так внутри война.
Перекур – страна,
перегиб – страна.
Больше, чем другим,
ты себе должна.
«Колыхался меж дверей…»
Колыхался меж дверей
страх от крика воющего: «Няня!..
Нянечка, скорей!..
Дайте обезболивающего!..
Дайте!!.»
И больной замолк…
Вечером сердешного
провезли тихонько в морг —
странного,
нездешнего…
Делают ученый вид
депутаты спорящие…
А вокруг
страна вопит:
«Дайте обезболивающего!..»
«Дайте обезболивающего!..»
«Дайте…»
Страх
Анатолию Ковалеву
Как живешь ты, великая Родина Страха?
Сколько раз ты на страхе
возрождалась из праха!..
Мы учились бояться еще до рожденья.
Страх державный
выращивался, как растенье.
И крутые овчарки от ветра шалели,
охраняя
колымские оранжереи…
И лежала Сибирь, как вселенская плаха,
и дрожала земля от всеобщего страха.
Мы о нем даже в собственных мыслях молчали,
и таскали его, будто горб, за плечами.
Был он в наших мечтах и надеждах далеких.
В доме вместо тепла.
Вместо воздуха – в легких!
Он хозяином был.
Он жирел, сатанея…
Страшно то, что без страха
мне
гораздо страшнее.
Из прогноза погоды
«В Нечерноземье, – согласно прогнозу, —
резко уменьшится снежный покров…
Днем над столицей —
местами – грозы.
А на асфальте —
местами —
кровь…»
«Для человека национальность…»
Для человека национальность —
и не заслуга,
и не вина.
Если в стране
утверждают иначе,
значит,
несчастна эта страна!
Мероприятие
Над толпой откуда-то сбоку
бабий визг взлетел и пропал.
Образ
многострадального Бога
тащит
непротрезвевший амбал.
Я не слышал, о чем говорили…
…Только плыл над сопеньем рядов
лик
еврейки Девы Марии
рядом с лозунгом:
«Бей жидов!»
«Неожиданный и благодатный…»
Неожиданный и благодатный
дождь беснуется в нашем дворе…
Между датой рожденья
и датой
смерти
кто-то поставит тире.
Тонкий прочерк.
Осколок пунктира.
За пределом положенных дней
руки мастера
неотвратимо
выбьют минус на жизни твоей.
Ты живешь,
негодуешь,
пророчишь.
Ты кричишь и впадаешь в восторг.
…Так неужто малюсенький прочерк —
не простое тире,
а итог?!
«Такая жизненная полоса…»
Евгению Евтушенко
Такая жизненная полоса,
а может быть, предначертанье свыше:
других
я различаю голоса,
а собственного голоса
не слышу.
И все же он, как близкая родня,
единственный,
кто согревает в стужу.
До смерти будет он
внутри меня.
Да и потом
не вырвется наружу.
«Будем горевать в стол…»
Будем горевать
в стол.
Душу открывать
в стол.
Будем рисовать
в стол.
Даже танцевать —
в стол.
Будем голосить
в стол!
Злиться и грозить —
в стол!
Будем сочинять
в стол…
И слышать из стола
стон.
«Дружище, поспеши…»
Дружище, поспеши.
Пока округа спит,
сними
нагар с души,
нагар пустых обид.
Страшась никчемных фраз,
на мотылек свечи,
как будто в первый раз,
взгляни
и промолчи…
Придет заря, шепча.
Но —
что ни говори —
бывает, что свеча
горит
светлей зари.
«Сначала в груди возникает надежда…»
Сначала в груди возникает надежда,
неведомый гул посреди тишины.
Хоть строки
еще существуют отдельно,
они еще только наитьем слышны.
Есть эхо.
Предчувствие притяженья.
Почти что смертельное баловство…
И – точка.
И не было стихотворенья.
Была лишь попытка.
Желанье его.
Стенограмма по памяти
«…Мы идем, несмотря на любые наветы!..»
(аплодисменты).
«…все заметнее будущего приметы!..»
(аплодисменты).
«…огромнейшая экономия сметы!..»
(аплодисменты).
«…А врагов народа – к собачьей смерти!!.»
(аплодисменты).
«…как городские, так и сельские жители!..»
(бурные, продолжительные).
«…приняв указания руководящие!..»
(бурные, переходящие).
«…что весь наш народ в едином порыве!..»
(аплодисменты).
Чай в перерыве…
«…от души поздравляем Родного-Родимого!..»
(овации).
Помню, как сам аплодировал.
«…что счастливы и народы, и нации!..»
(овации).
«…и в колоннах праздничной демонстрации!..»
(овации).
«…что построено общество новой формации!..»
(овации).
«…и сегодня жизнь веселей, чем вчера!..»
(овации, крики: «ура!»).
«…нашим прадедам это не снилось даже!!.»
(все встают).
…И не знают, что делать дальше.
Отъезд
Л. и Ю. Паничам
Уезжали из моей страны таланты,
увозя с собой достоинство свое.
Кое-кто
откушав лагерной баланды,
а другие —
за неделю до нее.
Уезжали не какие-то герои —
(впрочем, как понять: герой иль не герой?..).
Просто люди не умели думать
строем, —
даже если это самый лучший
строй…
Уезжали.
Снисхожденья не просили.
Ведь была у них у всех одна беда:
«шибко умными» считались.
А в России
«шибко умных»
не любили никогда!..
Уезжали сквозь «нельзя» и сквозь «не можно»
не на год, а на остаток дней и лет.
Их шмонала
знаменитая таможня,
пограничники, скривясь, глядели вслед…
Не по зову сердца, —
ох, как не по зову! —
уезжали, —
а иначе не могли.
Покидали это небо.
Эту зону.
Незабвенную шестую часть земли…
Час усталости.
Неправедной расплаты.
Шереметьево.
Поземка.
Жесткий снег…
…Уезжали из моей страны таланты.
Уезжали,
чтоб остаться в ней навек.
«А они идут к самолету слепыми шагами…»
Василию Аксенову
А они идут к самолету слепыми шагами.
А они это небо и землю от себя отрешают.
И, обернувшись,
растерянно машут руками.
А они уезжают.
Они уезжают.
Навсегда уезжают…
Я с ними прощаюсь,
не веря нагрянувшей правде.
Плачу тихонько,
как будто молю о пощаде.
Не уезжайте! – шепчу я.
А слышится: «Не умирайте!..»
Будто бы я сам себе говорю:
«Не уезжайте!..»
«Тихо летят паутинные нити…»
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле…
Что-то я делал не так?
Извините:
жил я впервые
на этой Земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь.
И по-другому прожить обещаю,
если вернусь…
Но ведь я
не вернусь.
Аббревиатуры
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!..»
РВС, ГОЭЛРО, ВЧК…
Наши марши взлетают до самых небес!
ЧТЗ, ГТО, МТС…
Кровь течет на бетон из разорванных вен.
КПЗ, ЧСШ, ВМН…
Обожженной, обугленной станет душа.
ПВО, РГК, ППШ…
Снова музыка в небе. Пора перемен.
АПК, ЭВМ, КВН…
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!».
тчк
«Израсходовался…»
Израсходовался.
Пуст.
Выдохся.
Почти смолк.
Кто-нибудь другой пусть
скажет то, что я не смог.
Кто-нибудь другой
вдруг
бросит пусть родной дом.
И шагнет в шальной круг.
И сойдет с ума в нем…
Воет пусть на свой
лад,
пусть ведет свою
грань.
Пусть узнает свой
ад
и отыщет свой
рай!
Пусть дотянется строкой
до глубин небытия…
Это – кто-нибудь другой.
Кто-нибудь другой.
Не я.
Мандельштам
Кричал:
«Я еще не хочу умирать!..»
А руки вдоль тела текли устало.
И снежная,
непобедимая рать
уже заметала его,
заметала…
А он шептал:
«Я еще живой…»
А он гадал:
орел или решка?..
Пока не сошлись над его головой
черная бездна, —
Вторая Речка.
«Ты меня в поход не зови…»
Ты меня в поход не зови, —
мы и так
по пояс в крови!
Над Россией сквозь годы-века
шли
кровавые облака.
Умывалися кровью мы,
причащалися кровью мы.
Воздвигали мы на крови
гнезда
ненависти и любви.
На крови посреди земли
тюрьмы строили
и Кремли.
Рекам крови потерян счет…
А она все течет и течет.
«Бренный мир…»
Бренный мир,
будто лодка, раскачивается.
Непонятно, – где низ, где верх…
Он заканчивается,
заканчивается —
долгий,
совесть продавший —
век.
Это в нем,
по ранжиру построясь,
волей жребия своего,
мы, забыв про душу, боролись,
надрывая пупки, боролись,
выбиваясь из сил, боролись
то – за это,
то – против того!..
Как ребенок, из дома выгнанный,
мы в своей заплутались судьбе…
Жизнь заканчивается,
будто проигранный,
страшный
чемпионат по борьбе!
«Друзья мои, давайте захотим!..»
Владимиру Панченко
Друзья мои, давайте захотим!
Давайте захотим и соберемся.
И стопками гранеными толкнемся,
и, как бывало,
славно «загудим»!
Естественно, с поправками на возраст,
на чертову одышку,
на колит.
Поговорим о небе в синих звездах.
Чуть-чуть о том,
что у кого болит.
О том, что в этом мире многоликом
мы тишины
нигде не обретем…
Потом порассуждаем о великом.
О том, куда идем.
Зачем идем.
О нашей
интеллектуальной нише,
которая нелепа, как везде…
Поговорим о Пушкине.
О Ницше.
О пенсиях.
О ценах.
О еде.
«Ветер. И чайки летящей крыло…»
Ветер.
И чайки летящей крыло.
Ложь во спасение.
Правда во зло.
Странно шуршащие камыши.
Бездна желаний
над бездной души.
Длинный откат шелестящей волны.
Звон
оглушительной тишины.
Цепкость корней
и движение глыб.
Ржанье коней.
И молчание рыб.
Парус,
который свистит, накренясь…
Господи,
сколько намешано в нас!
«Надоело: «Долой!..»…»
Надоело: «Долой!..»
Надоело: «Ура!..»
Дождь идет, как вчера.
И как позавчера.
Я поверил,
что эта дождливая слизь
нам дана в наказанье, что мы родились…
Но однажды —
пришельцем из сказочных книг —
яркий солнечный луч на мгновенье возник!
Он пронзил эту морось блестящей иглой…
Тонкий солнечный луч.
Без «ура» и «долой».
«За датою – дата…»
Борису Васильеву
За датою – дата.
Простой человеческий путь…
Все больше
«когда-то».
Все меньше
«когда-нибудь».
Погода внезапна,
но к людям, как прежде, добра.
Все крохотней
«завтра».
И все необъятней
«вчера».
Найти бы опору
для этой предзимней поры.
Как долго мы —
в гору.
За что же так быстро —
с горы?!
Остаток терпенья
колотится в левом боку…
Все реже:
«успею».
И все невозможней:
«смогу».
«Наше время пока что не знает…»
Наше время пока что не знает
пути своего.
Это время безумно,
тревожно
и слишком подробно…
Захотелось уйти мне в себя,
а там – никого!
Переломано все,
будто после большого погрома…
Значит, надобно заново
связывать тонкую нить.
И любое дождливое утро встречать первозданно.
И потворствовать внукам.
И даже болезни ценить…
А заката
не ждать.
Все равно, он наступит нежданно.
«Гром прогрохотал незрячий…»
Гром прогрохотал незрячий.
Ливень ринулся с небес…
Был я молодым,
горячим,
без оглядки в драку
лез!..
А сейчас прошло геройство, —
видимо, не те года…
А теперь я долго,
просто
жду мгновения, когда
так: ни сходу и ни смаху, —
утешеньем за грехи, —
тихо
лягут на бумагу
беззащитные
стихи.
Позавчера
Пятидесятый.
Карелия.
Бригада разнорабочих.
Безликое озеро.
Берег, где только камни растут.
Брезент, от ветра натянутый,
вздрагивает и лопочет.
Люди сидят на корточках.
Молча обеда ждут.
Сидят они неподвижно.
Когда-то кем-то рожденные.
Ничейные на ничейной,
еще не открытой земле.
Нечаянно не посаженные.
Условно освобожденные.
Сидят и смотрят, как крутится
крупа в чугунном котле.
«Ночью почти что до центра земли…»
Ночью почти что до центра земли
площадь единственную
подмели.
Утром динамики грянули всласть,
и демонстрация
началась!..
Вытянув шеи, идет детвора, —
«Светлому будущему —
ура-а!»
Стайка затюканных женщин. И над —
крупно:
«Да здравствует мелькомбинат!..»
«Нашему Первому Маю – ура!
Интеллигенция наша да здра…»
Вот райбольница шагает.
А вот —
Ордена Ленина Конный завод…
…Следом какая-то бабушка шла.
С ярким флажком.
Как машина посла.
Воспоминание о большом снеге
Снег-то какой! Снег-то какой! Снег-то!..
Видно, сегодня он выпасть решил до конца.
Будто бы взялся за дело
неведомый Некто.
Взялся —
и ты уже вряд ли шагнешь от крыльца.
Хлопья нечаянной вечности.
Счастья простого.
Ты на Земле остаешься со снегом вдвоем…
Медленно-медленно.
Тихо.
Просторно-просторно
падает снег, размышляя о чем-то своем.
Он заметает неслышно
все наши ошибки.
Он объявляет всеобщий бессмертный покой…
Вот на ладони твоей
закипают снежинки.
Ты улыбаешься:
Надо же! Снег-то какой!..
«Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест…»
Булату Окуджаве
Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.
Я тащил на усталой спине свой единственный крест.
Было холодно так, что во рту замерзали слова.
И тогда я решил этот крест расколоть на дрова.
И разжег я костер на снегу.
И стоял.
И смотрел,
как мой крест одинокий удивленно и тихо горел…
А потом зашагал я опять среди черных полей.
Нет креста за спиной…
Без него мне
еще тяжелей.
«Может быть, все-таки мне повезло…»
Может быть, все-таки мне повезло,
если я видел время запутанное,
время запуганное,
время беспутное,
которое то мчалось,
то шло.
А люди шагали за ним по пятам.
Поэтому я его хаять не буду…
Все мы —
гарнир к основному блюду,
которое жарится где-то
Там.
«Этот витязь бедный…»
Этот витязь бедный
никого не спас.
А ведь жил он
в первый
и последний раз.
Был отцом и мужем
и —
судьбой храним —
больше всех был нужен
лишь своим родным…
От него осталась
жажда быть собой,
медленная старость,
замкнутая боль.
Неживая сила.
Блики на воде…
А еще —
могила.
(Он не знает,
где.)
«Помогите мне, стихи!..»
Помогите мне, стихи!
Так случилось почему-то:
на душе
темно и смутно.
Помогите мне,
стихи.
Слышать больно.
Думать больно.
В этот день и в этот час
я —
не верующий в Бога —
помощи прошу у вас.
Помогите мне,
стихи,
в это самое мгновенье
выдержать,
не впасть в неверье.
Помогите мне,
стихи.
Вы не уходите прочь,
помогите, заклинаю!
Чем?
А я и сам не знаю,
чем вы можете
помочь.
Разделите эту боль,
научите с ней расстаться.
Помогите мне
остаться
до конца
самим собой.
Выплыть.
Встать на берегу,
снова
голос
обретая.
Помогите…
И тогда я
сам
кому-то помогу.
«Возвратившись из небытия…»
Возвратившись из небытия,
прозвучит фамилия моя.
Девушка в коротеньком пальто
спросит удивленно:
«Это кто?..»
А ее приятель-аспирант
показать ученость будет рад.
Скажет,
в сторону махнув рукой:
«Что-то помню…
Вроде, был такой…
С юности зачитанный до дыр,
он потом ушел в разряд:
«и др…»
«Никому из нас не жить повторно…»
Никому из нас не жить повторно.
Мысли о бессмертье —
суета.
Миг однажды грянет,
за которым —
ослепительная темнота…
Из того, что довелось мне сделать,
Выдохнуть случайно довелось,
может, наберется строчек десять…
Хорошо бы,
если б набралось.
«Вдруг на бегу остановиться…»
Вдруг на бегу остановиться,
Так,
будто пропасть на пути.
«Меня не будет…» —
удивиться.
И по слогам произнести:
«Ме-ня не бу-дет…»
Мне б хотелось
не огорчать родных людей.
Но я уйду.
Исчезну.
Денусь.
Меня не будет…
Будет день,
настоянный на птичьих криках.
И в окна, как весны глоток,
весь в золотых, сквозных пылинках,
ворвется
солнечный поток!..
Просыплются дожди в траву
и новую траву разбудят.
Ау! – послышится —
Ау-уу!..
Не отзовусь.
Меня не будет.
«Волга-река. И совсем по-домашнему: Истра-река…»
Волга-река. И совсем по-домашнему: Истра-река.
Только что было поле с ромашками…
Быстро-то как!..
Радуют не журавли в небесах, а синицы в руках…
Быстро-то как!
Да за что ж это, Господи?!
Быстро-то как…
Только что, вроде, с судьбой расплатился, —
снова в долгах!
Вечер
в озябшую ночь превратился.
Быстро-то как…
Я озираюсь. Кого-то упрашиваю,
как на торгах…
Молча подходит Это.
Нестрашное…
Быстро-то как…
Может быть, может быть, что-то успею я
в самых последних строках!..
Быстро-то как!
Быстро-то как…
Быстро…
«Ах, как мы привыкли шагать от несчастья…»
Ах, как мы привыкли шагать от несчастья
к несчастью…
Мои дорогие, мои бесконечно родные,
прощайте!
Родные мои, дорогие мои, золотые,
останьтесь, прошу вас,
побудьте опять молодыми!
Не каньте беззвучно в бездонной российской общаге.
Живите. Прощайте…
Тот край, где я нехотя скроюсь, отсюда невиден.
Простите меня, если я хоть кого-то обидел!
Целую глаза ваши.
Тихо молю о пощаде.
Мои дорогие. Мои золотые.
Прощайте!..
Постичь я пытался безумных событий причинность.
В душе угадал…
Да не все на бумаге случилось.
Песни
Твое окно
Москва прилегла отдохнуть до зари.
На улицах сонных горят фонари.
Уж полночь давно,
но мне все равно
никак не уйти от знакомого дома.
Опять, как вчера,
не спать до утра —
смотреть
на твое окно.
Чего я хочу? И сам не пойму.
Я к дому опять подхожу твоему.
Все шесть этажей
уснули уже,
и только окошко твое не гаснет.
И только одно
не гаснет окно —
это
твое окно.
На улицах города гаснут огни.
Родная моя, поскорее усни.
О чем ты грустишь?
Зачем ты не спишь?
Ведь мне все равно не уйти отсюда.
Опять, как вчера,
не спать до утра —
смотреть
на твое окно.
Билет в детство
Где-то есть город
тихий, как сон.
Пылью тягучей
по грудь занесен.
В медленной речке
вода, как стекло.
Где-то есть город,
в котором тепло.
Наше далекое детство
там прошло.
Ночью из дома я поспешу.
в кассе вокзала билет попрошу.
«Может, впервые за тысячу лет
дайте до детства плацкартный билет!..»
Тихо кассирша ответит:
«Билетов нет…»
Так что ж, дружище!
Как ей возразить?
Дорогу в детство
где еще спросить?
А может, просто
только иногда
лишь в памяти своей
приходим мы сюда?..
В городе этом сказки живут.
Шалые ветры в дорогу зовут.
Там нас порою сводили с ума
сосны – до неба, до солнца – дома.
Там по сугробам
неслышно шла зима.
Дальняя песня
в нашей судьбе.
Ласковый город,
спасибо тебе!
Мы не вернемся,
напрасно не жди.
Есть на планете
другие пути.
Мы повзрослели.
Поверь нам.
И прости.
Пора, пора
У тебя сегодня грустные глаза.
Через час я уезжаю на вокзал.
За окошком по-особому близки
Паровозные протяжные гудки.
Что ж,
давай перед разлукой посидим.
Помолчим.
И друг на друга поглядим…
Будто мы с тобою встретились вчера.
А потом ты тихо скажешь мне: «Пора…»
Пора.
Пора.
Ни пуха ни пера!..
Если письма вдруг задержатся в пути,
Ты, пожалуйста, не плачь и не грусти.
О любви моей ты знаешь все сама,
Знаешь все без телеграммы и письма.
Что ж,
давай перед разлукой посидим.
Помолчим.
И друг на друга поглядим…
У тебя сегодня грустные глаза.
Через час я уезжаю на вокзал.
Пора.
Пора.
Ни пуха ни пера!..
Синева
Синева, синева,
синева упала с неба.
Высоко над землей
в синеву летят слова.
Я хочу о любви
говорить и тепло и нежно.
Помоги, синева,
Научи, синева.
И дожди, и снега,
и озер густые сини,
тишина и рассвет,
уходящий за моря,
широта и размах —
это все страна Россия,
где любовь,
где любовь и жизнь моя.
Синева, синева,
синева стучится в двери,
у цветов и людей
синевой глаза полны.
Синева, синева,
я твоим просторам верю,
торжествуй, синева,
от весны до весны.
По земле без числа
города в спокойной силе.
В сыновьях, в дочерях
повторюсь, как песня, я.
Мы в тебе на века,
навсегда, страна Россия,
где любовь,
где любовь и жизнь моя!
Колокола рассвета
Все у Земли впереди.
Утро,
опять приходи!
Я говорю тебе:
«Царствуй
в моей судьбе!..»
Птицы над миром летят,
люди за ними следят.
Колокола рассвета
пусть над землей
гудят!
Светом наполни, заря,
песни,
сердца и моря.
Жарким взмахни крылом,
всех одари
теплом.
Птицы над миром летят,
люди за ними следят.
Колокола рассвета
пусть над землей
гудят!
Ты, земля моя
А зори встают, будто праздники.
Светлеет на сердце от них.
Великие деды и прадеды
глядят на потомков своих.
Земля дорогая, рассветная —
любовь и забота моя,
с тобою, —
такою бессмертною, —
быть может,
бессмертен и я.
Твои перелески извечные,
сады, где поют соловьи,
дороги твои бесконечные,
просторные песни твои!
Однажды под шелесты дождика
уйду я в объятья к тебе.
Но пусть моя песня продолжится
Когда-нибудь в чьей-то судьбе!
Земля дорогая, рассветная —
любовь и забота моя,
с тобою, —
такою бессмертною,
быть может,
бессмертен и я.
Песня неуловимых мстителей
Не печалься о сыне,
злую долю кляня.
По бурлящей России
он торопит коня.
Громыхает гражданская война
от темна до темна.
Много в поле тропинок,
только правда —
одна.
Бьют свинцовые ливни,
нам пророчат беду.
Мы на плечи взвалили
и войну, и нужду.
Что ж, над нашей судьбою неспроста
пламенеет звезда.
Мы ей жизнью клянемся
навсегда,
навсегда.
И над степью зловещей
ворон пусть не кружит.
Мы ведь целую вечность
собираемся жить.
Если снова над миром грянет гром,
небо вспыхнет огнем, —
вы нам только шепните —
мы на помощь
придем!
Погоня
Усталость забыта.
Колышется чад.
И снова копыта,
как сердце, стучат.
И нет нам покоя, —
гори, но живи!
Погоня,
погоня,
погоня,
погоня
в горячей крови.
Есть пули в нагане.
И надо успеть
сразиться с врагами
и песню допеть.
В удачу поверьте —
и дело с концом.
Да здравствует ветер,
который в лицо!
И нет нам покоя, —
гори, но живи!
Погоня,
погоня,
погоня,
погоня
в горячей крови.
Ребята, которых нет
Встала пшеница спелая,
Тихо плывет рассвет…
Все, что могли, вы сделали,
ребята,
которых нет.
Голос, к живым взывающий,
в наши сердца проник.
Мы поклялись, товарищи,
прожить
за себя и за них.
Плакать устали матери.
Но через толщу лет
смотрят на нас внимательно
ребята,
которых нет.
Будто склонясь над судьбами,
Будто шагая вслед,
нам они стали судьями,
ребята,
которых нет!..
Голос, к живым взывающий,
в наши сердца проник.
Мы поклялись, товарищи,
прожить
за себя и за них.
Загадай желание
Смотри,
какое небо звездное.
Смотри, звезда летит,
летит звезда.
Хочу,
чтоб зимы стали веснами,
хочу, чтоб было так,
было всегда.
Загадай желанье самой синей полночью
и никому его не назови.
Загадай желанье,
пусть оно исполнится —
будет светло всегда, светло
в нашей любви!
Мне этот час
мечтою кажется,
все соловьи земли
спешат сюда.
И сердце вдруг
по небу катится —
оно звезда теперь,
оно звезда.
Загадай желанье самой синей полночью
и никому его не назови.
Загадай желанье, —
пусть оно исполнится…
Будет светло всегда, светло
в нашей любви!
Стань таким!
В этом мире,
в этом городе,
там, где улицы грустят о лете,
ходит где-то
самый сильный,
самый гордый,
самый лучший человек на свете.
Вновь зима в лицо мне вьюгой дунула,
и навстречу вьюге я кричу:
«Если я тебя придумала,
Стань таким,
как я хочу!»
Ходит мимо
в этом городе
и слова пока не слышит эти
самый сильный,
самый честный,
самый гордый,
самый лучший человек на свете.
Знаю, скоро
в этом городе
непременно встречу день желанный
с самым сильным,
самым честным,
самым гордым,
самым ласковым и самым славным.
Вновь зима в лицо мне вьюгой дунула,
и навстречу вьюге я кричу:
«Если я тебя придумала,
стань таким,
как я хочу!»
Позови меня
Я давно снам не верю.
Ты сейчас идешь сквозь огни.
Оглянись на мгновенье,
просто так рукой взмахни.
Если вдруг трудно станет,
если вспомнишь ты
о любви,
позови меня,
позови меня,
хоть когда-нибудь
позови!
Высоко в поднебесье
самый первый гром протрубил…
Ты звучишь, будто песня.
Жаль, что я слова забыл!
Если вдруг трудно станет,
если вспомнишь ты
о любви,
позови меня,
позови меня,
хоть когда-нибудь
позови!
Через море перекину мосты
Где-то посредине земли
люди все мосты развели.
Над водой застыли мосты
и молчат,
как заломленные руки.
Ты видишь,
медленно плывут корабли,
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |