Несколько секунд назад он что-то такое заметил. Несколько секунд назад под фюзеляжем вертолета мелькнул чем-то отличный от прочих пейзаж. Чем? Обломков самолета там не было точно. Вообще ничего похожего на обломки не было. Тогда что привлекло его внимание? Что?
Что?!
Вид деревьев! Чуть в стороне от трассы полета. Вот что! Деревья в том месте, где они только что пролетели, не имели пышной кроны. Не имели вершин! Они были словно подстрижены. Чем подстрижены? Вполне вероятно, плоскостью падающего к земле самолета. Почти наверняка плоскостью! Ну не парикмахером же…
* * *
— Сто-о-й!
— Что? — высунулся из кабины пилот. — Что случилось?
— Тормози! Ну в смысле разворачивайся! — крикнул командир.
— Что?!
— Верти обратно!!! — бешено закрутил в воздухе пальцами командир.
— Понял! — кивнул пилот и скрылся в кабине. Вертолет заложил крутой вираж и развернулся на сто восемьдесят градусов. Его маневр с абсолютной точностью повторили шедшие в кильватере две другие машины. Вертолетчики знали свое дело. Звено «вертушек» встало на обратный курс в считанные секунды.
— Передай — самый малый ход! — крикнул командир, высовываясь наполовину в проем люка.
— Самый малый ход…
— Самый малый ход! — продублировали его команду разведчики, образовавшие живую связь с пилотом.
— О'кей! — все понял пилот, гася скорость.
— Теперь левее двадцать!
— Двадцать градусов левее…
— Двадцать градусов левее!
— О'кей, левее двадцать! Вертолет рыскнул в сторону.
— Пусть добавит еще десять!
— Еще десять…
— Еще десять!
— О'кей, десять!
— Теперь так держать!
— Так держать…
— Так держать!
— О'кей, так держать!
Вертолеты медленно и неуклонно возвращались к месту, которое несколько минут назад так лихо проскочили.
— Теперь пусть помотается из стороны в сторону.
— Помотаться из стороны в сторону.
— Помотаться…
— Как так помотаться? — удивленно приподнял брови пилот.
Из стороны в сторону — покачал ладонью справа налево свесившийся с борта командир.
— Ну и команды у этих… «беретов»! «Помотаться»! Это надо такое придумать, — хмыкнул пилот в микрофон, наблюдая в зеркало заднего обзора красноречивые телодвижения командира коммандос.
Второй пилот засмеялся.
— Спросите, какая ему нужна амплитуда?
— Какая нужна амплитуда?
— Какая амплитуда…
— Метров двести вправо и двести влево.
— Двести…
— Двести…
— О'кей, двести.
Головной вертолет резко забрал вправо, потом, достигнув определенной точки, крутым виражом ушел влево. И снова вправо. И снова влево — прочесывая окружающую местность подобно саперу, разыскивающему с помощью миноискателя зарытый в земле фугас.
— Стоп! Вижу!
— Стоп…
— Стоп!
Вот они, деревья с покалеченными вершинами! С вычерченной по их стволам кривой, плавно уходящей к земле. Именно здесь на бреющем полете свергся с небес самолет. Вот его визитка. Сомнений быть не может!
— Все! Садимся! Пусть выбирает площадку.
— Садимся…
— Садимся!
— Садимся так садимся…
* * *
— Они садятся!
— Как садятся?
— Так и садятся. Азимут двести пятьдесят. В полукилометре отсюда. Видишь?
— Мать честная! Зачем они сюда?
— Боюсь, за тем же, за чем и мы… Или нас засекли на марше. Тогда еще хуже.
— Тогда не хуже. Тогда пиши пропалю! Тогда полный… конец!
Звено вертолетов, зависнув, кружило над джунглями, выбирая удобное место для посадки. Командир разведчиков внимательно наблюдал за их маневрами в бинокль, лихорадочно пролистывая в памяти когда-то вызубренные наизусть страницы справочника «Армия США». Когда-то вызубренные, но к сегодняшнему дню изрядно подзабытые.
— Вертолет общевойскового назначения… силуэт… обозначения на фюзеляже… грузоподъемность… дальность полета… величина посадочной площадки… пассажировместимость…
Пассажировместимость…
Черт возьми! Сколько же он может взять на борт личного состава? Совершенно из головы вылетело. Как у них там вообще строится иерархия войсковых подразделений? Вспоминать… Быстрее вспоминать…
Самая маленькая, кажется, «огневая группа». Точно — «огневая группа», потом «отделение», потом «секция»… А секция по количеству бойцов примерно равна нашему отделению. Если исходить из того, что один вертолет берет на борт одну секцию, то получается, что общая численность сил противника составляет полноценный взвод. Итого — двойное превосходство в силах, если не брать во внимание летчиков. Это если на каждой «вертушке» по секции. А если больше?..
И каким в таком случае они располагают вооружением? Винтовками «М-16», которые ничем не отличаются от автоматов. Подствольными гранатометами. Просто гранатами. Возможно, ручными пулеметами, по одному на каждую секцию…
Плюс крупнокалиберные пулеметы на самих «вертушках». Вон те, что торчат толстыми, что твоя рука, стволами из раскрытых люков. Это вам не примитивные «ручники». Эти способны ствол дерева пополам перерубить. Или человека, буде та пуля в него угодит. Против таких серьезных «машинок» с «АКМ» много не навоюешь. Тем более что у противника, кроме численного и огневого превосходства, преимущество в высоте.
Пока ты его снизу выцеливаешь, он закидает окружающую местность ручными гранатами и зальет пулеметным огнем, так что головы поднять будет невозможно. Им для этого даже особо напрягаться не придется — знай себе выдергивай из гранат предохранительные чеки и роняй их себе под ноги. Одну за другой. Десятками.
И что в этом случае остается делать тем, кто находится внизу и в численном меньшинстве?
Пожалуй, только одно — не высовываться! Замереть, прижать уши, как это делает испуганный заяц, и надеяться на лучшее. Например, на то, что у пилотов вертолетов вдруг случился массовый приступ дизентерии и они, оберегая чистоту салона, были вынуждены совершить вынужденную по медицинским показаниям посадку. Чтобы тут же, испытав облегчение, улететь.
— Личному составу приготовиться к обороне! Свое местоположение не раскрывать. В бой без команды не вступать. В случае обнаружения себя противником обходиться холодным оружием. При невозможности избежать боя открывать огонь всем и разом, чтобы максимально использовать эффект внезапности, — приказал командир отряда. — Всем все понятно?
— Так точно!
— Доведите приказ до сведения каждого…
— Приготовиться к десантированию! Головной вертолет снизился и завис в нескольких футах над площадкой.
— Первый пошел!
Второй пошел!
Третий пошел…
Бойцы охранения, не дожидаясь касания, один за другим попрыгали на землю. Быстро отбежали в стороны, упали на животы, отползли за препятствия, занимая круговую оборону. И лишь потом осмотрелись.
Все было тихо.
— Нормально, — показали разведчики. Прикрывая друг друга, расползлись в стороны, осмотрели ближние кусты.
— И здесь все в порядке.
— Садимся, — ткнул большой палец вниз командир.
— О'кей! — согласно кивнул пилот. Вертолет коснулся «лыжами» грунта.
— Моторы глушить?
— Пока не надо. Вдруг мы ошиблись. Командир коммандос и еще несколько бойцов, взяв оружие на изготовку, двинулись в сторону, куда указывала кривая падения самолета, вычерченная им на верхушках деревьев.
Долго искать не пришлось.
— Вон он лежит, — сказал один из бойцов.
— Смотри, как его смяло…
Самолет действительно напоминал консервную банку, угодившую под колеса большегрузного автомобиля.
— Передайте второму, что можно садиться.
— Второму посадка! — показал сигнальщик. Второй вертолет снизился и совершил посадку в нескольких десятках метров от первого. Третья машина осталась в воздухе барражировать ближние окрестности и обеспечивать огневое прикрытие.
— Всем, кроме боевого охранения, работать самолет! — приказал командир.
Коммандос подбежали к вертолетам, вытянули из салонов какие-то ящики, ухватили с двух сторон за ручки, бегом потащили к самолету.
— Быстрее, быстрее, быстрее! — торопил своих подчиненных командир.
— Лейтенант Браун, лейтенант Смит.
— Я! Сэр!
— Демонтируете приборную доску в кабине.
— Есть! Сэр!
— Лейтенант Джонстон, лейтенант… лейтенант… осматриваете окрестности с целью поиска ракет и прочего вооружения.
— Есть! Сэр!
— Лейтенант Доутсон, лейтенант… эвакуируете останки летчиков…
Американские коммандос не продирались сквозь обломки самолета, цепляясь одеждой за выступающие во все стороны «клыки» поврежденных конструкций, не рвали дюраль голыми руками, поминутно вспоминая при этом родную маму, оставленную в штате Пенсильвания. Они работали очень культурненько, так чтобы, не дай Бог, пальчиков не замарать.
Они работали, как хирурги. Вначале надели перчатки и специальные маски с полукруглым защитным стеклом, вскрыли кофры, вытащили и разложили на заранее расстеленном куске ткани гидравлические ножницы, домкраты и прочую хитромудрую слесарную технику.
Потом теми ножницами взрезали здоровенный кусок обшивки в районе кабины, перепилили дисковыми пилами металлические профили конструкции, перекусили кабели и провода. И выдернули освободившийся кусок борта, как пробку из бутылки, разом открыв доступ к приборной доске и всем прочим техническим закуткам кабины.
Увидев останки пилотов, коммандос встали по стойке «смирно!» и отдали им честь. Как будто они находились не на поле брани, а на съемочной площадке голливудского боевика, где соблюдение воинских ритуалов является обязательным условием кассового успеха фильма.
Мертвых пилотов аккуратно вынесли наружу, уложили в специальные пластиковые мешки на «молнии», застегнули и понесли к вертолетам.
И лишь после этого приступили к демонтажу интересующих их приборов. Не задействованные в данном виде работ бойцы обкладывали обломки самолета толовыми шашками.
Через пятнадцать минут они должны были закончить свою работу…
* * *
— Слышь, капитан, а ведь мы так можем остаться без прибора, — озабоченно прошептал на ухо командиру российских разведчиков окопавшийся рядом с ним «замок». — И тогда хоть домой не возвращайся.
— Не слепой! Без тебя вижу, — так же шепотом огрызнулся командир, внимательно наблюдая за работой противника в бинокль. — Ухватисто действуют ребята.
Американцы вытаскивали из леса сигарообразные ракеты класса «воздух — земля», укладывали их рядком возле самолета.
— Еще четверть часа, и все, — сказал командир, — пиши пропало!
Американцы вскрывали оболочки ракет, выдергивали из них электронную начинку, облепляли боеголовки пластиковой взрывчаткой.
— Страхуются сволочи! Даже взрыву опасаются доверять!
— А ты бы доверился?
— И я бы не доверился!
— Ну, значит, они не глупее тебя. Американцы разматывали, уводили в лес провода.
— Что будем делать?
— Откуда я знаю…
Из разломанной кабины выскочил работавший там разведчик. Взмахнул рукой. Что-то крикнул.
— О чем это он?
— Откуда я знаю. Я в английском разбираюсь только в рамках учебной программы войскового училища. То есть ни в зуб ногой.
Американец крикнул еще раз и пошел в сторону вертолетов.
— В чем дело? Почему вы прекратили работу? — спросил командир коммандос.
— Дело в том, что один из приборов, который я должен был снимать, уже частично демонтирован. Сэр!
— Как так?
— Так! Сэр!
— Вы ничего не путаете, лейтенант? Может, его просто сорвало в момент удара самолета о землю? А вам показалось…
— Нет, сэр, это исключено. Прибор не сорван, прибор частично демонтирован.
— Почему вы так решили?
— Из восьми гаек, с помощью которых он крепится к фюзеляжу, шесть были откручены!
— Может быть, они сами?..
— Гайки зафиксированы с помощью гроверных шайб. Они не могли раскрутиться сами. Тем более одновременно шесть штук. Они были откручены.
— Ну-ка пойдем посмотрим на месте…
На месте командир коммандос увидел то же, что его предшественник. Две гайки вместо положенных восьми.
— Может быть, вы сами…
— Нет, сэр! Я не успел открутить ни одной гайки. Командир опустился на колени и внимательно осмотрел болты. Они выглядели как новые. Словно только что из-под резца токарного станка. Он ощупал их рукой и посмотрел на пальцы. На коже остались мелкие крупинки сора. На старых болтах, которые никто не трогает, грязь намертво пристает к металлу и рук не пачкает.
Командир выпрямился и внимательно оглядел кабину.
— Что мне делать? Сэр!
— То, что было приказано, — демонтировать приборы. Только теперь гораздо быстрее, чем раньше.
Главный коммандос вышел из кабины и очень тщательно осмотрел останки самолета. Особенно места, где была повреждена обшивка. Он не пропустил ни одной трещинки, ни одного разрыва и очень скоро нашел то, что искал. Кусок искусственно взрезанной обшивки. Естественным образом металл так, с равномерными зазубринами в одну и ту же сторону, не рвется. Он лопается, как бумага, — ровно или большими неровными зубцами. Этот металл не рвался, этот металл пилился или рубился. По всей видимости, большим ножом.
Командир внимательно осмотрел места пропилов, ощупал зазубрины. Они были чисты. На них даже не успела осесть пыль. А это значит…
Это значит, что неизвестные были здесь не далее чем несколько дней назад. Может быть, даже вчера.
Но почему тогда они ушли, не докончив работу? Не докрутив две последние гайки? Может, их кто-нибудь спугнул? Или отпала необходимость в данном приборе? Или?..
Или они никуда не уходили?
Командир коммандос напрягся, представив, что за его действиями сейчас наблюдают чужие глаза. Возможно, сквозь перекрестие оптического прицела снайперской винтовки…
* * *
— Мне кажется, он что-то заметил, — тихо сказал командир разведотряда, не отрывая глаз от бинокля.
— Что?
— Не знаю. Может быть, работу наших парней. Они взрезали фюзеляж именно в этом месте, где он стоит. На металле могли остаться следы.
— Какие?
— Ну не знаю. Заусеницы или отпечатки пальцев. Мы-то ведь не в перчатках работали…
— Черт их всех забери!
— Боюсь, не их. Боюсь, нас. Если исходить из численного превосходства и качества вооружения.
Человек возле самолета выпрямился и внимательно посмотрел в сторону джунглей. Прямо в объектив направленного на него бинокля. Прямо глаза в глаза.
— Он нас ищет! Теперь я точно уверен, — сказал командир разведчиков, даже слегка отшатнувшись от окуляра.
— И что мы теперь будем делать?
— Давай так: если они начнут суетиться — открываем огонь из всех стволов. Разом. Левый фланг работает вертолеты, правый — тех, что собирают обломки, центр — всех прочих, которые возле самолета. Но только разом. По моему сигналу. По моему выстрелу.
— А потом?
— Потом? Потом либо мы их. Либо они нас.
* * *
Командир коммандос выпрямился и мельком оглядел окружающий лес. Вполне вероятно, что там притаился враг. Где-то там, в зарослях. А они здесь, на открытом месте. Как на раскрытой ладони. Если допустить хотя бы одно неверное движение… И что в этом случае можно предпринять? Лучше всего ничего не предпринимать. Делать то же, что делали раньше. И желательно в том же темпе, что раньше. И с тем же выражением лиц. Главное, не вспугнуть противника, не спровоцировать его на выстрел. Раз до сих пор они не открыли огонь, значит, существует вероятность, что они не сделают этого и в дальнейшем. Позволят довершить начатое. И позволят уйти. Без боя. По какой причине? Им лучше знать. Возможно, потому, что их меньше, или они хуже вооружены, или успели найти то, что им требовалось и теперь ни этот самолет, ни эти копошащиеся подле него коммандос их не интересуют. Не суть важно. Важно, что, пока сохраняется прежняя линия поведения, они стрелять не станут.
Отсюда главная задача — не менять линии поведения. И одновременно готовиться к отражению атаки. О возможности которой должен быть оповещен каждый.
— Лейтенант Джонстон! — негромко позвал командир.
— Я! Сэр! — так же тихо ответил лейтенант.
— Вы почему… — начал фразу командир, показывая рукой на разложенные возле самолета ракеты. Но это «почему» не продолжил. — Слушайте меня внимательно, лейтенант, — сказал он, резко меняя тему разговора. — По всей вероятности, до нас в этих обломках кто-то копался. Не исключена возможность, что они и сейчас находятся где-то поблизости, наблюдая за нашими действиями. Эту информацию необходимо довести до всего личного состава. И передать приказ — линии поведения не менять, работу не прекращать, быть готовыми к отражению атаки и мгновенной эвакуации. Ясно?
— Да. Сэр!
— Ну так положите это так, как я сказал, — еще раз показал командир на ракеты, — и энергичней, энергичней…
Лейтенант Джонстон поменял местами три ракеты, отчего их общая сумма, равно как и качество воз-лежания на земле не претерпели никаких изменений, и, вспомнив о каком-то срочном деле, пошел в сторону саперной группы.
— Не оборачивайтесь, не демонстрируйте своих реакций, продолжайте делать то, что делали, — заранее предупредил он.
— Что случилось?
— Пока ничего, но может случиться в любой момент. За нами наблюдают. Возможна атака. Необходимо приготовиться к бою. Не показывайте вида, что вы о чем-то узнали. Быстро завершайте работы. Передайте информацию дальше. И дайте мне пару проводков.
— Каких проводков?
— Любых. За которыми я к вам подошел.
Взяв проводки, лейтенант Джонстон двинулся в сторону вертолетов. Ему следовало ввести в курс дела еще пять бойцов…
— Возможна атака…
— Поведения не менять…
— Приготовиться к отражению атаки…
Приготовиться к отражению атаки значило заранее присмотреть несколько огневых позиций, прикинуть, как до них быстрее добраться, подготовить к мгновенной стрельбе оружие и перестать ходить в полный рост, чтобы усложнить прицеливание невидимому стрелку.
Вон та ямка, если залечь в нее скорчившись боком, будет подходяща при атаке с юга. Тот поваленный ствол защитит от пуль, летящих с севера. Другой — с запада. Восточное направление перекрывают обломки самолета…
Ямы можно достичь одним быстрым прыжком. К стволам придется добираться по-пластунски или перекатываясь…
Теперь оружие. Подтянуть винтовку поближе, прикрыть телом с просматриваемых сторон, дослать патрон, снять предохранитель. Естественным жестом человека, поправляющего одежду, передвинуть в более доступное место гранаты…
И продолжать работать. Словно ничего не случилось. И ничего не ожидается…
— Что-то не нравятся мне их передвижения, — сказал командир российских разведчиков.
— Чем?
— Тем, что они рассыпаются по полю, как бильярдные шары под ударом кия. Один подходит к другому, тот другой идет к третьему, третий — к четвертому… А потом каждый из них присаживается к земле, словно у него случился понос. Или даже ложится. Хотя до этого работал стоя. Очень мне подозрительны эти совпадения в поведенческих реакциях. Не могут все и одновременно вести себя одинаково.
— Капитан, прибор!
Из раскуроченной кабины работавший там боец вытаскивал какие-то коробки.
— Уверен?
— Уверен. Вон он. С краю. На нем маркировка специфическая.
Капитан прилип к окуляру бинокля.
— Похож…
— Да не похож, а он самый и есть! Даже если по отверстиям считать.
— Точно, он! Прибор! В Бога, в душу…
А если они вывозят приборы, то, получается, дело обстоит даже хуже, чем представлялось вначале. Получается, что пригнали сюда не простых пехотинцев с целью вывоза останков летчиков для передачи их скорбящим родственникам, а «мусорщиков», назначенных собирать то, что неудачно обронила армия США. Где бы она это ни обронила. Короче, прислали коммандос. Которые умеют воевать. И умеют побеждать.
И ведь что обидно — ни часом раньше, ни часом позже!
Сейчас они демонтируют с погибшего самолета секретную начинку, а все прочее отправят в тартарары посредством подрыва двух десятков килограммов тротила. Так что после их визита здесь ни одной целой заклепки не отыщешь.
И тогда начальству придется вместо нужного им прибора показывать совершенно бесполезный для них кукиш. С приложением подробного рапорта об обстоятельствах проваленного дела. Вернее, с приложением шестнадцати рапортов. По одному на каждого участника операции.
Если бы не эти рапорта, можно было бы и сачкануть, свалив неудачу на объективные обстоятельства. А так… А так придется воевать. С численно превосходящим, а главное, равным по выучке противником.
Придется! Другого выхода нет! Уведенного из-под носа прибора начальство не простит. Это «на нет — суда нет», а на упущенное «есть» — найдется. Только не суд, а трибунал. Что еще и хуже.
Значит, воевать…
Командир еще раз оглядел поле скорого боя. В пассиве численное меньшинство, чужая территория, отсутствие всякой надежды на помощь «большой земли», болтающийся над головой вертолет. В активе — внезапность! Четыре к одному! Не самый оптимистичный расклад. Но и не самый безнадежный…
Командир привстал за закрывшим его от противника стволом дерева и, сложив ладони «лодочкой», отдал соответствующий приказ. На птичьем языке. Который, наверное, не поняли бы пернатые, но очень верно истолковали его подчиненные.
— Всем смотреть на меня!
Все, кто мог видеть командира, устремили на него взгляд.
— Разбор целей! — показал командир. — Расчет справа — налево.
Поднял один, потом другой пальцы вверх, сделал ими круговое движение. Все понятно:
— Первый и второй по расчету бойцы берут на себя дальний вертолет, его экипаж и всех, кто подле него окажется.
Еще два пальца и еще один круг над головой:
— Третий и четвертый бойцы работают ближний вертолет и его экипаж.
Пятый — страхует первого — четвертого с флангов, при необходимости заменяет выбывших.
Шестой — сосредоточивает огонь на противнике, находящемся между вертолетами и самолетом.
Седьмой, восьмой — занимаются теми, кто копошится возле обломков.
Девятый, десятый — отстреливают бригаду, стаскивающую к месту подрыва ракеты и прочее вооружение.
Одиннадцатый — тревожит барражирующий окрестности вертолет, не давая ему возможности вести прицельную стрельбу.
Все прочие, в том числе командир, находятся в резерве и используются по мере необходимости.
Пять раз раскрытый пятерней кулак:
— Начало атаки через двадцать пять секунд.
Данный приказ довести до сведения всего личного состава. В первую очередь тех, кто командира не видит.
Еще несколько потревоженных «птиц» коротко прокричали в джунглях.
Обратный отсчет пошел.
Двадцать четыре.
Двадцать три.
Двадцать две…
Бойцы спешно перемещались на наиболее выгодные позиции. Удобно упирали локти в землю. Стирали стекающий на глаза пот. Брали на мушки прицелов отведенные им цели. По две, а то и по три на каждого.
Это очень важно — уметь разобрать цели. Это отличает разведчиков от простой пехоты, которая зачастую палит не куда нужно, а куда заблагорассудится. А в итоге — все в одну и ту же цель. Разведчики не могут себе позволить роскоши задействовать два ствола для поражения одного противника. Их в отличие от врагов слишком мало. Одна пуля — один поверженный враг. Такой расчет. Две пули, выпущенные из разного оружия, — гораздо худший результат. Три из трех разных стволов — это уже непрофессионализм, с перспективой списания в общевойсковые подразделения.
По-настоящему действенен только первый залп, которого противник не ожидает. Все, кто ушел от тех первых пуль, получают шанс на выживание и, значит, на сопротивление. Они зарываются в землю, откуда их выковырять практически невозможно, и сопротивляются до последнего.
Первый залп — это иногда выигранный или проигранный бой.
Девятнадцать.
Восемнадцать.
Семнадцать…
* * *
— Слышите! — насторожился командир коммандос.
— Что?
— Птицы. В джунглях кричат птицы.
— Ну и что, что кричат?
— Может, и ничего. Но только раньше их слышно не было.
— Мне кажется, здесь птицы кричат всегда.
— Но не так. Слышите, опять.
— И что из этого следует?
— Например, то, что их кто-то потревожил. То, что там, возможно, кто-то есть… Шестнадцать. Пятнадцать…
— Может, пойти проверить?
— Не стоит искать приключений, которых можно избежать. Не стоит торопить события. И не меняйте выражение на лицах. Перестаньте крутить головой и прислушиваться. Оставайтесь такими, какими вы были. Если не хотите спровоцировать тех, кто за нами, возможно, наблюдает, на атаку…
Четырнадцать.
Тринадцать.
Двенадцать…
* * *
Командир российских разведчиков приложился щекой к прикладу, выцеливая главного коммандос. На эту цель вторую пулю жалеть было грех. Командиры в бою должны умирать первыми. Чтобы не успеть организовать отпор. Чтобы не воодушевить своих бойцов на контратаку.
Главный американец стоял рядом с двумя бойцами и о чем-то спокойно разговаривал с ними. Он не догадывался, что жить ему осталось одиннадцать секунд.
Десять.
Девять.
Восемь…
* * *
Командир коммандос зябко повел плечами. Что-то ему вдруг стало стыло в этой влажной, тропической, безумной жаре. Так, что мурашки по коже побежали.
Что-то ему стало неуютно.
Неужели только от беспокойных криков невидимых птиц? Или еще из-за чего-то? Но чего? Что ему сейчас может угрожать? Что лишает его душевного покоя? Что изменилось за эти несколько секунд?
Явно — ничего.
А скрытно? За скрытую опасность отвечала интуиция. Которая иногда способна видеть гораздо больше, чем глаза, и слышать лучше, чем уши. Особенно у людей, имеющих привычку играть в «очко» со смертью.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |