- И о чем же ты хочешь поговорить? Какое чувство ты хочешь убить во мне теперь? Или, может быть, ты просто хочешь поднасрать мне в жизнь? Можешь не стараться, моя душа и так по благоуханию сравнима с общественным туалетом, и все это - твоя вина, - он не обвинял меня, просто констатировал неоспоримый факт. Я насрал ему в душу так, как никто еще не гадил - это аксиома, не требующая доказательств.
- Нет, Фрэнк, - я снова не удержался и произнес его имя. Фрэнка заметно передернуло, - я хочу поговорить о Нас.
Я попытался изобразить что-то похожее на раскаяние на лице, но все попытки были тщетны, потому что Фрэнк попросту не верил мне. Сначала я заставил его довериться мне, раскрыть передо мной душу, а потом таким подлым способом убил все его чувства. Одной фразой я пошатнул его и без того шаткое сознание, из-за чего он окончательно замкнулся в себе.
Умирая, "что-то" внутри меня задело оголенные, словно провода, нервы, и я поставил себе цель: вернуть доверие Фрэнка и, если получится, любовь. На счет последнего я был не уверен, даже готов был сдаться, если он меня оттолкнет, но первый пункт я должен был выполнить безукоризненно, как бы Фрэнк не отпирался.
Его мертвый взгляд блуждал по моему, наверняка, обеспокоенному лицу. Я шумно сглотнул и присел перед ним на колени. Он вздрогнул всем телом, когда я коснулся кончиками пальцев тыльной стороны его ладони. Кажется, он даже издал какой-то непонятный звук, больше похожий на полустон-полувздох. Я молился богам, в которых не верю, чтобы это был не полный отвращения и презрения вздох.
- Ну? - Фрэнк оторвался от созерцания моего лица и уперся спиной в стену. Я с трудом поборол желание залезть к нему и обнять так крепко, как только мог.
Я осторожно присел на край кровати и глубоко и шумно вдохнул воздух через нос, собираясь с мыслями. Точнее - делая вид, что собираясь я с мыслями. На самом деле у меня в голове уже была сложена целая тирада, побуждающая Фрэнка простить и понять меня.
- Я был идиотом... - неуверенным тоном начал я, стараясь не смотреть Фрэнку в глаза. Я хотел сказать еще много ненужных слов, убеждающих Фрэнка в моей невиновности, но он достаточно грубо и резко прервал меня, и из головы исчезла моя заветная "шпаргалочка", с помощью которой я хотел вернуть его доверие:
- Смотри мне в глаза, когда говоришь, - он почти прошипел это, разве что не скаля зубы, как дикий зверь. Я не мог даже пошевелиться, не то, что голову повернуть. Фрэнк принял вертикальное положение и, вплотную приблизившись к моему лицу, выдохнул прямо в ухо, выделяя интонацией каждое слово: - Смотри. Мне. В. Глаза. Сука.
Я все так же разглядывал свои ладони, не смея даже дышать. Он был так близко, и в ноздри ударил его терпкий запах. Он был таким родным и чужим одновременно, у меня просто сносило крышу.
Фрэнк не спешил отстраняться, он все так же сидел, опираясь о матрас, и тяжело дышал мне в ухо. По всему тело пробежало стадо одновременно до дрожи приятных и просто омерзительных мурашек. Потрясающее сочетание удовольствия и отвращение вернуло мне власть над конечностями. Я точно знал, чего хотел прямо сейчас. Я хотел поцеловать Фрэнка. Хотел поцеловать его настолько сильно, что скулы сводило.
И я поддался этому порыву, подчинился своей слабости и прильнул к губам Фрэнка настолько нежно и трепетно, насколько был способен. Фрэнк опешил, но не отстранился. Отвечать он тоже не собирался, что сводило меня с ума. Я осторожно накрыл его ладонь своей и хотел уже переплести наши пальцы, надеясь, что Фрэнк понял, что я не хотел это всего, что так было нужно, но он оттолкнул меня, вытирая рот рукавом толстовки. Я упал с кровати и приземлился на пятую точку, чувствуя, как сердце раздирает на куски.
Сейчас я был безумно благодарен Рэю, который зашел через несколько секунд после моего падения. Зашел и спас от таких ненужных и гнилых объяснений, которых ждал Фрэнк.
Рэй молча подождал, пока я встану и выйду за дверь, косо глянул на Фрэнка и закрыл за мной дверь. Никаких расспросов. Это я и любил в Рэе. Он никогда не сует нос в чужие дела, пока ему все не выложат самолично. Но я пока не был готов к этому, поэтому молчал. Даже Боб ничего не знал о наших отношениях, хотя подозревал, что конкретно сейчас, конкретно в этот момент, все донельзя херово.
Я вышел на "задний двор", уже по привычке выискивая Боба среди этой толпы тупых ублюдков. Он нашелся удивительно быстро. Боб, увидев меня, тут же отделился от компании своих "пташек", что нашептывали ему последние новости этого прогнившего места, и почти бегом направился ко мне. Рэй отошел в сторонку, чтобы поболтать с Майком и покурить, а я остался наедине с Бобом. Наедине, но в окружении сотни человек, которым теперь не было до меня ровно никакого дела.
Боб хотел уже было открыть рот, но тут же его закрыл, видя, как я не хочу сейчас разговаривать. Не хочу, но выговориться надо было, хотя бы ему. Даже если он всем растреплет, моя душа будет чиста.
Мы отошли в дальний темный угол "заднего двора", предварительно взяв у Рэя пачку сигарет на тот случай, если разговор будет очень тяжелым. Боб был готов ко всему - это было видно по его выражению лица.
Я нехотя выдал все, что произошло между мной и Фрэнком за последний месяц, скурив при этом сигарет пять. Я не злоупотреблял курением, просто говорить было слишком сложно, и я едва сдерживал склизкий ком в горле и подступающие слезы. Боб слушал меня молча, внимая каждому моего слову, а по истечению моего рассказа сказал лишь одну фразу.
"Вы - два неисправимых дебила".
И рассмеялся. На душе сразу стало чуточку легче. Боб похлопал меня по плечу и пообещал, что никому не расскажет. Я, как ни странно, ему поверил.
Мы сели на скамейку около баскетбольной площадки и просидели там до тех пор, пока нас не начали загонять по камерам, ничего не говоря. Просто сидели и смотрели, как другие заключенные играли в долбанный баскетбол. И все. Но мне было как-то спокойнее здесь, в кругу абсолютно незнакомых мне людей, которые и не смотрят на меня даже, чем в камере, где сейчас сидел Фрэнк.
Я долго уговаривал Рэя переселить меня. Даже сказал, что не зайду туда и буду ночевать под дверью, но Рэю мое нытье быстро надоело, поэтому он грубо запихнул меня в камеру и закрыл дверь прямо перед моим носом. Спиной я чувствовал взгляд Фрэнка, что прожигал во мне дыру размером с кулак. Я медленно развернулся и побрел к своей кровати. Лучший способ избежать разговора - лечь спать.
Вот только Фрэнка такой расклад не устраивал. Он был настроен на серьезный разговор, который мог неизвестно чем закончиться.
- Джерард, посмотри на меня, - елейным голос попросил Фрэнк. Я боязливо повернулся на его голос. - Подойди, - а вот это уже звучало не как просьба, а как приказ. Мне пришлось подчиниться - злить Фрэнка я не хотел.
Как только я оказался в опасной близости от Фрэнка, он оскалился и притянул меня к себе за бедра. Я прибывал в шоке, но в то же время плавился в его руках, словно масло, оставленное в теплый летний день на подоконнике выходящего на солнечную сторону окна. Я не сопротивлялся, когда Фрэнк усадил меня к себе на колени. Не сопротивлялся, когда он уткнулся носом мне в шею, шумно вдыхая мой запах. Не сопротивлялся, когда его руки забрались мне под футболку, ощупывая выступающие позвонки.
Я
просто
не
сопротивлялся.
Не было ни сил, ни желания. Его прикосновения были слишком желанными и родными, чтобы отказываться от них, к тому же, я пообещал себе, что верну себе его доверие. Не знаю, как на счет доверия, но сексуальное влечение его явно вернулось.
- Знаешь, - начал Фрэнк, убирая за ухо выбившуюся прядь и проводя ладонью по моей щеке, - я ненавижу тебя больше, чем кого-либо.
"Я тоже ненавижу себя", - мысленно усмехнулся я.
-...Ты почти уничтожил меня тогда, понимаешь? Я ненавижу тебя всеми фибрами души, каждым нейроном, каждой клеточкой кожи... Ненавижу и люблю...
Кажется, я на миг забыл, что у меня есть сердце, и что оно, вообще-то, должно разгонять кровь по организму. Оно застряло где-то в горле, не позволяя выдавить ни единого слова.
-...Я бы убил тебя, но, блять, я бы никогда себе этого не простил. Ты открыл что-то новое во мне, научил быть хорошим, дарить кому-то свою любовь... Не знаю, что это была за хуйня с поцелуем перед тем, как ты свалил, но знай, что теперь я тебя не отпущу, даже если ты откажешься от меня и от своих чувств. Ясно? - Фрэнк посмотрел мне прямо в глаза, выжидая ответ. Ответ, который не мог быть НЕ таким, какой он ждал.
- Я... Я... - пытаясь выдавить из себя жалкое признание, я понял, что чувства Фрэнка намного сильнее моих. Он переступает через себя, чтобы быть со мной, он рушит свои принципы, возводимые годами, ломает систему, заставляя меня познавать все новые и новые черты характера Фрэнка.
- Ты идиот, я знаю, - тоскливо улыбнулся он, прижимаясь своим лбом к моему. - Но ты мой идиот. И не надо жаловаться, у меня тут тоже партнер не подарок!
Мы синхронно рассмеялись. Это не было смешно, это было слишком жизненно, слишком реально и слишком... по-нашему?.. Да, именно так.
Мы - два неисправимых дебила, как сказал Боб. Два неисправимых дебила, которые достойны друг друга. Два неисправимых дебила, которые сдохнут друг без друга.
Осталось два месяца. Всего два месяца до того момента, как я покину стены этого "исправительного" учреждения и уеду за сотню километров от Фрэнка.
Сколько ему еще здесь сидеть? Я даже боюсь представить, сколько он УЖЕ здесь сидит.
И Фрэнк будто чувствовал мое напряжение по поводу скорого ухода. Чувствовал и всячески пытался отвлечь от навязчивых плохих мыслей о том, что еще каких-то долбанных два месяца, и мы, может, больше никогда не увидимся: то начинал шептать какую-то неразборчивую, но, по-видимому, очень романтичную ересь мне на ухо сонным голосом, когда я просыпался в холодном поту среди ночи и цеплялся за рукав его футболки в поисках поддержки, то глупо шутил о том, в какой заднице мы были пару месяцев назад, то приставал с жаркими поцелуями посреди дня, а после доводил меня до иступления своими ласками, своей нежностью и заботой, с которой он совершал каждое последующее движение.
Боб, кстати, обзавелся пассией, с которой пока не спешил нас знакомить. Нам обоим было жутко интересно, на кого положил глаз этот ходячий плюшевый медведь из автомата с игрушками для детей до семи лет, но он упорно увиливал от ответа или менял тему каждый раз, как я или Фрэнк спрашивали его об этом.
Вроде бы, у нас все было хорошо: мы с Фрэнком почти не отлипали друг от друга, Боб информировал нас о последних новостях, никакой угрозы больше не наблюдалось, но все же тревожные мысли не покидали меня ни на минуту.
За то время, что я отсидел здесь, я заметил, что постоянно о чем-то переживаю, думаю... А зачем? Меня уже самого начало это бесить, ведь даже во время секса или дружеской беседы я о чем-то волнуюсь. О чем-то, чему даже не могу дать рационального объяснения. Это явно не по поводу двух оставшихся месяцев, нет. Да, мысли об этом беспокоили меня, но там что-то совершенно другое - что-то, связанное с вышеуказанной темой, но... другое..
Фрэнк тоже начал замечать, что я все время словно трясусь в болезненном предвкушении чего-то страшного и ужасного. Фрэнк много раз пытался поговорить со мной об этом, но я, взяв пример с Боба, переводил тему или вовсе не отвечал Фрэнку. Его это подбешивало, но он не показывал виду. Точнее, не показывал виду, пока я находился рядом.
Примерно неделю назад Боб рассказал мне, что Фрэнк вышел на прогулку (как раз после одного из таких "разговоров". Я тогда сделал вид, что мне плохо, и послал Фрэнка прогуляться) злой, как черт, он чуть было не прибил насмерть двух новичков, которые случайно подвернулись ему под руку. Боб сказал, что он был не просто не в себе, - он был в ярости. Он кричал и ругался, как никогда раньше, но все же наш заботливый Боб разрулил ситуацию и оттащил Фрэнка в тень, чтобы поговорить с ним по душам. Ничего из этого, правда, не вышло, так как Фрэнк был на взводе, а злой Фрэнк - молчаливый Фрэнк.
Так же Боб сказал, что клятвенно пообещал Фрэнку ничего мне не рассказывать, но я вроде бы уже как-то говорил, что у Боба язык без костей и шило в заднице. В общем, он не сдержался и вытрепал мне все прямо в столовой, когда Фрэнк отошел, чтобы взять себе что-нибудь относительно съедобное.
Видимо, Фрэнка уже порядком, как бы он сказал, "подзаебало" мое вечно самнамбульное состояние. И я его в этом не винил. Меня и самого оно "подзаебало", но сделать с этим я, увы, ничего не мог.
Но Фрэнк не выказывал никаких отрицательных эмоций сейчас, лежа на кровати, положив голову мне на колени и уткнувшись лицом в мой живот, щекоча его ровным и теплым дыханием. Он был абсолютно спокоен и за завтраком, и когда мы вместе принимали душ (Карма, все еще удивляюсь, что в каждой камере есть отдельная ванная комната!), и на прогулке... Скорее всего он не хочет, чтобы я видел, до какого состояния я его довожу, чтобы не травмировать мою и без того поехавшую за последние полтора года психику.
Ха-ха!
Будто меня можно было еще чем-то удивить. Эх, мой милый наивный Фрэнки. Как же я не хочу уезжать... Точнее, с одной стороны хочу, ведь там свобода, а значит, можно будет есть и спать, когда и где захочу, а с другой стороны - Фрэнк.
Фрэнк в этой самый момент задрал край моей футболки, чтобы оставить легкий поцелуй чуть ниже пупка. Его прикосновения все еще вызывали во мне ту необузданную бурю эмоций, которую я никогда не испытывал, будучи с Линдси. Каждый его взгляд, каждое слово, каждое касание - все это вызывало во мне обжигающую лавину чувств и эмоций, которые просто невозможно было сдерживать.
А еще я ревновал. Да-да, как бы глупо и по-детски это не звучало, но я ревновал, хотя мозгом понимал, что ревновать тут просто не к кому, да и Фрэнк верен мне, как никто и никогда. Фрэнк даже пару раз ловил меня на том, как я прожигал случайных парней, на которых взгляд Фрэнка задерживался дольше обычного, своим взглядом, хрипло смеялся и брал меня за руку в собственническом жесте, как бы говоря, что ему кроме меня никто на хрен не сдался. Фрэнка все еще забавляет моя беспочвенная и бессмысленная ревность, но я опять же ничего не могу с собой поделать. Особенно после того, как один парень подошел к нам на "заднем дворе" и прямо спросил, не хотим ли мы опробовать секс втроем, а Фрэнк как ни в чем не бывало кинул: "Джи, что думаешь?" Я жутко злился целых два дня, а Фрэнк в это время всячески вымаливал у меня прощения за неудачную шутку. Я его, конечно, тут же простил, но неприятный осадок никуда не делся и отдавался нервным постукиванием ноги по полу каждый раз, как мимо проходил кто-то, кто по моему личному мнению был симпатичнее меня.
Когда до меня, наконец, дошло, что Фрэнк может запросто найти себе новую пассию, как только я соберу вещи и свалю восвояси, у меня началась самая настоящая истерика. То, что Фрэнк лежал у меня на коленях в данный момент, и являлось последствием моего беснования и недавнего выплеска эмоций на ничего не подозревающего Фрэнка.
Мы просто сидели (ну, Фрэнк-то лежал) на его кровати и молчали, не решаясь разрушать эту драгоценную тишину после нескольких часов моих воплей, и думали каждый о своем: я прокручивал в голове последние события, а Фрэнк... А я все еще не мог понять, что творится в голове Фрэнка, когда он молчал. Хотя, если быть совсем честным, я боялся даже представить, о чем он думает.
Фрэнк оставил еще один ласковый поцелуй чуть ниже пупка и медленно приподнялся с моих колен, перебираясь мне за спину и обнимая за талию. Мягкие губы прикоснулись сначала к затылку, потом к шее, а затем переместились на плечо. Сильные руки пробрались под футболку, ласково массируя живот и медленно подбираясь к паху.
Опять отвлекает меня от плохих мыслей. Что же... У него отлично получается!
Меня хватило лишь на несколько мокрых поцелуев и пару еле заметных засосов на шее и плечах, после чего я откинул руки Фрэнка и опрокинул его на кровать, ложась сверху и вовлекая его в поцелуй. Фрэнк удовлетворенно улыбнулся и одной рукой схватил меня за затылок, притягивая ближе к себе, а вторую руку расположил на моей пятой точке, несильно сжимая ягодицу.
Неплохой способ отвлечься от всего того дерьма, что привалило за последнее время, я вам скажу. Очень даже неплохой!
Фрэнк вновь приник к моим губам в жарком требовательном поцелуе, попутно стягивая штаны и белье с себя и с меня. Ласковые руки прошлись по бедрам, слегка царапая кожу короткими ногтями. Я обхватил шею Фрэнка руками, немного приподнимая корпус и прижимаясь таким образом животом к его животу, и несильно укусил его за губу, вырывая из легких утробное рычание, больше похожее на рычание дикого зверя, но никак не человека.
Сцепив ноги на пояснице Фрэнка, я вжался членом в его пах, в полной мере демонстрируя свое желание. Фрэнк в ответ глухо рассмеялся и подался вперед, так же показывая мне степень своего возбуждения.
"Карма, прошу, давай в этот раз без "внезапных" визитов..."
Фрэнк уперся одной рукой в матрас около моей головы, а пальцы другой руки поднес к моим губам. Я с готовностью вобрал пальцы в рот, тщательно облизывая и посасывая их. Нежно чмокнув меня в лоб, Фрэнк спустился поцелуями на мои ключицы, аккуратно обводя языком каждую впадинку. Усыпав все ключицы красочными и собственническими засосами, он двинулся дальше, вытаскивая пальцы из моего рта, но тут же возвратился обратно к моим губам, дабы загладить мой разочарованный стон новым поцелуем.
Расцепив и расставив ноги как можно шире, я царапнул спину Фрэнка, побуждая к дальнейшим действиям. Но, вопреки всем моим ожиданиям, Фрэнк резко сел, увлекая меня за собой в вертикальное положение и сажая к себе на колени. Разведя колени чуть в стороны, Фрэнк завел руку мне за спину и аккуратно ощупал анус мокрыми от слюны пальцами. Я охнул, когда в меня проникли сразу два пальца, но подался навстречу, насаживаясь глубже.
Фрэнк прошептал что-то мне в висок, губами касаясь влажных волос, и раздвинул пальцы во мне ножницами, ища нужную точку. Морщась от дискомфорта и матеря всех на свете, я уложил голову на плечо Фрэнка и припал губами к пульсирующей вене.
Когда Фрэнк, наконец, нашел «ту самую точку», вдоль по позвоночнику, вплоть до копчика, стайками пробегают табуны приятных мурашек, из-за чего я зажмурился и тихо простонал Фрэнку в шею какую-то несвязную чушь. Ему это, естественно, очень и очень понравилось, так как в следующую секунду я почувствовал новую вспышку удовольствия и приятную тяжесть в паху.
— Нас никто не услышит... — сбивчиво пробормотал Фрэнк, целуя меня в макушку. — Не сдерживайся... — еще один палец проник внутрь меня, вызывая очередной приглушенный стон. — Я... Я хочу тебя слышать, детка...
Пальцы внутри меня согнулись под немыслимым углом, заставляя меня дрожать всем телом и насаживаться на них еще глубже, выстанывая Фрэнку в шею его имя и сбивчивые признания в вечной (?) любви. Сил на слова не было, поэтому я сделал единственное, что мог сделать в своем положении, — просунул руку между нашими телами и накрыл наши эрогированные члены ладонью. Фрэнк дернулся и откинул голову назад.
Намек был понят верно, потому как Фрэнк с гортанным рыком впился в мои губы страстным животным поцелуем и приподнял меня за бедра. Одной рукой я направил головку члена Фрэнка к своему анусу, после чего медленно опустился на него, прогибаясь в спине и разрывая поцелуй.
Толкнувшись в меня первый раз, Фрэнк решил поменять позицию: уложил меня на спину, закидывая мои ноги себе на плечи. Подушка удачно легла под поясницу, поэтому поза была не такой уж и неудачной, как казалось на первый взгляд.
Глаза в глаза, одно дыхание на двоих...
Ладони Фрэнка сильно сжали мои бедра (останутся синяки), он начал неторопливо проникать в меня, постепенно увеличивая скорость и амплитуду толчков. Не знаю, кто стонал громче, — я или Фрэнк. Комната заполнилась нашими судорожными вздохами, звонкими стонами и шлепками кожи о кожу. У Фрэнка по вискам стекали капельки пота, срываясь с подбородка и капая мне на грудь.
Толчки становятся резче, короче, быстрее. Мы стонем в унисон, запутавшись в собственных ощущениях. Фрэнк ласково касается моей щеки, покрывая поцелуями все, до чего мог дотянуться: скулы, лоб, закрытые глаза, губы, подбородок, — все. Все тело, словно молнией ударило, от корней волос и до кончиков пальцев на ногах, прошила сладостная истома оргазма.
Мир в один миг стал красочнее, звучнее и явственнее: все цвета в момент стали кислотно-яркими; звуки резко приобрели частоту ультразвука, и даже тишина врезалась в барабанные перепонки еле заметным треском; все чувства обострились до предела, голова очистилась от мыслей, и во всем теле появилась эта приятная легкая, когда руки и ноги кажутся ватными, но это не причиняет никакого дискомфорта, а, наоборот, дарит толику умиротворения и теплоты в душе.
Но вот оргазм медленно отступил, уступая место скрученным в узел мышцам во всем теле и выплеснутой на живот Фрэнка сперме. Фрэнк чувственно застонал, когда я сжался вокруг него, и кончил буквально через три-четыре толчка.
— Надеюсь, теперь все твои мысли забиты только мной, — горячо прошептал Фрэнк мне в самое ухо, ласково кусая мочку и проводя языком по ушной раковине.
О да, даже не сомневайся...
***
Семь недель до моего отъезда. Фрэнка начинала бить истерика, а я, наоборот, успокоился и стал относиться ко всему этому в разы спокойнее.
Фрэнк запрещал мне выходить с ним на «прогулки» и каждый день выгонял на «отработку», хотя сам оставался в камере. Пусть мне и не хотелось знать, что делает Фрэнк, когда меня нет рядом, но Боб выбалтывал мне все подробности его беснований. К тому же, Боб тоже каким-то магическим образом умудрялся избегать исправительных работ, а когда Фрэнк выгонял, буквально ногами выпинывал меня из камеры, на «отработку», Боб в обязательном порядке приходил к нему и выслушивал все его жалобы.
Боб сказал, что основная причина его бешенства и постоянных срывов на других людей, — то, что скоро меня не будет рядом. Это грело мне сердце, но в то же время разрывало его на миллионы мелких кусочков. Фрэнк страдал из-за меня. А я не хотел, чтобы этот человек, полностью обнаживший передо мной душу и сердце, мучался.
Видимо, мне придется сделать эти семь недель лучшими в его жизни...
Шесть недель до моего отъезда.
Перспектива уехать отсюда поскорее казалась мне не такой уж и плохой, ведь там, за колючей проволокой - свобода, там - жизнь, а тут - Фрэнк. Выбирая меньшее из двух зол, мой выбор остановился на Фрэнке. Реальность реальностью, жизнь жизнью, а в эту розовую трясину, называемую любовью, я влип по самую макушку.
Я мог гордиться Фрэнком: он хорошо держался при мне, не показывал виду, как ему дерьмово, иногда, правда, в порыве злости говорил много лишних слов, но я предусмотрительно пропускал их мимо ушей. Я решил, что незачем портить наши и без того напряженные отношения ссорами и взбучками. К тому же, Фрэнк выпускал пар на "заднем дворе", а после, вернувшись в камеру, падал в мои объятия и целовал все, до чего мог дотянуться.
Боб, предвидев мой скорый отъезд, пытался как-то подбодрить Фрэнка. Говорит, что раздобыл у охранников мой адрес, чтобы он смог ко мне приехать, когда выйдет. Впрочем, за этим делом они могли обратиться ко мне: я бы без колебаний назвал не только свой адрес, но и номер телефона.
Фрэнк снова начал покуривать втайне от меня. Не то, чтобы это как-то задевало мое самолюбие, мол, мы же пара, а он мне не рассказывает... Нет, такого не было. Фрэнк просто пытался найти стрессу другой выход, нежели избиение тупых качков на заднем дворе. Здоровье его, правда, оставляло желать лучшего, но ничего не поделаешь: это его жизнь и его организм, поэтому я не в праве осуждать то, что он с ними делает.
От его одежды пахло сигаретами и потом, когда он вернулся с вечерней "прогулки". Не говоря ни слова, Фрэнк улегся на кровать, положив голову мне на колени, и прижал мое запястье к губам. Я погладил его по спутанным волосам и уставился в противоположную стену.
Эх, Фрэнки...
Пять недель до моего отъезда.
Если честно, то у меня уже задница болит от ежедневного секса. Нет, я не жалуюсь, просто... Просто Фрэнк будто с цепи сорвался. Я, конечно, получаю не меньший кайф, чем он, но все же прослеживалось в его действиях нечто такое... такое... Словно он хочет натрахаться вдоволь на год вперед. Не удивлюсь, если так оно и было.
Фрэнк стал больше курить, и все чаще я просыпался по ночам от кашля. С ингалятором я теперь не расставался ни на секунду: чуть что - я тут как тут. Я даже перестал пугаться внезапных приступов кашля по ночам, принял это как должное.
Боб, наконец, познакомил нас со своей пассией. Оказалось, что к нему не так давно подселили нового заключенного, переведенного из соседнего блока. Предыдущий сосед Боба задушил себя, повязав вокруг шеи то ли простыню, то ли пододеяльник - сейчас уже и не вспомнишь. А этот малый был довольно хорош собой: ростом чуть ниже Фрэнка, с темно-каштановыми волосами, с хипстерской челкой и приятным лицом. К тому же, он оказался очень умным парнем. Фрэнк быстро нашел с ним общий язык, пока мы с Бобом с умилением наблюдали за этой картиной.
Как-то раз, в четверг, кажется (тут трудно определять дни недели, так как время в этом месте теряет всякий смысл), Брендон - а именно так звали пассию Боба - с Фрэнком решили обсудить какую-то книгу, название которой я благополучно прослушал. Они развели целую дискуссию: Брендону эта книга нравилась, тогда как Фрэнк считал ее пустой тратой времени. Сошлись на том, что у каждого свои вкусы, но это не помешало им обоим выглядеть смертельно обиженными и до жути горделивыми.
В субботу (теперь я точно знал дни недели, потому что именно в этот день Фрэнк раздобыл невесть где настольный календарь и поставил его на тумбочку около кровати. На мои вопросы "Откуда?" и "Зачем?" Фрэнк не отвечал) Рэй похвастался нам, что совсем скоро, буквально через неделю, они с Кристой (его девушкой) поженятся.
Четыре недели до отъезда.
Фрэнк, кажется, совсем перестал волноваться по этому поводу. Ходит тихий, ласковый, не бьет никого. От него все шугаются: обычно он весь на эмоциях и сразу видно, кого и каким образом он хочет пришпилить к стенке и хорошенько отмутузить, а тут даже представить нельзя, что творилось у него в голове.
Настроение Фрэнка скакало от отличного до ужасного последние три недели почти каждый день, но вот уже на протяжении четырех дней Фрэнк вел себя вполне нормально, не выказывая какого-либо раздражения. Это обнадеживало. Боб удивлялся, как Фрэнк держится, Рэй тихо охреневал, и лишь Фрэнку было до лампочки, что, когда и как о нём говорят.
Пассия Боба заметно сдружилась с Фрэнком, и я даже начал было ревновать, чем сильно развеселил своего придурка. На самом-то деле, это было нихрена не смешно! Да этот Брендон откровенно клеился к Фрэнку, а тот будто и не замечал. И ладно бы только он! Даже Боб бровью не повел, когда Брендон чуть ли не на колени к нему залез. У меня в тот момент, наверное, глаза чуть из орбит не вылезли, если судить по дикому гоготу Фрэнка. Но, кстати, несмотря на то, что Фрэнк посчитал мою ревность "необоснованным порывом моей романтичной натуры", позже, уже в камере, он все же извинился, чуть было не встав на колени, от чего я его, конечно, тут же отговорил и даже отругал. Все же я считал, что не являлся такой уж важной персоной в жизни этого человека, чтобы он становился передо мной на колени, прося прощения за невинный поступок.
Рэй, кстати, женился на Кристе, взяв отгул на целых два дня. В субботу с утра он пришел к нам в камеру, помятый, но безумно счастливый. Сказал, что свадебное путешествие планируют устроить через месяц. День моего отъезда, как сказал мне позже Рэй, - последний день перед тем, как он со своей женой отправится справлять медовый месяц. Я не знал, как на это реагировать, поэтому просто кивнул и продолжил есть, надеясь, что не обидел Рэя.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |