Warning: насилие, изнасилование, mpreg Summary: Навеянный темами Лавкрафта фик. Иногда в обычную жизнь обычного человека входит нечто, чего он даже не мог себе представить нечто, живущее глубоко

Warning: насилие, изнасилование, mpreg
Summary: Навеянный темами Лавкрафта фик. Иногда в обычную жизнь обычного человека входит нечто, чего он даже не мог себе представить... нечто, живущее глубоко в подвале.

© Juxian Tang

*Джошуа*

Маленького роста и худой, в бесформенных джинсах и болтающейся рубашке, он выглядел как двенадцатилетний ребенок, напяливший одежду отца. Но когда я подошел ближе, иллюзия рассеялась. Конечно, он был взрослым мужчиной - его эмалево-голубые глаза, прищуренные от солнца, окружала тоненькая сеточка морщин. Солнечных очков на нем не было, и в такой ослепительно яркий день это придавало его лицу странное, одновременно открытое и в чем-то уязвимое выражение. Он стоял, опираясь одной рукой на поднятый капот своей роскошной машины, и выглядел при этом совершенно потерянным.

Я не мог просто пройти мимо. Дорога была пустой, только он и я - и, похоже, что он, в своей смущенно-рассеянной манере, ожидал, что я подойду к нему: поднял руку и слабо помахал мне. Но даже если бы не это, я бы все равно заговорил бы с ним. Потому что всего лишь пять минут назад он обогнал меня на своем золотистом "крайслере" - немного притормозил, хотя я и не голосовал - и только когда я покачал головой, он поехал дальше, при этом приветственно посигналив мне.

Обычно я с удовольствием воспользовался бы приглашением подвезти - ведь именно так я и путешествовал все лето. Но до поворота к музею соломенных чучел, который я обязательно хотел посмотреть, был всего километр, и я решил, что вполне могу пройти это расстояние, не беспокоя людей лишний раз.

А вот теперь он стоял у дороги рядом со своей машиной, и вид у него был одновременно ненавязчивый и умоляющий.

- У вас случайно нет мобильного? - произнес он, когда я был еще довольно далеко. Голос у него был очень культурный и со странным, старомодным акцентом, какого я раньше не слышал. Я покачал головой. - Мой не берет зону, - он пожал плечами, как будто не мог поверить, что оказался в ситуации, когда вся его техника подвела его.

- Я иду в музей Чизелла, - сказал я. - Могу оттуда позвонить, чтобы прислали эвакуатор.

- Да, спасибо! - На его лице возникло такое явное облегчение, что это выглядело просто трогательно. - Сейчас... сейчас я дам номер. Господи, я боялся, что мне полдня здесь придется стоять.

Я огляделся дорогу.

- Ну, не полдня. - В нем было что-то такое, что вызывало желание успокоить его, пообещать, что все будет в порядке, словно он нуждался в защите и поддержке. - А что с машиной?

Про машины я знал самый минимум, но почему-то мне хотелось сказать что-то ободряющее.

- Понятия не имею, - он пожал плечами с извиняющимся видом. - Просто заглохла и все. Вот телефон, у вас есть, где записать?

Он протягивал мне телефонную книжку и ручку; я взял их, щурясь против солнца и пытаясь выбрать из множества записанных бисерным почерком телефонов нужный.

- Какой именно?

Боль была такой острой и неожиданной, что в первый момент я не мог понять, что это - ожог? Как будто в мою руку вонзилось длинное жало, прошло от тыльной стороны ладони до локтя и выше, в плечо. Я посмотрел на свою руку и едва мог поверить в то, что вижу. Из моей руки, держащей его записную книжку, торчал шприц - в котором оставалось всего лишь несколько капель прозрачной жидкости.

Этого не могло быть. Несколько мгновений мой разум отказывался принять тот простой факт, что вот только что я спокойно болтал с этим человеком, воображая, что делаю доброе дело - а на самом деле, мой новый знакомый, который выглядел так безвредно, оказался тем, с кем я, что называется, нарвался. Я начал говорить, но успел произнести только:

- Что за... - а затем удивительное, обжигающе-ледяное ощущение в моей руке вдруг разошлось по всему телу.

Я почувствовал, как падаю на колени, а затем заваливаюсь набок - но последнее, что я запомнил до того, как ударился головой об асфальт, были мягкие руки, безуспешно пытающиеся меня подхватить.

* * *

Видимо, произошло довольно много времени прежде, чем сознание вернулось ко мне. Вокруг было темно, но я не был уверен, в чем дело: возможно, на глазах у меня была повязка. Я также не мог понять, связан ли я - пошевелиться я не мог, и все тело казалось онемевшим, но это могло быть последствием укола. Я ощущал разве что свой язык - и какой-то резиновый вкус во рту, от которого я не в состоянии был избавиться - кляп. Еще было слабое покачивание. Багажник. Скорее всего. С "крайслером" всегда все было в порядке.

Мне казалось, что где-то в глубине души я просто не желаю верить в то, что это происходит со мной. Конечно, я слышал всякие истории о маньяках и безумцах и об опасностях, подстерегающих тех, кто путешествует автостопом. Но у меня всегда было ощущение, что меня это не может коснуться... что я просто не могу никого заинтересовать таким образом. Другие - да, с другими такое случалось, но я - во мне никогда не было ничего особенного, настолько, что это делало меня незаметным - и в хорошем, и в плохом смысле. Я привык к этому с детства. Мои родители не замечали меня, учителя тоже, в школе у меня было немного друзей, да и те наверняка забыли меня сразу после выпускного.

Я понимал, что это глупо, но все, о чем я мог думать, было непонимание: неужели кто-то мог выбрать меня... для чего-то, выходящего за рамки заурядности? Наверное, эта мысль, крутящаяся у меня в голове, пересиливала даже ужас, который я должен был бы испытывать, если бы мне удалось полностью осознать свое положение.

Впрочем, у меня не хватило времени осознать. Машина остановилась. Я лежал, моргая - единственное, что я мог делать - и ждал. А затем темнота перед моими глазами сменилась ярким электрическим светом, и я зажмурился, ослепленный. Темная тень, которую мне удалось разглядеть перед собой, явно принадлежала моему похитителю.

Он ничего не говорил, ожидая, пока я снова открою глаза. И когда я это сделал, несмотря на потрясение от всего происшедшего, я сразу увидел одно изменение в этом человеке. Нет, не одежда изменилась, ничего такого - а взгляд. До этого, когда мы разговаривали на дороге, выражение лица у него было, пожалуй, самым мягким и дружелюбным из всех, что я видел в своей жизни. Сейчас он смотрел на меня холодно, будто я был вещью, а не человеком. Страх сжал мне желудок.

- Вылезай, - произнес он тихо. Я подумал о том, чтобы сопротивляться, он совсем не выглядел сильным, я мог бы справиться с ним без труда - но когда он, недовольно встряхнув головой, взял меня за предплечье и потянул из багажника, я понял, что мои запястья связаны за спиной, а лодыжки стянуты вместе.

Я вскрикнул - звук, заглушенный кляпом - когда ему удалось вытащить меня и я упал на каменный пол, сильно ударившись коленями.

- Ползи, - произнес он. - На коленях. Вперед.

На дороге он казался таким беззащитным. Сейчас его голос был ледяным. Я не был уверен, что делать, мой мозг едва работал, все еще под действием лекарства, которое он мне вколол. И я даже не мог произнести ни слова - рот у меня по-прежнему был заткнут.

- Делай то, что я говорю.

Я послушался. Наверное, я струсил. Я мог бы сопротивляться, но то, что пряталось за холодностью тона в его голосе, по-настоящему испугало меня: он словно был на грани истерики. Если я попытаюсь сопротивляться, он может сломаться и тогда...

Убьет меня? А если я буду слушаться, то не убьет? Что он может хотеть от меня, думал я, передвигаясь крошечными шажками на своих разбитых коленях - сантиметр за сантиметром. Похоже, что этот человек был не из бедных, судя по машине и по просторному подземному гаражу. Конечно, его интересовал не выкуп. К тому же, на свете не было ни одного человека, кто мог бы или захотел бы заплатить за меня. Возможно, он перепутал меня с кем-то? Внезапно эта идея показалась очень соблазнительной. По крайней мере, она давала надежду. Как только он вынет кляп, я скажу ему свое имя, и он поймет, что я не тот, кто ему нужен - кто бы ему ни был нужен.

О том, что ему нужен просто кто-то, кого можно убить, я не хотел думать.

Моя прогулка на коленях продолжалась недолго. Я увидел перед собой двери лифта, и когда они открылись, прополз внутрь, а мой похититель сопровождал меня.

- Сядь на пятки.

Я смотрел, как он нажимает верхнюю кнопку на панели. Кнопок была всего три, средняя была освещена.

Когда лифт остановился, я вышел. Он указал мне, куда идти - я двигался очень медленно, но расстояние было всего в несколько метров - просторная спальня с большой деревянной кроватью в центре. Я переполз через порог - и в тот же миг почувствовал укол над ключицей. "Опять!" - успел подумать я, а потом снова кулем свалился на пол.

На этот раз, кажется, я пришел в себя быстрее - и мой разум не был так затуманен. Я был в той комнате, куда он меня привел - мог видеть окно справа и высокий потолок в старинной лепнине сверху. Кляпа больше не было. И моей одежды тоже.

Когда я это понял, тошнотворное чувство накатило на меня. Я все-таки попал в историю... с маньяком, с психом... и я должен был очень, очень постараться, если хочу выбраться отсюда живым. Он вряд ли будет заинтересован оставлять меня в живых, но если я буду вести себя правильно... если он не убил меня до сих пор... значит, спастись возможно. Я стиснул зубы, пытаясь определить, в каком я положении. Мое тело было растянуто, словно выставлено напоказ - так сильно, что грудная клетка казалось поднятой, а живот провалившимся. Ноги были разведены, гениталии обнажены. Ремни притягивали мои запястья и лодыжки к изголовью и подножию кровати и были натянуты так туго, что я мог сдвинуться разве что на несколько сантиметров.

Страх, унижение и злость попеременно окатывали меня. Меня била дрожь. Но уже через некоторое время я понял, что дело не только в эмоциях, владеющих мной. В комнате просто было холодно - очень холодно и сыро, и в это было трудно поверить, учитывая, каким жарким было это лето в Новой Англии.

К тому времени, как мужчина снова появился передо мной, меня уже трясло. Страх, ярость и безумные мысли о том, как мне надо себя вести для своего спасения, сменялись в моей голове с бешеной скоростью. В ушах звенело. Я не слышал ни одного звука, доносившегося с улицы, поэтому я не кричал - я был твердо уверен, что в доме мы одни, а на улице меня не услышат, и я боялся разозлить своего похитителя.

Теперь мужчина был одет в толстый шерстяной джемпер с воротником. Что ж, подумал я, по крайней мере, холод мне не мерещится. В его лице сейчас не было ни враждебности, ни доброты. В его руке была маленькая коробочка диктофона.

- Почему вы... - начал было я. Мой голос звучал хрипло, я закашлялся. Мужчина сделал короткий жест, как будто я мешал ему, и четко произнес в диктофон, глядя на меня.

- 16:11. Вот и действие второй дозы подошло к концу. Состояние стабильное.

Я не знал, что сказать. Сразу несколько вещей потрясли меня до немоты. Четыре часа! Я встретил его на дороге в девять утра! Пять часов... Но еще больше меня поразил его тон - спокойный, такой деловой. Означало ли это, что он действительно псих? Или нет?

Он снова поднес диктофон ко рту.

- Джошуа Рейнолдс, - произнес он, - настоящее имя Джошуа Этвуд, родился 27.04.1977 года.

Вот и все мои надежды, что он принял меня за другого. На самом деле, я сам лишь недавно узнал свою настоящую фамилию, нашел ее в бумагах, оставшихся после смерти моих родителей.

Мужчина обошел вокруг кровати, не сводя с меня глаз. И я тоже не мог перестать на него смотреть.

- Что вы собираетесь со мной делать?

Его спокойные голубые глаза изучали меня. Он опустил диктофон.

- А как ты думаешь?

- Черт! - я дернулся. - Я не знаю! Зачем я вам?

Страх и надежда сменялись в моем мозгу. Я смотрел на него. Когда он просто стоял вот так, наполовину втянув руки в длинные рукава свитера, я почти не мог поверить, что он может причинить мне вред - он был такой худощавый, невысокий, его лицо казалось кукольным, даже ни тени щетины - как у ребенка. И все же он *уже* причинил мне вред. Я до сих пор ощущал те две точки, куда он вонзал иглу - они горели, как будто следы от укуса или ожога, даже когда все мое тело тряслось от холода.

- Ты скоро поймешь, - произнес он тихо.

- Как тебя зовут? - Я где-то читал, что с похитителем или с тем, кто берет тебя в заложники, надо установить контакт. Конечно, я не думал, что он скажет мне - не фамилию, по крайней мере.

- Ланс Майлер, - сказал он. - А это мой дом. Мы в Бостоне, ты знаешь об этом, Джошуа?

В его голосе было что-то странное - как будто он ожидал, что я как-то прореагирую на его имя, но я мог думать только о том, что сделал. Оставит ли он меня в живых теперь, когда я знаю его имя? Его взгляд скользил вдоль моего тела, а затем Ланс улыбнулся - и в его улыбке было что-то ироничное и одновременно почти по-детски радостное. - Ты когда-нибудь занимался сексом с мужчиной, Джошуа? - спросил он.

- Ну, я... - Значит, он все-таки хотел *этого*. - Да, - сказал я.

- В активной или в пассивной роли?

- Послушай...

- Впрочем, - он снова улыбнулся, - это не имеет значения. Не думаю, что тебе будет легче. Нет, совсем не думаю.

- Ты... ты можешь... - сквозь зубы произнес я. Ну да, разумеется, он *мог* - как бы я ему воспрепятствовал? Но я подумал, что если я продемонстрирую ему сотрудничество, если он решит, что я согласен и тоже хочу этого... - Мы можем это сделать. Так, как ты хочешь.

- Я не хотел бы, чтобы тебе было больно, - сказал он. В его голосе было что-то, от чего я содрогнулся - и не потому, что эти слова показались мне притворством. Нет, я поверил этим словам. Но они прозвучали будто извинение.

- Я никому не скажу, - торопливо произнес я. - Да и о чем говорить? Мы просто это сделаем, двое взрослых людей, по согласию, особенно если ты отвяжешь меня...

- Значит, ты не против? - произнес Ланс, и от его тона меня снова будто холодом облило.

- Нет, - сказал я. - Не против.

- А тебе это понравится?

- Я не знаю. Наверное. - Мой голос почти утратил звук. Думаю, я и выглядел бледно.

- Ну что ж, посмотрим, - резюмировал он. Я глядел на него, как он раздевался. От холода его кожа тут же покрылась мурашками, он задрожал.

Его тело было столь же совершенным, как и его лицо - своеобразное, кукольное совершенство - очень белая кожа, бледно-розовые соски, просвечивающие ребра, ни одного волоска на груди. Впрочем, член у него был вполне взрослого размера, у меня была мысль, что у него какие-то проблемы в этой области - но ничего такого не было, его пенис был нормальным и уже напряженным.

- Видишь, мне действительно хочется сделать это с тобой, Джошуа, - сказал он. - И ты - ты очень милый, что согласился на это.

Мне показалось, что у меня сейчас вырвется истерический смех. Мой голос сорвался, когда я произнес:

- А ты - ты не будешь ли столь мил, чтобы использовать презерватив?

Ланс посмотрел на меня, как будто впервые слышал это слово. Потом лицо его прояснилось. Он выглядел каким-то почти смущенным.

- О. Я сожалею. У меня нет ни одного.

У меня мелькнула мысль что-то из этого вытянуть, может быть, заставить его сходить купить, а в это время... Но выражение Ланса уже изменилось, так быстро, как это было свойственно ему. Он приложил мягкую руку к моим губам, словно запрещая мне говорить, и лег рядом со мной.

Его тело было приятно горячим, хотя он сам вздрагивал от холода. Он пошарил в кровати и накрыл нас одеялом. Его руки легли мне на щеки, он приблизил свое лицо к моему.

Странно, даже глядя на него вот так близко, я не мог определить его возраст. Поначалу мне казалось, что он лет на десять старше меня, но сейчас я не был уверен - возможно, ему еще не было двадцати пяти. Только его глаза выглядели странно... самые старые и самые знающие глаза, которые я когда-либо видел.

- Поцелуй меня, Джошуа, ладно? - прошептал он, наклоняясь надо мной, и я почувствовал его язык, осторожно стремящийся мне в рот. Его грудь прижималась к моей груди, а его стоящий член касался моего полунапряженного органа.

Я едва мог поверить, что у меня может встать в такой ситуации - да и не стояло толком, на самом деле - но что-то все-таки было.

- Ты милый, - снова сказал Ланс, размыкая наши рты. - Я так и думал, что ты будешь милым. Думаю... *ему* ты тоже понравишься.

Эти его слова, произнесенные само собой разумеющимся тоном, вдруг наложили на все происходящее какой-то отпечаток тошнотворной нереальности. И все то время, пока Ланс водил руками по моему телу, сжимал соски, дотрагивался до моего члена и яичек - так, словно я был для него чем-то новым, что ему хотелось как можно лучше изучить на ощупь - я не мог отрешиться от этих его слов. Как будто поток холода вошел в мой мозг, заморозив все мысли и чувства.

У меня так и не встало окончательно, но и полностью эрекцию я не утратил, словно даже в этом я замер на полпути. Я был слишком растянут, чтобы Лансу было удобно, и как только он начал это делать, я сразу понял, что он толком не знает, что и как. В конце концов, у него все-таки получилось - было больнее, чем могло бы быть, если бы он был опытным, но не страшно больно, я всего лишь испытывал небольшой посыл боли с каждым его толчком.

Он трахал меня, обнимая меня за шею. Его лицо слегка исказилось и перестало быть фарфорово-бледным; его бедра работали все быстрее. В какой-то момент Ланс издал глубокий, рваный звук, словно у него болело горло - а потом невнятные слова начали срываться с его губ - такие, которых никогда раньше я не слышал.

- Ктулху! Ньярлатхотеп!

Он замер, затем упал головой мне на плечо, обессилев. Я чувствовал, как его сперма вытекает из меня. Он зашевелился, извлекая из меня свой обмякший член.

- Аа. - Тонкий звук, который он издал, был почти жалостным. Он приподнялся, глядя на меня. - Джошуа, - произнес он неловко, - ты не...

- Все в порядке, - ответил я. Мой голос звучал странно хрипло. - Ты… не делал этого раньше?

- Я так долго искал тебя, Джошуа, - сказал он.

Он лежал рядом со мной, мы оба были укрыты одним одеялом, и он перебирал мои волосы, как будто ребенок, нашедший любимую игрушку. В моих висках по-прежнему билась одна мысль - что будет дальше? Отпустит ли он меня?

- Почему здесь так холодно? - спросил я.

- Ах, это... - он немного помолчал и добавил. - Так ему нужно.

Он еще раз поцеловал меня в губы, потом снова лег рядом.

- Не говори ничего, - сказал он.

Мы лежали молча до тех пор, пока небо за окном не начало темнеть. Я едва мог поверить, что мы провели много часов вот так. Ланс поднялся, быстро натянул одежду, включил свет. При свете электрической лампы он снова показался мне старше. На его лице было сосредоточенное, далекое выражение.

- Сейчас я отвяжу тебя, - сказал он. - Не делай никаких глупостей, хорошо, Джошуа?

- Хорошо, - ответил я. Какая-то часть меня надеялась, что он все же отпускает меня. Он повозился с пультом управления, и на миг растяжение моих ног и рук стало невыносимым, а потом ремни ослабли.

- Встань. Медленно, - произнес он. Я сделал это - неожиданно осознав, что я и не смогу сделать никаких глупостей, даже при всем желании. После целого дня, проведенного в таком положении, я едва мог стоять.

В руках Ланса была видеокамера. Я непонимающе смотрел на нее. Кажется, она была выключена, значит, он не снимал нас.

- Иди к лифту, - сказал он, пропуская меня вперед. Он отпускал меня? Или собирался меня убить? Я все же надеялся - надеялся, потому что я делал все, что он хотел - и он ведь и хотел немногого, и был довольно добр ко мне в постели... В нем было что-то... из-за чего я не мог его бояться. Он не внушал страх, хотя умом я понимал, что он был источником опасности.

Он наклонился и поднял с пола охапку одежды, сунул ее мне в руки. Мои джинсы и майка. Значит... значит, он все-таки отпускал меня.

- Иди, - повторил он.

Лифт был слишком близко, чтобы я успел все обдумать. Ланс пропустил меня внутрь, но сам не вошел, и я подумал, что это хороший знак. Вместо этого он протянул мне видеокамеру.

- Когда лифт остановится, - сказал он твердым тоном, словно принуждая меня к послушанию, - поставь ее на пол между дверями, объективом наружу, и включи ее. Затем выйди из лифта.

- Что... что со мной будет? - Я не понимал, что значат его инструкции. Но я подумал, что если он доверяет мне - что помешает мне сбежать, когда я скроюсь с его глаз? Он протянул руку и нажал на нижнюю кнопку лифта. Двери сдвинулись, скрывая от меня его лицо.

- Джошуа, - были его последние слова. - Ты мне очень, очень нравишься.

Это был длинный путь вниз. Я торопливо оделся. Кнопка гаража не работала. Я стоял в лифте, и мне казалось, что спуск занимает минуты - как будто с верхнего этажа небоскреба. Холод был таким, что больно было дышать.

Когда лифт остановился, я поставил видеокамеру так, как велел мне Ланс, и вышел.

* * *

*Ланс*

- 27 июня 1996 года.

Я подышал на пальцы; при дыхании изо рта вырвалось облачко пара. Поток холода, исходящий от лифта, означал, что Джошуа оставил камеру так, как было приказано. Что ж, я так и думал, что он это сделает.

Я послал Джошуа к лифту двадцать шесть минут назад. После всех тех пленок, что я уже смотрел, у меня было достаточно четкое представление, что именно сейчас происходит. И, как всегда, когда я думал об этом, на меня накатила тошнота.

Понимаете, я мог бы избавить себя от знания. Ну, насколько это возможно, принимая во внимание мои обязанности. Но с тех пор, как я впервые сделал это для *него* - и ведь я не сразу согласился, когда мой отец сказал мне, нет, я был слишком напуган - с тех пор год за годом происходящее все больше зачаровывало меня. Сперва я отправлял туда фотокамеру, вместе с угощением и просто так. Множество раз снимки не получались - или фотоаппарат срабатывал слишком рано, или угол был неправильный, или его тень падала на объектив. Но когда я, наконец, увидел удачную фотографию, я закричал.

Знаете, когда я был совсем маленьким, иногда *он* приходил наверх. Тогда он казался мне ужасным - фигура из ночных кошмаров, хотя мои родители и хотели, чтобы я привык к нему. Наш отец всегда сопровождал его, стоял позади него, когда он останавливался в дверях моей комнаты, глядя на меня без всякого выражения.

На этом снимке выражение было. Я пришпилил фотографию на стену - и понемногу я привык к этому зрелищу, как и ожидал. Он сидел на задних лапах и смотрел прямо в камеру своими странными красноватыми глазами. Только в тот момент я впервые понял, *насколько* он большой. Вот почему он уже не поднимался наверх - он бы не поместился в кабине лифта.

Но то, что поразило меня сильнее всего, была не его форма и не текстура его кожи - это была ясная и легко узнаваемая гримаса на его лице. Он выглядел довольным. Он выглядел ироничным. И его верхняя конечность была приподнята, словно он приветствовал меня.

Позднее, когда я использовал видеокамеру, я обнаружил, что он может говорить - к счастью, он делал это нечасто. Я слышал, как мое собственное имя сходит с его губ странных очертаний. Он называл меня "Ланс" и "брат"... так, как наш отец учил его.

Вспоминая об этом, я проводил пальцами по полкам в комнате. Все, что я знал, все, что я обнаружил, каждый факт и каждое фото - были здесь, в целости и сохранности для будущего. Иногда я думал, что это еще одна причина, заставляющая меня продолжать. Я - единственный, кто обладает этим знанием.

Я потер руки. Они были словно мертвые - белые и деревянные. К этому я никогда не мог привыкнуть, с самого детства - к холоду. Что ж, лежа под одеялом с Джошуа, я не чувствовал холода. Когда я думал об этом, я понимал, что он для меня был не просто еще одним обреченным созданием, ожидающим своей участи. Когда я думал о том, что произошло между нами, внутри меня разливалось тепло и удовольствие. Он был таким милым - тонким, светловолосым. Мне нравилось, когда он лежал подо мной, нравилось входить в него. Он был таким терпеливым, так послушно принимал меня.

Но, разумеется, он никогда и не был таким же, как прочие. Он был одним из нас. Той же крови, что и мы.

Я взял с полки свернутый лист ватмана. Генеалогическое дерево, нарисованное тушью. Имена, имена... Мой отец начал рисовать его, а я продолжил. Мне пришлось так долго искать Джошуа. Эльза Майлер, одна из трех сестер Роберта Майлера, моего прадедушки, вышла замуж за Дугласа Этвуда в 1912 году и уехала из страны. Не знаю, в какой степени родства мы состояли с Джошуа. Для себя я называл его кузеном. А ведь он даже рос не в своей семье! Его мать, несовершеннолетняя девчонка, отказалась от него, и его усыновили. К настоящему моменту его приемные родители уже умерли. У него никого не было - кроме меня. Кроме нас. Я почувствовал, как при этой мысли в моей груди распространяется тепло. Джошуа.

"Ты раньше этого никогда не делал?" - спросил он меня.

Конечно. Разве я мог делать это с кем-то еще?

Я сидел перед ноутбуком в течение нескольких часов. Иногда я ловил себя на том, что прислушиваюсь к тому, что происходит в подвале. Оттуда никогда не доносилось ни звука. Но я слышал, как заработал лифт. Я встал, собираясь с силами - я знал, что мне они понадобятся.

Обычно *он* возвращал их мне мертвыми. Мне это нравилось гораздо больше, чем в тех случаях, когда они все еще дышали, хотя от них уже немного оставалось. Я научился заканчивать дело по-быстрому, выбивая им позвонки. Но хуже всего было, когда они сходили с ума. Для моих нервов это было уж слишком, знаете ли - и тогда я начинал думать, а нужно ли мне вообще это все, действительно ли мои родственные чувства столь сильны... и так ли уж меня связывало обещание, данное отцу.

Но на самом деле, я знал, что дело было не в обещании, и не в жалости, что я чувствовал к *нему* - ведь у него никого, кроме меня, не было, а у меня никого, кроме него - на самом деле, мне нравилось то, что я делаю. Оно придавало моей жизни смысл - делало мою жизнь отличной от любой другой.

Джошуа не был мертв. Я имею в виду, *он* должен был знать, почувствовать, кто такой Джошуа - и чем он должен был стать для нас - и он сдерживался, насколько был способен. Когда лифт остановился и двери открылись, несколько секунд я стоял, глядя на скорчившееся тело на полу. Я зашел в кабину. Проверил пленку. Камера отлично справилась с задачей. Я вытащил камеру, а затем склонился над моим кузеном.

Его узкое, привлекательное тело было осквернено. Я смотрел на его безжизненные конечности - по крайней мере одно плечо было вывихнуто и одна из лодыжек сильно распухла, я предположил, что она сломана. Честно говоря, я не знаю, почему *он* так часто ломал тех, кого я ему присылал - по пленкам я не мог сказать, было ли это вызвано необходимостью. Полагаю, возможно, ему это просто нравилось.

Я просунул руку под шею Джошуа, под его длинные светлые волосы, которые сейчас были спутаны и промокли от пота и крови. Конечно, я не мог его поднять, но я пытался сделать так, чтобы ему было не так больно, когда я его потащу. Он застонал. Должно быть, он был в сознании, хотя и не шевелился. Из его горла вышел звук, напоминающий шипение. Его тело было совершенно ледяным, и я подумал, что холод мог нанести почти столько же вреда, как и повреждения.

У него теперь был только один глаз - во второй глазнице было какое-то кровавое месиво. Я видел, как его ресницы вздрагивают - но я не думал, что он может видеть меня или узнать. Затем его разбитые, почерневшие губы шевельнулись, как будто он хотел что-то сказать.

Если бы он не был тем, кем был - если бы он не был предназначен для того, для чего был предназначен - я бы повернул его ничком и оборвал его жизнь, проявил бы милосердие хотя бы за то, что он был добр ко мне сегодня. Но я тянул и тащил его, и заставил его развернуться. Его живот весь посинел и казался очень нежным - и я нашел то место, на два дюйма выше лобка. Он беспомощно задергался, когда я надавил туда рукой - а я почувствовал это. Почувствовал крошечное биение пульса, исходящее изнутри него.

Я выдохнул с облегчением. Потом встал и потащил его тело в спальню, заставляя себя не слышать те жалкие, душераздирающие вскрики, что он издавал.

* * *

*Джошуа*

Ужас был со мной, даже когда боль уходила. Я был в сознании не все время - но каждый раз последней мыслью перед забытьем и первой после того, как я приходил в себя, было понимание, что именно со мной происходит. Я сознавал все, что оно делало со мной - боль, вкус, вонь, голос, кровь, наполняющую рот, снова боль, хруст моих костей. Я помнил все это. Я помнил все, снова придя в себя в постели Ланса Майлера.

Оно не убило меня - и Ланс не убил меня. Я знал, что он прикасается ко мне, возможно, он приводил мое тело в порядок. Было так больно... Сперва огромность этой боли оглушала меня, затапливала с головой, но чуть позднее я начал различать отдельные источники боли. И я помнил, что эта тварь делала со мной, чтобы причинить ту или эту боль... но в то же время я не вполне понимал, как я могу думать об этом и считать, что нахожусь в здравом уме. Мне казалось, что между ног у меня огненный шар боли, и я знал, что он разорвал меня самым жестоким образом, когда входил в меня. Я знал, что у меня сломано несколько костей.

Когда я смог открыть глаза, в комнате было полутемно. Что ж, на самом деле, мне удалось открыть только один глаз - вместо другого я чувствовал какую-то влажную ткань на лице. Снова было холодно, как всегда, но сейчас я почти не обращал внимание на холод. Что-то в животе болело так сильно, что это было похоже на спазмы, как будто мне сдавливали кишки. Я попытался пошевелиться. Мне не хотелось двигаться, но мне почему-то казалось, что я должен понять, что со мной.

Я снова был привязан к кровати. Мои руки были разведены, но мои ноги нет. На плече и на ноге были бинты. В вену левой руки была воткнута игла - я проследил взглядом за трубочкой, идущей к капельнице со странной темно-зеленой жидкостью. Никогда в жизни я не видел лекарств такого цвета. Там, где игла входила в меня, рука онемела.

Все мое тело было в ужасных синяках, пурпурных и почти черных - везде, где я мог видеть. На моем животе, обычно плоском, прямо под пупком, была какая-то выпуклость - я мог ясно различить это.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Ланс Майлер. Несколько мгновений он смотрел на меня, прищурившись, а затем включил свет. В руке у него был диктофон.

- 28 июня, 18:00. - В его мягком голосе не было никаких эмоций, кроме легкого любопытства. Мне было больно смотреть на него... я почти не мог этого вынести, но я продолжал следить за ним взглядом. Из-за обожженного рта мне трудно было говорить, однако я должен был спросить.

- Почему ты сделал это со мной?

На мгновение мне показалось, что в усмешке Ланса мелькнуло смущение, но затем его лицо снова приняло это отрешенное выражение.

- Потому что я должен был.

Я смотрел на него, в таком изнеможении от боли и страха, что мне было почти все равно, что он скажет. Внезапно на его лице фарфоровой куклы мелькнула живость. Он нагнулся ко мне, и я сжался, зная, что он дотронется до меня и причинит боль.

- Ты знаешь, кто он такой? - спросил он с интересом. Я почувствовал, как судорога прошла через мое тело, отчаянным усилием воли я овладел собой. Я покачал головой. Красиво очерченные губы Ланса искривились, и он почти пропел. - Верно! Никто не знает!

Его бледное лицо было так близко от моего - словно он намеривался меня поцеловать. Я смотрел, как на нем сменялись выражения.

- Ты знаешь, наша семья живет в этом доме уже двести лет, - сказал он, внезапно выпрямляясь. - Люди всегда считали нас странными. Семью Майлеров, то есть. Слухи ходили... о детях. Об очень странных детях. Которых никто не видел. Слышал о таком?

Говорить было трудно, но я хрипло прошептал:

- Городские легенды.

Он снова улыбнулся.

- Ах, но ты ведь знаешь, что это не так. Да, теперь ты знаешь. С возвращением в семью, Джошуа.

У меня совсем не осталось сил. Разговор измотал меня, и сейчас боль, владеющая моим телом, заглушала все остальные мысли. Ланс стоял рядом, несколько секунд молчал, а потом его ладонь легла на выпуклость на моем животе и слегка погладила.

- Ты мог бы быть моим братом, Джошуа, - сказал он. - Моим *наземным* братом. Знаешь что? - внезапно он был сплошной энтузиазм. - Посмотри! Посмотри, ты мне можешь объяснить...

Он нажал на кнопку пульта, и экран огромного телевизора передо мной засветился. С легким звуком включился видеомагнитофон. Несколько секунд, когда видео началось, я просто онемел. Мне казалось, все внутри меня просто отключилось, все мои чувства. Потому что это было просто невозможно. Я не мог этого пережить. Ланс указал на экран:

- Смотри, что это? Что он с тобой делает? Объясни мне!

Я чувствовал, как крик поднимается у меня в груди. Он звенел у меня в ушах громче, чем крики, доносящиеся с экрана. Я зажмурил глаза и снова закричал, забился. Волны боли нахлынули на меня от того, что я потревожил все свои раны - но мне было все равно. Я хотел умереть - от боли, от шока, все равно от чего - лишь бы не смотреть на это.

Возможно, я потерял сознание, потому что когда пришел в себя, экран телевизора был темным. Ланс сидел рядом, его нежные руки поглаживали мое лицо, деликатно касаясь пустой глазницы. Я понял, что кожа у меня мокрая - от пота или от слез.

- Не надо, - произнес Ланс почти нежно. - Не надо, дорогой кузен.

Он поправил иглу в моей руке и вышел.

Я должен бежать, думал я, должен что-то сделать - но огромная слабость владела не только моим телом, но и затуманивала мой разум. Я знал, что он не даст мне шанса - то, что было добавлено в жидкость, поступающую мне в вену, делало меня беспомощным... Или мне так хотелось думать. Возможно, я просто сломался, вот и все.

А чуть позже все мои мысли о сопротивлении и побеге были окончательно стерты болью.

В следующий раз, когда Ланс вернулся, я прикладывал все силы, чтобы не кричать. Казалось бы, мне должно было становиться лучше со временем, но боль во мне отнюдь не уменьшалась, а росла, кажется, с каждой минутой. Будто что-то внутри меня распухало, становилось больше, как будто мой живот распирало изнутри.

У Ланса в руке был стакан, и он поднес его к моему рту. К тому времени я так страдал от жажды, что даже не обратил внимание на боль в обожженных губах. Он поддерживал мою голову, пока я пил. Его отрешенный взгляд скользил по моему телу.

- Что это? - спросил я, когда закончил пить. - Что с моим животом?

Его лицо изменилось.

- А, - быстро сказал он. - Это же его ребенок. У тебя будет ребенок от него. - Его слова не имели для меня смысла. Он продолжил. - Он ведь кончил в тебя, помнишь?

В черной вспышке воспоминания я вспомнил, как это существо выплескивало жгучее, как кислота, семя на мое тело и мне в рот; а затем оно кончило в меня, и мне казалось, будто все мои внутренности оказались выжжены.

В этом не было ничего смешного, а тем более, в той боли, что терзала меня изнутри - но каким-то образом мне удалось усмехнуться.

- Я же мужчина, - сказал я устало. Ланс снова коснулся ладонью выпуклости моего живота, поглаживал и ласкал ее.

- Не имеет значения, - сказал он. - Ему не нужна матка, чтобы расти. Он в твоем животе. Чувствуешь? - Я дернулся, когда спазм прошел через мои внутренности. - Не бойся. Это просто твой кишечник уступает ему место.

Я не поверил ему. Не мог поверить. Через некоторое время он снова пришел, измерил выпуклость рулеткой и записал на диктофон:

- День третий. Диаметр яйца восемь целых три десятых дюйма, тупой конец направлен вниз. Положение стабильное.

Я был в таком шоке, что даже не мог говорить. Боль была очень сильной и росла с каждым часом. Ланс снова заставил меня попить и добавил темно-зеленую жидкость в капельницу. Он выглядел веселым, довольным жизнью. Мне казалось, я умираю, с каждым часом все ближе к смерти - медленно, но верно. То, что было внутри меня, увеличивалось - чем бы оно ни было - я больше не мог отрицать этого. Кожа на моем животе была натянута - я уже мог различить форму яйца, о которой говорил Ланс.

- Больно, - сказал я в следующий раз, когда он пришел. Я знал, что от него не надо ждать ни сочувствия, ни тем более помощи. Но пытка была такой, что я просто не мог молчать.

- Я знаю. - Его мягкие пальцы дотронулись до моей щеки. - Потому что оно сминает твои внутренние органы, перемещает их, чтобы поместился ребенок.

Я смутно сознавал, что время идет - за окном день сменялся ночью и снова днем. Мой живот уже был чудовищно раздут. Когда я смотрел на себя, я видел только круглую выпирающую сферу. Выпуклость была уже не только ниже пупка, но и выше.

Мне было трудно дышать. Когда Ланс подошел ко мне, я пытался сказать ему об этом - но мне не хватило воздуха. Из носа у меня текла кровь.

- Это из-за того, что оно упирается в диафрагму, - сказал он немного печально. - Я ничего не могу сделать.

Он некоторое время сидел со мной, поглаживая мой живот и прижимаясь к нему губами. Его дыхание и гладкая кожа щеки казались невероятно теплыми на моей заледеневшей коже. Иногда он что-то шептал моему животу, но я не знал ни слов, ни языка.

По прошествии еще какого-то времени от нехватки кислорода у меня потемнело в глазах. Мое собственное неглубокое, беспомощно частое дыхание было единственным звуком, который я различал. Я не мог стонать - мне не хватало воздуха. Но даже если бы я мог, вряд ли бы я стал. Я терпел эту боль уже так долго, что стон не мог бы передать ее. Мой мочевой пузырь был так сдавлен, что в нем ничего не удерживалось - из меня постоянно сочилась струйка мочи. Но унижение почти ничего не значило по сравнению с болью и нехваткой воздуха.

Не знаю, было ли темно или я просто ничего уже не видел, когда я снова ощутил присутствие Ланса в комнате. Боль в моем чудовищно раздувшемся животе дошла до нового уровня. Я чувствовал стабильный ритм пульсации внутри - такой сильный и настойчивый, что он разрывал меня, разрывал мою растянутую кожу. Каждый недостаточный вдох, который я мог сделать, звучал как всхлип.

- Да, да, уже скоро, - прошептал Ланс. Я слышал звон каких-то металлических предметов, а затем - острая, обжигающая боль вонзилась в меня с двух сторон - изнутри и снаружи. Я задергался - или мне это только казалось, на самом деле, я едва пошевелился. Боль разрывала меня пополам. Я чувствовал кровь, текущую по моему животу - и сквозь боль ощутил мягкие руки Ланса Майлера, входящие в меня. Я знал, как он вынимает из меня что-то огромное - и, несмотря на свое полу-безумие от боли, я понял, что он достает ребенка.

- Ну вот, ну вот, мой красавчик, - приговаривал он.

Я лежал, истекая кровью, зная, что мой живот разрезан посредине, открывая мои внутренности, я чувствовал холодный воздух. И я слышал скрипучий нечеловеческий голос, вскрикивающий где-то рядом. А затем я ощутил, как что-то легло мне на грудь, над моим разорванным животом - и несмотря ни на что, я мог почувствовать, каким липким и холодным было тело этого существа. Острые коготки впились мне в кожу, в ребра - оно двигалось по мне, подтягиваясь выше. Знакомый запах - словно что-то из глубины моря, гниющие водоросли, может быть - я снова ощущал его. Я чувствовал, как покрытая слизью морда приближается к моему лицу, словно заглядывает в него - но я зажмурил свой единственный глаз. Меня всего трясло.

А затем существо опять сползло чуть ниже - и я ощутил мелкие острые зубы, впивающиеся мне в сосок. Оно начало сосать появившуюся кровь.

* * *

Когда я снова пришел в себя, боли почти не было. Я не знал, означает ли это, что я умираю или уже почти мертв - или что-то еще. Я тихо лежал, чувствуя, как ко мне возвращаются ощущения. Холодно. Холод был здесь всегда, казалось, я продолжал чувствовать его, даже когда был без сознания. Мои онемевшие руки были растянуты в стороны, запястья крепко привязаны. Я все еще был в той же самой кровати. Думаю, я ее и не покидал.

Я осторожно поднял голову. То, что я увидел, заставило меня понять, как много времени прошло с тех пор, как я потерял сознание. Мой живот снова был абсолютно плоским, только с длинным свежим шрамом на нем, слева от пупка - грубым и длинным. Но шрам уже вполне зарубцевался.

Итак, я выжил, подумал я. Я помнил, что произошло - разве кто-нибудь мог бы это забыть? Но закончилось ли оно? Я не знал.

Ланс Майлер вошел в комнату. Его губы изогнулись в улыбке, когда он встретил мой взгляд. Было неудобно смотреть на него, потому что на месте моего правого глаза было темное пятно, и я неловко повернул голову. Он подошел ко мне; на его лице было почти веселое выражение.

- Знаешь, - сказал он, - я тобой горжусь, Джошуа.

Я не ответил. Я ждал.

- Ты теперь нам еще ближе, - уверенно сказал он. - Часть семьи. У тебя родился мой племянник, ты знаешь это? - И снова его голос стал певучим. - Разве я не молодец? Я тебя вылечил - я не дал тебе умереть!

Мне не хотелось говорить - я просто не мог. И слава Богу, Ланс не настаивал. Он вымыл меня - скользя влажной тканью по моей груди почти лениво, словно лаская. Он что-то мне говорил, что-то почти нежное.

Он дал мне попить. После того, как он убрал стакан, он поцеловал меня, слизывая остатки воды с моих губ. Когда он дотронулся до моего лица, я понял, что повязки на моей пустой глазнице больше нет.

- Мой милый, милый кузен, - прошептал он, почти касаясь моего рта, перебирая мои волосы. Я лежал неподвижно, ожидая, что он станет делать. Мне не было больно - и Ланс не причинял мне новой боли. Он полизал мой разорванный сосок, который больше не кровоточил, а его пальцы пробежали по шву на моем животе. Он лег рядом со мной, не снимая одежды. Его шерстяной джемпер был мягким и слегка колючим, касаясь моей кожи.

Он снова и снова играл с моим шрамом, проводя по него теплым, влажным языком. Его щека прижималась к моему лобку, а потом он лизнул мой член. Затем он взял его в рот, но я не чувствовал возбуждения. Наверное, я уже никогда его не почувствую. Впрочем, не думаю, что Ланс хотел меня возбудить. Его пальцы осторожно касались моей мошонки. Было не больно - вообще никак.

Он дотронулся до моего ануса - я знал, что он зашил меня и там. Его рука была легкой и какой-то игривой.

- Я от тебя с ума схожу, Джошуа, - прошептал он. - Я так хочу тебя, что я просто умираю. Но я не стану. Не сегодня. Знаешь, меня попросили пока воздержаться.

Он лежал в той же позе - головой на моей груди, его узкое тело рядом со мной - как он лежал в тот день, когда он отдал меня своему брату в подвале. Я ничего не говорил. Я ничего не чувствовал; все, что я ощущал - слабое удовольствие оттого, что мне не больно.

Когда стемнело, он встал, ушел и вернулся с видеокамерой. Я задрожал, когда увидел ее, не мог вынести этого зрелища. Он установил ее и сказал, словно я спрашивал у него объяснений:

- Думаю, мне не стоит находиться здесь. Но мне хотелось бы посмотреть. - Затем он поднес диктофон к губам. - 15 июля 1996 года, Джошуа Этвуд и Гваан Кемери Майлер Этвуд.

Он вышел. Я лежал и не думал ни о чем, только смотрел в полутьму.

Прошло довольно много времени прежде, чем я услышал, как поднимается лифт. Но еще до этого я ощутил ледяной бриз, наполняющий комнату. Лифт шел долго-долго. Затем его двери разъехались, и я уловил размеренное шлепанье шагов по полу - влажных и тяжелых.

Я не закрыл глаза. Я видел, как оно вошло.

Оно было больше меня. Но не такое большое, каким было взрослое создание. Его кости под скользкой кожей напоминали человеческие. Но не его лицо.

Мое дыхание сбилось. Все свои силы и все мысли я направил на то, чтобы просто продолжать дышать. Оно остановилось к кровати и смотрело на меня - прямо мне в глаза. А затем то место, что должно было быть его ртом, раздвинулось, и хотя в его выражении не было ничего человеческого, я понял его мимику. Оно улыбалось мне.

Оно легло на меня. Под его весом мне было тяжело дышать - но он не обращался со мной жестоко, не так, как тот. Когда он был так близко от меня, вонь была невыносимой. Он держал мое лицо в своих больших руках с длинными когтями. Его губы двигались. Он говорил со мной. По большей части я не разбирал слов - но иногда я улавливал что-то знакомое, и тогда я понимал, что он говорит по-английски.

Его огромный язык вытянулся изо рта и коснулся моей пустой глазницы. От запаха я едва мог дышать. Я задрожал, не в силах сдержать себя. Он накрыл мой рот своим и засунул мне в рот язык. Его когти уже не были маленькими, и даже если он не хотел сделать мне больно, я почувствовал, как струйка крови течет по моей щеке из-под одного когтя. Он засовывал мне свой язык так далеко, что я начал давиться.

Его орган был напряженным. Твердый, как еще одна конечность, и огромный, он давил мне в живот своим тупым концом. Я знал, что последует дальше, когда он приподнялся на своих верхних конечностях и направил свой член внутрь меня. Я не мог лежать спокойно. Я забился и выгнулся под ним, когда он всадил в меня свой член. Я чувствовал, как моя плоть снова разрывается, и кровь впитывает в простыни.

Он прижимал меня к кровати своим весом и держал меня когтями, пока трахал меня. Из-под его когтей, стискивающих мое лицо, лилась кровь. Именно так я когда-то потерял свой правый глаз.

Он входил в меня с нечеловеческой силой и скоростью. И боль, разрывающая меня, тоже была нечеловеческой. Он трахал меня, как будто я был беспомощной, сломанной куклой.

А затем он вдруг выдернул свой все еще напряженный член из меня, и я вздрогнул от боли. Он приподнялся - я почувствовал, как его раскаленное семя льется мне на живот.

У меня перехватило дыхание от боли. Едкая жидкость дымилась на моей коже. Его огромное влажное тело снова навалилось на меня. И я услышал, как искаженный низкий голос шепчет мне в ухо:

- Прости, отец. Я не хотел, чтобы ты снова забеременел. По крайней мере, пока.

КОНЕЦ

Дата добавления: 2015-08-29