— Тогда почему же позволили уехать другим членам семьи?
— Ты, мама, — единственная заложница, которая ему нужна. Вот почему он запретил тебе выезжать из города. Аврелиан знает, что пока я не уверен в твоей безопасности, безопасность этой шлюхи и его ублюдка гарантирована.
— А как же твоя Зенобия? — спросила Дагиан.
— Не знаю. Как я могу послать ей письмо и объяснить все это? — беспомощно сказал он.
— А как насчет ее посыльного, сын мой?
— Сегодня, рано утром, пальмирца нашли задушенным в его комнате, мама. Я не говорил тебе об атом, не хотел расстраивать.
— За этим кроется что-то еще, Марк, о чем мы не подозреваем, — задумчиво произнесла Дагиан.
— Я знаю, мама, но не могу вычислить? Чего в действительности хочет Аврелиан?
— Лучше бы ты сам спросил это у меня, Марк! — сказал император, быстрыми шагами входя в комнату. — Добрый день вам, госпожа Дагиан.
— Как вам удалось проникнуть в мой дом? — в ярости спросил Марк.
— Я навещал мою дорогую племянницу, Марк. Ты, конечно, не будешь возражать против того, чтобы любящий дядя посещал свою любимую племянницу! Беременные женщины ужасно раздражительны. Она так сильно растолстела, мой дорогой Марк! Кариесе следует воздерживаться от сладкого, она разбухла, и это делает ее грубой. Однако я надеюсь, что после появления на свет ребенка, ты настоишь на том, чтобы она вновь обрела свои божественные формы.
— Я покидаю вас, — сказала Дагиан, поднимаясь.
— Нет! — приказал император, сделав ей знак вернуться на место, — Я хочу, чтобы вы слышали то, что я собираюсь сказать вашему сыну, госпожа Дагиан. Это избавит его от необходимости повторять все это для вас. — Он снова повернулся к Марку. — Ты гадал вслух, какова моя цель, Марк. На самом деле она совсем проста. Разумеется, необходимо было дать Кариесе мужа соответственно ее положению. Но этим мужем мог стать любой из множества молодых хлыщей-патрициев, а не ты. Я выбрал тебя, потому что ты помолвлен с царицей Пальмиры. Это хорошо послужит для моей цели. Видишь ли, Марк, я знаю историю юности Зенобии. Я знаю, как она ненавидит Рим за убийство своей матери. Я знаю о том, как, будучи ребенком, она наблюдала, как медленно умирали убийцы ее матери. Я знаю, как после смерти Одената росла ваша любовь друг к другу, а ее ненависть стала убывать. Но эта ненависть все еще жива, Марк. Она живет внутри ее и ждет, чтобы вновь вспыхнуть. Я собираюсь воспламенить ненависть Зенобин к Риму. Сотрудничество с ней не входит в мои планы. Я не хочу, чтобы Пальмирой правил царь. Я хочу, чтобы ею снова управлял римский губернатор, как это было в величайшие дни империи. Я хочу вернуть Римской империи ее славу и уже начал действовать, покорив Галлию. А на Востоке Зенобия легко победила остальных врагов. Теперь я покорю ее!
— Но ведь она не проявляет враждебности, цезарь. У вас нет никакого повода.
— Он у меня появится! — усмехнулся Аврелиан. — Когда царица Пальмиры узнает, что ее любовник, человек, за которого она предполагала выйти замуж, женился на другой… — он усмехнулся и продолжал:
— Полагаю, ее ярость будет безграничной. Она снова захочет мстить Риму, и, верь мне, Марк, она это сделает. А когда ярость помутит ее рассудок, я сделаю то, что делает каждый римский император, когда сталкивается с угрозой империи. Твоя прекрасная Зенобия пойдет в золотых цепях позади моей победоносной колесницы, Марк. Через год, самое большее — через два, если она действительно так искусна в битве, как говорят — но раньше или позже она увенчает мой триумф и укрепит мое положение на троне. Империя будет сохранена. — Он сделал паузу и бросил взгляд на ошеломленные лица своих слушателей. — То, что она красива — это дополнительная награда для меня. Я всегда получал удовольствие, занимаясь любовью с красивыми женщинами, в особенности если они еще и умны вдобавок.
— Если ты только прикоснешься к Зенобии… — у Марка зашумело в голове.
— Мой дорогой Марк, ты — женатый человек, и у тебя беременная жена. Стыдно, дорогой мальчик! — Он снисходительно усмехнулся. — Ох, ты сможешь получить ее обратно, когда я буду пресыщен ею… если, конечно, она пожелает вернуться к тебе. Конечно же, представляю себе, как она обидится на тебя. И в самом деле, очень обидится. — Он взглянул на Дагиан. — Могу ли я доверить вам присмотр за моей маленькой Кариссой, госпожа Дагиан? Молодая женщина, рожающая своего первого ребенка, нуждается в поддержке старой женщины.
— Я так и предполагала, что именно поэтому вы запретили мне выезжать из Рима, цезарь. Если бы вы сказали мне об этом, то сберегли бы для меня кучу времени, затраченного на упаковку и распаковку вещей, — резко ответила Дагиан.
— Я позволю вам вернуться в Британию, когда Кариеса благополучно разрешится от бремени, а Зенобия Пальмирская будет разбита. Даю вам слово, госпожа Дагиан. А до тех пор вам придется жить со своим старшим сыном.
— Как пожелает цезарь, — едко ответила Дагиан. Аврелиан усмехнулся и опять заговорил с Марком.
— Я полагаю, что город — неподходящее место для Кариссы в ее положении. Даю вам два дня, чтобы собраться, а потом вы отправитесь на императорскую виллу в Тиволи. Вам запрещено возвращаться в Рим. Только после того, как я верну восточные провинции империи, вам будет разрешено вернуться в город.
— Но мое дело требует, чтобы я оставался в Риме, цезарь. Я дам вам слово не покидать город, но вы не можете выслать меня.
— Вы продали торговое дело своего отца Юлию Рабирию, Марк. Я знаю, что он согласился распродавать товары для вас и для вашего брата. Вы, разумеется, сможете поддерживать с ним связь, но имейте в виду, — каждое послание, которое вы отправите, будет вначале прочитано мной и лишь потом пойдет по назначению. Я не дам вам шанса предостеречь свою царицу о моих планах, касающихся ее и Восточной империи.
— Значит, мы будем находиться под арестом на вашей вилле, цезарь?
— Полагаю, до поры до времени это самое мудрое решение, Марк.
Он поднялся со стула и остановился перед Дагиан, которая продолжала сидеть, выражая тем самым неуважение, которое он не мог не заметить. Аврелиан лучезарно улыбнулся и поклонился ей.
— Счастливо, госпожа Дагиан. Надеюсь вскоре увидеть вас снова. Пойдем, Марк, выйдем вместе!
Мужчины покинули кабинет и перешли в атрий.
— Не сделай ошибки, Марк! — тихо произнес император. — Если ты попытаешься предостеречь Зенобию о моих планах, или составить против меня заговор, или впутать мою семью, я буду действовать быстро. Ты понял меня, Марк?
— Да, — послышался краткий ответ.
— Хорошо, — произнес Аврелиан. — А сейчас я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Мне нужна подробная карта Пальмиры и ее пограничной крепости, Квазр-аль-Хера.
— Да проклянут тебя боги, Аврелиан! — яростно выругался Марк. — Ты уже и так оболгал меня в глазах Зенобии, а теперь хочешь, чтобы я предал ее. Неужели ты так низок!
— Я хочу покорить Пальмиру с возможно меньшим кровопролитием. От сожженного города с мертвыми жителями нет никакого толку. Твоя прелестная царица будет сражаться со мной до последнего человека, если я позволю ей это. А она наверняка так и поступит. Я предпочел бы сохранить город.
— Цезарь! Я не могу предать Пальмиру, так же как не могу предать и Рим.
— Понимаю, — ответил император и, быстро кивнув, ушел. С глубоким вздохом Марк вернулся в свой кабинет. Дагиан ушла, и он остался в одиночестве. Утомленный, он сел, потянулся за вином и налил себе полный бокал, который тут же осушил и сразу снова наполнил. Он уставился на темно-красную жидкость, в которой отражалось его лицо, измученное бессонницей и беспокойством. Его поймали в ловушку. Если бы Дагиан позволили выехать из Рима, он, возможно, смог бы бежать. Но, разумеется, Аврелиан все предусмотрел. Он осушил второй бокал и почувствовал, как по телу начало разливаться тепло.
Все, что сказал император, правильно. Когда Зенобия узнает о его женитьбе на Кариесе, она, разумеется, подумает, что вот и еще один римлянин предал ее. Если бы только Лонгину удалось держать ее под контролем… Но в душе он знал, что Лонгин не в состоянии урезонить ее. Мести, она будет жаждать мести.
«Ох, любимая, — с грустью думал он, — Аврелиан в конце концов уничтожит тебя, ведь он очень решительный и хитрый. Но ведь ты тоже решительная женщина. Может быть, ты возьмешь над ним верх, если только будет на то воля богов. Пусть они хранят и защищают тебя, любимая моя, ведь я не могу сделать этого!»
Марк потягивал вино маленькими глотками, все глубже погружаясь в уныние, пока не осознал, что отступить даже перед лицом такого невероятного превосходства сил не в его характере. Никогда еще за всю свою жизнь он не допускал, чтобы жалость к самому себе возобладала в нем. Никогда за все те годы, что он томился от безответной любви к Зенобии, надежда не покидала его. И сейчас он не сдастся! Даже сейчас!
Он решительно встал, покачиваясь и чувствуя, что вино ударило ему в голову.
— Ты пьян! — послышался раздраженный голос от двери.
— А ты, жирная. Кариеса, — последовал язвительный ответ. — Твой дядя прав. Это делает тебя грубой.
Он направился к двери и вытолкнул ее из кабинета на удивление твердой рукой.
— В эту комнату тебе запрещено входить, Кариеса. Если тебе будет позволено хозяйничать в доме, должно же у меня остаться хоть одно место, куда я смогу скрыться, чтобы не видеть и не слышать тебя!
— Как только мы переберемся в Тиволи, все изменится! — огрызнулась она.
— Не думаю, моя дорогая, — резко ответил он. — Я все равно останусь главой семейства, которому ты должна будешь повиноваться.
— Я ненавижу тебя! — пронзительно закричала она.
— Не больше, чем я тебя. Кариеса! — со смехом ответил он. — Не больше, чем я тебя!
Глава 9
Зенобия, царица Пальмиры, глядела на Средиземное море. Она все никак не могла наглядеться на него, обнаружив, что оно удивительно похоже на ее родную пустыню: постоянно меняющаяся картина цвета и движения. Близился закат; в эти минуты море было очень спокойным, и его гладкая шелковистая поверхность винного цвета отражала дворец, из окна которого она смотрела на него. Над ней кружила стая розовых фламинго. Она наблюдала, как эти прекрасные птицы пролетели над дворцом и расселись по берегу озера Мареотис, где они гнездились. Теперь все было спокойно, и она простояла еще несколько долгих минут, глядя на маяк Фарос в гавани. Сколько раз это зрелище представало перед глазами царицы Клеопатры!
Ее взгляд снова обратился на море, и она почувствовала, как непроизвольно начинает вглядываться вдаль. Ее взгляд сможет перенестись через море и разглядеть Рим, а вместе с ним и ее лживого любовника. Марка Александра Бритайна! Вспоминая о нем, она все еще испытывала страдание. Но теперь это страдание уже не такое острое, как вчера, а завтра оно станет не таким острым, как сегодня. Она всегда думала, что не сможет жить без любви, однако это возможно. Ненависть — прекрасная замена любви, и она поклялась себе, что никогда больше не полюбит мужчину. Смерть отняла у нее Одената, и вот теперь племянница императора отняла Марка.
«Почему? — снова и снова думала она. — Почему же он женился на другой женщине, хотя поклялся вернуться к ней?» Она не могла найти этому никакого объяснения. Он даже не написал ей.
— Как вы себя чувствуете, ваше величество?
В длинный открытый портик вышел Кассий Лонгин.
— Нормально, Лонгин, — ответила она, но он расслышал грусть в ее голосе.
— Должно же быть какое-нибудь логическое объяснение! — взорвался он.
Она обернулась и посмотрела на него безумными глазами.
— Почему ты пытаешься найти для него оправдание, Лонгин? Я ведь знаю, что ты никогда на самом деле не одобрял нашей связи. Нет никакого другого объяснения, кроме того, что этот римлянин использовал меня и бросил. Но я всегда училась на своих ошибках и больше никогда никому не позволю играть собой.
Лонгин не стал спорить, но остался при своем мнении. Он считал, что очень хорошо знает римлянина. Эта внезапная женитьба на племяннице Аврелиана и его молчание совершенно не в характере Марка Бритайна.
— Я собираюсь провозгласить Вабу царем, а себя — царицей Востока, — сказала она, быстро выводя его из задумчивости.
— Вы навлечете на себя гнев Рима, ваше величество.
— Рим слаб, — презрительно возразила Зенобия. — Один полководец за другим провозглашают себя императорами, и дорога к трону империи вымощена телами убитых. Ни одному не удается удержать власть долгое время. Варварские племена, живущие к западу и к северу от Италии, постоянно вторгаются на территорию империи. Сможет ли Аврелиан отвлечь из Европы достаточно солдат, чтобы воевать со мной? Не думаю, Лонгин. Риму придется считаться с тем фактом, что я теперь контролирую Восток. И я не выпущу его из рук! Я должна сделать это, чтобы обеспечить будущее Вабы, а также будущее его детей и внуков.
— Так вы делаете это ради Вабы, ваше, величество, или чтобы отомстить за себя Марку Александру Бритайну? Ненависть — это обоюдоострый меч, ваше величество. Он может поразить и того, кто держит его в руках, а не только его врага.
— Ты слишком беспокоишься, Лонгин! Разве прорицатели при моем рождении не сказали, что я буду удачлива в войне, и разве я не удачлива?
— Прорицатели сказали также, что вы будете счастливы в любви, ваше величество, — последовал жестокий ответ.
— Но я действительно была счастлива в любви! — спорила она. — Разве мой Ястреб не боготворил меня?
— Но он мертв, ваше величество, а тот человек, которого вы полюбили по-настоящему, всеми фибрами своей души, как оказалось, предал вас. Я не могу счесть это удачей.
Логика Лонгина подобно острому ножу отсекала ее самоуверенность.
Зенобия сердито вскинула голову и предпочла не заметить его реплику.
— Повторяю, Лонгин, вы слишком беспокоитесь. Лонгин наклонил голову, принимая ее волю.
— Вы объявите об этом здесь, в Александрии, ваше величество?
— Да! — ответила она. — К тому времени, как известие об этом достигнет ушей Аврелиана и испортит ему пищеварение, я вернусь в Пальмиру. — Она рассмеялась. — Вполне возможно, что это приведет к падению последнего из римских правителей-военных, но кто же станет следующим и надолго ли?
Его удивляла ее излишняя самоуверенность, он испытывал беспокойство, хотя до сих пор все шло хорошо. Пальмирская армия легко и быстро прошла через Сирию и Палестину, а потом через египетскую пустыню, переправилась через дельту Нила, привлекая только любопытные взгляды крестьян, и вступила в Александрию без всякого сопротивления. Дяди Зенобии, Паул и Арг Симон, занялись распространением доктрины Восточной империи, свободной от иноземцев, свободной от Рима.
Александрия, которой римляне всегда пренебрегали, приветствовала царицу Пальмиры и приняла ее как свою собственную царицу. В конце концов разве она не родом из этого города? Разве она не потомок последней великой царицы из династии Птолемеев, Клеопатры? О боги, они снова вернут себе величие, которое украл у них Рим! Ох, эти римляне! Со времен Юлия Цезаря они приносили несчастье Александрии!
Фараоны из династии Птолемеев и их царицы сделали Александрию центром античного мира. Огромная александрийская библиотека и музей известны всему миру. Не меньшей славой пользовались и многочисленные школы риторики, медицины, математики, философии, искусства, литературы и поэзии. В самом начале римского правления ничто не изменилось. Но потом гнет стал невыносимым, и различные слои городского населения стали проявлять недовольство. Восстание, поднятое иудейским населением, закончилось разрушением иудейского квартала, который составлял добрую треть города. А вместе с иудеями кануло в лету я коммерческое процветание Александрии.
Теперь Александрия — прекрасный античный город, чьи школы и огромная библиотека привлекали ученых со всего мира. Сохранилась и торговля, но это не шло ни в какое сравнение с прежними славными временами. Александрийцы не питали любви к римлянам, которых справедливо обвиняли в своем бедственном положении. Невозможно было упустить шанс, и Зенобия, царица Пальмиры, оказалась тем человеком, за которым они готовы были следовать.
Официальное заявление царя Вабаллата и его матери Зенобии было зачитано с главного портика царского дворца в Александрии. Зенобия поклялась никогда больше не носить римскую одежду. Ей понравилось роскошное одеяние, представлявшее собой смесь египетского, персидского и парфянского стилей.
Ее одежду назвали каласирисом. Это было длинное одеяние без рукавов с простым круглым вырезом, в складках, словно гармошка. Цвет напоминал бледно-зеленые воды Нила. Через тончайшее полотно было видно безупречное тело Зенобии. Ее крепкие, полные груди дерзко выпирали из-под ткани под большим золотым воротником, выложенным изумрудами, бирюзой и янтарем. На руках сверкали прекрасные чеканные золотые браслеты. Поверх платья она носила длинную до пола накидку. Эта накидка представляла собой изумительный образец мастерства портных: подкладка из золотой парчи, а верх — из перьев павлина-самца. Она крепилась на плечах Зенобии золотыми пряжками, которые пристегивались к воротнику. На ногах красовались золотые сандалии. В ее длинные черные волосы служанки вплели цветы лотоса, голову стягивала золотая лента, украшенная спереди змеей — символом царской власти в Египте.
По контрасту с варварской красотой своей матери юный Ваба оделся совсем просто: в просторные струящиеся белые одежды. Откинутый капюшон открывал энергичное и красивое лицо. Темноволосую голову венчала великолепная золотая корона. Стоя рядом с матерью на верхних ступенях портика, он с бесстрастным лицом слушал, как Кассий Лонгин, стоявший на несколько ступеней ниже и одетый в эффектную белую тунику, громким и чистым голосом произносил нараспев, обращаясь к огромным массам народа, собравшимся на площади перед дворцом:
— Смотри, Египет! Смотри на Зенобию, царицу Востока, и ее сына Вабаллата, августа Восточной империи!
Три раза выкрикивал эти слова любимый советник царицы, и каждый раз они сопровождались оглушительными звуками фанфар. Толпа приветствовала их и криками выражала одобрение Зенобии и ее сыну. Лонгин взглянул вверх, на царицу, и сказал так, чтобы только она могла его слышать:
— Эта демонстрация не пройдет незамеченной в Риме, ваше величество!
— Так пусть они получат предостережение, Лонгин, — послышался ледяной ответ.
Аврелиан действительно получил предостережение, и гораздо раньше, чем предполагала Зенобия. В тот же самый день, когда Зенобия провозгласила себя царицей Востока, а своего сына — августом Восточной империи, римский шпион в Александрии выпустил почтового голубя. Голубь с привязанным к его ноге маленьким капсюлем полетел в Кирену. Там послание прикрепили к ноге другой птицы, которая полетела в город Лепсис Магна. Потом следующая птица направилась в Карфаген, еще одна пересекла расстояние до Сицилии. И, наконец, последняя птица, покинув Сицилию, провела ночь в хлеву в Неаполе. Итак, за неделю послание из Александрии дошло до Рима.
Император с нетерпением вытащил послание из капсюля, принесенного к нему последней птицей, и неторопливая довольная улыбка разливалась по его лицу.
— Ну что, хорошие новости, цезарь?
— Да, Гай Цицерон, очень хорошие. Хвала богам за то, что они создали женщин такими предсказуемыми. Царица Пальмиры сделала в точности то, чего я и ожидал от нее. Теперь мы можем выступить против нее в поход.
— Зенобия Пальмирская? Но я полагал, что она — наша союзница! — Гай Цицерон выглядел изумленным. — Разве она не сохраняла для нас мир в восточных провинциях после смерти своего мужа? Зачем же нам выступать в поход против нее?
— Потому, мой дорогой Гай, что царица Пальмиры как раз семь дней назад проявила опрометчивость, объявив себя царицей Востока, а своего сына — августом Восточной империи.
Гай Цицерон разыскал своего старого друга. Марка Александра, в его новом доме в Тиволи.
— Царица Пальмиры восстала против Рима, и легионы скоро отправятся в поход, — объявил он. — Одолеет ли ее Рим, Марк?
— Рим должен одолеть ее. Гай, хотя теперь я подвергаю сомнению свою собственную лояльность по отношению к этой разлагающейся империи.
Гай Цицерон покачал головой.
— Войны с Пальмирой недостаточно, чтобы удержать Рим от гибели.
— Ты собираешься отправиться вместе с императором.
— Разумеется!
— Значит, тебе представится возможность, которой у меня не было. Гай. Царица Пальмиры должна была стать мой женой. Скажи ей, что я все еще люблю ее и что моя женитьба — всего лишь фикция. Я не имел возможности связаться с Зенобией после моего возвращения. Сделай это для меня, Гай, сделай ради нашей долгой дружбы, умоляю тебя!
Гай Цицерон заметил, какая боль таилась в глазах его друга. Он знал, чего стоило гордому Марку просить старого друга передать столь личное послание.
— Я буду счастлив выполнить твое поручение, Марк! — сказал он.
Откровения Марка очень удивили его. На короткий миг в душе Гая Цицерона даже зародились сомнения относительно поведения императора в этом вопросе. Потом он подумал, сколько хорошего удалось сделать Аврелиану за его короткое царствование. Что значили проблемы двух влюбленных в свете такого величия?
Аврелиан выступил в поход на Восток. Его войско отплыло из Бриндизи, пересекло Адриатическое море и высадилось в Аполлонии, в Македонии. Оттуда направилось во Фракию и переправилось через пролив в Дардан в Малой Азии. Император продвигался ровным темпом и останавливался в главных городах, чтобы продемонстрировать императорскую власть. Римские чиновники в один голос заявляли, что Зенобия, как и ее бывший муж Оденат, действовала в интересах Римской империи. Аврелиан глубокомысленно кивал им в знак согласия, а про себя смеялся, как быстро они предавали царицу Пальмиры. Он облагал их чисто символическими штрафами, чтобы римская власть произвела на них должное впечатление.
Перед стенами Антиохии Аврелиан вступил в сражение с полководцем Зенобии Забдасом. Пальмирские войска не ждали римлян так быстро. Силы, которыми располагал полководец Забдас, были невелики, — основная часть армии находилась в Александрии вместе с царицей. Они сражались против легионов искусно и отважно, но они были побеждены. Забдас отступил к Эмесе, оставив Антиохию римлянам. Однако, завладев городом, они быстро последовали за ним и разбили его во второй раз у Эмесы. Его небольшое войско было практически полностью уничтожено. Забдас покончил жизнь самоубийством, упав на свой меч, зато выполнил тем самым долг чести.
Аврелиан мог бы преодолеть сотню миль, отделявших Эмесу от Пальмиры, захватить Пальмиру в отсутствие царя и царицы и взять в плен ее регента, царевича Деметрия. Потом ему пришлось пожалеть, что он не сделал этого. Пока он потерял немного людей и чувствовал себя непобедимым. Он быстро двинулся со своей армией через Палестину, избегая городов и поселков. В Эмесе и Антиохии назначенные им чиновники приняли все меры к тому, чтобы ни одному посланцу не удалось бежать из города и предостеречь царицу Пальмиры. Они встретятся в Александрии!
Однако императора ждало разочарование, так как по прихоти судьбы армия Рима и армия Пальмиры в египетской пустыне Газа прошли друг от друга на расстоянии всего лишь несколько миль, и ни одна из них не заметила другую. Зенобия, разъяснив в Александрии свою позицию, спешила домой, чтобы ожидать там ответа из Рима. Аврелиан прибыл в главный город Египта и обнаружил, что та, кого он преследовал, уже ушла. И, что еще хуже, оказалось, что александрийцы ничуть не раскаивались в том, что оказали поддержку царице Пальмиры. В отместку Аврелиан поджег их знаменитую библиотеку. К тому времени, когда огонь удалось погасить, множество ценных книг было уничтожено.
Когда Зенобия добралась до своего любимого города, она обнаружила, что ее ждут удивительные новости. Враг оказался почти у его ворот. На поле битвы возле Эмесы один пальмирец притворился убитым, дождался темноты и благополучно бежал. Пять дней и ночей без воды и пищи он добирался до крепости Квазр-аль-Хер. Там он рассказал свою историю и свалился замертво. Руф Курий немедленно послал известие в Пальмиру.
— Но каким образом Аврелиан мог так быстро узнать обо всем? — недоумевала Зенобия.
— Как известно, римляне используют почтовых голубей, чтобы отправлять послания. По всей вероятности, известие об этом было послано из Александрии, ваше величество, — сказал Лонгин.
— И Аврелиан пришел сюда сам? — размышляла она. — Он узнает, что пальмирские легионы не так-то легко разбить. Поражение полководца Забдаса сделает римлян излишне самоуверенными.
— Вы не предложите им встретиться в открытом бою, ваше величество?
— Нет. Мы отведем войска в Пальмиру и будем ждать. Любопытно узнать, как долго смогут римляне выжить в нашей пустыне, Лонгин. Отправь послание Руфу Курию. Я хочу, чтобы все гражданское население немедленно вывели из крепости Квазр-аль-Хер, а оставшиеся создадут лишь видимость войска. Они отравят колодцы и подготовят костры на самой высокой башне. При первых признаках появления Аврелиана они зажгут костер, который станет для Пальмиры сигнальным огнем, и отступят. Легко сражаться в лесах Галлии, где роса капает с ветвей деревьев, но как долго продержатся римские легионы без воды здесь, в пустыне? В случае удачи нам не придется пожертвовать римским войскам ни единого пальмирца.
Приказ был послан, и вскоре начали прибывать люди, для которых крепость Квазр-аль-Хер была домом. Они запрудили всю дорогу, шедшую по пустыне с запада, телегами и скотом. У большинства в городе жили родственники, у которых они могли остановиться. Тем, у кого родственников не было, царица предложила приют в домах, являвшихся собственностью царской семьи.
Вдоль дороги, которая вела через пустыню на восток, распространили слухи, что Пальмира вскоре будет осаждена, и что те, кто не желает, чтобы их товары конфисковали римляне, должны обходить ее стороной. Зенобия чувствовала, что должна оказать эту любезность тем торговцам в Китае и Индии, которые регулярно вели дела с ее городом.
Уверенные в своей победе, жители Пальмиры не думали паниковать. Город принял праздничный вид перед свадьбой юного царя и Флавии Порции. После торжеств Зенобия и Лонгин уединились для беседы, разгоряченные кипрским вином.
— Марк предал меня! — опять начала царица. — Почему он предал меня, Лонгин? Разве я не прекрасна? Разве я не умна и не богата? — По ее щеке скатилась слезинка. — Что такое есть у племянницы Аврелиана, чего нет у меня? — Она усмехнулась. — Я спрошу его об этом, когда захвачу его в плен, Лонгин! Вот что я сделаю! Я скажу ему. «Аврелиан, что такое есть у твоей племянницы, что завлекло Марка Александра и отняло его у меня?» Ну, разве я не умна, Лонгин?
К счастью, она была пьяна. В ответ послышался тихий храп. — Кассий Лонгин уснул в своем кресле. Бокал опрокинулся в его руке, и сладкое красное вино пролилось на мраморный пол. Зенобия наблюдала, как струйка жидкости цвета крови медленно текла по белому полу. Она снова вздохнула и, неуверенно поднявшись, потянулась за графином, взяла его и медленно побрела по коридору, который вел в ее личные апартаменты.
На следующее утро она проснулась поздно и немедленно пожалела о том, что сделала в прошлую ночь. Яркий солнечный свет заливал ее спальню, заставив ее вздрогнуть от непритворного страдания. Получив предостережение в виде головной боли и раздраженного желудка, она не осмеливалась встать — ее тошнило. Она лежала неподвижно, мучаясь жестоким похмельем.
В комнату поспешно вошла старая Баб, сердито шлепая по полу сандалиями.
— Итак, ты наконец проснулась!
— Не кричи! У меня стучит в голове, — прошептала Зенобия.
— Меня это ничуть не удивляет. Но есть одна вещь, которую тебе следует знать. Несколько минут назад был зажжен сигнальный огонь в крепости Квазр-аль-Хер. Римляне идут!
— О боги! — выругалась Зенобия. — Почему они выбрали именно сегодняшний день!
— Да, они всегда были безумным стадом, — с ухмылкой поделилась своими наблюдениями Баб. — Давай я смешаю для тебя лекарства, которые снимут головную боль и тошноту!
Баб засуетилась, и Зенобия слышала, как она отдавала приказы девушкам-рабыням. Через несколько минут она вернулась, неся в руке маленький бокал, который вручила Зенобии.
— Выпей это! — скомандовала она голосом, не допускающим возражения, и царица повиновалась.
Через несколько минут боль и тошнота волшебным образом исчезли.
— Что там было? — спросила она Баб.
— Это смесь меда, фруктовых соков и трав, — ответила Баб. — А теперь позволь мне помочь тебе принять ванну, дитя мое, — вода все смоет.
Через час Зенобия стояла на вершине самой высокой башни в Пальмире и пристально смотрела на запад, в направлении крепости Квазр-аль-Хер, где сиял сигнальный огонь, хорошо заметный даже при свете яркого послеполуденного солнца. На дороге, ведущей к западу, она различала едва заметные клубы пыли, поднимаемой копытами верблюдов, на которых Руф Курий и его маленький патруль спешили укрыться за стенами Пальмиры. Вскоре Зенобия четко различила седоков. Она спустилась с башни, села в свою колесницу и поехала по городу мимо приветствовавших ее людей, навстречу всадникам.
Они с грохотом промчались через ворота, которые быстро закрылись за ними, и резко остановились перед колесницей царицы. Верблюды преклонили колени, всадники быстро спешились и приветствовали царицу.
— Все сделано так, как вы приказали, ваше величество, — сказал Руф Курий.
— А римляне? — спросила она.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |