Такой радостью и святостью была окружена вся наша Детская жизнь. Мы росли и воспитывались в такое время, когда верующему человеку было трудно открыто исповедывать Бога, но благодаря помощи Божией и правильному духовному воспитанию мы сумели сохранить свою веру и не поддаться искушениям, которые ожидали всех советских детей того страшного безбожного периода».
Не было такого дома, где бы не знали имя отца Петра. Ни одно мало-мальски серьезное дело — строить ли дом, куда-то ехать, решать семейные проблемы — ничто не начиналось без батюшкиного благословения. Прихожане ехали сюда днем и ночью, совершенно не оставляя ему времени на отдых.
«Я хорошо помню это время, — рассказывает духовная дочь отца Петра Евдокия Евдокимовна. — За два с небольшим года у нас сменилось четыре настоятеля. Отец Петр был пятым на моей памяти. Сама я мало разбиралась в церковной службе, но старалась не пропускать ни одного воскресного дня и праздника. У родителей моих было 8 детей, и все мы ходили в храм: кто-то из старших оставался дома готовить еду, а все остальные шли на службу. Мама моя, покойница, была неграмотной, а отец, наоборот, был начитан. У него хранилось много книг с житиями святых, он свободно читал акафисты, каноны. Мы видели, что в храме не прекращались раздоры. Каждый новый настоятель пытался служить не так, как того требовал устав, а как говорило начальство. Утренняя служба совершалась вечером, все было как-то перепутано и перемешано».
Действительно, так оно и было на самом деле. Но когда из Рагулей в «Слепцовку» приехал новый батюшка — отец Петр — страсти тоже улеглись не сразу. Настроенные местными властями и уполномоченным, на молодого настоятеля восстали певчие: «Пусть сам служит, как хочет!» А там и та, что продавала при церкви свечи и иконы, принесла батюшке ключи от свечной лавки: дескать, торгуйте сами, а меня увольте. «А батюшка был молодой, новый в наших местах, — рассказывает далее Евдокия Евдокимовна, — и он, глядя на все, не знал, „кого слухать", кому отдать ключи, чтобы вести торговлю и всю церковную бухгалтерию. И тут неожиданно вызвал к себе меня».
Валентина Николаевна Алейникова, бывшая в духовном послушании у отца Петра 20 лет, вспоминает: «Однажды к батюшке прибежала расстроенная женщина из нашей станицы, вся в слезах. Глубокая ночь на дворе, 2 часа. Батюшка вышел из своей келлии на тревожный стук в ставни. Едва сдерживая свои рыдания, женщина рассказала о беде, что стряслась в ее доме: маленькая дочка нечаянно проглотила монетку и она застряла у нее в горле.
„Батюшка Петр! — взмолилась несчастная мать. — Пока врачи приедут, девочка может умереть, а она у меня некрещеная". Отец Петр, несмотря на столь поздний и небезопасный в этих краях час и большую усталость, немедленно собрался и пошел с женщиной, взяв все необходимое для крещения. На месте он совершил срочное крещение, и в это время подоспела „неотложка", сумевшая освободить дыхание девочки от попавшей туда монетки».
«Был еще случай, — вспоминает далее Валентина Николаевна. — Как-то прямо во время службы к нашему храму подъехала машина, и оттуда выбежала заплаканная женщина, умоляя немедленно встретиться с батюшкой. Отец Петр вышел к ней, и она рассказала, что умирает ее младший сын. Перед смертью он, никогда ранее не посещавший церковь, сам попросил пригласить священника, чтобы исповедать свои грехи. Батюшка поручил псаломщику читать, чтобы люди не отвлекались от шедшей службы, а сам тут же поехал с женщиной, взяв запасные Дары. По дороге он торопил водителя, чтобы успеть исповедать и напутствовать умиравшего. И каково же было удивление всех, когда этот больной после чистосердечной исповеди и причастия вдруг стал поправляться, смерть совершенно отступила от него, и он жив, и в добром здравии по сей день. А батюшка, причастив лежавшего на смертном одре, возвратился в храм и продолжил прерванную таким событием службу...»
«К нему ехали люди со всего нашего района, со всех станиц, — рассказывает казачка Татьяна Ивановна Скутарева, — люди любили его за доброе и милое сердце. Случалось так, что батюшка совершал в день по несколько отпеваний, очень уставал, но все равно никому не отказывал, ни с кого не требовал денег за требы. Кто сколько даст, то все отдавал больным, немощным, обездоленным. А если у людей не было чем заплатить батюшке за службу, то он никогда не обижался. Мы крестили и венчали у него всех своих детей и внуков, постоянно приглашали к себе домой соборовать тяжело больных, освящать наши жилища».
К этому надо добавить, что всех, кто шел к нему креститься — и детей, и взрослых — батюшка крестил всегда только полным погружением в воду. Взрослым для этих целей в специальной комнате была приготовлена большая бочка. К тому же, ни одно крещение не обходилось без предварительной пастырской беседы с восприемниками.
Прослышав о том, что в «Слепцовке» появился новый настоятель — ревностный в служении, всегда готовый откликнуться на любую беду, люди потянулись в храм. А кто-то шел поначалу просто посмотреть на нового приезжего священника, послушать его проповеди.
В молодости и зрелые годы батюшка имел красивую внешность: высокий, стройный, темные курчавые волосы, правильные черты лица, обаятельная улыбка. На фотографиях разных лет лицо отца Петра всюду благообразно, просветлено. Оно сохранило детскость и непосредственность, чистоту и застенчивость. Нет и тени лукавства. У батюшки был тот редкий тип лица, который иногда называют иконописным. Такие лица есть лишь у людей, отмеченных высшей Божественной благодатью.
У батюшки были удивительно выразительные глаза и проникновенный взгляд. Одна из духовных воспитанниц, часто навещавшая отца Петра и бывшая у него в послушании, вспоминает: «Моя приятельница после встречи с отцом Петром рассказывала: „Ты знаешь, меня такой батюшка благословил! Брови черные, глаза черные. Мне стало так плохо, что я такая плохая, а рядом со мной такой человек стоит". Я ей говорю: „Неправда, что у него черные глаза". Она говорит: „А какие?" Я растерялась, потому что не знала, какие у него глаза. В последний мой приезд в Слепцовку у меня хватило смелости рассказать про этот случай отцу Петру. С ним ведь очень просто было. „Я ей так и ответила, а какие у вас глаза — я до сих пор не знаю". Он как ребенок просто посмотрел на меня. Его глаза были голубого, даже какого-то василькового цвета. И я тогда поняла, что так нельзя расспрашивать батюшку. Кто я такая?..»
От своих предков батюшка унаследовал широкие крестьянские ладони и хозяйскую смекалку во всем, что касалось обустройства на земле. Постоянная жизнь в молитвенных поклонах и болезнях с годами сделала его сутулым, но время не изменило внутреннего обаяния отца Петра — его улыбку, ласковую манеру разговаривать с людьми, необыкновенную душевную теплоту.
Вместе с отцом Петром переехала и поселилась в «Слепцовке» его мама и родная сестра Татьяна, которая после смерти матери ухаживала за родным братом. Когда скончалась Мария Прокопьевна Сухоносова, отец Петр в течение сорока дней в ее память совершал Божественную литургию. Татьяна Петровна, как и брат, тоже не имела семьи и детей, прожила девицей, много постилась и молилась, была милосердного характера, открытого на помощь людям. В конце 80-х годов она заболела неизлечимой болезнью, но отказалась от услуг врачей и мирно отошла к Богу, когда ее брат читал над нею канон на исход души.
Семья Сухоносовых купила в Слепцовской неболь-, кирпичный домик в считанных шагах от храма. Сама же церковь стоит в окружении хаток, которые оставили в дар благочестивые казаки. Тот, кто впервые приходит сюда, невольно теряется в лабиринте двориков, домиков, каких-то пристроек, навесов, сарайчиков, связанных между собою хитроумными переходами. При этом все имеет свое конкретное назначение, все укрыто от непогоды и посторонних глаз. Тут же хранится запас угля и дров, сложенных аккуратно в штабеля под навесами. В дальнем конце церковного двора поставлена звонница, представляющая собой обрезки газовых баллонов и сохранившиеся небольшие колокола. А рядом со звонницей растет старая верба, с которой ежегодно срезают молодые ветви накануне вербного воскресенья. Отец Петр считал, что освященная верба должна расти в каждом дворе, где живут православные люди. За изгородью начинается церковный сад: там растут фруктовые деревья и две раскидистые шелковицы — белая и черная. Когда шелковицы созревали, под деревьями аккуратно расстилали брезент, приглашали детей и отец Петр, который стоял рядом и внимательно следил за приготовлениями, давал команду: «Ну, детвора, залазьте на дерево и трусите!» Дети с радостью лезли на ветки и принимались за дело, а батюшка поднимал крупные сочные ягоды и с восхищением говорил: «Ой, сколько много, да какая сладкая!» Он радовался щедрости природы, как ребенок.
Батюшка мало пользовался своим собственным домом: тут он держал одну-единственную светлую комнатку, в которой оборудовал переплетную мастерскую. Остальную же площадь отдавал бескорыстно людям, которые нуждались в приюте: в последние годы здесь проживала русская семья беженцев из соседнего курортного городка Серноводск. Сам батюшка жил преимущественно в небольшой комнатке-келии в церковном дворе: в ней не было ничего, кроме самодельного шкафа, закрытого ширмой, металлической кровати с деревянным настилом, печки у левой стены, большого круглого стола, старых стульев и лавки. На стенах висело много икон, а в отдельном месте он поместил фотографии своих родных и близких. В этой маленькой комнатке батюшка проводил многие часы молитвенного уединения и сюда редко кого пускал, оберегая свою келлию от постороннего взгляда. «В его кабинет мы редко заходили, — вспоминает одна из прихожанок. — Помню, как однажды батюшка и вся наша семья служили молебен за брата: его сильно напугали чеченцы, вследствие чего он кричал по ночам. После молебна брат совершенно выздоровел. Еще раз помню, когда батюшка болел, то нам, малышам, разрешили войти туда проведать его. А еще был случай: мы зашли туда, батюшка встал, отодвинул ширму на левой стене и показал на большой портрет, который висел там. Это был святой праведный Иоанн Кронштадтский. Потом взял аккуратно сложенную в углу епитрахиль и сказал нам: „По очереди подходите, кланяйтесь и прикладывайтесь к епитрахили: в ней служил сам Иоанн Кронштадтский".
Как великую святыню он сберегал также еще одну старенькую епитрахиль: это был подарок его духовной наставницы монахини Фессалоникии. Она сшила ее, когда отец Петр был рукоположен во священники, и вышила на обратной стороне свою дарственную надпись. Батюшка часто служил именно в этой епитрахили.
«Однажды отец Петр сильно заболел, требовалось поставить банки, а сделать это было некому, — вспоминает Елена Михайловна Турина, давняя прихожанка Покровской церкви. — И когда я по благословению зашла в келлию, чтобы поухаживать за батюшкой, то увидела, что он спал почти на голом твердом топчане, а вся обстановка была необычайно простой и скромной».
Ко всякого рода роскоши батюшка относился крайне отррщательно, считая, что все лишнее, вычурное, комфортное препятствует молитвенной работе и разнеживает, расслабляет не только тело, но и дух. С молодости и до конца дней своих отец Петр всегда ходил в длинном подряснике и не снимал его с себя даже ночью, когда ложился спать. А из подрясника можно было увидеть лишь обувь: сапоги, которые батюшка менял на теплые валенки в зимнее время года. Если кто-то удивлялся этому, то он не уставал повторять: «Высшая мода — не по моде одеваться, а быть здоровым». И людей учил одеваться по погоде, не следовать модным веяниям, которые наносят непоправимый вред здоровью человека. Отец Петр даже написал свой отзыв о моде, сказав, что она «коварна, жестока, соблазнительна, губит людей, их здоровье, а человек, следуя моде — без головы». Носил одежду он очень аккуратно, был всегда опрятен. Если от времени и длительного ношения одежда в каком-то месте рвалась или протиралась, то сюда пришивалась аккуратная латочка, но ничего из одежды не выбрасывалось. «Добротная ткань, — говорил отец Петр, показывая старенький подрясник. — Тридцать лет ношу его, а все как новый. Пусть меня в нем и похоронят». Одежда его всегда была чистой, выстиранной, выглаженной. Летом, когда на дворе было солнечно и жарко, батюшка носил легкое шелковое облачение, осенью же и зимой — из более плотного материала. В праздники облачался и в парчовые ризы. О ношении священниками подрясника он писал так: «Дай Бог носить почаще, на здоровье и спасение. Если уже невозможно постоянно в Вашем окружении. Патриарх Сергий говорил: «Форма дух бережет»; к этому же призывал и Патриарх Пимен».
В пище — впрочем, как и во всем остальном, — отец Петр был абсолютно непритязателен. Часто его едва ли не силой усаживали за стол, чтобы он хоть что-нибудь перекусил, после чего он снова возвращался к людям, которые его ждали во дворе или храме. Мяса, по свидетельству близких, батюшка вообще не ел. Лишь в присутствии других позволял себе проглотить маленький кусочек. Конечно, люди, которые ухаживали за батюшкой и готовили ему кушать, всячески старались ему угодить, подавая на стол все свежее и вкусное. Видя же такое старание, он нарочито говорил, приступая к трапезе: «Пересолено», «жирного много положили», «пережарили» или еще что-либо в этом же духе. Люди совершенно не обижались и не оправдывались, уже зная, что таким образом батюшка хвалит их усердие и труды. Он говорил, что пища не должна быть слишком вкусной, ибо от этого разгорается аппетит и человек переедает во вред своему здоровью. Часто случалось так, что отец Петр едва успевал сесть за стол, как тут же входил кто-то посторонний и извинялся: «Простите, что перебили аппетит». «А вин йому трэба, цей апэтыт? Дайтэ ж йому хоч трохы пойисты», — заступалась за брата на привычном ей украинском наречии Татьяна Петровна, понимая, что и на сей раз он встанет из-за стола, оставшись голодным.
В первое блюдо — борщ или суп — отец Петр обычно добавлял холодной кипяченой воды. «Кусок хлеба да вода, но с молитвою, принесут пользы больше, чем кусок мяса», — наставлял он своих прихожан. Постоянно забывая про еду сам, отец Петр, однако, не отпускал без угощения никого, кто к нему приезжал. Если не было поста, то батюшка и его сестра предлагали гостю печеные яйца, и обязательно — тарелку горячего супа или борща. Во время же постов, когда в храме заканчивалось богослужение, гостей и говеющих, причастившихся Святых Христовых Тайн, потчевали скромным, но вкусным угощением: под навесом возле церкви накрывали стол, где выставляли горячую картошку «в мундире», соленые огурцы, бочковые квашеные помидоры и капусту, а к чаю подавали нарезанные ломтики серого хлеба с повидлом. Когда позволял устав, батюшка предлагал гостям немного домашнего виноградного вина: казаки в этих местах издавна славились своим виноделием. Сам же отец Петр лишь пригубливал вино, обязательно разбавляя его водой. Иных спиртных напитков он никогда не употреблял. Когда гостей приглашали к столу на трапезу, то всем раздавали простенькие домашние фартуки, чтобы по неосторожности не выпачкать одежду. Таково было заведенное тут правило.
Не все разделяли некоторые из привычек отца Петра. Например, он собирал по желобу дождевую воду с церковной крыши в специально оборудованные подземные резервуары: на этой воде батюшка просил варить ему еду, и этой же водой он мылся. На все возражения близких людей отказаться от такой привычки — ведь теперь это была экологически загрязненная вода — батюшка лишь отмахивался. Ему странно было слышать от верующих такие разговоры: вода с крыши храма Божиего — что в ней может быть вредного для здоровья? И продолжал настаивать на своем.
«Соборик»
Храм, настоятелем которого был протоиерей Петр Сухоносов, тесноватый. Он достался православной общине «Слепцовки» еще от старообрядцев, когда-то владевших этим помещением. Раньше оно было еще теснее и скорее напоминало обычный жилой дом: только крест над крышей свидетельствовал о его церковном назначении. Когда верующие обнесли свой храм светлой верандой, народ смог помещаться уже и в боковых коридорах, откуда хорошо слушать службу. За три года до трагедии веранду обложили красным кирпичом на средства, выделенные Президентом Ингушетии Русланом Аушевым, а саму церковь тоже немного расширили со стороны алтаря. Одновременно на президентские средства был построен небольшой церковный дом гостиничного типа. После реконструкции батюшка ласково называл свою церковь «собориком», в нем стало больше света и воздуха.
Когда с конца 1980-х годов в этом крае началось восстановление разрушенных храмов, некоторые молодые священники недоумевали, почему их старший наставник и опекун протоиерей Петр Сухоносов продолжает ютиться в своей тесноте. Вроде средства на строительство нового храма в Слепцовской были, власти не возражали, местное казачество тоже обещало поддержку, а отец Петр не спешил разворачивать стройку. Почему? Кто знает... Может быть, он уже тогда предвидел духом, что близко, слишком близко время, про которое сам батюшка будет с болью писать своим чадам, оказавшимся в изгнании: «Лед тронулся, и теперь его не остановишь...» Возможно, отец Петр прозорливо чувствовал, что начался необратимый отток верующего православного населения из Чечено-Ингушетии, и скоро в храмы просто некому будет ходить. Уже в 1992 году под покровом ночи группа вооруженных чеченских бандитов ворвется в новый храм Святителя Николая Чудотворца в станице Ассинской и откроет стрельбу из автоматов по алтарю и святым образам, а молодой настоятель чудом останется жив. Протоиерей Петр Сухоносов как опытный и прозорливый пастырь сознавал, что перед лицом надвигавшихся грозных испытаний важно было уберечь оставшуюся в станице паству, укрепить ее духовно. Возможно, знал он и то, что на строительство нового храма у него просто не хватит ни сил, ни здоровья, ни времени... Поэтому продолжал служить в своем стареньком «соборике», приютившемся в тихом проулке недалеко от центра станицы.
Несмотря на реконструкцию и некоторое увеличение церковной площади, в большие праздники люди по-прежнему не могли вместиться в храм, поэтому часть молящихся оставалась во дворе. Однако порядок здесь царил всегда: люди знали, где купить свечи, куда поставить воду или куличи для освящения, куда передать записочки. Никто не входил в храм в грязной обуви: для ее чистки во дворе стоял кран с желобком, где заранее были приготовлены тряпочки и веник.
Порядок и чистота царили и в самом храме. На иконах — ни паутины, ни пыли; окна, двери, пол и кровля всегда выкрашены. Чаша, кресты начищены до блеска. Напрестольное Евангелие тоже в идеальной чистоте. С правой стороны от главного входа стоит большое Распятие Спасителя, над которым немного в сторонке находится старинная икона святой великой благоверной княгини-инокини Анны Кашинской: батюшка глубоко почитал эту многоскорбную русскую подвижницу. Слева — место для клироса и чтецов. Стены церкви украшают многочисленные иконы, а на веранде разместилось великое множество репродукций и фотографий. Среди них — дореволюционные снимки уничтоженных в 20—30-е годы кавказских храмов, фотографии церковных событий давних лет. Все находится в рамочках, под стеклом, и содержится в чистоте. Вдоль стен веранды лавки, покрытые самодельными ковриками: сюда люди могли присесть, ожидая батюшку, или же давая отдых немощным ногам.
Отец Петр любил церковную живопись, глубоко почитал святые иконы. Не только в храме, но во всех церковных помещениях можно видеть огромное количест-в° самых разнообразных икон: рядом с древними образами в сверкающих окладах стоят цветные литографии и совсем скромные иконки, написанные любительской кистью. Батюшка искренно восхищался ста-ринными образами и гравюрами, приготовленными у него в пономарке практически ко всем праздникам. Показывая их близким, с восторгом говорил: «Посмотрите, какие живые лики, какие краски!» В Киеве у своего знакомого иконописца и реставратора он поновлял потемневшие образа, заказывал новые иконы.
Один из близких духовных чад батюшки вспоминает: «Однажды я приехал к батюшке с ночевкой вместе со своим товарищем, чтобы с утра поисповедоваться и причаститься. Батюшка нас ласково принял, а вечером вдруг заходит и просит помочь переместить несколько больших образов с изображениями Пресвятой Богородицы и святых Андрея и Епифания. Все это находится на высоте примерно 5—6 метров. Принесли длинную деревянную лестницу, и он обращается ко мне с просьбой залезть под купол. Честно сказать, как-то стыдно было признаться, что даже на малой высоте у меня кружится голова. Но раз батюшка благословил, то, значит, так тому и быть. Словно прочитав мои мысли, отец Петр улыбнулся и говорит: „Дальше земли еще никто не упал. Полезайте с Богом!" Я стал подниматься почти по вертикально стоящей лестнице. Случись что — и ухватиться не за что будет. В ногах противная дрожь, руки вспотели, вниз посмотреть страшно. А батюшка внизу стоит, наблюдает, и с моим товарищем ведет разговор. Кое-как на маленьком карнизе я разместил клещи, молоток и гвозди и принялся за работу. Пробыл там больше получаса. Как оттуда не свалился — до сих пор не знаю. В другой ситуации со мною точно случилась бы беда, а тут меня словно невидимая сила сзади поддерживала. Наверное, это были молитвы батюшки».
Отец Петр любил современную каноническую, понятную ему и людям иконопись, и в то же время скептически относился к тому, что некоторые молодые иконописцы стали без всякой меры и разумения подражать древнерусской живописи. Помню, впервые я приехал в гости к батюшке в начале января, когда наша Православная Церковь совершала память только что канонизированного Кронштадтского старца Иоанна. На аналое слева от алтаря был установлен дореволюционный фотографический портрет праведника под стеклом в рамке. Трудно сказать, как он оказался у батюшки в то время? Отец Петр подвел меня к нему, благоговейно приложился и произнес: «Мне больше понятна такая икона — с живым человеческим лицом».
Книги
Предметом особой заботы отца Петра Сухоносова всегда были церковные книги, которые он считал своим «главным богатством». Их он собирал на протяжении всей жизни: вместе с богатейшей духовной литературой, в частности очень редкими экземплярами, тут были словари, энциклопедии, различные справочники, а также историческая и художественная классическая литература. Батюшка любил разные по содержанию книги, если в них, конечно, не было соблазна. Здесь же можно было видеть подшивки церковных газет и журналов за много лет: все они аккуратно переплетены и» пронумерованы. Отдельно хранились письма от близких людей. На каждое из полученных им писем отец Петр обязательно давал ответ, приучая к тому же самому и близких. «Не отвечать на письма людей или долго молчать, когда тебе пишут — тоже грех», — наставлял он.
Каждую книжку, которая шла в продажу, батюшка собственными руками оборачивал целлофаном (позднее, в преклонные годы, он просил это делать своих помощников). Если же замечал, что приобретенные на складе книги имели ненадежный переплет, то каждая такая книга непременно попадала в переплетную мастерскую и оттуда шла в продажу в обновленном виде.
«Спаси, Господи, календарей не было, но теперь хватит, плохо, когда их не берут — время уходит, — пишет батюшка своему воспитаннику, ставропольскому диакону Димитрию, который всегда привозил в «Слепцовку» новинки религиозной литературы и церковную периодику. — Журналы дорогие, почта здесь приносит. Какие новые книги, брошюры можно брать. Отца Арсения есть две книги. Но у них переплет — отрезан корень и клейком помазано, и если до букв поля 1 см, то сшить невозможно. Таких не бери, попробуй разломать их, и если поддаются ломке — значит, на ветер их пускать, хотя они и хорошие по содержанию. А люди-то не знают, что их обманывают. Прости, Господи. Гарантия их на месяц...»
На книгах с твердым переплетом острые углы обычно обрезались и делались немного закругленными. Рассказывают, что однажды родная сестра батюшки Татьяна Петровна случайно поранила руку острым углом книги, и с тех пор отец Петр во избежание подобного с другими людьми аккуратно закруглял углы и оборачивал их специальной бумагой — так, что казалось, будто книга не претерпела вовсе никакого «косметического» ремонта. Тот, кто знаком с переплетным делом, знает, что оно требует немалых физических усилий. Себя же батюшка никогда не жалел, и от постоянных работ в своей переплетной мастерской у него развилось, можно сказать, профессиональное заболевание — двусторонняя грыжа, от которой отец Петр сильно страдал, находя некоторое облегчение в постоянном ношении бандажа. Каждая книжка, которая выходила из рук протоиерея Петра Сухоносова, сопровождалась листовкой, содержащей советы, которые он составил сам и отпечатал типографским способом:
«Как обращаться с книгой? -
1. Руки должны быть чисто вымыты.
2. Книга обернута бумагой или заклеена целлофаном.
3. Нельзя мочить пальцы, ломать листы.
4. Переворачивать надо за правый верхний угол листа, указательным пальцем правой руки.
БЛАГОГОВЕЙ ПЕРЕД РЕЛИГИОЗНОЙ КНИГОЙ - ОНА СВЯТЫНЯ!
Ее очень трудно найти — береги ее!
Читай почаще книгу эту,
Она ведет тебя ко Свету,
Она научит тебя жить,
Трудиться, верить и любить».
В конце книжки тоже была листовка: «Кто такие чародеи? Это ОБМАНЩИКИ, вводящие в заблуждение и заблуждающиеся сами... Все верящие чародеям и боящиеся их, пребывают в обмане. Верить же обману неразумно и грешно». Часто отец Петр вкладывал в книги листовки, содержащие краткие сведения о необходимости срочного крещения.
«Книги — как дети, — говорил он, бережно беря в руки церковную книгу, — они ведь тоже просят и тепла, и заботы, и любви нашей». Искусству переплета и ремонта книг отец Петр посвятил даже специальную книгу, которую написал сам, отпечатал собственноручно на машинке и давал читать людям, в которых видел такую же любовь к переплетному делу.
Батюшка любил дарить близким людям духовные книги, иногда подписывая их своими словами. Вот, например, дарственные надписи в книгах, хранящихся у Елены Михайловны Гуриной, которая ныне проживает в Краснодарском крае: «На незабвенную молитвенную память рабе Божией А., детям, внукам и правнукам с Родины от настоятеля Слепцовского храма Покрова Божией Матери», «А. и Елене, Жене и Максиму на все годы и в память посещения нами ст. Ильской 10 марта 1994 года. Просим святых молитв ваших. Недостойный протоиерей Петр».
Духовных чад смущало то, что это были очень дорогие по цене церковные книги, на приобретение которых они сами не решались потратить свои деньги: «Жития святых» святителя Димитрия Ростовского, прекрасные издания Святого Евангелия, произведения святых отцов Церкви и русских духовных писателей. Кое-кто пробовал скромно отказаться от такого дорогого подарка, на что батюшка отвечал: «Вы мне тоже очень дороги...» Он печалился, когда видел или узнавал, что кто-то пользовался церковной книгой или газетой неаккуратно, без должного благоговения, не считая их носителями живого слова Божия.
«Газета святая и равна Священному Писанию и тем не менее она погибнет, да еще кощунственно! После первого прочтения, полежав даже недолгое время, она идет в расход в непредвиденные, не лучшие места. А в ней иконы, Святое Писание! Почему так бывает? Можно отвечать на это в десяти листах, но нет времени. Ведь что такое газета? Периодика? На злобу дня? А в церковной газете - «ГЛАГОЛЫ ЖИЗНИ ВЕЧНОЙ». Даже вчера, возвращаясь с престола Святителя Николая, вижу, как в храме продавец заворачивает иконы в газету ЦЕРКОВНУЮ! Она помялась и, значит, будет выброшена. А она ж равна той самой иконе! Да, советское время осквернило газету безбожием, и это потянется на многие годы», — с горечью пишет батюшка про современное отношение к церковной газете.
«Ночью вскрыл Ваше письмо, и скорей писать Вам. Тороплюсь к поездке в Пятигорск на конференцию церковную и проверку здоровья. Прочел только утреннюю молитву, — отвечает батюшка своему воспитаннику, занимающемуся изданием православной газеты. — Письмо ваше чрезвычайное, подобное взрыву бомбы. Дело в том, что нужно срочно спасать Вашу газету. Надо же... Вот и тороплюсь».
Что же так взволновало батюшку? Что побудило его незамедлительно сесть за ответное письмо? Отец Петр исходит не только из целесообразности и полноты содержания новой православной газеты, но и ее формата.
«Надо поменять его! — убежденно пишет отец Петр. — И это не трудное дело, но спасется газета. Ваша газета форматом 30 х 40 см напечатана, а это очень неудобно для чтения и хранения. А вы сделайте 30 х 20 см один лист — промерьте, это будет как журнал. Сейчас в Вашей газете два листа, а то будет 4 — и все тут. Посередине скрепочка хоть одна, если две жалко. Такие примеры уже есть. В Ставрополе выходит «Провинциальная мысль», очень хорошо. Газеты формата 30 х 40 см подшиваются только в организациях, а не дома. А формат 30 х 20 см хорошо сохранять среди журналов. Кланяюсь в ножки Владыке Софронию, отцу Петру, редактору, и прошу простить меня за дерзость...»
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |