Между тем наступление продолжалось. Шамиль опять обвел всех вокруг пальца. Видя, что участь Ведено предрешена, он в преддверии штурма тайно покинул свою столицу. Его преследовали потом все лето: перекрывали границы, устраивали облавы в горах, даже объявили крупную денежную премию за поимку. Наконец в середине августа в Петербург пришла телеграмма от князя Барятинского:
Имею счастье поздравить Ваше Императорское Величество. От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе Вашей. Все крепости и укрепления неприятельские сданы нам без выстрела, силой нравственного поражения. Теперь осаждаем Гуниб, где заперся Шамиль с 400 мюридами.
Гуниб, укрепленная скала в Нагорном Дагестане, — вот все, что осталось у Шамиля от некогда обширного государства. 400 мюридов — вот все, кто не предал его из 400 тысяч — таково было население Имамата в лучшие годы. По дороге на Гуниб окрестные жители, еще недавно боготворившие имама, разграбили весь его обоз и утащили имущество.
Собственные кинжал, шашка и несколько десятков ран на теле — это все, что вынес Шамиль из своей священной войны. Он горько повторял в те дни:
Я вижу тысячу человек, строящих здание, которое может разрушить один человек! Так что же может построить один человек, когда сзади по тысяче разрушителей?!
Шамиль противостоял громадной, могущественной империи на протяжении более чем 30 лет. Из них имамом он пробыл 24 года 11 месяцев и 7 дней. Последний день его правления — 25 августа 1859 года.
В осадных работах и последующем штурме Гуниба участвовали 40 тысяч солдат, то есть на каждого обороняющегося приходилось по 100 нападавших. Шамиль был обречен.
Из рапорта Барятинского военному министру: Перед нападавшими, как стены, возвышались один над другим три скалистых крутых обрыва. Утром 25-го числа войска южного фаса с лестницами и крючьями, подсаживая друг друга, в совершенной тишине вскарабкались на первую террасу. Оставя стрелковую роту внизу, на местax, удобных для обстреливания верхних уступов, солдаты, уже под огнем заметившего их неприятеля, с помощью лестниц и веревок взошли на вторую террасу и вслед за тем и на верхнюю плоскость Гуниба. Одновременно и войска северного фаса с такими же трудностями и с таким же блистательным мужеством поднялись на Гуниб с противоположной северной покатости. Тут завязалась хотя непродолжительная, но жаркая схватка. Почти все защитники, среди коих встречалось немало вооруженных женщин, были истреблены. Не желая дальнейшего кровопролития, я приказал остановить перестрелку с мюридами. После переговоров, длившихся около двух часов, Шамиль, видя аул окруженным густой цепью войск, готовых ворваться в него в любую минуту, решился сдаться.
По горской традиции, нельзя стрелять в спину. Даже в спину предателя. Уцелевшие мюриды кричали во след уходящему имаму: «Шамиль, а Шамиль, обернись!». Он не обернулся.
Много лет назад, принимая на себя обязанности имама, Шамиль обещал горцам биться с неверными до полной победы либо до собственной смерти. Он не сдержал слова.
Барятинский сидел на большом камне у подножия Гуниба в окружении многочисленной свиты, когда к нему спустился Шамиль. Единственное, что попросил теперь уже бывший имам, так это удалить местную милицию, чтобы мусульмане не видели, как низко он пал.
Шамиль — Барятинскому: Я простой человек, 30 лет дравшийся за религию, но теперь народы мои изменили мне, а наибы разбежались, да и сам я утомился; я стар, мне 63 года. Поздравляю с победой, желаю успеха в управлении горцами для блага их.
Барятинский: Воины Кавказа! Вы исполнили надежду мою. Полувековая война на Восточном Кавказе окончена; народы, населяющие страну от моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги, пали к стопам Его Императорского Величества. Итак, мюридизму нанесен последний удар. Шамиль взят. Поздравляю Кавказскую армию!
Дальнейшие события стали для Шамиля полной неожиданностью. Барятинский не только не заковал его в кандалы, а, напротив, еще и приказал не отбирать у него шашку, чтобы, не дай бог, не унизить, а затем, заметив, что в горах прохладно, взял да и подарил старику собственную шубу. Тут же злейший враг России, «кавказский палач», как называли имама в русских газетах, был объявлен почетным пленником государя. Войска приветствовали Шамиля громогласным «Ура!». Так начиналось блестяще задуманное политическое шоу, в ходе которого благородству и милосердию русских должен был изумиться не только весь Кавказ, но и весь мир.
«Дело об учреждении тайного надзора за писателем Александром Дюма. Секретно. Хранить навсегда». Вот еще один пример того, как умело и изощренно выстраивался в ту пору положительный образ России. Менее чем за год до взятия Гуниба на Кавказе побывал автор «Трех мушкетеров». Он обещал парижской публике рассказать, наконец, подлинную историю Шамиля и даже встретиться с имамом лично. Ничего из этого, конечно, не вышло. По сохранившимся в архивах донесениям жандармских агентов мы можем проследить каждый шаг писателя: Петербург, Москва, затем путешествие по Волге на юг. Нижний Новгород, Казань, Астрахань — всюду Дюма уже ждут люди из охранки. Под их пристальной опекой он осматривает Ставрополье, Кавказскую линию, посещает русскую крепость Кизляр. Затем в объезд владений Шамиля писателя перевозят в Темир-Хан-Шуру (нынешний Буйнакск). Там Дюма живет некоторое время, после чего под охраной казаков отправляется в еще более спокойный и мирный Тифлис. Ни о каком визите в Шатой, Шали, Ведено, ни о какой встрече с Шамилем в чеченских горах не было и речи. Под звон бокалов и благоухание шашлыков писателя учтиво, незаметно прокатили мимо войны.
Из воспоминаний генерала от кавалерии князя Дондукова-Корсакова: После ряда угощений и попоек я с небольшим отрядом выехал провожать на несколько верст своих гостей, то есть группу путешественников, среди которых был Дюма. У первой опушки я незаметно послал несколько солдат-драгун в лес разыграть нападение горцев. После перестрелки романисту рассказали разные небылицы о сражении в лесу и в подтверждение показали ему какие-то лохмотья, обмоченные в крови барана, заколотого к обеду. Дюма был в восторге.
Возможно, в мелочах писателя и удалось надуть, но в целом профессиональный нюх не изменил ему. Вернувшись в Париж, Дюма опубликовал вполне взвешенные и подробные заметки о Кавказской войне, где все назвал своими именами: подвиг — подвигом, а злодеяние — злодеянием. Дюма не видел войны, но написал о ней правду. В России его книга вышла с большими купюрами. Недосмотр жандармских агентов наверстывался силами цензуры. Александр Дюма покинул Кавказ в феврале 1859-го, в мае того же года пало Ведено, в августе с пленением Шамиля русским покорились Чечня и Дагестан.
А где-то в сентябре (точная дата неизвестна) ставший уже к тому времени русской крепостью аул Ведено огласился криками новорожденного. Мать ребенка, юная красавица Ульяна из ставропольской станицы Червленой, была специально отправлена рожать подальше в горы. Ее родственники, почтенные казаки, не хотели срамиться. Ульяна рожала вне брака от заезжего французишки. Появившуюся на свет девочку нарекли в честь отца Александрой. О судьбе ее нам мало что известно. По некоторым данным, потомки русской дочери французского классика сейчас живут где-то на Тамбовщине.
Между тем Шамиль, с которым Дюма искал, да не нашел встречи, ехал в Россию на встречу с императором. В дороге его сопровождали сын Гази-Магомед и три верных мюрида, а также так называемый «почетный» конвой размерами с небольшую армию — драгуны, казаки и пехота. Тысячи горцев выходили навстречу своему имаму, одни проклинали его, другие целовали края его одежды. Кавказ прощался со своей мечтой о независимости.
5 сентября Шамиль — в Моздоке, 7-го — в Ставрополе, 13-го — уже в Харькове. В городах пленника встречают фейерверками, музыкой и спектаклями. Фотографы рвутся запечатлеть знаменитого горца, репортеры — взять у него интервью. Шамиль обескуражен. По его расчетам, он давно уже должен был болтаться в петле, а тут такие почести.
15 сентября в городе Чугуеве под Харьковом состоялась историческая встреча Шамиля с Александром II. Царь приехал в Чугуев на традиционный смотр русской армии и был очень доволен, что сюда же доставили и Шамиля.
Почетный пленник предстал перед государем при оружии (!), и ему ничего не стоило всадить свой кинжал в грудь врага, как он это делал не раз. Но Александр II словно не замечал опасности. Царь был весьма самоуверен. Через 22 года эта самоуверенность его и погубит. Народоволец швырнет бомбу в царский экипаж, промахнется и будет схвачен. Государь выйдет к своему убийце и скажет: «…Это ты, братец, бросил? Хорош. Хорош…». В этот миг подоспеет второй «братец» и новая бомба полетит под ноги императору.
Возможно, совершая свой последний в жизни поступок, Александр II исходил из опыта давней встречи с Шамилем. Он помнил, как этот необузданный горец, убивший на своем веку тысячи русских, стоял раздавленный, ослепленный царским сиянием и не смел шелохнуться. Государь сказал тогда своему пленнику:
Я очень рад, что ты наконец в России. Жалею, что это случилось не ранее! Ты, раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями.
Дальнейший путь Шамиля лежал в первопрестольную через Белгород, Курск, Тулу. На каждой из остановок все еще сомневавшийся пленник сверялся с компасом: не в Сибирь ли везут? Успокоился он, кажется, лишь в Москве. Здесь ему предложили посетить Кремль, Оружейную палату, Большой театр. «Позже, — сказал Шамиль, — сначала я должен увидеть генерала Ермолова».
Алексею Петровичу Ермолову было в ту пору уже 82 года. Первый завоеватель Кавказа, «великий проконсул», как он сам себя называл, человек, развязавший в далеком 1817-м Кавказскую войну, доживал свои дни тихо и уединенно в собственном особняке на Пречистенке.
Ермолов прослужил кавказским наместником 10 лет и был уволен с должности в 1827-м за чрезмерную жестокость к горцам и за тайные симпатии к декабристам. Последующие три десятилетия он был в глубокой опале. Лишь со смертью Николая I, ненавидевшего Ермолова, и приходом нового царя — Александра II генерал смог вздохнуть полной грудью. Он даже всерьез стал помышлять о публикации своих «Кавказских дневников». До этого 30 лет они ходили в списках, а если и печатались, то выборочно и под псевдонимами.
Проконсул Кавказа и чеченский имам встретились 23 сентября 1859 года. Это была их первая и последняя встреча. Последняя потому, что вскоре Ермолов умрет, а первая потому, что Ермолова убрали с Кавказа, когда Шамиль был всего лишь юным исламским проповедником, бродящим по горам и толкующим о мюридизме и войне за веру.
О чем говорили эти два беспощадных кавказских владыки, эти две ипостаси одной и той же сущности, неизвестно. Встреча прошла за закрытыми дверями. Единственное, что уловили сопровождавшие Шамиля лица, так это одну фразу своего подопечного: «Ты злой человек, Ярмул, ты мог бы сделать, чтобы наши народы жили в мире, но тебе захотелось крови».
Ярмул — давнее кавказское прозвище Ермолова, созвучное его фамилии и одновременно означающее на местном наречии «дитя собаки». Проще говоря, Шамиль спросил: «Зачем ты устроил эту бойню, сукин сын?» Что ответил ему Ермолов? Вероятно, напомнил, что горцы сами беспрестанно нарушали южную границу России — Кавказскую линию; что они постоянно разоряли ставропольские и кубанские станицы, угоняли скот, похищали людей, требуя потом за них выкуп. Вероятно, он заметил, что России нужно было торговать с Востоком и иметь надежную связь с христианским Закавказьем, а горцы не давали проходу — грабили все идущие через Кавказ транспорты и караваны.
На это Шамиль, скорее всего, спросил, что почему вообще русские должны спокойно разъезжать по Кавказу, коль это не их земля. И кто дал им право что-то требовать в чужой стране от другого народа, навязывать там свои законы, заставлять подчиняться царю-иноверцу и при этом убивать, убивать и убивать.
В ответ Ермолов наверняка возразил, что кавказцы по-другому не понимают, особенно чеченцы. С ними вообще бесполезно о чем-то договариваться, а надо сразу уничтожать, иначе они сами уничтожат русских. И так далее.
Конечно, все это лишь предположение, попытка реконструировать не дошедший до нас текст беседы. Впрочем, попытка эта основана на многочисленных предшествующих высказываниях обоих участников спора. Впоследствии ни Шамиль, ни Ермолов не раскрывали подробностей своей встречи и старались пореже о ней вспоминать. Так бывает, когда люди наговорят друг другу много лишнего, а потом сожалеют об этом.
Между тем путешествие Шамиля продолжалось. Впереди его ждал Санкт-Петербург. Толпы зевак, осаждавшие пленника на каждом шагу, недоумевали: неужели это и есть тот самый кавказский злодей, 30 лет сосавший кровь из России? И действительно, Шамиль стал не похож сам на себя. Во время посещения Императорской публичной библиотеки он оставил в книге почетных гостей следующую запись: «Смиренный Шамиль вошел в эту палату и смиренный Гази-Магомед, сын его, был с ним в это время». Люди, еще недавно командовавшие многотысячными армиями, повелевавшие целыми народами, как они быстро присмирели!
Осмотрев достопримечательности Петербурга, Шамиль отправился на балет. Не видевший прежде ничего, кроме плясок своих джигитов, он разглядывал балерин в подзорную трубу, которой пользовался еще на войне, и приговаривал: «Ай, хорошо! Это совершенно так, как бывает в больших гаремах! Ай, хорошо!».
Во время антракта обступившие Шамиля зрители спросили, почему он не сдался русским раньше. Пленник ответил:
Совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и европейские народы отдадут мне справедливость в том, что я сдался только тогда, когда в горах народ питался уже одною травой.
Для сравнения современные цифры: в 1991-м в Чечне официально насчитывалось более миллиона овец. В 2000-м осталось 4 тысячи. В 1991-м в Чечне было 120 тысяч коров, в 2000-м осталось всего 500. Это за 10 лет войны и смуты! Несложно себе представить, в каком состоянии находилось хозяйство горцев после 50-летнего кровопролития. Кавказская война была для них своеобразным состязанием с русскими: кто у кого больше украдет, сожжет и разграбит. Горцы проиграли. Газават закончился голодом, нищетой и разорением. Для всех, кроме Шамиля.
После вояжа по столицам главный борец с неверными был доставлен в город Калугу — место своей почетной ссылки. Здесь для него был выкуплен самый лучший особняк с закрытым садом для прогулок и маленькой мечетью во дворе. За казенный счет в доме был сделан роскошный ремонт. Шамиль лично руководил рабочими и подбирал мебель.
Вскоре с Кавказа сюда привезут и все семейство имама: жен, сыновей, дочерей, зятьев, внуков и еще прислугу — всего 22 человека. За порядком в доме будет присматривать специально назначенный военный пристав — добродушный офицер, не писавший доносов и служивший в основном в качестве переводчика. На содержание этого «мини-Кавказа» царь будет отпускать в год по 20 тысяч рублей (по нынешним меркам это примерно 100 тысяч долларов) плюс 15 тысяч рублей лично Шамилю в качестве ежегодной пенсии. У многих царских генералов пенсия была меньше.
В пределах Калуги Шамиль не был ограничен в передвижениях. Он любил гулять по городу, исправно подавал нищим, с охотой принимал приглашения на званые обеды. Местная общественность с интересом наблюдала за жизнью экзотического семейства. В «Калужских губернских ведомостях» даже существовала регулярная рубрика «Из дома Шамиля». Домочадцы имама в свою очередь дивились тому, как живут эти странные русские, особенно потрясало то, на чем они ездят.
Из записок Абдуррахмана, зятя Шамиля: Мы, летим быстрее птицы, дым и искры устилают нам путь. Но вместо лошадей нас везет паровая машина, с виду похожая на исполинский самовар. Мчится, как молния, сопровождая полет свой резкими звуками, подобными визгу бомбы или ядра, — тогда невольно и много раз вырывается из груди правоверного: «Аллах велик! Аллах велик!»
***
Тем временем Кавказская война продолжалась. С пленением Шамиля и покорением Чечни и Дагестана боевые действия перекинулись с Восточного Кавказа на Западный. Русские собирательно именовали обитавшие там племена черкесами. Так вот черкесы никогда не подчинялись чеченскому имаму, не имели государственности и не ведали, что такое регулярная армия. Но при этом они вполне успешно громили укрепления Черноморской береговой линии и активно торговали с турками. За море отправляли рабов, зачастую пленных русских солдат, а взамен получали деньги и оружие. Черкесы не представляли такой угрозы, как подданные Шамиля, и потому руки до них дошли в последнюю очередь. На покорение дюжины раздробленных воинственных племен ушло всего лишь 5 лет. Методы применялись примерно те же, что и в Чечне. С одной лишь разницей — от покоренных черкесов не требовали подчиняться царским властям и присягать на верность престолу. От них требовалось лишь одно — убраться вон из России.
Урочище Красная Поляна близ Сочи. Здесь встретились четыре мощных русских отряда, завоевывавших Западный Кавказ с четырех разных направлений. День этой встречи, 21 мая 1864 года, и был объявлен днем окончания всей Кавказской войны. Конечно, дата эта чисто условная. На самом деле у той войны два дня победы. Первый — над Восточным Кавказом, когда сдался Шамиль. Второй — над Западным, когда в Турцию был депортирован последний местный житель.
В Калуге меж тем продолжалась демонстрация чудес восточной дипломатии. Каждые утро и вечер в доме Шамиля отворялись окна, и весь город слушал, как из покоев почетного пленника доносятся звуки гимна «Боже, царя храни!». Его исполнял специально обученный слуга. На глазах простодушных обывателей наворачивались слезы умиления…
«Не слишком ли хорошо мы относимся к Шамилю?» — вопрошали в ту пору калужские газетчики. «Нет, — отвечали они на собственный же вопрос, — потому что русские — это нация, которая не бьет лежачих!».
Пока имам ходил по банкетам и дворянским собраниям, пока его домочадцы примеряли на себе европейские наряды, Кавказ переживал настоящую гуманитарную катастрофу. В 1870-х на прежде беспокойном Черноморском побережье бытовала такая поговорка: «Теперь даже женщина может пройти от Сухуми до Анапы, не опасаясь встретить хоть одного живого мужчину». Вскоре все это огромное, враз обезлюдевшее пространство будет заселено крестьянами и казаками, роздано в качестве вотчин помещикам и отставным офицерам. Потом начнется курортный бум. О народах, что здесь жили когда-то, лет через 20 никто и не вспомнит, тем более через 120.
Черноморский поселок Бжид — здесь жили бжедуги. Курорт Шепси — тут обитали шапсуги. Нерусские названия прибрежных населенных пунктов — вот и все, что напоминает нам теперь о некогда обитавших здесь туземных племенах. За несколько лет царского владычества от полутора миллионов коренных жителей Черноморья осталось несколько десятков тысяч человек. Почти все — абхазы, им почему-то повезло больше. Остальные народы — шапсуги, убыхи, натухайцы, бжедуги, темиргоевцы и другие — были высланы практически полностью. Вскоре очередь дошла и до бывших подопечных имама Шамиля — чеченцев и дагестанцев. Их также стали грузить на пароходы и отправлять за море. Россия таким образом избавлялась от нежелательного элемента, а Османская империя приобретала дармовую рабочую силу и пушечное мясо для будущих войн.
То, что в конце XX века масхадовская Ичкерия столь успешно навела мосты с Ближним Востоком и получила оттуда такую поддержку людьми, деньгами, оружием, во многом результат царских депортаций. Изгнанные с Кавказа горцы рассеялись по всему мусульманскому миру и образовали мощные землячества, существующие и по сей день. Скажем, в стражу короля Иордании до сих пор набирают исключительно из черкесов. Потомки депортированных бережно хранят свои традиции и не забывают о том, как Россия некогда обошлась с их предками.
Из миллионной армии депортированных на чужбине выжила в лучшем случае половина. Голод, нищета, эпидемии, когда в день умирало до тысячи человек; непривычный климат, плохое отношение местных властей — все это заставляло людей просить русского царя пустить их обратно. На одном из таких массовых прошений рукой Александра II начертано: «О возвращении и речи быть не может». Так что Сталин в вопросе депортации горцев не открыл ничего нового, но просто изменил маршрут. Вместо Турции и Ближнего Востока — Сибирь и Казахстан. И еще изменил правила проезда: в поезда стали грузить бесплатно, тогда как при царе билеты на корабли горцам приходилось покупать на свои деньги.
Имам Шамиль, будучи в своей Калуге, прекрасно знал о творящихся на Кавказе депортациях. И вот когда его в очередной раз пригласили ко двору, он сказал:
Старый Шамиль на склоне лет жалеет, что не может родиться еще раз, дабы посвятить свою жизнь на служение белому царю, благодеяниями которого он теперь пользуется.
Так сказал человек, чей портрет в дудаевской и масхадовской Ичкерии будет висеть чуть ли не на каждом углу. Так сказал человек, чье имя ныне объединяет самых бескомпромиссных, непримиримых и экстремистски настроенных в отношении России горцев. Человек, боровшийся с Россией более 30 лет при трех царях и восьми кавказских наместниках, на старости лет фактически совершил предательство.
26 августа 1866 года в зале Калужского дворянского собрания произошло долгожданное событие. При огромном стечении народа имам Шамиль торжественно присягнул на верность государю императору, за что тут же был произведен в дворянское достоинство Российской империи.
Вскоре доказавшего свою благонадежность российского дворянина отпустят вместе с семейством за границу в паломничество по святым местам. Шамиль объедет весь Ближний Восток, посетит Мекку, затем отправится в Медину, но по дороге упадет с верблюда. Это падение станет последним в жизни старого имама. По приезде в Медину его хватит удар. Шамиль скончается в феврале 1871-го в возрасте 75 лет. Его будут отпевать с величайшими почестями и похоронят в нескольких шагах от могилы пророка Магомета.
Многочисленное семейство покойного осядет в Турции. Служить православному царю пожелает лишь средний сын Шамиля — Магомед-Шефи. Он сделает блестящую военную карьеру и дослужится до чина генерал-майора русской армии. Потомки Магомеда-Шефи живут ныне в Москве. Все они носят фамилию Шамиль.
Кавказская война длилась полвека. Это самая долгая война из всех, что когда-либо вела Россия. Боевые потери русских в Кавказской войне составили 96 тысяч 275 человек, в том числе 4050 офицеров и 13 генералов. Не боевые потери, такие как смертность от ран и эпидемий, превышали боевые, как минимум, втрое. Потери России в Кавказской войне были больше, чем в современных афганской, двух чеченских и всех остальных локальных войнах вместе взятых. Кавказская война совершенно расстроила финансы империи и поставила страну на грань банкротства, чем существенно приблизила реформы Александра II и отмену крепостничества. О потерях горцев в той войне ничего не известно. Если сложить все отчеты царских военачальников, то получается, что население Кавказа было уничтожено полностью от первого до последнего человека, причем много раз подряд.
***
P. S. Когда князь Барятинский, пленив Шамиля, спускался с Гуниба, он обратился к своим спутникам:
Знаете ли, господа, о чем думал я теперь? Я вообразил себе, как, со временем, лет через 50, через 100, будет представляться то, что произошло сегодня, какой это богатый сюжет для исторического романа, для драмы, даже для оперы! Нас всех выведут на сцену в блестящих костюмах, я буду, конечно, главным героем пьесы, первый тенор, в латах, в золотой каске с красным плюмажем. Шамиль будет глубоким басом, позади его неотлучно три верных мюрида. Это баритоны.
И ведь все верили, что так или примерно так все и произойдет. Разве мог тогда кто-то себе представить, что одна из величайших колониальных войн, через которую прошли несколько поколений россиян, будет начисто забыта потомками и что ни один школьник не будет знать, что такое штурм Ахульго, «сухарная» экспедиция или концентрическое наступление Барятинского, хотя в этом наступлении солдат участвовало вдвое больше, чем в Бородинской битве.
Разве мог кто-то предположить, что уже через несколько лет после победы Восточный Кавказ забурлит вновь. Что бунт будет следовать за бунтом, расправа за расправой, и так вплоть до самой революции. Потом карательные отряды ОГПУ, точно следуя методике генерала Ермолова, установят в горах советскую власть. Потом Сталин, идя по стопам Александра II, очистит Кавказ от нежелательных элементов. Но лишь только империя ослабит свою железную хватку, лишь только повеет свободой, как все начнется сначала. С чистого листа. С обращения в первобытность. Словно ничего и не было…
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |