Жил да был герцог Альба, слуга королю, отец солдатам. Много где воевал, много где прославился, но вряд ли представлял, каким его запомнят потомки после выполнения очередного королевского задания:

Жил да был герцог Альба, слуга королю, отец солдатам. Много где воевал, много где прославился, но вряд ли представлял, каким его запомнят потомки после выполнения очередного королевского задания: собрать вещички и несколько терций, маршем пройти по Испанской Дороге и подавить протестантский мятеж. А всё потому, что сначала ты работаешь на имидж, а потом имидж работает на тебя.

то время, как офицерские должности в других европейских армиях были практически монополизированы аристократами, Альба в 1560-е — 1570-е наполнил свой генштаб идальго и простолюдинами. Люди вроде Хулиана Ромеро, Кристобаля де Мондрагона, Санчо де Лондоньо, Франсиско де Вальдеса и Санчо Давилы не могли писать «дон» перед своими именами, но заняли высокие должности благодаря тому, что эффективно действовали на поле боя. Герцог Альба, по натуре человек аскетичный и полностью сосредоточенный на любимом деле, требовал от них только высочайшего профессионализма и дисциплины, чему учил на собственном примере. Зато его противники получили возможность заявлять, что эти офицеры из низов по натуре не знакомы с рыцарской этикой, а потому склонны к неконтролируемой жестокости. Мол, что с них взять, с неблагородных, сама дурная кровь их толкает на насилие и грабежи. Настоящий подарок для пропаганды. Никто особенно и не замечал, что грандов в армии Альбы всё равно было немало, поскольку при нём стало престижным даже служить в пехоте. Да и в Мадриде любителей шептать на ухо королю гадости про герцога его меритократия сильно прибавила.

В отличие от многих столь же родовитых генералов своего времени, герцог Альба не гнушался лично вникать во все тонкости военного дела, вплоть до самых технических. Неслучайно, что это он был первым полководцем, который сделал мушкет стандартным оружием пехоты (в то время мушкет был существенно тяжелее аркебузы, требовал вилки-подпорки, но зато мог валить рыцарей как противотанковое ружьё — броневичок Ильича). Вместо одиночных снайперов Альба набрал мушкетёров вплоть до 8% от общей численности тогдашней терции (аркебузиров ещё 20%), чем привёл голландцев в состояние культурного шока. Другим коньком железного герцога были фортификации. Влезал во все подробности укреплений, изучал и применял на практике самые модные идеи. А вот сражаться в чистом поле терпеть не мог, предпочитая изматывать супостата хитроумными маневрами, изнуряющими стычками, частыми засадами и атаками нинзя-стайл под покровом ночи. Работало это даже лучше, чем тактика Квинта Фабия против пунийского слонолюба. Людей, которые считали такую тактику бесчестной, Альба посылал далеко и надолго, заявляя, что мятежники ничего лучше и не достойны. Более того, когда Вильгельм Нассау послал к нему герольдов с вызовом на битву и обещанием после обменяться пленниками, герцог не просто отказался, но ещё и вздёрнул гонцов высоко и скоро. Естественно, подобная тактика легко ложится в канву дьявольски коварного злодея, который змеиной хитростью и подлостью побеждает отважных врагов, идущих в бой с развёрнутыми знамёнами и поднятыми забралами.

Альба прославился как командующий, при котором в испанской армии дисциплина была действительно железной. Любое случайное проявление насилия против гражданских лиц немедленно пресекалось и каралось смертью. Зато неслучайного было хоть отбавляй. Педантично сделав вывод, что голландцы и им сочувствующие — не суверенная держава, а мятежники против короля, Альба с неизбежностью сделал вывод, что действующее военное право требует этот мятеж подавлять любыми приличествующими способами. Неутомимый герцог приступил к делу тщательно, отказавшись даже уводить армию на зимние квартиры. Методично он осаждал и брал один восставший оплот за другим, делая это так, чтобы другие знали цену бунту. Любой взятый город подвергался разграблению и резне, и в полном соответствии с существовавшей нормой спастись можно было только капитуляцией до момента начала осады. Как только Альба окружал город артиллерией, пощады можно было не ждать. Каждый должен был знать, что начало приготовлений к осаде — это уже точка невозврата. Исключение делалось только для тех городов, которые не восстали сами, а были захвачены войсками мятежников.

В сентябре 1572 года Фламандская Армия разграбила Валансьен и пощадила капитулировавший Монс. Три недели спустя Мехелен, покинутый гарнизоном на произвол судьбы, грабили трое суток, по сардоническому замечанию герцога, «чтобы солдаты немного освежились». То же случилось во взятом Зутфене, а в Наардене было уничтожено почти всё население, город сожгли, проломили стены и сравняли всё с землёй. После капитуляции Гарлема в июле 1573 года Альба приказал казнить большую часть гарнизона, в обмен на контрибуцию запретил солдатам разорять город и бесплатно помиловал большинство горожан в качестве бонуса.

Никакие тогдашние нормы ведения войны не запрещали казнить мятежников, и Альба делал это с большим размахом, благо каждое столкновение с голландскими войсками кончалось повальным бегством и пленением восставших. За захват вражеского офицера живым или мёртвым полагались денежные награды. Пленных убивали не взирая на должность или положение, временно оставляли в живых только немногих с целью допроса.

В результате несколько важнейших стратегических крепостей сдались Альбе без всяких условий, и ещё много лет голландцы имели обычай сразу покидать места, которые вскоре должны были захватить испанцы. Проблема только была в том, что сопротивление мятежных городов и войск, которым не оставили пути к отступлению, становилось отчаянным, и оставив надежду сдаться они устраивали пафосный последний бой. Так что завоевание мятежных провинций в итоге не ускорилось, а сильно замедлилось.

Казнь трёх братьев Бронкхорст ван Батенбург в числе 18 дворян, казнённых за четыре дня до казни Эгмонта и Горна.

Война стала небывало жестокой, поскольку голландцы стали платить испанцам той же монетой и с процентами. Так, они не только казнили на месте, но в отличие от испанцев массово устраивали пытки или отдавали пленных на растерзание толпе. Взяв верные королю города, мятежники в свою очередь их грабили и разоряли. Они насильно загоняли к себе в армию крестьян и горожан любого возраста и пола, а это увеличивало жестокость испанцев к мирному населению. Принятые процедуры переговоров о капитуляции не соблюдались: пока объявившие о сдаче гарлемцы обсуждали условия, к ним подошли подкрепления, и переговоры были прерваны. Когда испанцы перебросили через их стены голову голландского офицера, в ответ им кинули семь испанских. Отдельной привычкой протестантов стало демонстративное осквернение религиозных изображений и пытки католических священников на глазах у осаждающих. Данные испанцам обещания ничего не стоили: после падения Гарлема были казнены те солдаты, которых уже однажды взяли в плен в Монсе, но отпустили под обещание не воевать против королевских армий. Ещё одним частым нарушением норм войны стали ложные переговоры, когда лже-парламентёры требовали встречи с полководцами только чтобы выстрелить в упор. После таких убийств взятый город без вариантов экстерминировали, что тоже играло на руку голландцам, создавая репутацию «диких боевых псов Испании».

Логично, что Альбу вовсю критиковали в Нидерландах, но интересно, что его действия ругали и в Испании, вплоть до отзыва его из Нидерландов в 1573 году и официального расследования, сломавшего карьеры многих его подчинённых. Учитывая, что дремучие в делах информационной войны испанцы верили на слово всему, что рассказывали обиженные мятежники про «безумное животное Альбу», сегодня уже не понятно, что из его грехов правда, а что байка. Суровый и несдержаный на язык герцог стал для пропаганды идеальным злодеем, а его имя — практически синонимом испанской жестокости. Примечательно, что его действия не только не отличались от общепринятого modus operandi, но и от того, как действовали его преемники во главе Фламандской армии. Зато дон Луис де Рекесенс и дон Хуан Австрийский в отличие от герцога не имели привычки постоянно во всеуслышание объявлять что-то типа «В этом городе нельзя щадить даже собак еретиков!», а потому за вежливостью и обещаниями быть помягче их эксцессы
замечали поменьше.

Возможно даже, после Альбы с мятежниками стали обращаться ещё жёстче, потому что дисциплина упала, и на неконтролируемое насилие стали смотреть сквозь пальцы и не наказывали за него. В конце концов, в ходе многомесячных осад солдаты терпели столько лишений, что удержать их от грабежа и резни во взятом городе было почти невозможно. При этом, в отличие от Альбы, уже не стали смотреть на то, восстал ли сам город, или был захвачен голландцами

.

Конский доспех Фердинанда (Фернандо), герцога Альбы (1507—1582). Из «Альбома образцов для аугсбургских травильщиков». Работа доспешника Дезидериуса Кольмана, Аутсбург, 1551 г. Публичная королевская библиотека, Штутгарт.

Дата добавления: 2015-08-29