Исследуемый вопрос проясняется 55 страница

Если человеку недостаёт [сил противиться] тому, чему большинство противится и с чем справляются, он изнежен и избалован, ибо избалованность – это тоже разновидность изнеженности. Такой человек волочит плащ, чтобы не пострадать от усилия его подтянуть, и изображает недужного, и хотя похож на жалкого, не думает, что жалок.

С воздержностью и невоздержностью дело обстоит сходным образом. В самом деле, не удивительно, если человек уступит сильным и чрезмерным удовольствиям или страданиям, напротив, он вызывает сочувствие, если противится им так, как укушенный змеёй Филоктет у Феодекта, или как Керкион в «Алопе» Каркина, или как те, что, пытаясь сдержать смех, разражаются взрывом хохота, как случилось с Ксенофантом. Удивляет, причём не вызывает сочувствия, если человек уступает и не может противиться таким вещам, которым большинство способно противостоять, причём это не обусловлено ни его природой, передающейся по наследству, ни болезнью, как, например, наследственная изнеженность царей скифов, ни, [наконец], такими [причинами], по каким женский пол уступает мужскому.

Ребячливый (παιδιοδες) тоже считается распущенным, но в действительности он изнеженный. Ведь ребячьи забавы, [развлечения] (ηε παιδια) – это расслабление, коль скоро это отдых, а ребячливый относится к тем, кто преступает меру [в отдыхе].

С одной стороны, невоздержность – это опрометчивость, а с другой – бессилие. В самом деле, одни, принявши решение, из – за страсти [бессильны] его придерживаться, а других страсть увлекает за собою, потому что они не приняли [никаких] решений. Между тем некоторые благодаря предчувствию и предвидению и приведя себя и свой рассудок (λογισμος) в бодрую готовность – подобно тому как, пощекотавши себя, не чувствуют щекотки – не поддаются ни страсти от удовольствия, ни страсти от страдания. Опрометчивой невоздержностью прежде всего [страдают] резкие и возбудимые (μελαγκηολικοι): Одни второпях, другие в неистовстве не дожидаются [указаний] суждения, потому что воображение легко увлекает их за собою.

IX. Распущенный, как было сказано, не способен к раскаянию, потому что он придерживается своего собственного выбора, но всякий невоздержный способен к раскаянию. Поэтому в действительности дело обстоит не так, как [показалось] при постановке вопроса, но один, [распущенный], неисцелим, а другой, [невоздержный], исцелим. В самом деле, испорченность [нрава] похожа на такие болезни, как, скажем, водянка или чахотка, а невоздержность – на эпилептические припадки: Первая представляет собою непрерывнодействующую, а вторая – приступообразную подлость. Да и в целом невоздержность относится к иному роду, нежели порочность, ибо порочность скрыта [от порочного], а невоздержность [от невоздержного] не скрыта.

Среди самих невоздержных исступлённые (εκστατικοι) лучше, чем те, кто, обладая суждением, не придерживается его, ведь последние уступают менее [сильной] страсти и в отличие от первых [действуют] не без предварительного решения. Действительно, [такой] невоздержный похож на того, кто пьянеет быстро и от малого количества вина, то есть от меньшего, чем большинство людей.

Итак, очевидно, что невоздержность – это не порочность (хотя в каком – то смысле, вероятно, [всё же порочность]). Действительно, первая действует вопреки, а вторая – согласно сознательному выбору. Тем не менее сходство есть, по крайней мере в поступках; как сказал Демодок о милетянах: «…милетяне, право, не глупы, но поступают во всём жалким подобно глупцам», так и невоздержные, не будучи неправосудными, поступают всё же неправосудно.

Поскольку один, [а именно невоздержный], таков, что не по убеждению ищет телесных удовольствий и чрезмерно и вопреки верному суждению, а другой, [то есть распущенный], – по убеждению, потому что он такой человек, которому свойственно их искать, постольку первого легко переубедить, а второго нет.

Дело в том, что добродетель блюдёт принцип, а испорченность [нрава] уничтожает, для поступков же принцип – целевая причина, подобно тому как предположения [являются целевыми причинами] в математике. Конечно, как в ней рассуждение не обучает началам, так и в случае с поступками, зато добродетель, от природы ли она или от привычки, [научает] составлять правильное мнение о начале [как принципе]. Таким образом, [обладатель этой добродетели] – благоразумный, а противоположный ему – распущенный.

Может существовать такой человек, от страсти исступленный вопреки верному суждению, который одержим страстью настолько, чтобы не поступать согласно верному суждению, но не настолько, чтобы быть убеждённым в том, что кое – какие удовольствия надо беззастенчиво преследовать. Этот человек и является невоздержным как лучший, чем распущенный, и не безусловно дурной, потому что самое лучшее, а именно принцип, в нём сохраняется. Другой, противоположный этому, придерживается [верного суждения] и не приходит в исступление, во всяком случае от страсти. Отсюда, наконец, ясно, что этот последний склад [души] добропорядочный, а первый – дурной.

X. Является ли, таким образом, воздержным тот, кто придерживается какого бы то ни было суждения и какого бы то ни было сознательного выбора, или же тот, кто придерживается правильного выбора?

Дата добавления: 2015-08-29