Эпилог.
Полковник отсылает суетливого дежурного раздраженным жестом руки. Я нетерпеливо стою там, ожидаю получить на руки свое прощение. Мы вернулись на пост комиссариата, где нам в своем время поведали о задании. За мной со скрипом открывается дверь и входит личный писчий Шеффера, клерикус Амадиель, край его коричневой туники волочится по полу. С ним кто-то еще, молодой человек, на его лице татуировка черепа и шестеренки Адептус Механикус. Амадиель держит в руках связку прощений, в то время как техноадепт несет какое-то причудливое устройство, которое выглядит, словно помесь лазпистолета и паука.
- Вот документы, Полковник, - медленно произносит Амадиель, выкладывая их на чистый деревянный стол перед Шеффером.
Я одергиваю себя от желания схватить всю связку и найти свое. Полковник намеренно не торопится, подписывает прощения остальных - Франкса, Кронина, Лори, Лорона и Гудманза. Прощение для мертвых, живые подождут. Он работает медленно и методично, клерикус держит перед ним пергамент, пока он подписывает его здоровой рукой. Амадиель передает ему горящую красную свечу, и с той же, приводящей в бешенство неторопливостью, он капает воском на каждый пергамент, затем Полковник скрепляет печатью, которая появилась из рукава писчего. В конечном итоге, кажется, что прошла вечность, когда Полковник достает мое.
- Есть определенные условия, при которых действует прощение, Кейдж, - строго заявляет он мне, наконец-то взглянув в мою сторону.
- Да? - спрашиваю я, с подозрением думая о том, что дальше скажет Полковник. Я не считаю, что он из тех людей, которые будут пытаться извернуться или что-то такое. У него есть честь, я в этом уверен.
- Первое: вы ни с кем не имеет право обсуждать детали миссий "Последнего шанса" в Коританоруме, кроме тех, кто специально уполномочен моим приказом или Святейшими Орденами Инквизиции Императора, - мрачно произносит он, считая условия подняв палец.
- Забыть о том, что произошло, верно, сэр? - подтверждаю я.
- Верно, - кивнув, отвечает он, - нас здесь никогда не было, отказ реакторов Коританорума вызвал разрушение цитадели. Волеизъявление Императора.
- Понятно, - уверяю я его. Я ожидал что-то такое, с тех пор как шаттл приземлился, и нас в спешке усадили в еще один раскрашенный в черное бронеавтомобиль комиссариата.
- Второе, - говорит он, поднимая второй палец, - ты освобожден условно. Прощение будет отменено, если ты когда либо нарушишь Законы Империума, или, если останешься в Имперской Гвардии, любые положения Кодекса Имперской Гвардии и Законы Поведения.
Он произносит это так, словно читает по бумаге у себя в голове.
- Не дам повода для придирок, - отвечаю я ему и искренне киваю.
- Сомневаюсь, - внезапно криво ухмыльнувшись, отвечает он, чем выводит меня из душевного равновесия. Это ведь почти шутка!
- Просто постарайся, чтобы тебя не загребли на чем-нибудь слишком серьезном.
- Не волнуйтесь, Полковник, - с жаром отвечаю я, - я так насладился вашей компанией, что больше никогда не хочу вас видеть.
- Вот такие условия, - завершает он, ставит подпись на свиток и ударяет по нему печатью. Небрежным жестом он протягивает его мне. Я осторожно тянусь вперед, почти ожидая, что он в последний момент с жестоким смехом отдернет руку.
Боюсь, что я почти выдергиваю его из рук, после чего жадно вчитываюсь в слова: "свобода... прощение всех преступлений". Свобода!
- Чем теперь займешься, Кейдж? - спрашивает Полковник, откидываясь на хрупком деревянном стуле, под его весом спинка трещит.
- Останусь в Гвардии, сэр, - мгновенно отвечаю я. Я размышлял об этом во время получасового, ухабистого полета на шаттле. Скорее, чтобы не думать о слабых летных навыках Страйдена, чем по какой-то другой причине. Если бы разразилась еще одна буря, то она нас угробила бы. Он вопросительно поднимает бровь, и я объясняю.
- Я вступил в ряды Имперской Гвардии, чтобы сражаться за Императора. Я принес клятву защищать Его царство. Я собираюсь сдержать клятву.
- Очень хорошо, - одобрительно кивает Полковник, - ваше звание лейтенанта будет сохранено в любом полку, к которому вы присоединитесь. Тут их множество и есть из чего выбирать. Но я бы посоветовал вам держаться подальше от мордианцев.
- Так и буду, - решительно заявляю я, - мне вроде как нравится униформа Тробаранских Рейнджеров, так что, возможно, я примкну к ним, если они возьмут.
- Уведомите клерикуса Амадиеля, как только сделаете выбор. Он подготовит необходимые бумаги для приказа, - говорит Полковник, кивая в сторону писчего. Амадиель смотрит на меня своим целеустремленным, ничего не выражающим лицом.
- И еще одно, - добавляет Полковник, когда я уже готов повернуться к двери. Он пальцем поманил к себе техноадепта.
- Я могу удалить вашу татуировку штрафного легиона, - говорит адепт, поднимая свой специфический аппарат, словно объясняя. Я закатываю рукав и смотрю на плечо, на котором еле видно эмблему из черепа и перекрещенных мечей. Выше над знаком можно прочитать "13-ый Штрафной Легион", а под ним до боли знакомая строчка "14-3889: Кейдж. Н". Хотя теперь ее не видно из-за белого рубца.
- Я сохраню ее, - объявляю я, позволяя рукаву опуститься.
- Сохраните? - заикается Амадиель, не удержавшись.
- На память, - добавляю я, и Полковник понимающе кивает. Воспоминания о четырех тысячах погибших выгравированы у меня в мозгу. Было странное ощущение, что их также вытатуировали мне под кожу.
Мы больше не говорим ни слова, я отдаю честь, разворачиваюсь на каблуках и выхожу, сжимая рукой свое прощение так крепко, что костяшки пальцев белеют. Снаружи бункера два военных полицейских щелкают каблуками, отдавая честь, когда я прохожу мимо них, и я намеренно это игнорирую. День тому назад, они бы расстреляли меня, если бы я дал им малейший шанс или причину.
Пока я иду по усыпанной гильзами грязи, я оглядываюсь и вижу, как появляется Полковник. Внезапный рев двигателей и поток ветра возвещает о прибытии своего рода стратолета, длинного, гладкого, черного как уголь и совершенно без опознавательных знаков. Дверь с шипением откидывается в сторону, и спрыгивают три бойца, обернутые в темно-красные накидки, которые бешено хлопают от нисходящего потока двигателей машины. Полковник кивком приветствуют их. Все четверо залезают обратно и, со свистом ускорителей, машина снова скрывается в небесах менее чем за десять секунд. Вот таким я вижу его в последний раз, возможно, он уже планирует новую самоубийственную миссию для следующей группы бедных ублюдков, называемых штрафниками "Последнего шанса".
ПУСТАЯ бутылка разбивается, когда я небрежно роняю ее на пол, ее осколки смешиваются с осколками стакана и керамическими обломками предыдущих четырех бутылок. Я пьян. Сильно пьян. Я не пил три года, и первый стакан ударил мне в голову. Второй в ноги, остальные не помню, Император только знает сколько! Вот так продолжается последние два месяца, по сути, каждая ночь в офицерской столовой, после чего я ползу к своей койке, когда меня вышвыривают.
Я очутился на Галасис Формундус, снова в строю, в компании тифонцев и тробаранцев. Я все еще ни с кем толком не познакомился, я проводил каждый вечер, заливая свое прошлое, пытаясь забыть последние три года, что не просто. Парады и тренировки столь унылы, что мой разум возвращается назад. К Избавлению, Проксиме Финалис, Ложной Надежде и в другие места, где я дрался и сотнями умирали мои товарищи. Я кручу тифонское вино в серебряном кубке, притворяясь, что могу различить его деликатный букет через вонь от разжеванной сигары, зажатой в уголке рта. Глядя на тысячи свечей, висящих на десятке огромных канделябров, которые освещают мраморный зал свои мерцающим светом, я задумываюсь, а хватит ли тут свечей на каждого убитого штрафника "Последнего шанса"?
Сегодня столовая, кажется, набита тифонцами, которые угрюмо смотрят в мою сторону, словно что-то знают, но я уверен, это не так. Мы одержали великую победу в Коританоруме, мы выиграли войну, и началась подготовка к появлению флота-улья Дагон, вот почему в данный момент мы застряли здесь. Великая победа, но, кажется, никто ее не празднует. Все в столовой остаются мрачными. Я не знаю, чего они так грустят, у них отличное свежее мясо, свежие овощи, напитки, шлюхи, азартные игры, словом все, чтобы весело провести время вместо сражения. Я полагаю, именно поэтому я не вписываюсь, потому что начинаю скучать по сражению. Выкрикивать приказы кучке троллей в униформе, пока те маршируют туда-сюда по плацу, не сравнится с тем, чтобы ползти по грязи и крови, убить или быть убитым, это вдыхает в тебя жизнь. Жалкие ублюдки, они что, не знают, что мы только что выиграли войну?
Мрачное настроение всех и каждого несет мои мысли дальше. Я думаю о других штрафниках "Последнего шанса". О мертвых. О тех, кто получил свое прощение слишком поздно. Три тысячи девятьсот девяносто девять. Все мертвы. Кроме меня. Я начинаю задумываться, а почему я жив, а они нет? Что делает меня особенным? Мне просто повезло? Или беду отвел от меня Император? Заманчивее звучит второе, вот почему я снова встал в строй, отплатить ему за то, что он приглядывал за мной последние три года. Император, желаю, чтобы эти тифонцы повеселели, жалкие фраггеры.
- Что ты сказал? - требует ответа мужчина у бара, примерно в трех метрах справа от меня. Его униформа синего и белого, тифонских цветов, золотое плетение висит через левую грудь, полная планка медалей украшает правую. Я полагаю, полковник. Должно быть, я говорил вслух.
- Че? - мямлю я в ответ, неспособный вспомнить, о чем я думал, пытаюсь выдернуть свой разум из наполненной алкоголем мути.
- Ты назвал меня жалким фраггером, - обвиняет он меня, идя через дымку сигар, чтобы встать с другой стороны маленького круглого стола. Я откидываюсь, позволяя локтям соскользнуть со стола, и пялюсь на него.
- Мы только что спасли гребаный сектор, а все хандрят, словно у них умерла сестра, - говорю я, когда за ним встают еще два тифонца, судя по униформе или майоры или капитаны.
- Мне пришлось оставить жену и улететь в какую-то убогую склизкую дыру черт знает где, - стоящий слева тыкает в мою сторону пальцем, на его огромных висячих усах все еще болтается пена от пива, - от чего мне веселиться?
- Добро пожаловать в долбаную Имперскую Гвардию, - отвечаю я, пожимаю плечами и опрокидываю последний стакан вина. Я пытаюсь встать, но первый, лысый мужчина среднего возраста, усаживает меня обратно на скамью, положив свою корявую руку мне на плечо. Когда я плюхаюсь на место, один из них выдергивает мое прощение из нагрудного кармана кителя. Я всегда храню его там - талисман на удачу. Окурок сигары падает мне на колени, и я смахиваю его на пол.
- Это что такое? Отребье штрафного легиона! - шипит он, читая написанное на пергаменте.
- Больше нет. Я теперь достойный офицер, - отвечаю я им, все еще с придурью от вина, - слушайте, я сижу тут на своей толстой заднице и ничего не делаю, ору на солдат и пытаюсь запрыгнуть в койку к бабам в местном городе, так что, должно быть, я - офицер.
- Тебя должны были повесить! - добавляет Большие Усы, выглядывая из-за плеча товарища. - Ты - позор Имперской Гвардии!
- Вы все были бы мертвы, если бы не мы, - мямлю я в ответ, - вы должны сказать мне спасибо, неблагодарные ублюдки.
- Ты так думаешь? - встревает третий, его свинячий нос почти упирается в мое лицо. - Ты ничто! Ты отброс!
- Тебя должны были убить! - объявляет Лысый, его лицо к этому времени покраснело.
- Мы были там! - рычу я, меня тошнит от их отношения ко мне. - Мы были долбаными героями. Вы, временные солдатики, даже не заслужили лизать им ботинки!
- Ты - предательская мразь, - ревет Свинячий Нос, вытаскивая из ножен декоративный меч, и размахивает им передо мной. Что-то внутри меня ломается, глядя на этих чопорных, напыщенных, испорченных снобов с мозгами личинки, типа офицеров. Я ощущаю то, что не чувствовал с Коританорума, прилив жизненных сил и энергии, ощущаю себя живым, это вселяет в меня силу и мощь.
- Я - мужчина, солдат! - ору я на них, вскакивая на ноги, - Они все были солдатами, настоящими мужчинами и женщинами! Не отбросами!
Свинячий Нос неуклюже махает мечом, но он слишком близко и я хватаю его за запястье. Ловлю левой рукой за гарду и резко кручу ее, с легкостью выворачиваю из захвата, это столь легко, словно отобрать конфетку у младенца.
- Хотите по-плохому? - воплю я, всаживая рукоятку в его свинячий нос, кровь каскадом заливает белую грудь туники. Они начинаю отступать. Я слышу ропот по всей комнате.
- Вы - Гвардия, не можете драться со мной? За что вам вручили эти медали? За полировку? За крики? Деритесь со мной, будьте вы прокляты!
Я шагаю вперед, тыкаю Большие Усы рукояткой в пузо, тот сгибается пополам. Они снова отшатываются, их глаза оглядывают комнату в поисках солдат, которые будут драться за них.
- Больше никто не будет драться, - рычу я, - вы сами пройдете через эту грязь и кровь.
Люди начинают ломиться к двери, повсюду слышатся возмущенные крики.
Летят столы и стулья, когда они начинают отступать от вопящего и размахивающего мечом безумца. Примерно половина из них никогда не была в бою. Смесь алкоголя с гневом наполняет меня жаждой крови, красная дымка опускается на глаза, и я вижу горстки пепла, безликие незнакомцы из снов тянут ко мне свои когти, разрывая людей на части. Мою голову наполняет это видения, и я чувствую головокружение. Словно четыре тысячи голосов в моей голове возжелали крови, четыре тысячи мужчин и женщин плачут, чтобы их не забыли, вопрошают о мести.
- Это за Франкса! - ору я, втыкая меч в живот Свинячему Носу. Остальные пытаются схватить меня, но я кидаюсь на них, рубя и размахивая мечом.
- За Пола! Поливикза! Гудманза! Гаппо! Кайла! Алису! Денсела! Харлона! Лорона! Джоретта! Маллори! Дональсона! Фредерикса! Брокера! Розеленда! Славини! Кронина! Линскрага!
Мои губы произносят литанию из имен, пока я режу этих трех высокомерных тифонцев на части, полосую их неподвижные тела, кровь брызгами летит на светло-голубой ковер, оставляя там фиолетовые лужицы. С каждым ударом я представляю смерти. Все, которые я видел, они вспоминаются и словно хотят вырваться наружу.
- За всех, гребаных штрафников! За Лори! - заканчиваю я, оставляя саблю торчать из груди Свинячего Носа.
Люди кричат и хватают меня, кто-то набрасывается на меня справа, трусы, но я отталкиваю их, вспомнив в последнюю секунду, что нужно вернуться и вытащить прощение из мертвых пальцев Лысого. Я, запинаясь, лечу из двери и бегу по улицам, дождь заливает мои окровавленные руки, пока я заталкиваю прощение в карман.
Я ПРОСЫПАЮСЬ с таким громким грохотом в голове, словно стучат все кузницы Марса. Во рту будто несколько мелких грызунов уже как год устроили гнездо, конечности ослабли. Со смутными подробностями туманные воспоминания о прошлой ночи начинают возвращаться ко мне. Я ощущаю на руках запекшуюся кровь тифонцев. Мне действительно нужно было контролировать свой нрав. Следующим шагом, я проверяю свое прощение. Я шарю по карману, и мое сердце уходит в пятки, когда я обнаруживаю, что тот пуст.
Именно в тот момент я слышу звук рвущегося пергамента и вынуждаю свои глаза открыться. Кто-то стоит надо мной, и я падаю на стену аллеи. Солнце отражается от стекла за фигурой, так, что она остается в тени. Прищурившись от света, все, что я вижу - две синие, сияющие точки. Два кусочка вспыхнувшего льда. Он что-то роняет, и я вижу свое прощение, порванное надвое, порхающее к мокрой земле. Он достает болт-пистолет и тыкает им мне в лицо. Первое что приходит в голову: "Какого черта он здесь делает?". Второе: "Во имя всех святых, как он вернул свою руку?".
- Я знал, что ты вернешься ко мне, Кейдж, - беспощадно мурлыкает Полковник, - ты принадлежишь мне. И всегда будешь принадлежать. Я могу убить тебя сейчас же, или могу дать тебе еще один Последний шанс.
О, фраг...
Конец.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |