Она прикусила губу, стараясь держать себя в руках. Потому что ей хотелось расплакаться. Она чувствовала себя так весь день.
— В моем послужном списке есть кое-какие записи, — напомнила она ему. — Три неудачи и ты один, вот как это работает.
— Все не так, ты идиотка, — сказал Фредди. — Послушай, последние три неудачи уже история. И они объяснимы. И хорошо, я признаю, я думал, что, может быть, этой причиной был я, но мне просто хотелось так думать.
— Ах, Фредди.
— Вспомни историю, рассказанную твоим дедушкой о его семье, которая угрожала бойкотировать его свадьбу, а его отец лишил его семейного состояния. Что, если бы он сдался? — Фредди протянул руку и жестом обвел комнату. — Если бы он сдался, ничего этого бы не произошло. Это такая вещь, в которой ты должна стоять на своем и бороться.
— У меня жизнь в городе, мой бизнес…
— Все это детали. Для каждой твоей проблемы я могу найти решение, и ты это знаешь. Я сдам в аренду твою квартиру. Позабочусь о бизнесе.
— Это моя работа.
— Но это, — сказал он, — может стать твоей жизнью, если ты перестанешь сопротивляться.
Она поцеловала его в щеку.
— Я буду держать это в уме.
В последнее время она не могла ни о чем другом думать, ее сердце билось в ужасе, но она сама не знала, чего она боится. Но вот что казалось ей страшнее, чем будущее с Коннором, — это будущее без него.
— Ты сказала, что не будешь плакать во время церемонии, — услышала она знакомый строгий голос за спиной. — Ты едва не заставила меня забыть слова, и я подумала, что это будет за ужас.
Оливия повернулась и обняла бабушку.
— Прости, Нана. Все было так чудесно. Я не могла удержаться.
Нана взяла Оливию под руку, и они вдвоем вышли через французские двери на веранду, выходящую на озеро. Последние лучи заходящего солнца играли на воде и окрашивали лагерь глубоким богатым сиянием. Звуки музыки, смеха и звон бокалов смешивались с тихим шепотом летнего ветра и птичьим пением. Нана счастливо вздохнула.
— Ты сделала это, Оливия, — сказала она. — Ты сделала лагерь даже еще прекраснее, чем я его помню. Это было то, на что я надеялась, и даже больше.
— Мне понравилось заниматься этим, Нана.
Когда они впервые встретились в лагере, ее дедушка и бабушка были снова словно дети, перебегая от места к месту, ахая и охая над изменениями, которые претерпел лагерь.
— Я рада, что ты согласилась взяться за это, — сказала Нана. — Я так хотела, чтобы ты вернулась сюда. — В ее глазах мелькнул огонек. — У тебя осталось неоконченное дело.
— Коннор Дэвис, — сказала Оливия. — Я так понимаю, Дэйр ввела тебя в курс дела. — Она оперлась руками на ограду веранды. — Это… сложно. Я не такая удачливая, как ты, Нана.
— Удача. — Нана прищелкнула языком. — Наивно так думать. Большая любовь и счастливый брак случаются не так, как будто ты выиграл в лотерею. Ты должна строить и питать это предприятие, и довольно часто это тяжелая работа. Это не похоже на погружение в спа и принятие массажа.
— Я знаю. Я не наивная, — сказала Оливия. — Просто… не люблю риск.
Еще один щелчок.
— Если ты собираешься чем-то рискнуть, то почему не любовью?
«Потому что я ничего не стою в любви», — подумала Оливия, но прикусила язык.
Официант, проходящий мимо, предложил им шампанское, и они чокнулись бокалами, разрядив минуту напряжения. Нана сделала глоток и снова вздохнула.
— Нам с Чарльзом предстоит принять решение насчет лагеря «Киога», — сказала она. — Мы и так слишком долго откладывали.
— Что вы собираетесь сделать?
— Мы надеялись, что он снова будет открыт, не только для детей, но и для семей. Это популярно в наши дни. Ну, ты понимаешь, когда семьи ищут себе райское местечко, чтобы вместе провести лето. Жизнь людей становится слишком хлопотной. Семьи распадаются. А этот лагерь может собрать их вместе. Общая столовая, запланированные развлечения. Конечно, люди будут жить здесь только неделю или две, но все-таки это даст им шанс сплотить свою семью. В наши дни происходит возрождение семейных лагерей. — Она допила свое шампанское и поставила бокал. — В любом случае это очаровательная идея, но мы натолкнулись на препятствие.
— Что такое?
— Мы обсуждали этот проект с Грегом и Софией, и они казались очень заинтересованными. К сожалению, их планы изменились, по очевидной причине. У Грега и без того достаточно забот, чтобы взяться за лагерь. — Разочарование, казалось, давило ей на плечи.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Оливия, беря бабушку под руку. — Не тревожься.
— Ты говоришь точно как Чарльз. Я думаю, он кое-что задумал.
Они вместе вошли внутрь и присоединились к отцу Оливии, дедушке и Дженни Маески. Филипп представил их лично днем раньше. Дженни выглядела очаровательно, но казалась немного растерянной. Ее большие темные глаза пожирали Нану и дедушку, так же как и неизвестных родственников на танцполе и у столов-буфетов.
— Я уже говорил Дженни, что мы знаем ее бабушку и дедушку дольше, чем женаты, — улыбнулся дедушка.
— Это правда, — подтвердила Нана. — Я покупала сладкие сырные калачи в булочной «Скай-Ривер» в день их открытия — 4 июля 1952 года.
Дженни выглядела потрясенной.
— Вы это помните?
Нана просияла:
— Калачи Хелен незабываемы. Надеюсь, завтра мы сможем нанести ей визит.
— Конечно, — обрадовалась Дженни, и Оливия осознала, что она вот-вот расплачется.
— Ты танцуешь, Дженни?
Их отец шагнул вперед с галантным видом, он, вероятно, так же как Оливия, увидел, что для Дженни это чересчур. Оливия пыталась представить, каково это — обрести столько родственников за один вечер.
— Не слишком хорошо, — призналась Дженни.
— А я был бы рад потанцевать со своей дочерью.
— Я должна помочь разрезать торт. — Дженни колебалась.
— Я позабочусь об этом, — успокоила ее Оливия. — Пойди и потанцуй с папой.
Дженни вложила свою руку в его, и они неловко вышли на танцпол, смущенно посмеиваясь. Оливия стояла и смотрела на них, чувствуя, как у нее сдавило горло. Она понимала, что ей потребуется время для того, чтобы сблизиться с сестрой, о которой она столько лет ничего не знала. В этот момент она увидела родителей своей матери — Гвен и Сэмюэля, которые неотрывно смотрели на них через стол.
— Ох, боюсь, что их взгляд может убить, — сказала Дэйр, переводя дух после танцев.
— Я пойду поговорю с ними.
Оливия понесла тарелки к столу Лайтси.
— Как вам вечеринка? — весело спросила она.
— Прекрасно, — в тон ей ответил дедушка.
— Где мама? — Оливия огляделась в поисках матери.
— К сожалению, Памела не слишком хорошо себя чувствует, так что она вернулась в отель.
Желудок Оливии сжался.
— Я понимаю, это странно и неожиданно. Но я думаю, что со временем вы будете счастливы за нас. Дженни чудесная.
— Она выглядит совершенно очаровательной, — согласилась бабушка Гвен, отодвигая свой кусок торта, не попробовав его. — И мы понимаем, что в этом нет ее вины. Однако тебе придется столкнуться с некоторыми сложностями, Оливия.
Оливия поняла намек на то, что ее сестра Дженни теперь будет делить с ней внимание ее отца и другие аспекты ее жизни, включая его состояние.
— Я в порядке, — твердо сказала она. — Мы с папой заранее обо всем поговорили. Она такая же его дочь, как и я.
Бабушка Гвен фыркнула:
— Ты должна блюсти свои собственные интересы, не так ли, Сэмюэль?
— В самом деле, — согласился он, и это было его стандартной реакцией на все трудные вопросы.
Оливия отошла, не желая продолжать разговор. Она понимала, что так проявляется их преданность своей дочери, но сейчас было не время обсуждать эти проблемы. Неожиданно она почувствовала, как застучало ее сердце, — сказывалось напряжение сегодняшнего вечера и выпитое шампанское. Она вышла наружу вдохнуть немного свежего воздуха. Снаружи было тихо. Солнце зашло, и глубокая лиловая ночь, казалось, дышала тайной.
Она надеялась — молилась, чтобы Коннор увидел ее и последовал за ней. У них все еще не было ни минуты, чтобы побыть вместе, а без него она чувствовала себя потерянной. Это было новым для Оливии — она не привыкла к этому желанию поделиться с кем-то каждым переживанием своей жизни.
Шагая по дорожке и с удовольствием осматривая обновления, она увидела, как парковку прорезали фары автомобиля и погасли — наступила темнота. Несколько мгновений спустя возникла тень на дорожке от парковки, и она увидела силуэт высокого широкоплечего мужчины. Оранжевый огонек сигареты сверкнул в ночи и затем исчез, когда мужчина приблизился.
