Чистосердечные признания (ЛП) 10 страница

И Хоуп спросила себя, а должна ли она вообще стараться?

ГЛАВА 9

Мужчина неожиданно самовоспламенился!

На следующее утро Хоуп сидела, уставившись в монитор мутными глазами, и потягивала кофе. Проверив почту, она обнаружила письмо от Уолтера, своего редактора. Ему понравилась история о пришельцах, и это было здорово, потому что у Хоуп уже возникла задумка о статье в стиле путеводителя по дикой местности для инопланетян. В конце письма Уолтер предупредил свою ведущую журналистку, что Майрон Ламбардо связался с издательством, пытаясь выяснить ее адрес. Видимо, реслер обнаружил, что миз Спенсер больше не живет в своем кондоминиуме, а значит, Майрон нарушил предписание суда, приблизившись к ее дому. Хоуп решила пока ничего не предпринимать по этому поводу. Она даже не волновалась. Майрону ни за что не найти ее. Ему и в голову не придет искать создательницу Мики-гнома в захолустье Айдахо.

Она поставив чашку на стол и принялась за работу: яростно стуча по клавиатуре, успела набрать полстраницы… как вдруг замерла. В памяти всплыл образ Дилана: как он стоял у нее за спиной, обхватив ладонями ее груди… и творческий процесс встал намертво. Она попыталась отогнать прочь картинку и вновь сосредоточиться на работе, но не смогла. Воспоминание никуда не делось, оно по-прежнему стояло перед глазами, застопорив напрочь полет фантазии.

Был только один выход. Переждать. Хоуп открыла небольшую косметичку и вытащила бутылочку жидкости для снятия лака и упаковку ватных шариков. Затем, обработав смягчающим кремом и срезав кутикулу, покрасила ногти в лиловый, потому что у нее было «лиловое настроение». Не особо-то яркое и веселое, но и не мрачное. Что-то среднее и довольно неопределенное. Прямо как ее жизнь.

Крася ногти, Хоуп внимательно просматривала информацию, которую собрала о Хираме Доннелли. Насколько можно судить, прежний шериф пристрастился к играм садо-мазо. Днем он был помешанным на контроле начальником, а ночью ему нравилось, когда кто-то подчинял его. Как прочла Хоуп, среди всего, что выходило за рамки общепринятого нормального сексуального поведения, садо-мазо не являлось таким уж необычным фетишем. На самом деле, сильные мира сего — как мужчины, так и женщины — составляли основную клиентуру любой успешной «госпожи».

Хоуп также прочитала исследования и научные теории о том, почему некоторым мужчинам нравится подчиняться, но статья о психологии и патологии фетишей — не то, что ей хотелось бы написать. Журналистку намного больше интересовал человек, который смог проработать двадцать лет шерифом в консервативном городке, а сам втайне грезил сексуальными извращениями, пока эти фантазии окончательно не поглотили Доннелли.

Высушив ногти, Хоуп отправилась через дорогу проведать Шелли. Пол сказал, что жена спит, но, скорее всего, проснется через пару часов, и посоветовал соседке прийти ближе к полудню. Так как сейчас было только десять, Хоуп, чтобы убить время, сделала себе еще и педикюр. Она размышляла об инопланетянах, героях своей статьи, и продумывала всевозможные дальнейшие варианты развития истории. Размышляла, нужно ли связаться с изданиями до того, как напишет о Хираме Доннелли, или же сперва все-таки сочинить эту статью. Но больше всего размышляла о Дилане и его признании в том, что он вел прямо-таки монашеский образ жизни. Она просто не могла себе представить, что такой парень, как шериф, может «уйти в завязку».

Хоуп вспоминала, как Дилан смотрел на нее, вспоминала его полный желания взгляд, грубоватый голос, звук которого окутывал, словно одеяло, согревая от макушки до пят. Пыталась придать значение каждой улыбке шерифа, каждому сказанному им слову, каждому касанию. Ей хотелось бы верить, что она хоть немного ему небезразлична, но кто знает? Да, он нравился ей как человек, да, Хоуп жаждала его как мужчину, но на самом деле она не могла определить, что же испытывает к нему. Было ли у них что-то общее, кроме одиночества и явного притяжения друг к другу? Она даже не знала, увидит ли Дилана сегодня или завтра. А, может, только на следующей неделе.

Хотелось ли Хоуп большего? А самому шерифу?

Еще она думала о бывшей жене Дилана. Если та и вправду официантка, то почему Адаму нельзя говорить о профессии мамы?

Разве что… она официантка, работающая топлесс. Из числа обслуги в мужских клубах. Тогда понятно, почему Дилан не хочет, чтобы сын упоминал с кем бы то ни было, чем занимается мать. В маленьких городках слишком сильны предрассудки на сей счет.

В полдень Хоуп постучалась к соседям, и Пол проводил ее в гостиную, где Шелли в своем синем платье из чинца устроилась в кресле с откидной спинкой.

Рыжие волосы торчали на голове точно пружинки, одна рука перевязана так, что видны были только кончики пальцев. Из-за обезболивающих и недосыпа Шелли казалась немного не в себе и выглядела очень грустной. Она отказалась от предложения Хоуп пойти на ланч, но лишь взглянув на ее ногти, решила, что хочет вместо этого сделать маникюр.

Пока Пол отправился в спальню вздремнуть, Хоуп сбегала к себе за косметичкой. Вернувшись, устроилась на табурете рядом с креслом Шелли и осторожно обработала и обрезала кутикулу на ее пальцах. Аккуратно подпиливая ногти соседки и превращая их в идеальные полумесяцы, слушала, как Шелли рассказывала о драматических событиях прошлой ночи. В доме было непривычно тихо, и Хоуп задалась вопросом, где же Уолли и Адам.

— Как ребята вчера вели себя? — наконец спросила Шелли. Поставив косметичку себе на колени, она перебирала ряды флакончиков лаков для ногтей здоровой рукой.

— Отлично, хотя им очень нравится толкаться, — ответила Хоуп. Осторожно подула на пальцы Шелли, затем добавила: — И пукать.

— Да уж, таковы все мальчишки. — Шелли выудила бутылочку «Кричаще Розового» и протянула ее подруге: — Давай этот. Похож на то, чем бы накрасилась проститутка.

Вообще-то, нет, но Хоуп не хотелось спорить.

— А где Уолли с Адамом?

— Дилан нанял одну из этих девушек из «Рейни» присматривать за ними сегодня у него дома. Решил, что мне нужно отдохнуть.

— Мило с его стороны. — Хоуп взяла бутылочку прозрачного лака и, нанося на ногти подруги базовое покрытие, заметила: — Наверное, он тоже очень устал.

— Не-а, похоже, он не слишком припозднился домой.

Уж Хоуп-то знала наверняка, поэтому сосредоточилась на большом пальце пострадавшей руки Шелли.

— Или нет?

— Что «нет»?

— Или вернулся домой поздно? Пол сказал, что близнецы приехали в больницу около половины одиннадцатого. Так что Дилан должен был приехать к тебе где-то час спустя, забрать ребят и вернуться к себе примерно в одиннадцать сорок пять.

Ну да, шериф был бы дома к этому времени, если бы не остался и не принялся целовать шею и губы Хоуп. И если бы не решил, что хочет коснуться ее живота и задрать ей топ. Старательно избегая взгляда Шелли, она вздохнула с деланным безразличием:

— Ну да, наверное. — Завинтила бесцветный лак и потрясла бутылочку «Кричаще Розового».

— Что произошло?

— Ничего.

— Тогда почему ты выглядишь так, будто что-то было?

Хоуп наконец подняла глаза:

— Нет.

— Да. Может, я слегка и прибалдела от этого перкодана, но еще не совсем вырубилась. — Шелли нахмурила рыжие брови: — И кроме того, я видела, как вы двое отскочили друг от друга, когда мы с Полом вошли в кухню. Я поранила руку, а не глаза. Чем вы занимались?

— Болтали.

— Ага, ну да. Думаю, ты ему нравишься.

Хоуп пожала плечами, крася ногти на здоровой руке Шелли:

— Думаю, Дилану вообще нравятся женщины. Временами.

— Ага, нравятся. Всегда нравились, еще со старших классов. Но он разговаривает с тобой немного по-другому, чем со всеми остальными.

— И как же?

— Когда он говорит с тобой, то смотрит на твой рот.

Хоуп пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться. А она и не замечала, что Дилан на нее заглядывается. Ну, может, всего пару раз.

— Так что там между вами?

Последний раз, когда Хоуп обсуждала с подругой свою личную жизнь, эта самая подруга увела у нее мужа. Но Шелли — совсем другое дело. И что той Хоуп не рассказала бы, это не выйдет потом боком ей самой. Она не любила Дилана, а он ничего не испытывал к ней.

— На самом деле, ничего, — ответила Хоуп и, в общем-то, не солгала.

— Определенно это не выглядит как «ничего». Он уже опробовал на тебе свои дешевые уловки?

— Уловки?

— Ага. В восьмом классе он делал вид, будто у него зудит под мышкой, и обнимал девчонок, притворяясь, что просто почесывается.

Хоуп рассмеялась:

— Нет, никакого зуда не было.

— Наверное, мне стоит посоветовать тебе держаться подальше от Дилана.

— Почему? Что с ним не так?

— Ничего особенного. Просто он вбил себе в голову, что не может сейчас заводить отношения с женщинами. Говорит, что хочет подождать, пока Адам не вырастет… но то, как Тэйбер на тебя смотрит… ну, я давненько не замечала, чтобы он так пялился на женщину… с тех пор, как любовался Кимберли Хоув, бегущей стометровку. — Шелли сделала паузу, подула на ногти и подала Хоуп здоровую руку. — Признайся, наш шериф симпатичнее, чем все эти изнеженные мальчики, которых ты видела на рекламных щитах. И не каждый мужчина может классно выглядеть в джинсах. — Верно. — Вот у Пола плоская задница.

Да, Хоуп и это заметила.

— Если Дилан такой замечательный, что же ты не вышла за него?

Шелли сморщила нос, будто вдруг почуяла что-то дурно пахнущее.

— Конечно, смотреть на Дилана — все равно что любоваться на прекрасную статую, но если ты можешь оценить ее красоту, это же не значит, что ты захочешь поставить ее к себе в гостиную. — Она покачала головой, затем добавила: — Я поняла, что влюбилась в Пола с того момента, как впервые увидела его в первом классе. У меня ушло десять лет, чтобы заполучить мистера Абердина, но даже если завтра Пола не станет, Дилан никогда меня не заинтересует в этом плане. Мы слишком долго знаем друг друга, и некоторые его привычки меня просто бесят.

— Например?

— Он идет в прачечную, только когда в доме не остается ни единой чистой вещи.

Хоуп не увидела в этом чего-то необычного — она ведь и сама поступала так же.

— Еще он ставит обувь на кофейный столик, а уж если они с Адамом едят на ужин овощи — так это просто где-то медведь сдох! По мнению Дилана, если съедать по банану и яблоку каждую неделю, то овощи не нужны.

Хоуп докрасила ногти Шелли, села и стала ждать, пока они высохнут:

— Адам, кажется, здоров и счастлив.

— По крайней мере, здоров, — Шелли принялась изучать пострадавшую руку. — В эту пятницу он поедет к матери. Адам всегда немного странный, когда возвращается от нее.

— В смысле «странный»?

— Немного замкнутый и просто с ума сходит из-за «бедных обездоленных людей». Считает, что если бы мама с папой просто проводили немного времени вместе, то все они смогли бы жить долго и счастливо. — Шелли пожала плечами. — Наверное, это нормально.

— И на сколько он обычно уезжает?

— На две недели, а потом месяц приходит в себя. Никогда не встречалась с мамой Адама, но, должно быть, она на него вообще внимания не обращает. Когда мальчик приезжает домой, то не спит допоздна и просто слоняется вокруг без дела.

Хоуп до чертиков хотела попросить Шелли рассказать все о бывшей жене Дилана, но показывать, будто ей интересно, она не желала. Даже если получится заставить себя поделиться чувствами с подругой, еще слишком рано и слишком неловко говорить о том, как все эмоции превращаются в запутанный клубок каждый раз, когда Дилан ей улыбается.

Она скучала по возможности поболтать с другой женщиной, обсудить мужчин, жизнь, секс. Скучала о тех отношениях, которым требуется время, чтобы развиться. Настоящих, глубоких отношениях с кем-то, кто поймет, как порой несправедливо относятся к женщинам, и какой это закон подлости: встретить свою школьную любовь в день, когда все из рук вон плохо. Как же ей хотелось обсудить с кем-то такие жизненно важные вопросы, как здравоохранение, мир во всем мире, распродажа обуви в «Нейманс» и имеет ли размер значение.

Миз Спенсер хотелось испытать все это снова. Хотелось поговорить о своем смущении, о своих чувствах, о своей жизни. Хотелось объяснить Шелли, почему ей так тяжело говорить о себе, почему так трудно довериться подруге.

— А что ты пишешь сейчас для своего журнала? — спросила хозяйка дома, зевнув.

Возможность излить душу была упущена, и Хоуп, потянувшись к здоровой руке Шелли и нанося второй слой лака, ответила:

— Как пришельцы маскируются под местных в захолустном городке. Как они делают ставки на туристов.

Шелли вытаращила глаза:

— Ты пишешь о Госпеле?

— О городе, похожем на Госпел.

— О, Боже! И я буду пришельцем?

Хоуп посмотрела на свою новую подругу, на ее торчащие рыжие волосы, огромные, остекленевшие глаза… и от души пожалела, что не может использовать образ Шелли. Из нее бы вышел отличный пришелец.

— Извини, но после Майрона я больше не задействую реально существующих людей.

— Блин.

Осторожно дуя на кончики пальцев Шелли, Хоуп посмотрела в слегка расфокусированные глаза подруги. Сейчас, наверное, самое подходящее время спросить ее о семье Доннелли. Да, подруга «под кайфом», и болеутоляющие развязали ей язык, но ведь от пары простых вопросов ничего не случится? Если Шелли неудобно обсуждать своих бывших соседей, то Хоуп не станет настаивать.

— А ты хорошо знала Минни Доннелли? — спросила она.

— А что?

Раз уж полгорода в курсе, нет смысла хранить тайну.

— Я пишу статью о том, что случилось с Хирамом, — призналась журналистка.

Шелли моргнула и недоверчиво прищурилась:

— Для «Еженедельных новостей Вселенной»?

— Нет. Собираюсь продать рассказ более серьезному изданию.

И поведала соседке о своих идеях. И стоило Хоуп объяснить, что она не собирается писать пошлую статейку об извращенном сексе, как Шелли расслабилась и разоткровенничалась.

— Может, Хирам и был настоящим сукиным сыном, и особой симпатии я к нему не испытывала, но мне противно было видеть, как газетчики перетряхивали его грязное белье, лишь бы обеспечить себе продажи, — начала Шелли. — Дело в жизни Доннелли, а не в том, чем он в итоге стал. Не просто проститутки, секс-клубы и порнография. Спроси любого в городе, и у каждого найдется своя версия случившегося. И еще местные расскажут тебе, что Хирам со всеми обращался одинаково. — А потом поведала о Минни и о том, какой властной мегерой та была: — Все считала ее святошей, но я-то жила по другую сторону улицы и знала, что миссис Доннелли управляет домом железной рукой. Минни без конца вопила и орала на кого-то. Неудивительно, что ее дети уехали и больше не вернулись. И неудивительно, что после смерти жены Хирам почувствовал себя потерянным, когда больше некому стало над ним измываться.

Хоуп осторожно взяла Шелли за пострадавшую руку и нанесла на ногти фиксирующее покрытие.

— Похоже, ты ему сочувствуешь.

— Черт, нет. Он слишком большой извращенец, чтобы я ему сочувствовала. Ближе к концу он снимал девчонок, которым еще и восемнадцати не исполнилось. Нет, я его не жалею и не понимаю, но могу оценить ситуацию и понять, как до такого дошло. Выбравшись из-под каблука Минни, он просто с катушек слетел.

— Пару недель назад ты сказала, что, в конце концов, Хирам стал вести себя беспечно и приглашать девушек на дом. Ты видела что-нибудь подозрительное?

— Нет. — Шелли подняла забинтованную руку и взглянула на ногти. — Когда ты собираешься приняться за статью?

Хоуп не поверила утверждению подруги, но тему развивать не стала:

— Я жду ответа от ФБР. Как только увижу, что они пришлют, пойму с чего начать. — Но сперва она должна закончить историю, которую ей заказали, и для этого надо думать о пришельцах, а не о некоем сладкоречивом ковбое. — Я надеялась, что ты покажешь мне те водопады, о которых вы с Полом рассказывали. Хотела сделать несколько снимков для следующей «инопланетной» статьи. — Хоуп пожала плечами: — Но я могу подождать, пока ты не выздоровеешь.

— Попроси Дилана отвезти тебя. Он знает, где это, но обратись к нему до пятницы, потому что он всегда уезжает из города, пока Адам гостит у матери, — Шелли откинулась на спинку кресла. — Шериф живет в «Даббл Ти», помогает маме и зятю. Если не успеешь попросить Дилана до отъезда, то вряд ли увидишь его в ближайшую пару недель.

Две недели. Две недели Хоуп не придется беспокоиться, что она где-нибудь встретится с шерифом, не придется вспоминать о его медленных ласках и изголодавшихся губах. У нее будет две недели, чтобы выбросить Дилана из головы и сосредоточиться на работе. Ведь именно поэтому журналистка прежде всего и приехала в Госпел. Теперь, когда ей наконец удалось снова войти в рабочую колею, нужно сконцентрироваться и настойчиво продвигаться к цели. Но внезапно работы стало недостаточно, а две недели показались ужасно долгими.

В среду вечером Дилан сложил последние полученные из прачечной вещи Адама и упаковал их в чемодан. Мальчик следил за отцом настороженными зелеными глазами, мрачно сжав губы в тонкую линию. Каждый год в это время вся обычная восторженность Адама улетучивалась, уступая место тревоге.

— Ты ведь не будешь плакать на этот раз? — спросил сына Дилан.

— Нет. Теперь я взрослый.

— Хорошо, а то твоя мама ужасно расстраивается. — Каждый год Адам обещал не плакать и каждый раз держался до тех пор, пока не наступал момент, когда надо было отпустить отцовскую руку. — Завтра после стрижки поедем в торговый центр «У Хансена» и купим тебе новые трусы и футболки, — прибавил Дилан, ставя чемодан на комод.

— И еще новую маску с трубкой. А то я свою нечаянно сломал.

Прежде чем уложить сына под одеяло, шериф согнал с кровати щенка. Дилан не знал, почему маска вдруг приобрела такую важность, но, вероятно, у мальчугана были на то причины.

— Добавь в свой список. — Убрав мягкий локон с брови Адама, Дилан спросил: — Ты уже нашел маме особый камень?

— Ага, белый.

Отец наклонился и поцеловал гладкий лоб сынишки:

— Приятных снов.

— Пап? — Уже по одному голосу Адама Дилан понял, о чем тот хочет его попросить. Из года в год просьба не менялась. — Поедем в этот раз со мной.

— Ты знаешь, что я не могу. Кто останется здесь и присмотрит за твоей собакой?

— А мы возьмем ее с собой. Ты, я, мама и Мэнди. Будет здорово.

Подойдя к двери спальни, Дилан выключил свет, ответив:

— Нет, Адам, — и увидел, как сын перевернулся на другой бок, спиной к отцу.

Дилан ненавидел июль. От всей души ненавидел. Ненавидел приходить домой и не наступать на разбросанные Адамом игрушки, которые потом велел бы ему убрать. Ненавидел тишину дома, пустоту в спальне сына. Ненавидел ужинать в одиночку.

Половицы поскрипывали, когда Дилан шел по небольшому коридору в свою темную спальню. Сквозь открытые ставни лунный свет лился по изножью кровати, комоду и взбирался вверх по стене. Несколько лучиков брызнули на грудь шерифа, пока тот стягивал через голову футболку. Он бросил ее на старый стул с высокой спинкой, но промазал. Завтра они поедут покупать Адаму новое белье, послезавтра — в аэропорт Сан-Вэлли. И Дилан будет смотреть, как сын поднимается на борт частного самолета вместе с Джули. Будет смотреть, как она увозит Адама прочь.

Этот момент Дилан ненавидел больше всего. Ненавидел прощальные взгляды, что бросал через плечо сын, одну-единственную мольбу в его полных слез глазах, словно отец мог подарить ему то, чего мальчик желал больше всего на свете.

Но исполнить мечту Адама Дилан не мог. Останься он с сыном и Джули на пару дней или на все две недели — это не дало бы Адаму того, что он действительно хотел. Маму и папу, живущих вместе. Маму, больше похожую на ту женщину, которую он видел каждую неделю по телевизору, а не ту, с которой встречался раз в год. Ангела, который заботился бы о мальчике так, как она заботилась о бездомных, о стариках или сиротках, которых «спасала» на прошлой неделе. Маму, о которой Адам мог бы рассказать друзьям.

Дилан сел на край кровати и скинул обувь. Ни он сам, ни Джули не намеревались так долго держать сына вне ее жизни. Никогда не собирались делать из мамы Адама «тему, которую нельзя обсуждать». Никогда не собирались заставлять мальчика хранить тайну, о которой никто не должен знать. Просто так вышло, а теперь ни Дилан, ни Джули не знали, что с этим делать.

Адаму едва исполнилось два года, когда мама заполучила главную роль в «Небесах на земле». Дилан с сыном уже жил тогда в Госпеле, вдали от славы, которую так жаждала Джули. Благодаря ее прелестному лицу, нежной коже и продуманным пресс-релизам публика мгновенно влюбилась в новую звезду. За несколько месяцев Джули превратилась из никому не известной, едва сводящей концы с концами актрисульки в божественного ангела. Внезапно она стала частой гостьей в ведущих ток-шоу и идеалом христианского движения. Все верили, что этот ангел прекрасен ликом и душой. Америка искала себе символ доброты и обрела его в Джульетт Бэнкрофт.

Первые несколько лет она брала Адама на небольшое ранчо своего отца, потому что ей нужно было отвлечься от актерской жизни и сосредоточиться на сыне. Отчий дом давал Джули такую возможность. А заодно ранчо было прекрасным местом, где Адам мог познакомиться с теми родственниками, которые еще жили поблизости.

Теперь, пять лет спустя, Джули брала мальчика туда, потому что иного выбора не представлялось. Как она сможет объяснить миру, что у нее есть сын, которого она видит раз в год? Как это будет выглядеть? Что об этом скажут в ток-шоу? И как быть с христианским движением, которое поддерживает ее сериал? Как это отразится на ее небесной репутации?

Дилана больше волновало другое: как таблоиды отнесутся к новости, что у Джульетт Бэнкрофт не просто есть сын, которого та не растит и редко видит, но что она вдобавок не выходила замуж за отца своего ребенка? Как это отразится на Адаме? Чем это обернется для их с сыном тихой жизни в Госпеле?

Сейчас Адаму семь. Он уже достаточно большой, чтобы понимать, что его жизнь отличается от жизни других ребят-ровесников. Достаточно большой, чтобы удивляться, почему он не может похвастаться своей мамой? Достаточно большой, чтобы правда причинила ему боль. Но чем дольше хранить этот секрет, тем больнее он потом ранит. Вскоре придется раскрыть карты. Адам Тэйбер был незаконнорожденным сыном «американского ангела». Дилан лишь надеялся, что сын все поймет, но не собирался рассказывать ему правду сегодня. И не завтра.

Шериф стянул носки и бросил их вслед за футболкой. В лучах лунного света, лившегося в окно, разделся догола и почесал грудь. Когда Хоуп появилась в городе, он понял, что должен вскоре поговорить с сыном. Возможно, сразу по возвращению Адама домой. У Дилана есть пара недель на то, чтобы все обдумать. В «Даббл Ти» у него будет время, чтобы выкинуть все из головы и решить, что сказать. Хотя он уже миллион раз прокручивал в голове эту речь.

Дилан отбросил покрывало и скользнул в кровать. Чистые простыни приятно холодили тело. Он заложил руку за голову и уставился в потолок. Шериф не собирался рассказывать сыну о том, что не любит его мать так, как мужчина должен любить женщину, и что оба — и Дилан, и Джули — в любом случае знали, что их отношения долго не продлятся. Адаму не нужно знать, что он — единственная причина, по которой его родители пытались жить вместе столько, сколько сил хватило. Единственное, что сыну знать следует: мама и папа его любят. И кто-то, кто любит Адама, должен рассказать ему правду. Вскоре.

В четверг, освободившись с работы, Дилан отвез сына стричься в «Завейся и покрасься». Водя машинкой по шее Адама, Дикси пообещала «как-нибудь заскочить на следующей неделе». Дилан не стал утруждаться и сообщать ей, что его не будет дома.

После стрижки отец с сыном заехали в торговый центр «У Хансена» и прикупили кое-что из белья. Адам выбрал короткие трусы с «Людьми Икс» на попе. В магазине несколько туристов покупало сувениры, а пара местных жителей прошла в отдел с кондиционерами в надежде избавиться от безжалостной жары.

Дилан стоял в отделе игрушек, помогая Адаму выбирать маску, и даже не глядел вокруг… пока в магазин не вошла Хоуп Спенсер. Шериф поднял взгляд в ту самую секунду, как она переступила порог, словно миз Спенсер прошествовала к нему через весь зал и приподняла ему рукой подбородок. Сквозь аттракцион «волшебных пузырьков» Дилан смотрел, как Хоуп шла, глядя прямо перед собой, с этим своим видом «городской девчонки, с которой лучше не связываться». Она не смотрела по сторонам и не заметила наблюдавшего за ней шерифа, взяла пару дисков с фильмами и направилась к стенду со сладостями «коровья лепешка». Взяв двумя пальцами печенье, Хоуп принялась читать его состав.

Она опять решила пробежаться и зачесала волосы кверху. Несколько тонких прядей выбились из «хвоста», и Хоуп заправила их за уши. Прядки закрутились и прилипли к ее шее. Дилан знал, какая она там на вкус. Там, где шея переходит в плечо, она была нежной и сладкой. Он знал кремовую бархатистость ее кожи, тяжесть ее грудей в своих ладонях. Знал, как изгиб ее попки мог прижиматься к его члену. Дилан мог остановить свой голод или желание не больше, чем мог удержаться от того, чтобы приблизиться к Миз Паиньке. Он оставил Адама с резиновыми пауками и супершарами и подошел к ней сзади.

— Это не настоящее коровье дерьмо, — сообщил Дилан и подумал, что не говорил ничего более впечатляющего класса с шестого, когда пытался очаровать Нэнси Бёрк комплиментом: «Ты не такая уродливая, как твоя сестра».

Хоуп положила печенье и повернулась к шерифу. Уголки ее губ приподнялись в улыбке, и Дилан ощутил, как это движение отозвалось у него внизу живота.

— Я уже догадалась, но не удивилась бы, окажись все взаправду.

Не в силах противиться, Дилан позволил своему взгляду на несколько секунд задержаться на губах Хоуп, прежде чем поднять глаза выше, поверх ее головы, и уставиться на изображение лосося над рыбным отделом. Шериф боялся. Что Хоуп сможет прочесть голод в его взгляде и понять, чего он хочет. Что он хочет придвинуться ближе и прижать ее к себе. Может, даже уткнуться носом в ее волосы. Хотя, после случившегося в понедельник ночью, вероятно, у Хоуп были некоторые подозрения.

— Пойдешь на День Независимости на следующей неделе? — спросила она. — Собираешься участвовать в метании туалетной бумаги?

— Нет. Боюсь, что пропущу все веселье. — Взгляд Дилана проследовал по рядам сложенных разноцветных футболок и наконец вернулся к Хоуп, к ее шелковистым волосам и сияющему «хвосту». — Меня не будет в городе.

Она помолчала немного, затем сказала:

— Шелли говорила, что ты собирался уехать на пару недель.

Дилан посмотрел в голубые глаза Хоуп, увидел в них разочарование и едва не поддался порыву. Едва не обнял ее, прямо здесь, посреди торгового центра.

— Именно так.

— Я хотела сделать несколько снимков тех водопадов, о которых рассказывала Шелли, и подумала, что, может, ты меня проводишь туда. Но если ты уезжаешь… — она пожала плечами. — Пожалуй, я подожду, пока Шелли не наберется сил для прогулки.

— Снимки к той твоей статье для «Нортвест»?

Хоуп уткнулась взглядом ему в грудь:

— Да.

Дилан даже думать не хотел, что сделал бы, окажись он наедине с Хоуп. Только они вдвоем и больше никого. Ложь. Ему очень хотелось думать, каково было бы заниматься с ней любовью. Нравилось представлять, как он держал бы в руках ее груди, целовал их, обводил языком затвердевшие соски, опускал свое лицо между ее ног. Ему безумно нравилось представлять все позы — горизонтальные, вертикальные, когда она сверху, на боку. Он без конца фантазировал, как погрузился бы между ее нежных бедер… но это не значило, что Дилан собирался осуществить свои фантазии.

— Прости, ничем не могу помочь, — ответил он.

Если уж у него не получалось держать в узде свои мысли, то контролировать тело он мог. И все-таки лучше не позволять себе мечтать обо всех этих удовольствиях. Особенно посреди «У Хансена».

Хоуп снова посмотрела Дилану в глаза и изогнула уголки губ в нерешительной улыбке:

— Ладно.

— Может, если я… — Дилан пожал плечами.

Если он — что? Подождет до отъезда сына, чтобы поволочиться за Хоуп, изо всех сил надеясь, что ему повезет? Будет шнырять по округе и верить, что никто в городе не заметит, как их шериф занимается сексом с героиней излюбленной темы для сплетен со времен Хирама Доннелли? Может, Дилан и придумал бы, как избежать слухов, но ничего нельзя было поделать с тем неумолимым фактом, что Хоуп — писательница. Шериф не мог спать с ней и все время молиться, чтобы она не догадалась о тайне Адама. А если журналистка все выяснит, прочитает ли он тогда о своей жизни в «Пипл»? Или того хуже — в «Энквайре»?

Дилан не мог так рисковать, да и Хоуп заслуживала лучшего. Он сделал шаг назад и едва не наступил Адаму на ногу.

— Пап!

Шериф настолько увлекся Миз Паинькой, что даже не заметил подошедшего сзади сына.

— Прости, приятель. Ты в порядке?

Адам кивнул:

— Привет, Хоуп.

Та посмотрела на мальчика, и ее улыбка стала шире:

— Привет! Что это у тебя?

— Маска и футболки с трусами.

Хоуп взяла у него упаковку со снаряжением и принялась рассматривать.

— Выглядит здорово, — возвращая маску, похвалила она. Адам протянул ей свою одежду, и Хоуп стала изучать и ее тоже. — А что за парень у тебя сзади на трусах?

— Это Росомаха. У него такие огромные когти, и он может поцарапать ими врагов.

— Я помню. Ты еще нарисовал его тогда вечером. Он хороший?

Дата добавления: 2015-08-29