Мой отец – Лисняк Демид Нестерович родился 20 августа 1923 года в селе Галущина-Гребля, Великосолон-цовского сельсовета, Новосанжаровского района, Полтавской области в семье крестьянина-бедняка.

Мой отец – Лисняк Демид Нестерович родился 20 августа 1923 года в селе Галущина-Гребля, Великосолон-цовского сельсовета, Новосанжаровского района, Полтавской области в семье крестьянина-бедняка.

В 1930 году началась коллективизация. В памяти моего отца это событие ознаменовалось приездом в их село Всеукраинского старосты Григория Петровского. Все село было в сборе. На майдан въехало две машины. На одной из них был Петровский, на второй было несколько военных. На майдане был установлен импровизированный помост. Петровский в кожаной куртке и в красных революционных галифе и начищенных до блеска сапогах поднялся на этот помост и стал агитировать за вступление в колхоз, рисуя всем селянам преимущества коллективного ведения хозяйства. Отец был еще мал, для того, чтобы понять о чем говорят взрослые. Его внимание и внимание его сверстников привлекли два автомобиля на которых приехал Всеукраинский староста. После выступления, когда машины стали ехать, отец попытался прокатиться на подножке одной из них. Его оттолкнул один из военных, и он упал в придорожную канаву. Удал был настолько сильный, что он потерял сознание. Сверстники принесли его во двор и начали обливать водой из колодца, пока он не пришел в себя. Деду моему об этом эпизоде никто ничего не сказал т.к. за такое поведение сына он мог его еще наказать. Этим эпизодом для моего отца ознаменовалось начало коллективизации.

Дед мой Лисняк Нестор Федорович (1899 года рождения) не вступил в колхоз. Идея всеобщего обобществления для него была чужда. Он не стал конфликтовать с Советской властью и добровольно отвел на колхозное подворье лошадь, корову, весь сельскохозяйственный инвентарь (арба, борона, сеялка, плуг), которые он сам изготовил, а также передал в колхоз сделанную своими руками мельницу, которая находилась на краю села. Дед был хорошим столяром. Он делал для односельчан бочки, телеги и даже деревянные велосипеды. Для того, чтобы кормить семью он устроился столяром в районный центр (Новые-Санжары) в отделение «Заготзерно». Это позволило выжить семье в тяжелые годы голодомора 1932-1933 годах. Отцу в свое время казалось, что тяжелее этих лет он никогда больше не переживет, но он не знал, что в его жизни будет еще и оборона Севастополя, и тяжелые годы плена в фашистских концентрационных лагерях, и тяжелые послевоенные годы.

В селе, где жил отец, через дорогу от их хаты, были еще до революции построены государственные амбары. В строительстве этих амбаров принимал участие мой дед. Это были добротные строения, сложенные из толстых бревен. Они поражали отца своими размерами (для сельского ребенка двухэтажное строение казалось огромным). Основное назначение этих амбаров состояло в сборе запасов зерна для создания стратегических запасов на случай неурожая, войны и других катаклизмов. Даже в сложные годы гражданской войны в амбарах всегда хранилось зерно, т.к. любая власть знала, что без хлеба управлять народом было нельзя. В голодомор 1932-1933 годов к амбарам потянулись голодные, изможденные люди в надежде получить немного зерна, чтобы прокормить свои семьи. Однако все зерно было к тому времени вывезено. Люди не имея сил выбраться, так и оставались в амбарах. Весной 1933 года амбары были забиты сотнями трупов истощенных людей. Вывозить трупы, куда-то не было возможности. Поэтому всех этих людей похоронили здесь же у амбаров. Со временем амбары разобрали на другие постройки, а место захоронения превратилось в сельское кладбище.

Семья отца тоже сильно голодала. Ели все, что можно было есть: крапиву, рогозу, щавель и т.п. Если появлялась мука, то делали затируху. В качестве основы этого блюда была разбавленная на воде мука, в которую добавлялись древесные опилки или очистки картофеля или прочее наполнители. Отец рассказывал, как они сильно «пухли» т.к. есть было нечего, а чтобы не чувствовать голод, то пили воду, что приводило к тому, что тело распухало. Дед мой, работая в эти годы, в районном отделении «Заготзерно» получал оплату продуктами. Продуктов было не много, но это позволило семье не погибнуть.

Бабушка моя Лисняк (Яценко) Ульяна Степановна (1898 г.р.), хотя и работала в колхозе, но за работу не получала ни денег ни продукты. А вокруг творилось страшное. Люди умирали семьями. Родители ели своих детей. За то, что люди собирали колоски с уже убранного поля, их могли посадить в тюрьму или выслать в лагеря. Этот период жизни отец вспоминал с содроганием. Он говорил, что по настоящему после голода 1932-1933 года он смог наесться только в 1939 году. До конца жизни отец сохранил особо бережное отношение к хлебу даже в те годы, когда хлеб уже был в избытке.

Из школьных лет отец помнит первую прочитанную книгу, которая называлась «Сто три брехни, хочь вирь, хочь ни». Помнил репрессии на селе. Когда забрали за антисоветскую пропаганду нескольких учителей в том числе и его любимого учителя математики Манжиловского. На фотографии изображены ученики Великосолонцовской средней школы (отец крайний слева в первом ряду).

14 июня 1941 года отец закончил десять классов Великосолонцовской средней школы.

С началом Великой Отечественной войны, а точнее с 5 июля 1941 года его привлекли к работам на строительстве военной дороги Полтава – Кременчуг. Призвать в армию его не могли т.к. ему не исполнилось к тому времени 18 лет.

18 августа 1941 года отец был призван Новосанжаровским райвоенкоматом в Военно-Морской флот.

26 августа 1941 года он прибыл в Учебный отряд Черноморского флота в Объединенную школу (г. Севастополь, Военно-морская почтовая станция 1007, п/я-225). В Учебном отряде новобранцы прошли месячный курс «молодого бойца», который включал в себя строевую подготовку, знакомство со стрелковым оружием (винтовка трехлинейка, карабин Мосина, автомат ППД). После прохождения подготовки новобранцы приняли присягу. В это время немцы уже вели бои за Перекоп.

Во второй половине октября 1941 года, когда положение на Ишуньских позициях стало критическим, командование направило Учебный отряд Черноморского флота под Перекоп, для того, чтобы совместно с другими воинскими частями (7-я бригада морской пехоты под командованием полковника Е.И. Жидилова.) остановить продвижение противника в направлении на Симферополь. Краснофлотцам отряда было выдано вооружение: автомат ППД, два рожка с патронами (25 шт. в каждом), две гранаты РГ-1 («Лимонка»), противогаз. Обмундированы они были в морскую черную форму. Отряд довезли поездом до станции Джанкой. Немцы к тому времени уже прорвали Перекоп и двигались в направлении на Симферополь. Учебный отряд занял оборону, преграждая автомобильную дорогу на Симферополь, по которой двигался противник. Поскольку немцы после Одессы боялись отчаянных морских пехотинцев называя их «черными дьяволами», то обнаружив в степи окопавшихся моряков 7-й бригады и Учебного отряда по их черному обмундированию, которое было видно издали, они приостановили движение. Завязался первый бой. Немцы отошли. Через несколько минут, в небе появилась разведывательная «Рама» и сбросила агитационные листовки с призывом: «Бей жида-большевика, морда просит кирпича». Далее в листовке говорилась, чтобы украинские хлопцы захватывали своих командиров, а также жидов-комиссаров и сдавались в плен, за что немецкое командование гарантировало им свободное возвращение в родные села и обещало дать участок земли, корову, лошадь и возможность «свободно» трудиться. После такой обработки, начиналась другая обработка. Прилетали бомбардировщики и начинали «обрабатывать» в течении получаса позиции наших войск. После этого обстреливались позиции из артиллерии и минометов, а затем двигались танки или самоходные орудия, поддерживаемые пехотой. Если немцы натыкаются на сопротивление со стороны наших бойцов, то очаг сопротивления обходился по флангам, где сопротивление было меньше и движение по трассе продолжалось дальше… Всю ночь остатки Учебного отряда вместе с другими частями отходили, пытаясь выйти и из окружения, а на утро окопавшись пытались задержать противника на новом рубеже. Так продолжалось несколько дней. Симферополь остатки отступающих обошли, т.к. к тому времени немцы уже были в городе. Далее отступающие двигались в направлении на Бахчисарай к Севастополю. Остатки Учебного отряда и других отступающих частей были окружены в районе Бахчисарая. Немцы загнали их в виноградники и с окружающих высот стали обстреливать из минометов. Многие из окруженных были ранены и убиты. О сдаче в плен никто не помышлял.

К этому времени патроны и гранаты у отступающих краснофлотцев Учебного отряда были израсходованы. Многие из них выбросили свои автоматы и противогазы и обзавелись другим оружием. В основном это были винтовки «трехлинейки». Во время отступления отец нашел кавалерийский карабин рядом с убитым кавалеристом. Карабин был короткий и легкий, и подходил ему по росту (ростом отец был 158 см), но самое главное патроны к нему можно было найти вдоль дороги у убитых наших бойцов. Патроны он собирал в противогазную сумку.

В винограднике под Бахчисараем отец был свидетелем того, как раненый капитан летчик с орденом Красного Знамени, перед тем как пустить себе пулю в лоб, стоял на коленях перед убитым товарищем плакал и проклинал Сталина И.В., военное командование и всю пропаганду. Он говорил, что все обман и зачет тогда жить. Пропаганда говорила, что мы самые сильные и война будет вестись на чужой территории, а теперь немцы на нашей территории, громят наши войска и гонят их как стадо баранов. Командование не может организовать должный отпор и всемогущий Сталин И. В. ничего не может сделать со своими тремя «богатырями» (по всей видимости, он имел в виду Буденного С.М., Тимошенко С.К. и Ворошилов К.Е.). На молодого 18 летнего парня, воспитанного в духе советской пропаганды, такие слова произвели сильное впечатление и годы спустя отец вспоминал этот эпизод с болью и волнением.

Среди окруженных, под Бахчисараем оказался один краснофлотец, который окончил агрономический техникум и до войны работал в этих местах зоотехником (фамилию его отец не помнит). Его и моего отца один из командиров отрядил в разведку, чтобы найти дорогу в горы, чтобы выйти из окружения. Отца выбрали не случайно, т.к. он больше походил на школьника, чем на взрослого военного человека. Вдвоем они выбрались ночью из виноградников. В темноте они нашли хату, в которой квартировал парень-агроном. Знакомые парня помогли им переодеться в гражданскую форму. Прикинулись школьниками-беженцами, они весь день изучали окрестности Бахчисарая - смотрели, где стоят немецкие посты и патрули. Ночью они возвратились к своим. Доложили командиру обстановку. В эту же ночь они выбрались из окружения. Всего в вышедшей из окружения группе было больше 100 человек. Это были воины различных частей. В начале ноября 1941 года группа бойцов Учебного отряда пробилась в Севастополь, который к тому времени был уже окружен немцами. Из бойцов, которые пришли с отцом в Севастополь, в живых осталось только 23 человека из Учебного отряда. Среди них, отец помнил следующих своих товарищей: краснофлотцы - Рубайко Н.Р., Дорофеев, Палюга, Кукла, Зарандия, Карахондия. Со своим однополчанином Рубайко Н.Р. отец долгие годы после войны поддерживал дружеские отношения. Рубайко Н.Р. в боях под Севастополем был ранен и эвакуирован на Кавказ. После госпиталя он воевал, после войны он закончил военно-морское училище и стал офицером. Служил на Тихоокеанском флоте и Азовской флотилии. Ушел в отставку капитаном первого ранга, проживал (или проживает) в г. Рязани.

В один из дней ноября 1941 года во время немецкой бомбардировки отец был тяжело контужен и попал в госпиталь. Больше в Учебный отряд он не возвращался. К слову сказать, отец рассказывал, что в течение всей обороны доминирование немецкой авиации в небе над Севастополем была подавляющей. Налеты бомбардировочной авиации порой были настолько массированными, что от дыма, гари, взрывов не было видно солнце.

В конце ноября товарищи отца по Учебному отряду попали в морскую пехоту и были направлены на передовую. В декабре 1941 года, после госпиталя, отец был также направлен на передовую во второй дивизион дотов и дзотов (в последствии стал называться второй батальон дотов), который дислоцировался на Сапун-горе и в районе Английского кладбища. Командиром дивизиона был воентехник 1 ранга Губичев, комиссаром - политрук Ткач, начальником штаба Чернявский (звание отец не помнил). Отец попал во вторую батарею, командиром которой был лейтенант Федоров, комиссаром – младший политрук Микрюков. Из состава второго дивизиона дотов и дзотов отец помнил следующих товарищей: старшего лейтенанта Кази-Заде Зульфугар Оглы, старшину Василенко, старшину Андреева (адъютанта Губичева), старшину Лиходиевского, краснофлотцев Головко (вестового), Кишашияна, Захарьяна. Имени и отчества командиров и краснофлотцев отец не помнил в силу специфики военного обращения к командному составу в частях Красной Армии.

Рядом со второй батареей дивизиона дотов и дзотов дислоцировалась 928-я зенитная батарея лейтенанта Белого. Отец был свидетелем того, как артиллеристы-зенитчики неоднократно отбивали атаки немецкой авиации, сбив при этом несколько вражеских самолетов.

Поскольку отец по окончании 10 классов имел по математическим дисциплинам хорошие отметки, то в дивизионе его обучили производить расчеты по корректировке артиллерийского огня. Между советскими и немецкими батареями, которые дислоцировались в районе Балаклавской долины, велись постоянные артиллерийские дуэли. Рельеф местности под Севастополем самой природой предназначен для организации эффективной артиллерийской обороны. Кроме того, известняковые породы являются вязкими по своей природе и при взрыве частично гасят силу взрыва. Таким образом, только прямое попадании в цель снаряда или бомбы обеспечивает эффективное поражение.

В период зимы 1941 – весны 1942 года отец неоднократно «ходил за передовую» для корректировки огня. Один раз он с товарищем натолкнулся на таких же немецких корректировщиков. В этой схватке отец первый раз лицом к лицу столкнулся с немцами. В ходе этой стычки двое немцев были убиты. Их документы отец и его напарник принесли в штаб дивизиона. За это их обоих представили к медали «За отвагу». Однако получить награду отец так и не смог т.к. все наградные листы при отступлении были сожжены вместе с другими документами. Здесь же в дивизионе отец был принят кандидатом в члены ВКПб. Кандидатскую книжку от зарыл в степи 2 июля 1942 года в районе 35 береговой батареи (ближе к Камышовой бухте). Всю жизнь он жалел о том, что не смог получил медаль «За оборону Севастополя», хотя несколько раз обращался в военный комиссариат. Ответ был один, что военнопленным награды не полагаются.

Были и необычные задания. Зима 1941-1942 года была суровая. Подвоз продуктов был не регулярным. Нашим бойцам приходилось добывать продукты самим. Поскольку урожай 1941 года не был убран, то много картошки в окрестностях Сапун-горы и Балаклавской долины не было убрано. Пока не наступили морозы, наши бойцы выкапывали ее в ближайших окрестных огородах и усадьбах. С морозами делать это стало сложнее, да и с ближайших огородов было все выкопано. Отец и другие бойцы частенько пробирались в дальние огороды Балаклавской долины, где еще оставались не убранные огороды и корректировали огонь в место расположения огорода. После того как в огород попадал снаряд, начинался сбор картошки. Ее мерзлую с налипшей землей оттаивали в блиндаже, а затем чистили и варили. Так продолжалось всю зиму.

Всю свою жизнь отец вспоминал зиму 1941-1942 года. Он говорил, что мы живущие в мирное время не понимаем, какое это счастье ложиться в сухую, теплую постель, когда кругом не свистят снаряды и не падают бомбы. Выданное ему в октябре 1941 года обмундирование истрепалось, а бушлат выданный в декабре абсолютно не грел. Погода была холодная. Дожди сменялись мокрым снегом, а ветер в районе Сапун-горы продувал до костей. В окопах хлюпала вода. Материя бушлата впитывала в себя влагу как губка и сутками не просыхала. Просыпаясь утром можно было стряхивать с себя ледяную корку. Иногда ночью бойцы примерзали к влажной земле окопа. Спасало то, что личный состав в основном был молодым, и небольшая разминка восстанавливала силы и возможность дальше продолжать боевые действия.

В апреле 1942 года отец был ранен в ногу, но поскольку ранение было легкое, кость не была повреждена, то в госпиталь его не отправили, а с 1-го Мая перевели писарем в штаб полка дотов и дзотов, который располагался в Артиллерийской бухте. Командовал полком полковник Шемрук Н.Г., начальником штаба полка был майор Яншин. В своей книге «Героический Севастополь» (издательство «Наука» 1979) генерал-лейтенант Моргунов П.А. на стр. 421 так писал о воинах полка дотов и дзотов: «Личный состав батарей и дотов дерется геройски. Израсходовав боезапас, артиллеристы при отходе подрывают орудия и продолжают борьбу вместе с бойцами армии. Хорошо сражаются бойцы полка дотов и дзотов полковника Н.Г. Шемрука. Отец не знал, как сложилась судьба полковника Н. Г. Шемрука. За оборону Севастополя он получил орден Ленина (это я знал от отца). На фотографии представленной в книге Моргунова П.А. (стр. 421) он одет в гражданскую форму с наградами на груди, среди которых орден Ленина, медаль «За оборону Севастополя» и медаль «За победу над Германией».

За время обороны Севастополя отец на разных участках обороны видел некоторых руководителей СОРа: командующего Приморской армией (ПА) генерала Петрова И. Е., начальника штаба ПА Крылова Н. И., начальника береговой обороны генерала Моргунова П.А., командира 25–й Чапаевской дивизии генерала Коломийца Т. К., командира 8-й бригады морской пехоты полковника Горпищенко П.Ф. Среди защитников Севастополя, во время обороны, командующий ПА генерал Петров И. Е. пользовался большим авторитетом и уважением, что нельзя сказать об отношении к нему после войны. На это отношение повлияло его бегство из Севастополя в последние дни обороны и неудачно проведенная Петровым И. Е. Ильтигенская десантная операция (недалеко от г. Керчь). Даже вышедшая в 80-х годах художественно-биографическая книга Владимира Карпова «Полководец» не смогла восстановить среди защитников Севастополя авторитет генерала Петрова И. Е., которые считали, что ему следовало разделить судьбу Приморской армии и своих боевых товарищей. Много нелестных отзывов слышал отец в плену и о неэффективном руководстве командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьским, который также бросил людей погибать в Севастополе, спасая собственную шкуру.

7 июня 1942 года Манштейн начал третий штурм Севастополя. Хотя уже с 2-го июня противник усилил регулярные артиллерийские обстрелы и бомбовые налеты. В эти дни, а точнее 15 июня отец был повторно ранен, а 19 июня был госпитализирован т.к. помимо ранения он заболел дизентерией. Дефицитом в те дни были не только оружие, боезапасы, провизия, но и чистая вода. Дни стояли жаркие, а подвоз чистой воды был затруднен. Пили не очищенную воду, что приводило к частым заболеваниям дизентерией среди личного состава наших войск.

Госпиталь, в который попал отец, находился между бухтой Омега и Камышовой бухтой. Отец был свидетелем того, как в 20-х числах июня в Камышовой бухте разгружался, а затем загружался лидер эсминцев «Ташкент». Неразбериха стояла несусветная. Жара, обстрелы и авиационные налеты. Уже тогда отец понял, что Севастополь будет сдан в ближайшее время, т.к. помимо женщин, детей, раненых на эсминец грузились офицеры армии и флота вместе со своими пожитками. Это было бегство. В сутолоке у причала отец сумел срезать у одного офицера-интенданта, который пытался сесть на корабль, кобуру с пистолетом. Оружие этому офицеру уже было не нужно. При дефиците оружия и боеприпасов в Севастополе каждая его единица была на счету. Порой одна винтовка была на двоих. Когда отец после войны увидел памятник защитникам Севастополя 1941-1942 года на площади Нахимова, он сказал, что скульптор правдиво отобразил ту ситуацию, которая сложилась в дни обороны Севастополя. Бойцы и командиры героически защищали город, порой, не имея ни оружия, ни боеприпасов - практически голыми руками, как это красноречиво отражено в памятнике. Основная причина того, что немцам удалось захватить Севастополь, по убеждению отца, крылась в том, что у нас не было достаточного количества оружия и боеприпасов. Защитники стояли насмерть, ожесточенно сопротивляясь, проявляя массовый героизм особенно в последние дни обороны, когда командование СОРа фактически бросило их на произвол судьбы умирать под бомбами, снарядами, от жажды, голода, ран и болезней.

В район бухт Казачья и Камышовая с 29-го июня потоком потянулись отходящие части и местное население в надежде, что командование флотом обеспечит организованную эвакуацию. В первую очередь сюда были собраны все старшие офицеры – командиры крупных частей. Управление войсками было утрачено. Ротами командовали сержанты. Офицеров на позициях практически не осталось. Немцы постоянно обстреливали и бомбили скопление наших войск вдоль всего побережья. Отец с девятью бойцами сняли с разбитой полуторки кузов, законопатили его и 1-го июля попытались на этом «судне» выйти в море из района Камышовой бухты. Вдали на горизонте маячили наши корабли. Была надежда до них добраться. Гребли досками, лопатами, что было под рукой. Вышли за линию Херсонеского маяка. Здесь начался авиационный налет. Несколько самолетов стали сбрасывать бомбы на скопления войск на территории в районе 35-й батареи, а два истребителя прикрытия стали «поливать» свинцом все «суда» подобные тем на которых плыл отец. Их в море было в это время до десятка. Несколько товарищей плывших с отцом погибли и утонули. Кузов был поврежден и тоже затонул. Отец и несколько плывших с ним товарищей доплыли до берега. Здесь у береговой черты плавало множество трупов наших бойцов. Вонь стояла несусветная т.к. труппы убитых вздулись в воде и разлагались. Он еле выбрался на берег. Ботинки он сбросил, когда плыл к берегу. На берегу снял ботинки с убитого т.к. ходить босиком по острым камням было невозможно. Через некоторое время он обсох и началась вторая проблема, где напиться. Воды не было, а жара стояла такая, что люди теряли сознание. Пить морскую воду было невозможно. У отца кровоточила рана и тошнило. Один военфельдшер, который находился рядом, посоветовал ему помочиться и мочой промыть рану. Он так и сделал. Остатки мочи он выпил т.к. другой воды не было. Немцы вели постоянный артиллерийский огонь, авиация сбрасывала на головы рельсы, бочки с отверстиями, которые жутко выли, падая на головы наших бойцов. Плотность людей была настолько велика, что падающий металл убивал, калечил людей. Были такие, кто стрелялся, проклиная командование (к тому времени стало известно, что командование СОРа бросило всех на произвол судьбы) и не надеясь на спасение.

Где-то в районе Голубой бухты группа военных попыталась прорваться из этого ада, отец примкнул к ним. Пистолет у отца взял один из командиров, отец пошел в атаку с винтовкой без патронов. Атака была отбита немцами. Немцы положили многих наших бойцов пулеметным огнем. В свою очередь немцы ночью с 1-го на 2-е июля предприняли атаку. Атака была отбита нашими бойцами с большими потерями. Отца контузило от сильного взрыва. Не смотря на ночное время, жара была такой, что голова кругом шла. Отец не помнит, как оказался в районе Казачей бухты на берегу моря. Здесь он как-то пришел в себя. В ушах стоял звон, кружилась голова, тошнило. Утро не принесло облегчение. Немцы продолжали постоянно обстреливать и сбрасывать бочки рельсы и прочий металл вперемешку с бомбами. Немцы выставили пулеметные гнезда вдоль рубежа нашей обороны. Пулеметные расчеты периодически открывали огонь по скоплению людей. Солнце играло на стороне противника. Без воды, без еды, под постоянным огнем и бомбежкой люди порой безумели. Отец зарыл в землю свой билет кандидата в члены ВКПб (правда, после того как он плыл в море, от него осталась только корочки). Он лежал среди трупов, которые защищали его от случайных пуль и снарядных осколков. От солнца прикрылся какой-то накидкой, нестерпимо болела голова и ныла рана. Вонь и смрад не давали вздохнуть, а позывы тошноты выматывали все силы. Где-то слышалась стрельба и шел бой. В средине дня потерял сознание. Очнулся отец под вечер 2-го июля. Сколько было времени, он не помнит. Услышал немецкую речь. Подошли два немца, видно увидели, что он зашевелился. Его заставили подняться и погнали к дороге. Так отец попал в плен.

Во время плена отца, как и десятки тысяч наших бойцов, этапировали по пересыльным лагерям в Бахчисарае, Симферополе, Херсоне, Николаеве. Отношение к военнопленным местного населения было различным. Большинство татар на пути следования колонны всячески старалось оскорбить наших бойцов бросая в них то помидорами, то тухлыми яйцами, то камнями, то натравливая на них собак. Если кому-то из военнопленных удавалось бежать, то татары отлавливали беглецов, избивали их и приводили к немцам. В пересыльных лагерях Херсона и Николаева, местное население старалось подкармливать измученных в конец людей. Некоторым из военнопленных, которые были призваны из Херсонской и Николаевской областей, удавалось установить контакт со своими родственниками, которые давали взятки лагерному начальству за их освобождение из лагеря. Это спасло их от дальнейших мытарств.

В начале сентября, военнопленные лагеря, в котором находился отец, были погружены в эшелоны, которые повезли их на запад. 10 сентября 1942 года, отец вместе с другими бойцами-защитниками Севастополя был доставлен эшелоном в большой концентрационный лагерь-шталаг 326, который располагался в 20-30 км от Дортмунда (после войны территория отошла к Западной Германии). Лагерь был организован для защитников Севастополя. Здесь военнопленных раздели, разули и сделали наколку на руке с лагерным номером. Номер отца был 72459 (номер может свидетельствовать о количестве военнопленных этапированных из Севастополя). После войны отец вырезал участок кожи с лагерным номером (на его месте остался только шрам).

Заключенные этого лагеря работали в шахте. Работа была очень тяжелая. Заключенных подымали на поверхность только несколько раз в неделю. Остальное время люди жили под землей в кошмарных условиях. Немцы делали все, чтобы сломить дух защитников Севастополя попавших в плен. Отец мог долго не протянуть т.к. раны, контузия и болезнь давали о себе знать. Немцы боялись больных дизентерией и при первой же возможности от них избавлялись. Отцу в плену рассказывали наши бойцы, как немцы, захватив наш госпиталь, который находился в районе Карантинной бухты, забросали раненых гранатами, когда узнали, что у многих была дизентерия. Лечить раненых они не собирались.

Силы отца в лагере таяли с каждым днем. На его счастье он в один из дней попал в лагерный лазарет на освидетельствование (острая боль в животе, подозрение на аппендицит). Вопрос стоял о жизни и смерти. После лазарета он мог быть просто расстрелян, если бы он признан был нетрудоспособным. Немцы с пленными не церемонились. Если у пленного возникали какие-то проблемы со здоровьем, то его, как правило, расстреливали. В лазарете лагеря работал один наш военврач (фамилии его отец не запомнил). Он помог моему отцу «выбраться» в Дортмундский пересыльной пункт, а затем в лагерь 552 фирмы «Август Виктория». После войны отец пытался узнать о судьбе этого замечательного патриота-врача. Оказалось, что этот военврач помог не одному отцу. Немцы подозревали его в помощи военнопленным. Это воспринималось ими как сопротивление насаждаемой в лагерях дисциплине. После очередного побега группы наших военнопленных из лагеря 326, немцы заподозрили военврача в причастности к побегу и арестовали его. Они долго издевались над ним, а затем повесили вниз головой. Так погиб этот замечательный человек и настоящий патриот. Многие из товарищей отца по лагерю 326 и обороне Севастополя так и не дождались освобождения. Вечная им память.

Лагерь 552 находился недалеко от Дортмунда, рядом с Рехлинхаузеном в поселке Марль (территория Западной Германии). Заключенные лагеря также работали в шахте, но в отличии от лагеря 326 их подымали каждый день из шахты на поверхность. Условия содержания в лагере 552 были несколько легче – кормили баландой два раза в день в отличии от лагеря 326, где есть давали раз в день. Это позволило отцу дожить до освобождения.

В конце марта 1945 года во время налета американской авиации отцу удалось бежать из лагеря. Хотя Германия уже стояла на пороге краха, но полиция и все государственные структуры продолжали работать с немецкой пунктуальностью и педантичностью. Некоторых заключенных бежавших с отцом полиция поймала. Отцу и двум его товарищам удалось скрываться в районе поселка Камен (недалеко от города Хамм) в местах огороженных немцами, где были обнаружены неразорвавшиеся американские бомбы. Ночью они выбирались к окраинам поселка Камен и искали по мусорникам остатки пищевых отходов, чтобы пропитаться и какую-то одежду, чтобы согреться.

В начале мая 1945 года в местность, в которой пребывал отец, вошли английские оккупационные войска. Отец вместе со многими военнопленными попал в английский пересыльной лагерь для советских военнопленных (лагерь находился в г. Хамм, Аргонские казармы), которые добровольно пожелали вернуться на Родину в Советский Союз. 10 августа 1945 года эшелон с нашими военнопленными был передан из английской оккупационной зоны в Советскую зону в районе г. Росток. 12 августа отца отправили в советский пересыльной пункт №215. Здесь ему пришлось давать показания представителям особого отдела по вопросам пленения и пребывания в концентрационных лагерях. 26 августа 1945 года отца после проверки отправили на сборный пункт, который находился в г. Эрфурт (Германия). Здесь его повторно призвали в Советскую Армию. Таким образом, с 28 августа 1945 года отец стал рядовым 35-й отдельной роты ВНОС, которая входила в 13 артиллерийскую бригаду, 22 дивизии Резерва главного командования (рота располагалось в г. Эрфурт). С октября 1945 года по май 1946 года отец был командирован в 87-й артдивизион той же 13 артиллерийской бригады, который располагался в г. Потсдам (Германия). В мае 1946 года отец снова рядовой 35‑й отдельной роты ВНОС, которая передислоцировалась в г. Потсдам.

С детства отец хорошо рисовал и чертил, поэтому основная его работа по службе касалась оформления различных карт, рисования плакатов и схем для проводимых в то время обучений. У многих командиров рот, батальонов, а иногда и полков было 7-ми классное образование. Командование Красной армии отбирало наиболее способных и пыталось их обучить для создания резерва командных кадров. Так командир 35-й роты имел также семь классов средней школы. Отец помогал своему командиру роты по математике и другим предметам. В дальнейшем комроты поступил в академию. Кроме того, отец и сам пытался наверстать упущенное и забытое за время войны, планируя после войны поступать в ВУЗ.

В окрестностях Потсдама были дачи высокопоставленных военных чинов Германии: Кейтеля, Манштейна и др. Иногда солдат подразделения, где служил отец, привлекали к так называемым облавам. Им ставилась задача, вывозить из этих дач ценные вещи. Здесь в первый раз отец увидел телевизор, который уже тогда был в Германии, правда, только для высокопоставленных чинов рейха. Отца поражало богатство дач и вилл. В залах как в музее стояли рыцарские доспехи, на стенах висело оружие. Изделия из золота и серебра, бронзы и хрусталя были настолько красивы и изысканы. Казалось, что людям не хватало? Все у них было. Однако как все это контрастировало с бомбежками мирных городов и истреблением людей в концентрационных лагерях. С тех пор отец стал питать неприязнь к военным. При всем при том, что для хорошей жизни у них есть все условия, для них основным смыслом жизни является ведение войны, со всеми вытекающими отсюда последствиями - истреблением людей, страхом, отчаяньем, голодом, болезнями и т.д. и т.п. И самое главное, это то, что чем больше людей убивают военные, чем больший ущерб они наносят, тем выше звания им присваиваются, тем более высокими наградами они награждаются. Для нормального человека этот парадокс является диким.

9 марта 1947 года отец был демобилизован (на фото отец справа со своим другом по службе перед демобилизацией). Возвращаясь домой, он узнал, что на Украине снова неурожай, снова людям нечего есть. Сразу же вспомнились голодные 1932-1933 годы. Когда воинский эшелон проезжал через Польшу, отец начал обменивать личные вещи на продукты. Ему удалось обменять трофейный фотоаппарат, часы и кожаную куртку на мешок картошки, мешок пшеницы и шмат сала. Приехав в родное село, он узнал, что его отец погиб в 1942 году районе Харькова (Изюм - Барвенковская наступательная операция, когда из-за бездарности маршала Тимошенко С.К. погибло и попало в плен более полумиллиона наших солдат). От младшего брата тоже не было никаких вестей. Как потом выяснилось, брат отца Григорий тоже воевал, попал в плен в районе Букринского плацдарма и прошел через большинство концентрационных лагерей Германии, Польши и Норвегии. В Норвегии он строил штольни для немецких субмарин в районе г. Берген. После возвращения из плена он еще три года валил лес на Урале в одном из Советских лагерей для бывших узников концлагерей.

С апреля по сентябрь 1947 года отец работал в родном селе (колхоз им. Свердлова), помогая в уборке урожая и восстанавливая разрушенное войной хозяйство.

В сентябре 1947 году он поступил в Полтавский техникум гражданского строительства (ныне Полтавский строительный институт) и в 1950 году с отличием его закончил.

Дипломной работой моего отца (совместно с его другом Подой В.) было здание железнодорожного вокзала в г. Чоп на границе Советского Союза (здание изображено на фотографии и сохранилось до наших дней).

Для того, чтобы на практике закрепить полученные в техникуме знания и воплотить в жизнь задумки дипломного проекта, руководство техникума направило отца и его друга Поду В. в качестве инженеров-строителей в Закарпатский «Облпроект» в г. Ужгород, который вел строительство вокзала в г. Чоп. В течение года отец и его друг работали на строительстве вокзала до окончания строительных работ. К слову сказать в то время начальником нового вокзала был назначен будущий министр транспорта и связи Украины - Кырпа.

После окончания работ в 1951 году перед отцом стал вопрос, где работать дальше. На глаза попалось объявление о наборе студентов в Харьковский горный институт (позже институт был перепрофилирован и стал Харьковским институтом радиоэлектроники (ХИРЭ)). Привлекательными были условия. Студенты-горняки получали хорошую стипендию (что-то около 700 рублей в месяц), форму (ранее инженеры-горняки имели свою собственную форму, как военные) и обувь, а также получали паек. Для того времени это были очень хорошие условия. К слову сказать, моя бабушка, работая колхозницей в колхозе им. Свердлова, на тот момент получала что-то около 100 рублей в месяц. Стипендия отца должна была серьезно поправить семейный бюджета т.к. к тому времени пришел из лагерей младший брат отца Григорий.

Вместе со своим другом Подой В. отец поехал в г. Харьков и стали пытаться поступить в горный институт. Если друга отца приняли в институт без проблем, как бывшего фронтовика и человека, который уже имел среднее образование и опыт работы в строительстве. Что касается отца, то ему припомнили плен и вернули документы. И тогда отец обратился к своему родственнику – двоюродному брату, который на тот момент был генеральным директором Харьковского тракторного завода (ХТЗ). В дальнейшем он стал первым заместителем министра среднего машиностроения СССР. Его отец был старшим братом моего деда и в тяжелые голодные годы 1932-1933 года, мой дед помогал выжить семье брата. Обратившись к своему двоюродному брату отец мой рассчитывал, что он не откажет ему в помощи, хотя понимал, что подвергает брата опасности. Отца приняли очень тепло в семье двоюродный брат. Он узнал, в чем проблема и написал поручительное письмо в ректорат Харьковского горного института. В те годы это был поступок т.к. поручаясь за бывшего военнопленного, любой мог сам накликать беду на себя и свою семью. В конечном итоге отца зачислили на шахтостроительный факультет института.

С сентября 1951 года по февраль 1954 года отец обучался по ускоренной программе в Харьковском горном институте – стране нужны были горные инженеры. Учились студенты по 8-10 часов в день. По окончании института отец был направлен на работу в Миргалимсайское шахтостроительное управление (в дальнейшем комбинат «Ачполимелалл») в г. Кентау, Чимкентской обл. (в дальнейшем Южно-Казахстанской обл.) Казахской ССР. В Казахстане в то время велось мощное строительство новых шахт по добыче стратегического сырья (уран, свинец и т.д.). На снимке отец выпускник шахтостроительного факультета Харьковского горного института. К тому времени отец был женат (в 1953 году) на моей матери Лисняк Екатерине Яковлевне (1925 года рождения).

У мамы тоже была не простая судьба. Она родилась в многодетной семье (у ее родителей было шесть детей). Трое ее братьев были офицерами Советской армии. Двое из них погибли на полях сражений с немецко-фашистскими захватчиками. Ее брат Александр (1915 года рождения) был старшим лейтенантом, танкистом и погиб в 1942 году в боях под Ростовом на Дону (он пропал без вести и могила его не найдена до сих пор). Бои за Ростов были жесточайшие. Город несколько раз переходил из рук в руки. Скорее всего, он сгорел в танке. Информации в Главном архиве Вооруженных сил СССР о нем нет (написали «пропал без вести»).

Второй ее брат Константин (1922 года рождения) капитан, погиб в боях при штурме г. Кенигсберг (ныне г. Калининград) в 1945 году. В свои 22 года за храбрость и героизм он был награжден шестью боевыми орденами (орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, двумя орденами Отечественной войны I степени, орден Боевого Красного знамени, орден Ленина (посмертно)). Его рота шла в первых рядах наступающих, потери были большие. В Калининграде есть памятник 1200 героям гвардейцам (изображен на фото). Среди погибших есть и мой дядя, капитан Юрко Константин Яковлевич (81-я Карачаровская дивизия). В похоронке на имя моей бабушки говорилось, что командование дивизии вышло в Верховный Совет СССР о присвоении Юрко К.Я. звания Героя Советского Союза (посмертно). Однако Вместо звания Героя Советского Союза его наградили орденом Ленина (по Новосанжаровскому району таких ребят только двое).

В 1942 году (в неполные 17 лет) мою маму немцы угнали на принудительные работы в Германию. От каждой семьи немцы забирали одного человека. Старшие две сестры мамы (Матрена и Евдокия) к началу войны имели малолетних детей и не могли быть взяты на принудительные работы. Поэтому выбор пал на маму, так как она была не замужем. Мой дед Яков Ильич Юрко пытался как-то защитить дочь от угона, но ему это не удалось. К тому же деду припомнили, что трое из его сыновей – офицеры Советской армии. Его вызывали в райцентр и пытались узнать, где воюют его сыновья, в каком звании и т.п. В результате все эти допросы привели к тому, что сердце его не выдержало и он умер в начале 1943 года.

В Германии мама работала на литейном производстве одного из авиационных предприятий, которое находилось в г. Зинген. Вместе с ней работало много подростков в основном из Полтавской области. Жили в бараках при заводе. Работа была тяжелая по 12-14 часов в день. Кормили работников плохо. Чтобы работники не умерли с голода им разрешалось после работы подрабатывать (батрачить) у местных богатев (бауэров). Это давало возможность как-то более или менее сносно прокормиться.

Завод находился недалеко от германо-швейцарской границы (около 3-5 км), вдоль которой текла горная речка. Среди молодежи было сделано несколько попыток бежать в Швейцарию. Кое-кому удавалось это сделать, но большинство было поймано. Одних расстреляли (в назидание для других), других жестоко побили розгами. Досталось и моей маме, которая во время побега была ранена в ногу.

После окончания войны, мама моя оказалась на территории занятой американскими войсками. Ее, как и других угнанных на принудительные работы в Германию, передали в советскую зону. К слову сказать, некоторые из заключенных не поехали в Советский Союз опасаясь репрессий в свой адрес и остались в Швейцарии. Многие из девушек вышли замуж за своих освободителей – английских и французских солдат и уехали во Францию, Англию и США.

В советской зоне маму долго проверяли. В ее скорейшем освобождении существенную роль сыграло то, что трое ее братьев были командирами Советской армии. В дальнейшем это позволило ей продолжить учебу в институте и получить высшее образование (она была инженером-архитектором).

Мама и папа были родом из одного села и всякий раз, встречаясь на каникулах в родном селе, делились своими достижениями в учебе и планами на будущее. Они оба понимали сложность своего положения т.к. оба были в плену в Германии и постоянно подвергались опасности оказаться обвиненными в измене или каких-то других грехах. Как говорил в те годы министр внутренних дел Абакумов: «Бал бы человек, а статью ему всегда можно найти».

Мама в 1952 году закончила учебу и была направлена на работу инженером строителем в г. Асбест. Отец в 1953 году, после того как получил направление в Казахстан на работу, написал маме письмо и сделал ей предложение (это письмо по сей день храниться в семейном архиве). Они как люди со сложной судьбой понимали, что семья может выжить, только уехав подальше от основных столичных центров на периферию, где внимание к их сложной судьбе будет не такое пристальное. Однако, как показало будущее, это было далеко не так, как считали мои родители. Эхо прошлого нашло их и в этих удаленных районах.

Район Южного Казахстана, в котором находился г. Кентау (недалеко от Туркестана), рассматривался руководством страны как один из районов нового ГУЛАГА (Туркестанского). В этом районе (предгорье Каратау) в свое время было найдено множество месторождений полиметаллических руд. Проблема состояла в том, что население этого района малочисленное и слаборазвито. Для развития района, необходимо было привлекать значительные людские ресурсы. Частично эту проблему руководство страны решило за счет переселения из Крыма депортированных народов (крымских татар и греков). В Кентау эти этнические группы селились по национальному признаку. Были татарский, греческий, казахский, русский (русские, украинцы, белорусы) районы. В русском районе селились в основном молодые специалисты. Татарский, греческий и казахский районы были в основном рабочие. Хотя в свое время пропаганда и говорила, что национальной вражды не было в стране, однако среди молодежи районов велась постоянная борьба и не дай бог представителю одного района оказаться одному в другом районе. Постоянные драки стенка на стенку, двор на двор, улица на улицу были в порядке вещей.

Родители, конечно, работали много. В те годы практиковалась еще шестидневка. Отец по приезде был назначен начальником смены и сразу же включился в строительство очередной шахты по добыче свинцовых руд (шахта «Санкульсай»). Здесь то ему и пригодился тот опыт, который он приобрел работая в плену в Германии. Он стал одним из ведущих специалистов на шахте. О его методах скоростного строительства писали в то время в местно прессе (газета «Горняк», вырезки до сих пор хранятся в семейном архиве), а также в журнале «Шахтостроение». Коллектив шахты был выдвинут на соискание Государственной премии, а отца прочили в директора шахты «Санкульсай». К отцу как-то подошел парторг и начал говорить о вступлении в партию и предложил написать заявление в партию и автобиографию. Пришлось отцу рассказывать и о войне, и о плене, и о лагерях. В конечном итоге в партию его не приняли, на должность не назначили, и в список на соискание Государственной премии он не попал, хотя в то время уже началась «Хрущевская оттепель» (1956-57 годы). Отец много писал объяснительных, как где попал в плен, где «потерял» билет кандидата в члены ВКПб. В те времена Севастополь был закрыт для свободного въезда и ему разрешения на посещение не давали. Таки образом, встречаться защитники г. Севастополя побывавшие в плену не могли, да и не стремились. Страна в очередной раз забыла о своих героях. Беспросветная работа на шахте, да постоянный нервный стресс привели к тому, что отец стал сильно выпивать (все как в фильме «Чистое небо»), а это привело к тому, что начали сказываться все последствия войны. Стали сниться бомбежки, работа в плену, смерть голод и т.д. В результате отец сильно заболел. Тогда уже в семье родились я, Лисняк Владимир Демидович (1956 г.р.) и мой брат Лисняк Александр Демидович (1959 г.р.). Брату было всего несколько месяцев от роду, когда больного отца отправили прямо с работы в больницу в Ташкент, а маме сообщили, что отец может и не выжить. Мама оставила нас в Кентау на хороших знакомых, а сама поехала в Ташкент к больному отцу. Она считала, что должна быть с отцом. В это же время отец в больнице написал письмо-завещание (оно тоже храниться в семейном архиве). В результате нескольких сложных операций отцу стало легче. Мама практически не отходила от него в те месяцы. В результате отец постепенно стал поправляться и к началу 1961 года приступил к работе. Коллеги относились к нему с уважением и всячески поддерживали. Он перешел на менее ответственную работу – возглавил участок новой техники шахтостройуправления. Он бросил курить и практически не выпивал спиртного. Но все перенесенное во время войны, время от времени напоминало о себе. Под его руководством начинали многие в последствии известные горные инженеры. Он способствовал их профессиональному росту (многие из них в последствии защитили диссертации), многие стали изобретателями и рационализаторами. Сам отец имел несколько изобретений, более полусотни рационализаторских предложений, его шахтное оборудование демонстрировалось на ВДНХ в Москве (на фото он рядом горноуборочной машиной). За разработку нового оборудования он в 70-х годах получал дипломы и медали ВДНХ.

В 1967 году мы семьей переехали в г. Кривой Рог – отца потянуло на Родину. Род Лисняков ведет свое начало из казацкого местечка Мишурин Рог, что на Днепре. Он находиться между Днепродзержинском и Верхнеднепровском. В свое время это был один из форпостов Запорожской Сечи. Во время народно-освободительной войны 1648-1654 года казаки Мишуриного Рога примкнули к воинству Богдана Хмельницкого и принимали активное участие во многих битвах. Когда отцу предложили переехать в Кривой Рог, он без сомнений принял это предложение. Кривой Рог – город протяженностью 120 км. Первомайское рудоуправление, где работал отец, находилось на севере Кривого Рога, рядом с селом Веселые Терны. Это историческое место. В 1648 году Богдан Хмельницкий одержал победу при Желтых Водах (это место находиться в 30 км от Веселых Тернов), а праздновали казаки победу в селе Терны. Празднование было настолько разгульным и веселым, что село получило название Веселые Терны.

Отец работал начальником участка новой техники шахты «Объединенная», которая входила в Первомайское рудоуправление, объединения Кривбасруда с 1967 по 1983 год. Ушел он на пенсию в 60 лет, хотя стажа подземного у него было 25 лет, и на пенсию он мог уйти уже в 50 лет. Но такое уж это было поколение. За свою жизнь отец не получил больших правительственных наград. По выходу на пенсию ему была вручена медаль «Ветеран труда», в 1980 году отца наконец наградили юбилейной медалью «35 лет победы над Германией», а в 1985 году, как участника боев в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов наградили орденом Отечественной войны II степени.

В последнее время отец сильно болел. Сказывались тяжелые довоенные годы, пережитое во время Великой Отечественной войны, работа в шахте, переживания за судьбу своих детей и родных. Умер он в сентябре 1988 года в 65 лет. Мама пережила его почти на 20 лет. Умерла она в мае 2008 году, не дожив до дня Победы всего четырех дней. Похоронены родители вместе на сельском кладбище села Веселые Терны, как и шли по жизни. Как не бросала их судьба в разные края, а упокоились они в Родной земле, где с покон века лежат деды и прадеды. Вечная им память.

Дата добавления: 2015-08-29