Итак, в «Трансцендентальной эстетике» можно выделить два смысловых «среза», не ведущих к двусмысленности, но задающих разный тон пониманию пространственно-временной структуры опыта. С одной стороны,

Итак, в «Трансцендентальной эстетике» можно выделить два смысловых «среза», не ведущих к двусмысленности, но задающих разный тон пониманию пространственно-временной структуры опыта. С одной стороны, пространство и время характеризуются как способ, формирующий первичные структуры, завершенные и инертные – когда обосновываются априорные синтетические суждения геометрии и конституирование посредством чистого созерцания, характеризующее математику. Но далее обнаруживается, что, с другой стороны, формы созерцания – пространство и время – это низ чистого сознания, его минимум: «посредством чувственности предметы нам даются, и только она снабжает нас наглядными представлениями, но мыслятся предметы посредством рассудка, и из рассудка возникает понятие». [B 33]

Это задает, на первый взгляд, казалось бы, завершенной и инертной структуре динамику, движение в сторону опыта и вещественности. «Способность (восприимчивость) получать представления вследствие того способа, каким предметы действуют на нас, называется чувственностью». [B 33] Таким образом, чувственность – постоянная форма восприимчивости, или аффектации. Чувственность не автономна, не самодеятельна (сама по себе), а всегда определяется через аффектацию. В чувственности человек пассивен: пространство и время определяют способ представленности (способ действия на нас предметов). Наоборот рассудок есть способность самостоятельно производить представления, это способность мыслить предмет чувственного созерцания, то есть самодеятельность знания. Так будет правильно, если понимать чувственность только как способность – низшую функцию познания. Но чувственность, рассматриваемая как некая заданная пространственно-временная структура опыта – есть деятельность, не прекращающаяся деятельность по получению и «обработке» представлений. Пространство относится к условиям возможности бытия, аффицированного чем-либо, время – к условиям возможности представления себя как объекта, упорядочивающего внешние структуры, рассматриваемые как иное, переплавляющего их в континуум своего содержания. Говоря иначе, пространство должно быть «упорядочено» в темпоральных моментах, «связано» в целостном представлении и «обозримо» в качестве синтеза чувственности. Подобное «схватывание» пространства посредством времени (время понимается как способность к упорядочиванию вообще) и задает динамику пространственно-временной структуре опыта. Акты схватывания не единичны, не дискретны; они – постоянные и непрекращающиеся, образуют «поток», и потому позволяют рассматривать чувственность как деятельность по получению представлений.

То, что лежит в пространстве пронизано внешностью как своим качеством, поэтому в пространстве нет ничего скрытого от сознания: «только благодаря пространству возможно, чтобы вещи были для нас внешними предметами». [A 29] В пространстве не находятся вещи в себе, там может находиться только нечто тотально прозрачное для сознания – объекты. Надо сказать, что Кант изначально определяет созерцание a priori в противопоставление с продуктивным созерцанием, нам не свойственным. На это указывает очень важное замечание об intuitus originarius, приводимое Кантом в конце «Эстетики»: «Нет никакой необходимости ограничивать способность представления в пространстве и времени чувственностью человека. Она имеет производный (intuitus derivativus), а не первоначальный (intuitus originarius) характер: это не есть способность интеллектуального наглядного представления …». [B 72] Это означает, что предмет «удерживает» себя передо мной в той степени, или в силу того, что он не является первоначальным, то есть не возникает из своего собственного созерцания. С самого начала это метафизическое заблуждение включается в каждое рассуждение о пространстве и времени и задает негативный тон всей «Эстетике». Наше созерцание есть только представление феноменов. В тот момент, когда мы созерцаем вещи, вещи, которые мы созерцаем, не являются вещами, как они есть сами по себе. В некотором смысле отсутствие бытия у феноменов представлено в них самих. «Если отвлечься от субъективного условия, под которым единственно мы можем получить внешнее наглядное представление, именно поскольку мы способны подвергаться воздействию предметов, то представление пространства не означает ровно ничего». [B 42-43] То же самое немного дальше по тексту, говорится в отношении времени. Так как пространство ровным счетом ничего не означает вне субъективного условия, его возможное небытие формирует понятие трансцендентальной идеальности. Но пространство снабжает нас такой модификацией восприятия как открытость явлению. Этим устанавливается эмпирическая реальность пространства (равно как и времени) – то есть «объективное значение его в отношении всех предметов, которые когда-либо могут быть даны нашим чувствам».[1] [B 52]

Как уже говорилось, пространство есть внешняя форма деятельности субъекта. Время есть форма внутреннего чувства, то есть «процесса наглядного представления нас самих и нашего внутреннего состояния». [B 50] Время не может быть определением внешних явлений: оно не относится ни к внешнему виду, ни к положению и т. д. Оно «определяет отношение (!) представлений в нашем внутреннем состоянии». [B 50] Но как мы помним, пространство и время полагаются в первой дефиниции «Эстетики» как форма созерцания. А созерцание по Канту, это такое отношение к предметам, при котором «познание непосредственно относится к ним». Непосредственность пространства основывается на том, что сознание выступает как непосредственное предметное сознание в форме созерцания. Но как быть с непосредственностью времени? Кант говорит, что это внутренняя непосредственность. «Именно потому, что внутреннее наглядное представление не имеет никакого внешнего образа, мы стараемся устранить этот недостаток с помощью аналогий и представляем временную последовательность с помощью бесконечно продолжающейся линии, в которой многообразие составляет ряд, имеющий лишь одно измерение и умозаключаем от свойств этой линии ко всем свойствам времени… Отсюда ясно также, что представление времени само относится к числу наглядных представлений, так как все его отношения могут быть выражены с помощью внешнего наглядного представления». [B 50]

Иными словами, время есть форма внутреннего овнешнения. Форма, в которой субъект, хотя и не выходит во вне, все же дистанцирует от себя, что позволяет ему схватывать свои «внутренние состояния». И далее: «Время есть априорное формальное условие всех явлений вообще. Пространство, как чистая форма всякого внешнего наглядного представления, ограничивается как априорное условие, лишь внешними явлениями. Наоборот, так как все представления, все равно имеют ли они своим предметом внешние вещи или нет, принадлежат сами по себе, как определение души, к числу внутренних состояний, которые подчинены формальному условию внутреннего наглядного представления, именно времени, то время есть априорное условие всех явлений вообще: оно есть непосредственное условие внутренних явлений (нашей души) и вследствие этого косвенным образом также условие внешних явлений». [B 50]

Внутреннее есть, во-первых, снятие непосредственности внешнего, и тем самым опосредование этим внешним. Во-вторых, усвоение этого «внешнего» как своего внутреннего содержательного момента, а именно: иное здесь берется в качестве своего, превращается в континуум своего содержания. Внешнее «овнутряется»; тем самым поставляется познанию чувственный материал во внутренней для субъекта форме. Это и есть моменты времени, которые вновь генерируются, поскольку сознание черпает из них свое содержание. Именно в этом смысле я говорила, что пространство должно быть «упорядочено» в темпоральных моментах, «связано» в целостном представлении. Таким образом, мы можем сказать, что пространство – есть “качественная” непосредственность сознания, время – рефлективная непосредственность, то есть непосредственность опосредования. «… представления внешних чувств составляют главный материал, наполняющий нашу душу, само время, в котором мы помещаем эти представления, и которое предшествует сознанию о них в опыте, находясь в основе их, как формальное условие того способа, каким мы помещаем их в душе, содержит уже в себе отношение последовательности, одновременности и того, что сосуществует с последовательным бытием (того, что пребывает)». [B 67] Динамический характер временной структуры позволяет осуществить процедуру темпорального описания синтезов сознания, полагая время в качестве фундаментального слоя сознания.

Все наше знание начинается с опыта. Опыт не сводится целиком к чувственности – синтез чувственности дает первую форму организации предмета. Иначе говоря, опыт – это то, что мы должны в итоге получить. Время может быть рассмотрено как одно из определений этой цели, а именно: время впервые дает объект. И основная функция времени в чувственном познании состоит в допущении материала ощущений к расположению во внутреннем гомогенном ряде и в понимании его через этот ряд. Этим время задает дальнейшую динамику опытного познания – выполняет функцию «расширения» чувственности до опытных суждений, то есть осуществляет познание, приводя к действию рассудок; возводит рассудочные определения к разуму – «расширяет» опыт до сверхопытного.

В «Критике чистого разума» время не предстает некой неуловимой сущностью, о которой мы можем каждый раз вновь спросить: реальна ли она. Вопрос о реальности или нереальности времени, о его смысле, о том, что есть время, как мы его осознаем – оказываются псевдовопросами. Дело состоит не в понимании времени, но в необходимости времени как условии любого понимания. Однако время не является предметом исследования, но средством структурирования познавательной способности, средством «вскрытия» различных уровней субъективных условий познания.

Каждая из структур познавательной способности обладает «темпоральным фоном», и описание основных функций сознания оказывается описанием функций времени, которые, в свою очередь, являются основными средствами в осуществлении целей трансцендентальной философии: показать предметность независимых от опыта понятий и показать сущностные возможности производства нового знания.

Итак, парадокс заключается в том, что основные функции познания раскрываются через время и при этом как функции времени. Таким образом, отказываясь от вопроса «Что есть время?», трансцендентальная философия Канта необходимо делает своим предметом время и временные отношения.

[1] Иными словам, пространство (и время) объективно, если мы спрашиваем о его применении (для всех вещей, если их рассматривать в отношении к свойствам нашей чувственности), и субъективно, если мы спрашиваем об источнике (принадлежит не вещам, как условие и свойство их, а субъекту чувственного наглядного представления).

Дата добавления: 2015-08-29