Родственников выбирают 4 страница

- Это лучший ученик Спраут.

- Еще один энтузиаст? Мало им Бешенной магглы, так у них еще и Чокнутый Ботаник завелся. На Гриффиндоре уже можно филиал Мунго открывать.

- Зря ты так, - тихо сказал Майк. - Он хороший.

Услышать такое от Корнера с его нелюбвью к гриффам было очень... странным.

Большую часть свободного времени Гарри проводил в библиотеке. Отдел Гербологии он прошерстил от и до. Все растения, которые могли помочь деду, были выписаны и систематизированы. Затем ему удалось получить разрешение у профессора Спраут на создание собственного травяного сада. Она, обрадованная таким интересом к своему предмету, даже помогла наложить ему погодные заклинания на выделенную теплицу. Дело шло к зиме, с каждым днем становилось все холоднее.

Именно там, в теплицах, Гарри и обратил внимание на Лонгботтома. Застенчивый и неуклюжий в школе, здесь он казался выше и стройнее. Растения сходили с ума от одного его присутствия. Трепетные кустики начинали громко трещать как цикады. Серебристая лилия - на редкость гордое растение, даже Спраут к себе не подпускала - ластилась к нему как сиамская кошка. Даже заунывники и те пели ему ирландские риллы и хорнпайлы. А уж видеть то, как дьявольские силки нежно его щекочут, и вовсе было жутко.

- Охренеть, - только и мог сказать Поттер. – Как это у него получается?

Он раздумывал несколько минут, стоит ли спросить про это у самого Лонгботтома, но решил не приставать к явно занятому человеку. Грядки в выделенной ему теплице сами не вскопаются и не разрыхлятся. И ухаживать за травками, с таким трудом выпрошенными у профессора Спраут, должен он сам, иначе что это будет за травяной сад Поттера? Слово «ответственность» Гарри понимал, как «самостоятельность» - и никак иначе. Впрочем, Лонгботтом тоже определил в теплицах собрата по увлечению и теперь посматривал в его сторону со сдержанным интересом. А когда взошли первые ростки, пришел сам, посмотреть, чем именно собрат занят. И даже дал несколько действительно полезных советов по подкормке почвы и удобрениям.

- У меня всегда это хорошо получалось, - стеснительно улыбаясь, поведал он Гарри, - я растения... ну, чувствую, что ли. Я их понимаю.

- Они тебя – тоже, - кивнул Гарри.

С той поры, пересекаясь в библиотеке, они дружелюбно кивали друг другу, а иногда даже писали вместе эссе. После того, как Безумная маггла выкинула свой очередной фортель, заявив на всю библиотеку, мол, ваши родовые обряды просто привязаны к календарным датам, ничего в них такого нет, просто каждая семья делает их по-своему, - Лонгботтом, уж на что тихий и терпеливый, демонстративно встал и отошел от нее подальше. И с тех пор предпочитал делать уроки в одиночестве, или вот, с Гарри, если удавалось.

В гостиной Рэйвенкло по-прежнему проходили совместные обсуждения самых разнообразных тем, в основном, по Кодексу Чистокровных или по обрядовой политике магов. Выпад Грейнджер в библиотеке был услышан, обсмеян и рассмотрен со всех сторон. А когда Гарри заикнулся, что все книги по этой теме в школьной библиотеке перекочевали в Запретную секцию, Пенелопа только хмыкнула и показала ему полку в гостиной, на которой спокойненько стояли дубликаты.

- Не бывает запретного знания, - сказала она, - это либо неправильно понятое, либо специально извращенное для невежд. Читай на здоровье.

- А мадам Пинс сказала, это сделали для того, чтобы не волновать юные умы кровавыми жертвоприношениями...

- Ну да, конечно, - улыбнулась Пенелопа, - ваши юные умы чем-то можно напугать. Читай, потом расскажешь, что ты понял.

Понял Гарри практически все. У них в школе уже проводили уроки сексуального воспитания – чего там не понять. И когда он, все же смущаясь и краснея, пересказал старшим, что именно он понял из обрядов Брака, Благословения Урожая и Дома, те одобрительно покивали.

Глава 8

- Они говорят – кровавые жертвы! – Начал сегодняшний оратор, Ален Кромби, тот самый, что разбирался в церберах. Кто именно «они» оставалось за кадром, но скорее всего, это были именно Безумные магглы или бездумные маги, забывшие родство. Такие тоже попадались – Уизли, например, именно поэтому считались Предателями Крови. – Кровавые – вдумайтесь! – жертвы. Не пролив пота – не вспахать земли. Не пролив семени – не зачать сына. А не пролив крови, этого сына не родить. Может, нам уже и роды запретить, как Темнейшую магию – ведь процесс-то болезненный и кровавый! Что есть жертва, которую приносят маги? Кровь, сила и пот. Чем она отличается от такой же жертвы магглов? Да практически, ничем, разве что в наше понятие «сила» входят, как физическая, так и магическая составляющие – не более.

Они говорят: Темные маги ненавидят грязнокровок – какая чепуха! Сильного магглорожденного волшебника с радостью примет любой Род, и Темный, и Светлый. Простейший ритуал принятия – и магглокровка становится Новой кровью. А ею не разбрасываются, она бесценна. И знаете, почему? Потому что не несет в себе случайных родовых проклятий. Если Род силен и защищен от них, магглорожденные ему ни к чему. А вот если предки накосячили, обзавелись парочкой врагов, схлопотали от них порчу – такая Новая кровь вполне способна очистить Род. И ведь просчитывается это элементарно: загляни в родословие, посчитай количество детей, рожденных каждой парой твоих предков! Это же видно! Если в роду в нескольких поколениях рождается только один наследник – Род проклят. Кстати, Поттер, я считаю, именно поэтому твой отец женился на магглорожденной. Его отцу не помогло вливание крови Блэков, а те всегда были многодетными. Но Дорея Блэк, хоть и из многодетной семьи, родила только одного сына – Джеймса. Значит, дело было в какой-то родовой порче. Такая же проблема сейчас, например, у Малфоев: Нарцисса Блэк из семьи, где было трое дочерей, а сын у нее всего один, Драко. Значит, Драко должен жениться, как минимум, на полукровке, если не найдет сильную магглорожденную ведьму.

- Это получается, мы с Драко родственники? – удивился Гарри.

- И не только с Драко, - хмыкнул Ален. – Глянь на досуге Бархатную книгу, там все Родовые связи расписаны. Кто, кому и в какой степени кузен.

«А Хагрид сказал, что Дамблдор отдал меня Дурслям, потому что они мои единственные выжившие родственники, - растерянно подумал Гарри. – Как же так, получается, что родственники у меня не только среди магглов, но и среди магов имеются! Почему же меня отдали магглам, да еще – таким?»

- Конечно, отыскать бриллиант среди кучи дерьма, - продолжал Кромби – бывает практически нереально. По-настоящему сильные магглорожденные так же редки, как Великие Магистры среди магов. Один на тысячу, а то и на десять тысяч. А еще нужно учитывать направление вектора магии сопоставимого с Родом.

- А вектор магии – это что? – заинтересовался Гарри.

- Это не «Светлая» или «Темная» магия, если ты так подумал. Это дополнение к родовым Дарам чистокровного, который принимает Новую кровь в род. Вот, к примеру, если Род традиционно занимается Зельеварением, то им подойдет кто-то со способностями к Гербологии. Или к Чарам. Трансфигураторы принимают Чароплетов и Зельеваров, тогда из их детей выходят неплохие артефакторы. То есть, таланты родителей в этом случае складываются. А вот если к Боевым магам прибавить Герболога, то ничего из ребенка не выйдет. Нет, магом он, разумеется, станет, но вряд ли будет обладать Даром, который сможет передать детям.

- А Светлая или Темная магия?

- А это – страшные сказки для тупых магглов. Или таких же тупых магов, которые сами думать не умеют. Что значит – Темная и Светлая? Почему все кровные чары постепенно объявляются Темными? Потому что какой-нибудь министерский чин падает в обморок от вида крови? Ритуал побратимства: разрезание ладоней, рукопожатие – кровь к крови. Ритуал принятия в Род: кровь за кровь. Введение в Род Наследника – кровь кровью подтверждаю... Ну и где тут Тьма, скажи мне?

- Одно время считалось, что к разделу Темных относятся те чары и заклинания, которые направлены на разрушение, а Светлые – на созидание. Потом, правда, одумались – во-первых, Светлые заклинания могут быть не менее разрушительны, чем Темные, а во-вторых, отток сил на них идет гораздо больший. А разрушение подчас, так же необходимо, как и созидание: вместо того, чтобы к сарайчику-развалюхе пристраивать несколько лишних этажей, не проще ли развеять его в прах, а уж потом выстроить нормальный дом?

- Сейчас к Темным относят чары, необратимо влияющие на человека, их применяющего – ну и на того, на кого они направлены - тоже. Непростительные заклинания, числом три: Круцио, Империо, Авада Кедавра. Болевое, Подчиняющее волю(а точнее, лишающее воли) и смертельное. Кроме вреда здоровью и жизни «объекта», каждое из них приносит вред и «субъекту». Поэтому те, кто часто ими пользовался – Пожиратели Смерти и Авроры, - столь же часто сходят с ума. Статистически (это было любимое слово на факультете), они все не очень-то нормальны, но чем чаще использовали, тем это виднее невооруженным взглядом. Того же Грюма вспомнить: псих-психом. И «клиенты» его – треть Азкабана – не лучше. И опять – если вспомнить Грюма... – Грюм, пожалуй, был самым ярким примером, о котором знали все, а кто не знал, тому быстро объясняли, что к чему. – Если бы ногу и глаз он потерял, пострадав от светлого заклинания, то его просто было бы снять и вырастить ему новые, и глаз, и ногу. Но поскольку заклинание было темномагическим, без отменного – у нас есть Безумный глаз, спешите любить и жаловать. Полчеловека, все остальное – протезы.

- То есть, если я правильно понял, достаточно придумать для заклинания Финиту – и оно переходит в разряд Светлых?

- Теоретически – так. Практически – Министерству проще запретить все скопом, чем разбираться с каждым отдельным случаем.

Декабрь проносился мимо Гарри огромным котом на мягких, пушистых лапах из снега. Надо было успеть доделать такую прорву дел, что он не успевал даже вспомнить о завтраке или ужине. Вместо него вспоминали старосты и тащили его за стол. За питанием малышей на факультете следили внимательно.

Во-первых, он решил, что варить зелья у деда на каникулах - неконструктивно. В его распоряжении всегда была факультетская лаборатория, со всеми полагающимися инструментами и достижениями последней алхимической мысли: вытяжными шкафами, перегонными кубами и прочими радостями Психического зельевара. Ну да, Гарри и себя прозвищами не обижал, он не только гриффиндорцам диагнозы ставил...

Во-вторых, надо было позаботиться о подарках к Рождеству. Тут ему существенно помогли девчонки-однокурсницы. Мало того, что они расписали ему правила, по которым в чистокровных семьях дарили подарки - кому просто открытки, кому сладости, кому что-нибудь более личное - в зависимости от близости к дарящему, но и посоветовали, где все это заказать. Адресаты получали такие подарки прямо из магазинов, потому что гонять на каникулах свою сову (Гарри назвал ее Хедвиг), он не собирался.

В-третьих... Вот третье было несколько странным и непонятным. В начале декабря к Гарри подошел староста Стивен Макдугал и сказал, что на доске объявлений висит список тех, кто остается на каникулы в школе. И если Поттер захочет остаться, то надо вписать свою фамилию. Поттер пожал плечами и сказал, что едет домой. Через пару дней, после урока Чар декан попросил его задержаться и тоже спросил, не желает ли мистер Поттер остаться на каникулы в Хогвартсе. На что мистер Поттер, едва сдерживаясь от гнева, заявил:

- Но, профессор, Рождество - это семейный праздник. С какой стати мне праздновать его в школе? Я еду домой.

Декан недоверчиво покачал головой, но спорить не стал и вопрос, казалось, был решен. Только с этого момента Гарри пристально следил за списком на доске, совершенно не желая, чтобы его имя каким-нибудь случайным образом в нем оказалось. Что за дела, в самом-то деле! Десять лет никого не интересовало, как Герой магического мира справляет Рождество - а тут вдруг такая странная забота! Не иначе, Хагрид растрепал про Дурслей. А Гарри непременно нужно было попасть к деду. И потому, что очень соскучился. И потому, что вез деду новые, свежесваренные зелья. А еще - потому, что собирался провести на Йоль обряд Защиты Дома, а сделать из Хогвартса такой обряд было бы невозможно...

Перед самой поездкой он поднялся в совятню. Хедвиг производила впечатление очень умной птицы, казалось, она понимала каждое слово, которое он произносил, разве что ответить не могла по-человечески. Поэтому Гарри счел необходимым спросить у нее - как она предпочитает добираться до дома, сама или в клетке и на поезде. Хедвиг выбрала самостоятельное путешествие - очень независимая птица оказалась. Гарри помахал ей рукой из окна совятни и со спокойной душой спустился вниз: теперь клетку можно было уменьшить и пристроить в рюкзак. Или вообще не брать с собой - зачем ему дома совиная клетка, которую он не сможет еще раз уменьшить для обратной дороги? Увеличилась бы она сама, в заклинании можно было задать время на преобразование.

Обратная дорога из Хогвартса в Лондон занимала почему-то вдвое меньше времени. Так что уже в полдень Гарри обнимал деда на маггловской стороне платформы 9 и 3/4. До дома им предстояло трястись на электричке, которая в Суррей уходила через четверть часа. Несмотря на то, что письма Гарри писал деду длинные и обстоятельные, а дед столь же обстоятельно отвечал, очень многое в письмах не напишешь. Вот как передать смутное ощущение, что вокруг Гарри затеяны какие-то непонятные игры? Непонятно кем, с непонятными целями? Как рассказать о разнице между знанием и зазубриванием, чтобы описать деду Безумную Магглу? Как описать потрясение от вида Лонгботтома в теплицах, где вместе с плюшевым медвежонком из Большого Зала бродит свободный дух земли и травы, расправляя медвежонку крылья за спиной? А как рассказать о том, что чудовищно, до слез, соскучился по деду, по его спокойствию, по уверенности, что все на свете можно решить? В суррейской электричке Гарри просто вцепился в деда (мог бы - и ногами обвил тоже) - и не отпускал. Только вздыхал прерывисто, вдыхая знакомые запахи табака и старого дерева. Дед прижимал его к себе и иногда похлопывал по плечу, успокаивая - все уже позади, мы почти дома. И только закрыв за собой двери дома в Тупике Прядильщика, Гарри в полной мере поверил в это. Словно тяжелый мешок, набитый кирпичами сняли с его спины. Он дома. Наконец-то...

- Отнеси рюкзак к себе и спускайся, - подтолкнул его в спину дед, - а я пока обед разогрею.

Гарри рванув было наверх, затормозил и начал медленно подниматься по знакомым ступенькам. Он хотел снова почувствовать этот старый дом, который принял его с первого дня и всегда ждал его - гарриного - возвращения. Как бы, наверное, удивились его однокурсники, узнав, что не великолепный Хогвартс с его зачарованными потолками, двигающимися лестницами и привидениями, а это старое, слегка покосившееся здание, стало для Гарри самым лучшим, самым волшебным местом на земле.

Старый Тоб немного суетливо двигался по кухне. Суп, картошка, котлеты и оладьи - все, что так любит внук, были готовы еще с утра. Надо было только разогреть их и поставить на стол. Само собой пришло воспоминание о спящем пацане, который не дождавшись его, уснул за столом. Как выяснил Тобиас за четыре месяца отсутствия внука, есть в одиночестве сам он тоже не любил.

Гарри ссыпался по лестнице:

- Там панель отошла, я поправил, и надо перила ошкурить, это я завтра, наверное, а потом...

- Садись, ешь, помощник! - ворчливо приказал Тоб, пряча в густых усах довольную усмешку.

Глава 9

Гарри не отходил от деда целыми днями. Старик сам почти силой отправлял его погулять: «Что ты целый день со мной, иди с ребятами пообщайся и воздухом подыши. Не дело это постоянно в доме сидеть, особенно когда такая погода на улице стоит». А Гарри не хотелось, он же еще столько всего не рассказал, они же еще столько не обсудили. И надо ему было снова и снова слушать степенные рассуждения деда о том, что храбрые люди не звенят словами, как погремушкой, что из маленьких и смешных медвежат вырастают большие и сильные медведи, которые защищают свою территорию и мало кто пытается оспорить их право на нее. Говорили и о Грейнджер и ее маггловском отношении к магическому миру. Надо сказать, для Тобиаса многое открывалось с совершенно иной стороны, чем прежде. Он до сих пор не простил ни Эйлин, ни Сева за их пренебрежительное <<Маггл!>>, но внук подробно и самое главное, совершенно бесстрастно, расписал ему все отличия между маггловским и магическим мирами - да взять хоть те же писчие перья и их необходимость для магов! Во всем открывались такие пласты и бездны смыслов, что у Тоба даже голова закружилась, словно не сидел он в старом кресле, в гостиной дома Тупика Прядильщика, а стоял над сияющей пропастью, в которой переливались целые галактики. Не в том было дело, что Эйлин оказалась чужой, и Сева таким же вырастила, а в том, что она просто не обеспокоилась объяснить мужу разницу - ту самую, которая в результате разделила их не хуже каменной стены...

- Да, маги и магглы - разные, - говорил внук. - Ну и что? Дело-то не том, чтобы эту разность подчеркивать, а в том, чтобы вписаться. Положим, вот, я - волшебник. Но если я начну бегать по улице в мантии, размахивать палочкой, проклинать прохожих - где я окажусь, понятно? Правильно - в психушке. Ну, предположим, удрать из психушки взрослый маг в состоянии, и даже не попасть туда - не сложно. Но зачем? Вот, помнишь, на вокзале, рыжая семья была? И девчонка в ночнушке? Мне рассказали, что у их родителей репутация магглолюбов, представляешь? То есть, они магглов, типа, уважают и все такое. А не знать элементарного - какое же это уважение? Это не уважение, это презрение такое, ксенофобия, замаскированная громкими словами – и только.

То же самое, только - наоборот: магглорожденные в магическом мире. Есть те, которые вписываются, по ним и не скажешь никогда, что они пришлые. К таким и отношение совсем другое, ребята реально стараются понять и принять другой мир и его законы. Мне в этом плане тяжелее: все помнят, что у меня родители волшебники и ждут, что я все знаю от рождения. Так вот, как мне объяснили, сама по себе проблема нашего различия - и не проблема вовсе. То есть, не больше, чем, например, у обычных эмигрантов: переехать в другую страну, узнать ее законы, соблюдать, если и не все традиции - мало ли, какие традиции тебе не по душе, но, по крайней мере, не устраивать революций. Вот, полно же в Британии индусов - никто из них на улицы не выходит с протестами против говяжьих антрекотов, правильно? А мусульмане не протестуют против свиных стейков, хотя их религия такую еду запрещает. Ну вот, примерно так же и магглорожденные должны себя вести. А Грейнджер почему-то считает, что только ее взгляд на вещи - правильный. Все равно, как и какие-нибудь ортодоксальные маги, которые магглов за людей не считают - это уже другая сторона монеты.

- Глупая она еще, и маленькая, - вздохнул дед. - Оно, конечно, жизнь длинная, всему научит, особенно, если будет вот так из себя выпрыгивать - быстро обломают.

«Как меня, - думал Тобиас, - обломают, и даже не объяснят, за что ломали-то. Маггл! Ну, да, маггл. Что ж ты, Эйлин, дорогуша, за своего-то, мага, замуж не пошла? Жила ведь с магглом, презирала от души, но - жила. Сына воспитала, чтоб отца родного за человека не считал... Справедливости ради, признай, Тоб, что ты и не давал поводов-то человеком себя считать. Пил, как свинья, обращался с ними, как свинья - только ли их вина, что смотрели на тебя, как на свинью? А ты и хрюкал радостно... Только если бы она объяснила все с самого начала - разве я бы пил? Из-за этого - не пил бы. Вот, мальчонка хоть и волшебник, а меня человеком видит – так разве я смогу с ним свиньей-то быть? И мать его такая же была...»

Рождество они отметили тихо, по уже сложившейся традициии, поставив нарезанных еловых ветвей в кувшин на столе. А утром перед этим кувшином громоздилась целая куча пакетов с подарками - и от однокурсников - Гарри, и от деда - внуку, и от внука - деду. Радостно шурша упаковками, внук просматривал открытки, жевал какие-то сладости, предлагая деду попробовать, примерял теплый свитер, подаренный дедом (его связала на заказ старушка-соседка, которой дед помогал поправить забор). Его подарок деду тоже был вязанным: теплый шарф и перчатки, заказанные им по каталогу. Наконец, остался всего один пакет, на котором была надпись «Гарри Поттеру». Внутри лежала какая-то легкая серебристая ткань и записка: «Накануне своей смерти твой отец оставил ее мне. Используй ее с умом. Счастливого Рождества». Подписи не было. Гарри еще раз внимательно осмотрел пакет - казалось, его пронесли через огонь: краешки пакета немного обуглились и потемнели. Серебристая ткань оказалась мантией-невидимкой, что сразу вызвало недоверчивое хмыканье деда: «Интересное дело, кому твой отец мог оставить мантию невидимку, когда сам скрывался, вместе с Лили и тобой?» Личность доброхота осталась неизвестной. Мантию же Гарри закинул в школьный рюкзак, на самое дно. Раздумывать, могла ли спрятать такая мантия его семью от Волдеморта, было немного больно. Возможно - и не могла, но...

Обряд Защиты дома Гарри проводил в Двенадцатую ночь. Вообще и у магов и у магглов Двенадцатая ночь Рождества праздновалась почти одинаково и приметы были общими. Считалось, что загаданные желания в эту ночь исполняются, а слова, сказанные перед рассветом - наиболее сильны. И как встретишь ее - так и проведешь весь следующий год. Магглы закатывали вечеринки, запускали фейерверки, а маги творили свои обряды. Конечно, предварительно Гарри все в подробностях деду объяснил. И что он собирается делать, и зачем.

- Понимаешь, дед, это не просто защита от огня, воров или живности, вроде всяких тараканов или крыс. Здесь еще и защита против недоброжелательно настроенных лиц. Магов или магглов – неважно. Потому что Дом – это Крепость. Потому что Дом – это Защита. И мы защищаем дом, чтобы он защитил нас. Вот, примерно так, что ли.

- Хорошее дело, - выслушав внука, серьезно кивнул дед, - не скажу, что шибко во все это верю, но хуже всяко не будет. Действуй.

Гарри обошел весь дом – изнутри и снаружи, рисуя специальной палочкой руны на стенах, рамах окон и дверных косяках. Палочку он обмакивал в зелье, в которое перед применением капнул крови – своей и дедовой. Руны он еще в школе вызубрил наизусть - их и было всего четыре - и наловчился выводить вязью даже с закрытыми глазами. А накладывая защиту, он одновременно вкладывал в каждую руну толику магии, как на уроках Чар при произнесении заклинания. Зелье ему помогал варить Говард Мюррей, тот самый старшекурсник, с которым он ехал в Хогвартс. Впитывалось зелье мгновенно, не оставляя ни малейших следов. Когда Гарри, ему показалось – или было это на самом деле? – что над домом встал прозрачный купол, мягкий внутри и шипастый снаружи, словно каштановая скорлупа невероятных размеров. Теперь он мог не беспокоиться за деда: если не случится никаких чрезвычайных происшествий, дом сам поддержит своего хозяина. А от чрезвычайных происшествий, увы, не застрахованы ни маги, ни магглы.

Каникулы промелькнули так быстро, что Гарри и опомниться не успел, как уже собирал вещи для обратной дороги. Теперь до самого лета им с дедом предстояла только переписка: на пасхальные каникулы школьников не отпускали. Ему все казалось, что они с дедом не наговорились до конца, не проговорили чего-то важного и интересного, и он досадливо хмурился, припоминая, о чем же они еще не разговаривали? Нет – о Снейпе было, дед хмыкал, что Гарри использует на зельеваре тактику взгляда «в лицо, но не в глаза», раздражающую профессора тем, что привязаться не к чему. И о нежелании декана отпускать его на каникулы – было. Понятное дело, после рассказа Хагрида о Дурслях, любой учитель предложил бы вариант с каникулами в школе. А о том, что никаких Дурслей уже нет и не будет, Гарри рассказывать не собирался. Ни к чему это. Если уж Дамблдор смог его маленького отправить магглам, невзирая на кучу магической родни – не стоит давать ему повода вмешаться в жизнь еще раз. А о чем он не знает, о том у него душа не болит. О дымовой завесе вокруг Философского Камня дед с внуком тоже поговорили – и дед, что интересно, первым увидел ту несуразность, которая смущала Гарри.

-А кто тебе сказал, что именно тебе ваш лесник должен был проговориться? Может, он всем так проговаривался, язык-то без костей. И если действительно нужно было сплетню запустить, то он самый лучший кандидат: что сказал, кому сказал – и сам не вспомнит.

Гарри тогда согласился и вздохнул облегченно: параноить по пустякам ему страшно не нравилось. Смутное чувство, что не все так просто – оставалось, но никаких конкретных зацепок не было, так что волевым усилием Гарри задвинул мешающие сосредоточиться мысли куда подальше и сконцентрировался на сборе школьного рюкзака.

Впереди была школа, вороны и теплицы с травами. А потом – лето. Всего-ничего, полгода каких-то подождать...

----

Девятого января на уроке зельеварения Гарри был занят. Он изо всех сил мешал самому себе вспоминать в подробностях прошлый год и жалобное лицо пьяного деда. Нет, никаких иллюзий относительно Снейпа-старшего и Снейпа-сына у него не было: дед вообще мало что скрывал от внука. И с себя вины не снимал, и чужую на себя не навешивал. Ни вмешиваться, ни, боже упаси, способствовать их контактам, Гарри не собирался. Деда он о местонахождении его блудного сына известил, сам блудный сын прекрасно знал домашний адрес: не хотят они видеться – их дело. Тобиаса, конечно, в прошлом году было жаль. А уже в этом, он вполне с юмором рассказывал о каких-то проделках маленьких Северуса и Лили, не зацикливаясь на том, что Северус, в отличие от Лили, жив-здоров. А на прямой вопрос дед ответил так:

- Он ведь уже Снейп только по фамилии. А мог бы – наверное, Принцем бы стал, по матери. У него отца нет, ну что ж я поделаю. Не смею препятствовать. Сам выбрал.

За всеми этими мыслями Гарри не заметил, что профессор стоит прямо за его спиной и вот уже несколько минут пристально наблюдает, как он режет корень валерианы: сначала повдоль, а потом мелкой косой соломкой. Так в записях Эйлин советовала – для наилучшего растворения корня в зелье. В учебнике было написано просто «соломкой». Снейп молчал, пока Гарри шинковал свою соломку, молчал, когда Поттер бросил ее в котел и помешивать начал не посолонь, а противусолонь, первые три раза – это тоже было в тетради Эйлин, как способ консервации зелья в дальнейшем. Класс затих, с ужасом ожидая взрыва профессорского гнева: Поттер явно делал что-то неправильно. Но Снейп молчал, только бровь задирал, все выше и выше. А зелье у Поттера вышло – как всегда, на «Превосходно».

- Гарри, - шепотом спросил Терри Бут, когда они уже вышли из класса, - а что это сегодня было?

- А что сегодня было? – страшно удивился Гарри.

- Ну как же, Снейп стоял у тебя за спиной пол-урока – и молчал!

- Да? Ну надо же, а я не заметил... Если бы он рявкал, по обыкновению, я б тебе сказал, почему. А раз молчит, значит, привязаться не к чему, - радостно резюмировал Поттер.

Если бы Гарри мог сейчас прочесть мысли профессора зельеварения, радости бы у него поубавилось. Снейп злился. Снейп просто кипел в ярости. Какой-то маггловоспитанный щенок машинально – Снейп видел, что мысли мальчишки были заняты отнюдь не зельями! – интуитивно нашел наилучший способ нарезки корней, которому самого Снейпа обучала мать, и уже далеко не в одиннадцать лет! Да как он посмел! И только потому, что зелье в результате не пострадало, Снейп промолчал. А теперь глушил ярость, расхаживая у себя в комнатах перед камином, успокаиваясь и смиряясь... И напоминая себе, что Лили тоже зелья любила – вдруг мальчишке досталось что-то, кроме ее зеленых глаз? Поймать взгляд которых Снейпу так и не удалось с самого сентября.

В теплицах, ухаживая за своими травками, Гарри наконец рассказал Невиллу, для чего он затеял этот проект. И про зелья, которые магглам не помогают, и про вытяжки из трав, которые помогают и магглам, и магам. Невилл печально вздохнул:

- Я с зельями вообще не очень... И Снейп, как заорет, у меня последние мысли из головы улетучиваются. Только котлы взрываются, да баллы летят.

- А, - махнул рукой Гарри, - я поначалу тоже дергался и подпрыгивал. А потом начал разделять, знаешь? Вот есть Снейп – злобное чудище, орет, слюной брызжет, подлавливает каждое неправильное движение, чтобы носом ткнуть. А есть профессор зельеварения, который приходит на урок и лекцию читает. Вот второй – вполне приличный учитель. Главное их с чудищем не перепутать. Записывать лекцию, запоминать, в учебнике потом смотреть, мало ли, вдруг что-то дополнить можно. И готовиться к лекции и уроку заранее, чтоб, когда чудище полезет, было понятно, о чем профессор говорил...

Дата добавления: 2015-08-29