— Мистер Дэвис? — окликнула Оливия. — Добро пожаловать, входите. Мои бабушка и дедушка будут рады вас видеть.
На Терри Дэвисе были темные брюки и рубашка, которая прямо-таки хрустела от новизны.
— Не могу остаться надолго, — сказал он ей. — Я просто остановился, чтобы выразить уважение.
— Вы знаете, что они будут рады вас видеть, — заверила она его.
Он пожал плечами и осмотрел окрестности. Он был крупный мужчина, высокий и широкий в плечах, и, глядя на него, Оливия поняла, откуда у Коннора эта потрясающая внешность.
— По правде сказать, я приехал сюда, чтобы перекинуться с вами парой слов, мисс Беллами. Если вы не возражаете.
— Я не возражаю, и, пожалуйста, называйте меня Оливия.
— Хорошо, мисс. Факт заключается в том, мисс, что я работаю над девятой ступенью.
— Я не понимаю.
— У меня программа из двенадцати ступеней. И на этом этапе я должен обратиться к людям, которым я причинил неприятности в прошлом. Их много, и вы в том числе.
— Я? — Оливия не могла понять, каким образом он когда-либо причинил ей неприятности. — Но я не…
Он протянул руку:
— Я должен попробовать извиниться, если мне это удастся.
— Ох. Итак, я могу чем-либо вам помочь?
— Все, что вам нужно сделать, это выслушать меня.
Она заколебалась, потом уселась на нижнюю ступеньку главного входа.
— Я могу сделать это.
Он присел рядом с ней.
— Это насчет той ночи девять лет тому назад. Вы знаете, какую ночь я имею в виду.
— Почему ты не сказал мне? — спросила Оливия Коннора. Вечер прошел, и была уже полночь к тому времени, когда она нашла его.
Коннор отошел от бара, где он вполне дружелюбно разговаривал с Фредди. Увидев Коннора, Оливия почти забыла, что она собиралась сказать. Это был первый шанс за всю ночь — по-настоящему посмотреть на него, но смотреть на него и думать одновременно у нее что-то не получалось.
— Не сказал тебе что? — спросил он.
Она вспыхнула, ощущая, что несколько пар глаз смотрят на них, и потянула его на веранду, теперь освещенную мерцающими огнями.
— Твой отец нашел меня сегодня вечером. Он рассказал мне кое-что о той последней ночи, когда мы были детьми, а ты почему-то не потрудился объяснить.
— О чем ты? — В его голосе она услышала напряженность и жесткость.
— Он сказал, что слишком много выпил в ту ночь.
— Мой отец слишком много пил каждую ночь.
— Но в ту ночь он предпочел сделать это в таверне «Хиллтоп», и в результате его машина попала в яму. Тогда ты возник прежде, чем появился патруль, сел за руль и заявил, что машину вел ты, и твоего отца не привлекли к суду.
— Да. И что?
— Ты никогда мне ничего этого не рассказывал, Коннор.
— Я не мог этого рассказать. Существуют такие вещи, которые нельзя рассказывать.
— Ты позволил мне думать. — Она начала говорить бессвязно, и старая боль вернулась к ней.
— Это все, что ты хочешь мне сказать?
— Ну почему ты мне не объяснил? Ты должен был сказать мне, — повторила она.
— Боже, ты думаешь, это легко, говорить о том, что мой отец — пьяница? И чего бы я добился, сказав тебе?
Воспоминания об этой ночи все еще жгли ее.
— Ты был моим первым парнем. В ту ночь то, что мы собирались сделать, значило для меня все. А потом это превратилось в нечто вроде шутки, и ты исчез…
— Лолли. — Его голос был тихим, и она услышала в нем страдание. — Это ты ушла в ту ночь.
О боже. Он был прав. Она всегда винила Коннора в том, что он той ночью сделал выбор, и она не потрудилась узнать, что на самом деле произошло. Она провела девять лет в уверенности, что Коннор в ту ночь ушел, и теперь столкнулась с фактом, что все произошло совсем не так. Она ушла от пруда и водопада не оглядываясь. Теперь она осознала, что, если бы она этого не сделала, увидела бы Коннора, которому было плевать на хохочущих пьяных вожатых, бросающих в нее одежду.
И вот теперь, несколько мгновений назад, Терри Дэвис объяснил, почему Коннор не пришел к ней в хижину той ночью. Кто-то сообщил ему, что его отец попал в кювет. То, что последовало затем, было настоящим кошмаром, Коннор убедил патруль, что он вел машину.
— Твой отец сказал, что тебя послали в тюрьму под Кингстоном.
— Это так.
Его лицо было бесстрастно, но она знала, что он скрывает боль. Он был напуганным мальчишкой, одиноким, пытающимся спасти своего отца от тюрьмы. Она могла представить себе его слишком живо, пойманным в свете фар, брошенным среди других визитеров субботнего вечера, кричащего, что он виноват, пока его отец приходил в себя.
— Я хотела бы, чтобы ты сказал мне. Позвонил мне или…
На его губах появилась слабая улыбка.
— Лолли, это было невозможно. И потом, если бы я попытался все объяснить тебе, это только усложнило бы все.
Она кивнула, остро переживая из-за мальчишки, который прятал тогда так много боли, даже от нее. И наконец поняла всю напряженность и сложность его жизни. И в этом, как она осознала, было фундаментальное различие между ней и Коннором. Ее детство не было идеальным, но оно у нее было. Там, в лагере, было слишком легко забыть, как различаются их жизни. Но реальность заключалась в том, что Коннор рос, присматривая за собой и за своим собственным отцом, а в ту ночь дело приняло более серьезный оборот.
Терри был потрясен, когда его сына отправили в тюрьму вместо него, и это стало причиной его решения лечиться от пьянства, он принял участие в девяностодневной программе трезвости.
А Оливия, ничего об этом не зная, вернулась в Нью-Йорк, пошла в колледж и постаралась убедить себя в том, что этого лета никогда не было.
— Что могло быть хуже, чем потерять тебя без всяких объяснений? — спросила она, вспоминая агонию, через которую она прошла.
— Потерять тебя теперь, — просто ответил он, и наконец его улыбка потеплела, — это было бы куда хуже. — Он наклонился и поцеловал ее, легко, но твердо, в губы. — Последствием этого стало то, что мы теперь вместе.
У Оливии закружилась голова от поцелуя, и ей захотелось, чтобы он сделал это снова. Она помолчала, позволяя прохладному бризу с озера остудить ее голову.
— Я не собираюсь противоречить тебе. — Ей хотелось, чтобы он посадил ее на заднее сиденье своего мотоцикла, увез в холмы, и они никогда бы не возвращались. Она хотела, чтобы их жизни были связаны так же крепко, как и их сердца. Но это было так трудно выразить словами.
— Я хочу знать, что на этот раз не делаю ошибки. Я так часто ошибалась, что больше не доверяю себе.
Он рассмеялся:
— Я не могу оградить тебя от ошибок, Лолли. Никто не может, даже ты сама. И неужели ты всерьез думаешь, что это возможно?
«Так просто», — подумала она. Это был его дар — искренность, которую она чувствовала в его словах и поступках.
— Но…
— Иногда тебе просто нужно верить.
— Мы выстроили отдельные жизни, Коннор. Я просто не вижу, как их можно объединить.
— Ты переезжаешь в Авалон, и мы вместе строим дом. И ты говоришь своим бабушке и дедушке, что берешь на себя открытие лагеря. — Он был конкретен.
— Ты говорил с дедушкой и Грегом.
— Говорил, — признался он.
Оливия прикусила губу и взглянула на него. Он прижал ее руки к своей груди, к потрясающей ткани его смокинга, и она почувствовала его мягкое тепло. Ее сердце билось учащенно, но что-то в ней еще сопротивлялось. Коннор просил ее о том же, о чем просил Рэнд Уитни, — бросить жизнь, которую она построила, и бизнес, за который боролась.
— Их идея насчет лагеря, я думаю, это отличная идея, построить лагерь для семей, это просто… мечта, — сказала она.
Он жестом показал на озеро:
— Само это место начиналось словно мечта. Я никогда не говорил тебе этого, но мои мечты тоже начались здесь. В первый раз, когда я попал сюда, и смог представить себе такую жизнь, которую я не знал. Это было для меня огромной радостью. Не могу тебе сказать, какой огромной.
Она вспомнила сердитого синеглазого мальчишку в одежде для хип-хопа и запыленных ботинках, и ей остро захотелось вернуться в прошлое, обнять его, сказать ему, что все в порядке. У нее был такой шанс много лет назад. И она им не воспользовалась.
— Я так рада, — начала она, затем нервно рассмеялась. — Я не знаю, чему я рада. Что у нас было это лето. Что, может быть, мы…
— Может быть, мы что? — Он произнес это, беря ее за руку и переплетая пальцы. — Послушай, мне можно доверять. Если ты не хочешь оставаться здесь, мы можем жить там, где ты захочешь.
И снова. Так просто.
— Ты переедешь ради меня в город?
— Черт, я перееду в Тиерра-де-Фуего, если это то, чего ты хочешь.
Она посмотрела на их руки: ладони сомкнуты вместе, пальцы сплетены.
Она потянулась к нему, как в тот последний раз, когда они занимались любовью.
— Я не уверена в том, что ты хочешь мне сказать, — признала она.
— Тогда просто слушай. Я люблю тебя, Лолли. Я любил тебя с тех пор, как мы были детьми, и это никогда не уходило, хотя я не говорил тебе об этом. Вместо этого я причинил тебе боль и позволил уйти. Но я не сделаю этого больше, дорогая. Никогда. Теперь мы взрослые. Мы знаем, как это делается. Ты понимаешь меня?
Она чувствовала головокружение, ее сердце наполнилось нестерпимой радостью, от которой можно было задохнуться.
— Мне показалось, или ты в самом деле говоришь, что любишь меня?
— Тебе не показалось. Я люблю тебя и всегда буду любить, каждый день своей жизни. Мы из двух совершенно разных миров, и мы живем совершенно разными жизнями, но между нами кое-что есть. И всегда было. Я не придумал это, Лолли.
Ее душили слезы, но она не позволила себе расплакаться. Она не позволила себе погубить слезами эту превосходную минуту.
— Я тоже люблю тебя, Коннор, — прошептала она. Слова исходили из ее сердца, в котором проснулась весна. — Я всегда тебя любила, даже когда ненавидела.
Он улыбнулся и коснулся ее щеки.
— Я знаю, дорогая, я знаю.
Она посмотрела ему в лицо и ощутила, как слезы отступили. Он заставил ее улыбнуться и почувствовать себя в безопасности. Может ли любовь быть такой простой?
Он отпустил ее и посмотрел на часы.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Я немного тороплюсь. — Он снова ухмыльнулся, может быть, чуть нервно. — Я должен сделать это до полуночи.
— Сделать что?
— Я думаю, что будет неплохо — сделать тебе предложение в пятидесятую годовщину свадьбы твоих бабушки и дедушки, думаю, это принесет нам удачу.
Ее сердце забилось. Она запаниковала, хотя услышала именно то, о чем мечтала.
— Ты делаешь мне предложение?
— Я еще не сказал этого. Я все еще нервничаю.
Она расхохоталась.
— Сделай это сейчас, — попросила она. — Скажи это.
— Прямо в эту минуту?
— Прямо в эту минуту, — согласилась она, охватывая его шею руками. — Потому что я не могу дождаться, чтобы сказать тебе «да».
«АВАЛОНСКИЙ ТРУБАДУР»
2 сентября 2006 года
«Мистер Филипп Беллами с Манхэттена и миссис Памела Лайтси Беллами, также с Манхэттена, объявили о помолвке их дочери, Оливии Джейн, с Коннором Дэвисом, сыном Терри Дэвиса из Авалона, штат Нью-Йорк. Мисс Беллами окончила Колумбийский университет и после свадьбы переезжает в Авалон. Мистер Дэвис — владелец «Дэвис констракшнз» в Авалоне — этой осенью будет строить новый дом на дороге у реки. Свадьба запланирована на август. Пара намеревается управлять лагерем «Киога», который будет открыт как семейный лагерь следующим летом».
Примечания
«Беспечный ездок» — известный американский фильм Дэнниса Хоппера.
Повелитель мух — персонаж одноименного романа английского писателя У. Голдинга.
Алгонкинские языки — одна из основных групп языков североамериканских индейцев.
Гарри Уинстон — ювелирный магнат.
«Спамалот» — комедийный мюзикл английской комик-группы Монти Пайтон, написанный Эриком Айдлом.
Соответствует тридцать шестому номеру в России.
«Мин и Делука» — магазин деликатесов.
Грант Гэри — американский киноактер.
SUV — Sports Utility Vehicle — практичный спортивный автомобиль.
Контркультура — течение, отрицающее ценности традиционной культуры.
Адирондак — стиль, обязанный своим названием горному массиву в Аппалачах. Возник как подражание стилю первых американских поселенцев, использовавших для строительства и убранства домов природные материалы — необработанное дерево, дикий камень. Этот стиль отличается простой и добротной красотой.
Чапсы — одежда ковбоя, как правило, кожаные штаны, которые надеваются поверх обычных, для защиты ног всадника от пыли, грязи, укусов лошади, от ушибов при падении и т.д.
Дариен — город в штате Коннектикут.
Конан-варвар — главный герой одноименного боевика в стиле фэнтези.
Колумбия — Колумбийский университет — престижное частное учебное заведение в Нью-Йорке.
Лили Пулитцер — знаменитый американский модный дизайнер.
Обсессивный — одержимый, мучимый навязчивыми идеями; компульсивный — принуждаемый.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |