|
Сказать, что удовольствия дурны, потому что некоторые нездоровые вещи доставляют удовольствие, это то же самое, что сказать, будто здоровье дурно, потому что некоторые вещи, полезные для здоровья, дурны для наживания денег. С такой точки зрения и то и другое, [то есть удовольствие и здоровье], дурно, но дурно всё – таки не благодаря тому, [что это удовольствие или здоровье], ведь и умозрение иной раз вредит здоровью. Ни рассудительности и никакому [другому] складу [души] не служит препятствием удовольствие, происходящее от них самих; [препятствует только удовольствие] извне, ведь удовольствие от умозрения и учения заставляет больше заниматься умозрением и учением.
Отсюда, конечно, следует, что ни одно удовольствие не является делом искусства, ведь ни в каком ином деятельном проявлении искусности тоже быть не может, но [искусность существует только] в уменье, хотя искусство приготовлять умащения или жарить пищу и кажется искусством удовольствия.
[Возражения], будто благоразумный избегает удовольствий, а рассудительный ищет жизни, свободной от страданий, и что дети и звери ищут удовольствий, – все эти [возражения] опровергаются одним и тем же [рассуждением]. Уже ведь было сказано, в каком смысле всевозможные удовольствия безусловно благие, и в каком смысле они не благие. Выходит, что последних ищут звери и дети, а рассудительный – свободы от страданий из – за этих вещей, а именно, ищут удовольствий, сопряжённых с влечением и страданием, тем самым телесных (ибо они именно таковы), причём ищут излишеств в них, из – за которых распущенный и является распущенным. По этим же причинам благоразумный избегает этих удовольствий, хотя удовольствия, свойственные благоразумному, тоже существуют.
XIV. Все, однако, согласны, что страдание – зло и что его избегают; оно является злом либо в безотносительном смысле, либо как препятствие для чего – то. То, что противоположно вещам, которых избегают и которые являются злом именно в тех отношениях, из – за которых этих вещей избегают и из – за которых эти вещи – зло, является благом. Следовательно, удовольствие с необходимостью есть некое благо. А тем способом, какой применял Спевсипп, [вопрос] не решается. По его мнению, [удовольствие противостоит страданию и отсутствию страдания] так же, как большее противостоит меньшему и равному, ведь сказать, что удовольствие это и есть разновидность зла, он всё – таки не мог.
Ничто не мешает, чтобы высшее благо было разновидностью удовольствия, пусть даже некоторые удовольствия дурны, подобно тому как [ничто не мешает, чтобы высшее благо] было разновидностью научного знания (επιστεμε τις), хотя некоторые науки и дурны. Может быть, даже необходимо (раз уж для каждого [душевного] склада существуют беспрепятственные деятельные проявления), чтобы [независимо от того], будет ли счастьем деятельное проявление всех складов или (разумеется, при условии беспрепятственного [проявления]) какого – то определённого, именно [деятельное проявление склада души] было [чем – то] наиболее предпочтительным, а это и есть удовольствие.
Следовательно, высшее благо будет разновидностью удовольствия, хотя большинство удовольствий дурны, и, если угодно, в безотносительном смысле. Поэтому все думают, что счастливая жизнь – это жизнь, доставляющая удовольствие, и вполне разумно включают в [понятие] счастья удовольствие, ибо ни одно деятельное проявление не бывает полным, если ему чинятся препятствия, а счастье относится к вещам, достигшим полноты. Вот почему счастливому нужны ещё и телесные блага, и внешние, и случаи (τυκηε), чтобы ему не было тут препятствий.
Те, что твердят, будто под пыткой или перенося великие несчастья (δυστυκηαι) человек счастлив, если он добродетелен, вольно или невольно говорят вздор. А от того, что для счастья нужен ещё и случай, некоторым, наоборот, кажется, что удача (ευτυκηια) и счастье (ευδαιμονια) – одно и то же, но это не так, потому что удача, если она чрезмерна, служит препятствием для счастья, и, вероятно, тогда мы уже не имеем права назвать это «удачей», ибо [понятие: «Удача»] ограничено тем, что служит счастью.
Да и то, что все – и звери, и люди, ищут удовольствий, в какой – то мере подтверждает, что высшее благо – это в каком – то смысле удовольствие.
И никогда не исчезнет бесследно молва, что в народе
Многие…
Но поскольку не одно и то же и является и кажется наилучшим естеством и складом [души], то и удовольствие все ищут не одно и то же, хотя все ищут удовольствие. А может быть, люди ищут и не то удовольствие, которое думают, [что ищут], и не то, что могли бы назвать, но [в основе] одно и то же. Ведь от природы все заключают в себе что – то божественное. Телесные же удовольствия захватили имя «удовольствия» из – за того, во – первых, что люди очень часто к ним «причаливают», и, во – вторых, все к ним причастны; таким образом, из – за того, что хорошо знакомы только эти удовольствия, думают, что только они и существуют.
Понятно и то, что если удовольствие, то есть [беспрепятственное] деятельное проявление [склада души], не есть благо, то счастливый не сможет получать удовольствия от жизни, ибо зачем понадобится ему удовольствие, раз оно не является благом, а [счастливо] можно жить и страдая? Действительно, страдание не будет ни злом, ни благом, коль скоро не является благом удовольствие. А тогда зачем избегать страдания? Так что получится, что жизнь добропорядочного человека доставляет ему удовольствий не больше, [чем жизнь обычных людей], раз не доставляют их [больше обычного] деятельные проявления его [душевного склада].
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |