бревна, проплывая, ныряли под «пыж» и так набивались до самого дна, и от давления снизу там и тут из серой массы моли отдельные бревна вдруг вскакивали, как мертвецы из могил у Гоголя, и так оставались, и так больше, больше, и к утру весь пыж стоял как ежик: <приписка: там, тут стоящие бревна>. Порвало почти все канаты, вывернуло многие мертвяки, и рабочие вновь копали и, схватывая канатами и тросами запань, утверждали концы в новых мертвяках. Мы ходили по запани, набитой бревнами до самого дна, в штиблетах, а инженер даже в белых башмаках. Он говорил, что давление на 1 кв. метр такой запани 30—35 тонн, что в запани сейчас до 40 тыс. куб. метров (на пространстве <1 нрзб.> километра): это глубинный залом.
Затайка рано началась, а потом пошли заморозки: большие реки прошли, а малые остались, и их пришлось взрывать. Двина вышла 22-го (? — узнать и развить этот мотив).
Хвостовой караван (зачистка хвостов). Река вошла в урез.
Зашли в ВКП: секретарь переговаривается с Горкой: «На Нижней Тойме порвана запань: некуда навешивать сортировочную систему. А?» Какой-то ответ, секретарь смеется. Уполномоченный крайкома спрашивает: — Что он сказал? — Он сказал, — ответил секретарь, — «веселое дело!»
Двина прибыла на 20 см (благодаря Вычегде, а на Сухоне и Юге вода вовсе пала) — на 22 см. Двина, а в Тойме в одни сутки прибывает полметра: какой скат! Река Тойма сейчас — поезжай хоть на пароходе, а пройдут из леса снега, и реку переедешь на телеге: сбежистая река.
Чаши <приписка: сюда психология непуг. птиц> — в районе Горок, частый переспелый бор-беломошник: такой частый, что дерево срубишь, а взять невозможно: дереву некуда падать. Лес ровный и спелый, тут стяга не вырубишь.
Секретарь Райкома не только лошадей — подводу и верховых, но даже и масло, и сахар, и хлеб устроил в один миг. А бывший тут редактор «За новый Север» взялся все прислать и от себя догадался и прибавил килограмм печенья. В Райкоме даже и о сплаве больше бы сказали, чем в Леспромхозе: там уткнутся в деталь и не видят целого.
Люди, живущие у северных рек, дровами не запасаются: дрова к ним сами плывут.
Хвостовой караван.
Вечером девушка, похожая на клюкву, все нам принесла. Пришел конный человек и обещал лошадей представить утром в пять.
Из Верхн. Тоймы утром в 6 у. 22-го Мая: Гора Вершинная 24 килом, в У212-го дня; выехали в 4 веч.; прибыли на «Половинку» (половина волока) в 1/2 10-го = 22 килом., 23 утром: в 4 утра выехали в Извоз «на струне»: приехали в 8 ч. = 22 км; выехали с Извоза в 4.15, приехали в Керге на Пинеге в 7 веч.
22 Мая. Лошадей подали в 1/2 6-го. (Что значит секретарь Райкома!) На прощанье записал о доме колхозника: кровать деревянная, набитая клопами, и рама ее на ножках движется, как гармонья; на раме две палочки, и на палочках три тонких неровных, неструганых дощечки, и на дощечках матрац шириной как раз в человека, набит соломой и почему-то выходит горбом, с этого горба непременно скатываешься и всю ночь пытаешься удержаться на высоте, и стоит ногой упереться в дощечку, скрепляющую станки гармоньи, как рама едет, палочки выкатываются, и падаешь внутрь со всем содержимым кровати. На стенах висят лохматы обоев неопределенного цвета, из под них вторые лохматы газет: это все великие полчища клопов; и так всякая вещь сделана так ужасно плохо, как будто делал человек, задавшийся целью методически мучить множество людей, посещающих дом. Даже стол с поведенными досками: ничего поставить нельзя, все съезжает и скатывается на пол, а из тарелки выливается. И какая рационализация! в умывальнике оторвана крышка — воду можно наливать без задержки, форточка просто вынимается и прислоняется внизу к стене; в уборной на деревянному полу просто топором вырублен желобок для стока. И возможность жить в таком-то жилище мы получили через начальство и с трудом удержались в нем: дежурная разбудила ночью в 2 ч. и долго не отставала, требуя впустить незнакомых людей, отвечая на все аргументы: «вас двое, а коек четыре!»
В 4 верстах надо переезжать Верхн. Тойму: река сбежистая, выносит медленно тающий в ельниках снег и потом мелеет. Сейчас это большая река, лошадей нам дали до реки, а на другой стороне в дер. Сухой нос ждут лошади из обоза Леспромхоза, присланные из Вершинной Горы.
Так мы выехали в 6 утра. Погода вернулась холодная. На ржаном поле заметили стайки ржанок, их зовут здесь серули. Перевозчик старик переправил нас на ту сторону бурной лесной Тоймы. Там, в Сухом носу, нас ждали «ле-дяночки», лучшие лошади обоза, работающего на ледяной дороге, моя, напр., каряя по 4 комплекта таскала. Снимал старика на Тойме.
<На полях:> узкое место: вокруг лес, медведи
Ехали по правому высокому берегу Тоймы, и на другой стороне был высокий берег. Было за Сухим Носом красивое озеро, пересекали лесные ручьи. Сморчок у дороги много помог нам определиться во времени года: когда-то давно, кажется, мы видели сморчки под Москвой. Там и тут в лесу еловом белел снег, а между тем лягушки только что икру выметали, но еще более удивительно было для нас, что в то время, когда снег еще не вышел, наклюнулись березовые почки: это показывает, насколько лесистость влияет на задержку зачеркнуто: снега> на таяние снега. Слышен шум весенней реки, сквозь неодетые ветви берез, покрытые зелеными почками, виднеется внизу голубая река.
Не везде ли тут именно ельники охраняют истоки рек? Мне кажется, это множество весенних речек, текущих по огромным пространствам лесных массивов, только и отличают этот лес от подмосковных.
Мы ехали шагом, стараясь не уезжать далеко от подводы, следующей за нами, <приписка: В глухом лесу мы обогнали женщину в голубой новой юбке, в ярко-желтом платке, шла она босая очень быстро> и в 1/212-го приехали в д. Горку, сняли тут старинную церковь и потом отправились в рядом с этой деревней на р. Тойме Вершину (тут сельсовет). Пока выкармливали лошадей, мы отдохнули, беседовали с зав. лесопунктом о Пинеге. В 4 в. выехали и километров через 10 переехали Тойму <приписка: где стоял трактор «Сталинец»: стоял, или не решаясь через мост, или не хватило горючего?> и поехали по другой, тоже высокой стороне.
Дорога наша разделилась надвое: резко вправо шла тоже трактовая дорога и тоже с телефонными столбами, обрытая канавами. Стали думать: лошади почему-то вправо завернули; мы еще раз вернулись назад, вольно пустили, и опять они вправо. Но вправо дорога поновее, и, главное, влево шел след трактора, значит, и нам влево. Так мы и поехали. До сих пор долина Тоймы была оживленная, виднелись деревни, теперь мы ехали до последней деревни, и на дороге везде у нас был теперь след трактора, и часто видели мы тоже на белых клочках снега грязные следы зайцев, и тоже мы раз [видели] след босой человеческой ноги на снегу. «Не медведь ли?» — подумали мы, но вспомнили расфранченную женщину и решили, что это она обогнала нас, когда мы отдыхали... и шла теперь где-то впереди нас.
Прошло немного времени, мы с удивлением увидели, что женщина эта стоит лицом к нам и машет рукой, а дальше далеко впереди заяц сидит. Скоро заяц прыгнул в кусты, а женщина, дождавшись нас, сказала: — Нехорошо, заяц дорогу перебежал. — Так он же тебе, а не нам перебежал, — смеясь, ответили мы. — Нет, — серьезно сказала она, — я же вам махала рукой, и мне, и вам, мне-то что — я здешняя, а вот вам... — Не успела женщина это сказать, белка перебежала. — А вот успокойтесь, — сказал я, — по нашим приметам, белка всегда к добру. — Ой ли! — обрадовалась женщина и рассказала нам, что спешит в последнюю деревню, в Милу, где сегодня годовой праздник Никола Вешний. Приписка: — Что же ты босая по снегу? — Колхоз, — ответила она, — не свои лошади, так виш: переходное время. (Мы долго смеялись: переходное время.), колхозы: тракторы.>
Мы все время поднимались на гору, а Мила, казалось, была у самого неба. Отсюда далеко мы видели наш путь, исчезающий где-то за черной завесой леса, потом за синей и за голубой. В деревне разноцветные девушки танцевали кадриль, парни раздирали гармонь, и дедушка седой и красный, опираясь на молодку, вылезал из двери своей избы и не мог вылезти; и все пел частушки и топотал. В У210 в. мы приехали на «Половинку» (половина волока), тут была изба для корма обоза. Хозяйкой была спецпереселенка из Белоруссии, старуха, одна из мучениц колонизации севера. Легли мы в комнатушке очень усталые: ноги болели от непривычной езды, хотели спать сколько хочется. Но скоро грянул петух, ночующий зачем-то в комнате рядом с нами, и открылась слуху масса людей, без всякого стеснения беседующих иногда во все горло. Петух грянул и второй, и третий раз. В 3 у. я решил ехать. Хозяйка про петуха рассказала: девать некуда, еще холодно, что дело куриное дело здесь новое, а на Пинеге кур вовсе нет, что люди, ночующие у нее пешеходы, идущие далеко (как теперь лошадь достать? Кто теперь ездит? Дети по 200 верст проходят из Котласа). <Приписка: х Переходное время между лошадью и машиной — пешком.>
Узнали, что трактор, который мы видели, хлеб возил на Пинегу: 50 мешков; что это первый трактор пришел, и на Пинеге впервые увидели трактор; но очень он много мостов наломал.
<На полях:> В переходное время между лошадью и автомобилем людям приходится переходить пешком.
23 Мая. Суровая погода, вот-вот снег или дождь. Выехали в 4 у., твердо решив держать коней все время на веселом шаге и, не заботясь о подводе, прибыть в «Извоз» (22 км) в 8 утра. Дорога очень плохая, много снегу, но того, что говорили «снега по жопу хватите», не было. Лес очень утомил, все ждешь и ждешь просвета и понимаешь славянина, понимающего лес как беса. Приехали к полям спец-переселенцев, «Талицы»: это корчевка... мысли о «падающих» <приписка: Как бы тот свет революции: грешники^ тех, кто был прям и держался «труда», и вообще о хороших оагеркнуто: людях> куропатках, попадающих в когти ястреба они верили, что вернутся, не допускали возможности... <приписка: до чего живучи: [дом] — отняли, другой дали — другой отняли> а маленькие дети, погибшие тут? (уполномоч. сказал: «лес рубят — щепки летят»). <приписка: Сюда можно о двух: казак и белорус: 1-й мотив казака и белоруса. Казак и ясли. К Калинину.>
<На полях:> Революция загнала в сузем разных людей и, конечно, попадали и по наговору... с царем-то легче оказалось расстаться, чем с рублем: мужик — вегность земли, купец — рубля, а личностъ — свободы. Ладится сплавить. В какой сузем загнали (50% погибло).
Мы все ждали, что Тойма еще раз перебежит нам дорогу ручьем, но вдруг явилась большая река Охтома, бурно бегущая в Пинегу. На берегу стоял ужасного вида горевший когда-то и поваленный ветрами лес. Дождь начинался. Тут на берегу стояла избушка фуражиста. И мы тут дожидались с 8 у. до 12 нашего Андрея, у которого сломалась ось. Приписка: Дождь — гость.> Приходили спец-переселенцы и разные люди прохожие. Я старался на лавке соснуть. Стал расчесывать волосы. Хозяйка грустными глазами, с тоской смертельной, как обезьяна смотрела на меня, как я расчесывал волосы. — Делаешь? — спросила, — или такие? — Не родись богатым, — отв. я, — а родись кудрявым. — Хорошие волосы были! — А они же и теперь вьются. — Сивый! — сказала она и с прежней смертельной тоской смотрела дальше, как я. — Куда же тебя он везет, в какой сузем тебя загоняют? — опять спросила она с той же смертельной тоской. И показала на Петю и на его коня в окно: оказалось, что на этой лошади ездил агент НКВД, и что Петя с ружьем и в кожаной куртке, так это... Я расхохотался и сказал «обезьяне», первое, что Петя мой сын, а про себя, что добрый молодец поневоле не ходит. — Молодец! Сивый! — опять грустно сказала она, а река и дождь [и тишина] и так страшно быть робинзоном, и так мало, так вовсе нет времени, чтобы для себя подумать... (конец всяким обманам), а сколько птицы вокруг, сколько рыбы в реке, сколько лесу, ягод, грибов... Приписка: Обезьяну соединить с казаком и белорусом.>
<На полях:> р. Лохома в Пинегу, 6 в. ниже Керге, р. Куглюга возле Керге впадает в Пинегу
Рассказы фуражиста, что косач у них — польник, а глухарь — тетеря, что ток польников по 100 шт. Ели польника.
Неудачные опыты сна на лавке. Деревянные девицы с лесосплава шли в свой спец-поселок Охтому: молчаливые, без улыбок и всякой живости. Слухи о том, что в Горку надо переплывать через четыре реки... Решение: ехать в ближайшую деревню на Пинеге Керге и оттуда созвониться с Согрой (Горка) (14 кил.) и ночевать в Керге. Отправили вперед Андрея по дождю. Местная примета: дождь как гость: утром пришел и уйдет, а после обеда принесет — ночевать останется. Но гость наш вдруг ушел, и в 4.15 мы выехали.
<Наполях:> Лес, который 200 лет копил в себе солнегную силу и сгорел: жил для себя — гтобы [отжить] — какая бессмыслица. Вероятно, так и бывает без геловека всегда...
Возмущение мое нелепицей вдруг исчезло: улыбка была мостом от...
Вся красота, вся прелесть севера в этих нечаянных улыбках природы, когда вдруг с тебя как бы сваливается все бремя, и ты все прощаешь... Так вот тут, в этом бору, бессмысленный пожар погубил лес: на десятки верст он лежал обгорелый, черный. Но теперь, после дождя, в сверкающих каплях везде, почти закрывая черные стволы умершего леса, поднимался молодой сосняк.
Соединяется с белорусом, человеком труда и долга, в противоположность казаку — человеку войны и воли, а долг — личная жизнь. Ширина — казак, глубина — монах.
24 Мая. Дождь и холодно. А нам очень хорошо: «пин-жаки» оказались тем самым народом, который 30 лет тому назад очаровал меня в Карелии. Ни малейшего сомнения в том, что у меня кто-нибудь возьмет что-нибудь, и тысячу рублей я спокойно оставляю в куртке висеть... Приписка: В прежнее время в нашем [народе] меня это трогало, теперь, [после] революции, я знаю, что <3 нрзб.> — финское начало.> Тут гордость, чувство собственного достоинства: «мне чужого не надо, хоть и нет своего, да как-нибудь лучше обойдусь, чем воспользуюсь чужим».
«А что вы сделаете, если необходимость (сила) как смерть подойдет? остается или стать против и жизни решиться... но ведь спец-поселенцы, их судьба у всех на глазах: половина из них погибла в лесах, другая половина согласилась жить. И если жить, то надо выполнять то, что требуют, и еще больше, чтобы тобой дорожили и так внутри дела оказался бы ты первым лицом, а не тот, кто тобою распоряжается». Это борьба за личность, за собственное достоинство. Приписка: Думая о «загнанных в сузем» и погибших, втайне радуюсь, что сам остался в живых: улыбкой тайною природа... Это как после пожара и бури в лесу первая поросль между лежащими черными стволами, когда каждая мутовочка говорит: «втайне радуясь сердцем, что сама осталась в живых». Следующий этап — это когда побежденный перерастает своего победителя и тот исчезает, расходится, как туман <приписка: в думы о сгоревшем лесе».
Наша поездка долиной Охтомы была похожа на поездку берегом Верхн. Тоймы, только дорога здесь бором прекрасная. Вблизи Керге вместо Охтомы явилась Пинега, сейчас очень большая река, летом — вброд переходи: сбежистая. В 7 ч. приехали в деревню Керге и остановились у председателя Василия Павловича Чередова.
Колхоз «Бедняк».
Пинжаки — это люди, отразившие в себе последнюю простоту леса. У них не было кур (потому что, во-первых, не было для них зерна, во вторых, охотн. собаки). Не было вовсе свиней. Они охотились, работали на сплаве леса и на деньги покупали хлеб. Все из леса: бадья в колодце, канат из березовой вицы, коньки, олени и подохлупники <испр.: охлупь> (чтобы князь не гнил и ветер крышу не снес). Набрать материалу.
Доверие к науке и ученому человеку. Мой термос, бинокль, фотоаппарат, ружье. Приход парохода — это народный праздник, все одеваются в лучшую одежду (раз в год). Полнейшая уверенность, что наука — это великое благо. Я сказал о сыне: «это тоже ученый человек», и хозяин ответил, что: «а как же иначе?» Просится в голову как традиционное продолжение: разочарование их в цивилизации (но ведь у нас коммунизм, у нас доверие к науке должно быть оправдано; и отсюда: если ты и не веришь, то все равно не имеешь права прибегать к традиционному заключению).
Председатель колхоза человек неграмотный, за это против него большая часть, но начальство поддерживает, и Василь Палыч Чередов уже третий год председателем. — А нам что? нам все равно, кто бы ни был, наша работа не переменится от председателя: работал и буду работать! Наш председатель Палыч ничего, как мир, так и он: самостоятельный.
<Наполях:> по регкам в хвойных лесах трава. Есть ли кошки?
Охотник и медведь... везут Дмитрий Матвеич, Председатель РИКа
Река Пинега от Керги идет сверху из-за ста верст и туда приходит двумя реками: Белая река и Черная река, с Белой реки лес уже сплавлен, а Черная река рождается в темной раде (болотный ельник = темная рада; светлая рада: сосна по болоту). Там, в темной раде, есть родник, из него и начинается Черная река. Отсюда же недалеко начинается р. Лоха, но бежит она не в Пинегу, а в Двину. Верховья рек чаще всего, наверно, таятся в темных радах: ельник задерживает таянье снега. Верховья рек, их истоки вообще интересны, и об этом надо расспрашивать. Так вот, р. Лохома вытекает из Чуровского болота <ыспр.: ра-ды> ручейком. Ветровой на все верховье лес навалил, и сквозь этот большой лом новый лес пробился, вырос большой, а под лесом внизу, под Ломом, как под землей, бежит река Лохома.
Керга раньше имела охоту на Белой реке, и в сентябре вся деревня на стружках поднималась вверх на промысел.
Теперь колхоз выделил 5 охотников, которые работают для Союзпушнины и добывают зачеркнуто: пушнины больше, чем раньше>. Птицы же много не требуется, и она теперь сильно множится: «в лесу теперь птица гремит».
<На полях:> Женщина и ребенок.
Согра. Керас. Керга.
Как не лучше? Неужели хуже?
Несмотря на дождь, охотник Романов <приписка: партизан Быстров> повел нас в лес показывать силовой путик. На муравейнике ставится сило на тетерю: бьется, бьется с веткой, обмотается вокруг дерева и помрет. Близко к опушке ставится сило на польника: возле дерева из ямки набирается песок, и насыпается тут же у дерева гуменица (или печка), непременно чтобы «на освете», т. е. чтобы хорошо было видно птице. Сило из волоса, а то бывает для тетери сутужное сило из медной проволоки. Затески на деревьях: путик: кончается избушкой или же возвращается к исходу. Так: Соха на поле — тетеря на землю. «Сделал гуменицы, птица прижилась, ставлю силишки». «Притешу новые дорожки».
— Как живете? — Не очень. — Почему не очень хорошо? — Потому что сознательность. — Чем же мешает сознательность? — А как же, надо ведь государство поднять. — А единоличники живут лучше? — Неужли хуже для себя одного работать?
Появляется мысль о том, что единоличники, оставаясь в сильном меньшинстве, должны чураться колхозников, поднимающих в общей беде государство; и колхозники тоже должны же чувствовать неприязнь к тем, кто живет для себя; предрика на это заметил: все это верно, только в основе своей колхозники побеждают тем, что их работа производительнее и живется им лучше; к последнему поправка: предрика смотрит на то, как должно быть, в каком направлении ведется политика и как будет, а колхозник говорит о том, как есть в настоящее время.
Польник — польнюха, тетеря — пеструха. С л уды — крутые берега.
После обеда к вечеру, как и вчера, превосходная погода, но, конечно, тепло не [весеннее]. Говорят, что весна здесь запоздала на две недели.
За день мы сходили в лес, вымылись в бане, хорошо после бани отдохнули, записали...
25 Мая. Возле самого дома токует польник. Светлое росистое утро. Снимаю коньки на князях. В 7 у. выезжаем в Согру на лодке. Везет молодой парень, не очень довольный временем. Вот в Согре церковь на клуб переделали, будто бы по согласию, а какое согласие: «ведь мы-то ничего не понимаем: и кто понимает, тот хочет нарушить, а кто не понимает — боится». — Что же, — спросил я, — разве оттого, что церковь закрыли, люди молиться перестали? — Перестали, — ответил он. — Деревянную церковь закрыли, и вера кончилась? — Кончилась.
Бережину всю сплавили, и то, что видно на берегах как лес — это не лес! И скучно так ехать. Устье Лохомы проехали, несколько деревень, последняя деревня Противная и потом Согра. К счастью, застали здесь председателя РИКа (из В. Тоймы) и с ним вели большой разговор.
Как трудно найти массив для выполнения плана лесозаготовки, цельный и невозможно: прошлый год 590 тыс. кубометров заготовлено в 78 лесобазах: нынче 600 т. к. м. в 90 лесобазах. и то местами приходится производить 3-ю выборочную рубку.
Гибель лесов. В помощь химизация: смолокурение и жечь уголь (брикеты).
Выборочная рубка еще и тем губительна, что бьет и губит, падая, другие деревья, и если это елки, бьет насмерть: они живут, болея.
— Хоть реви!
Рабочий живет и питается неплохо на сплаве, во всяком случае лучше, чем служащий в городе: «в лес поедешь и поешь, и веселей» (сказал Савин).
Плакаты, над которыми все смеются, напр., показан пример рубки: так надо, не надо, черное — снег — что это за лесоруб, если снег не оттоптал.
<На полях:> Катя — из Сельсовета, Нюра — Завед., Дуня, Маша — Леспромхоз.
Медведь на пыжу: с одной стороны на другую по пыжу перебежал медведь.
Медведь (годовой) лег в стогу и был подпором убит. Брали сено, а он взревел, если бы промолчал, долго бы еще полежал.
Пароход шел вверх по Пинеге, вдруг белка вздумала переплыть на ту сторону. При приближении парохода бросилась вперед и опять хотела в воду, и опять пароход остановил ее...
Лиственница на берегу. Сидят глухари. Один пассажир стреляет. Пароход привертывает. Берет глухаря, а предрика Дмитр. Матвеевич шутя говорит: штраф 100 р. Охотник испугался, а тот шутя сказал. И опять лиственница и глухари, пароход под самым деревом. Предрик смотрит на глухаря и ждет, но пароход проходит — птица не падает. Тут председатель понял, что охотник шутку не понял, боится. А глухари парохода совсем не боятся.
В. Тоймские пильщики ходили с продольной пилой по всей стране, но пинжаки из Керги, Кераса, Согры никуда не ходили на сторону: лес сплавляли и охотились, а женщины сидели дома возле ребят, возле хозяйства. Теперь и мужчины и женщины все на работе, и женщины работают еще старательнее.
Пароход забрасывает 2000 тонн муки и овса.
Сеятель из лукошка, он же инспектор по качеству.
Сезонные строения охотников на Вые.
— Хорошо работать с пинжаками, надо только обходиться, не обижая, и все, а вот Двина и уж другое дело!
д. Василево по Вые — самое глухое место, все охотники.
Трудпереселенпы 29—30 г.г.: донцы и белорусы; донцы разбегаются, белорусы работают.
— Наша вина, что до сих пор игнорировали личный интерес колхозника в лесе.
— Наша вина, — сказал предрика, — что раньше мы игнорировали личность колхозника, бывало, праздник, и мы тут с плакатами за лишний кубометр; теперь же пиво наварили и плясать.
Колхоз «Красная Выя» дал 22 охотника. 5 кг рыбы за трудодень.
<На полях:> финны; медведи — вывернутый кокорь
Отличие сплава на Пинеге: в первую очередь пускают вольницей двухрядные плитки зимней сплотки, а когда вода сбудет — молем: тогда моль идет спокойно. Спецзаказы — несколько плиток сведены штук по 6, с людьми.
Двина под Тоймой тронулась 17-го Апреля.
В хвойном лесу лежит на земле хвоя, и на хвое растет мох, брусника, — оленю дикому или домашней корове тут нечего взять. Но рек в этих лесах очень много, и в их долинках всегда зеленеет трава, сюда идет скотина, и тоже сюда, как только встал из берлоги, идет на светлянку на солнышко погреться и поохотиться у берега медведь. Много, много в северном лесу медведей. Так вот на р. Илеше несколько дней тому назад собрался оагеркнуто: повар> пекарь лесопункта пойти убить тетерю, идет опушкой вдоль речки и видит, олени пасутся, штук пятьдесят. Подкрался к ним, — что делать? запрещено бить дикого оленя, нельзя стрелять, но, конечно, стрельнул бы, если бы ружье не дробью заряжено было. В это самое время и медведь тоже, наверно, подкрадывался к оленям, но повар не видел его и с досады, что стрелять нельзя, вдруг прыгнул к оленям и рехнул медведем. Вмиг олени рассеялись, и вдруг повар видит, недалеко от него вроде как бы медведь. И только шевельнул повар ружьем, в один миг медведь возле него, и так близко, что ствол ружья с мушкой уже далеко сзади медведя торчит. В такой оагеркнуто: момент> раз в страхе человек замирает, да и нечего же делать-то больше: чуть шевельнись, и он на тебя. Так сколько-то человек и зверь побыли друг против друга, и человек начал материть. Медведь повернул, и тут от страха у повара как хватит ружье, и медведь тоже ужасно испугался и в один миг исчез...
Много, много в северном лесу медведей, и мох на выво-ротнях от времени буреет, и до того похожи эти выворот-ни иногда на медведя, что прямо вздрогнешь, а таких, что вот поглядишь-покосишься или внимательно всмотришься — это постоянно даже днем бывает у всякого...
<Наполях:> бревна подпыжились Запыжили
<Приписка:> Сура, Довела и Явзора, — нет простых красивых имен, особенно Явзора, а река Поганец и притоки Поганца — Сура, Довела, Выя, Противная
Согра — Керас — Керга и среди них Противная, Поганец или Явзора. И так же точно население и в своих внешних чертах, и по характеру особенно явно видно, что тут основа финская. Поначалу я давно это хорошее впечатление с честным, трудящимся, правдивым человеком на севере понимал как радость от встречи с первобытным, неиспорченным человеком. Но теперь, думаю, верно разглядел в этом хорошем финскую природу. Между прочим великороссу, выросшему среди не так, может быть, угнетенных, как разбалованных барством великороссов, люди почти всякой народности представляются лучшими людьми.
Наша квартира в ОРСе: две комнаты, пустовавшие зимой, потому что печка в неисправности. На другой половине дома столовая ОРСа. Время обеда прошло, но для нас велено было готовить обед. Тут оказывается, что в кухне перемена: заведующая уходит, а на смену ее девочка Нюра, лет 15, на тоненьких ножках, ничего не понимает. Между тем для нас была оставлена свинина, но кто-то ее распорядился куда-то отправить. В ОРСе нет масла, мяса. Нам отпустили горсточку мелкой рыбешки и глухаря: из глухаря велели делать суп, рыбешек зажарить на постном масле. Варили обед часа два, дали уху, а глухаря обещали дать к вечеру. Есть уху из нескольких маленьких рыбок невозможно: это вода с подсолнечным маслом. Чуть не вырвало.
Пришел предрика и предсельсовета. Я отчетливо объяснил, что так работать нельзя: то жилище клопиное и невозможное, то пища голодная, никто не хочет помогать, и денег полный карман, а девать некуда; нет масла — пусть купят хоть за 500 р. килограмм! и т. д., — все высказал. Предрика выслушал, опустив глаза, потом встал, взял с собой предсельсовета, сказал: «надо устроить!» и вышел. Вот, наверно, пошла кутерьма! Начальники вернулись не очень скоро, но веселые с резолюцией: ОРС зарежет для нас поросенка, за маслом пошлют в колхозы, принесут самовар, женщина будет служить.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |