Аркадий и Борис Стругацкие. Трудно быть богом 7 страница

Уложив Будаха отдохнуть перед дальней дорогой, Румата направился ксебе в кабинет. Действие спорамина кончалось, он снова чувствовал себяусталым и разбитым, снова заныли ушибы и стали вспухать изуродованныеверевкой запястья. Надо поспать, думал он, надо обязательно поспать, инадо связаться с доном Кондором. И надо связаться с патрульным дирижаблем,пусть сообщат на Базу. И надо прикинуть, что мы теперь должны делать, иможем ли мы что-нибудь сделать, и как быть, если мы ничего больше несможем сделать. В кабинете за столом сидел, сгорбившись в кресле, положив руки навысокие подлокотники, черный монах в низко надвинутом капюшоне. Ловко,подумал Румата. - Кто ты такой? - устало спросил он. - Кто тебя пустил? - Добрый день, благородный дон Румата, - произнес монах, откидываякапюшон. Румата покачал головой. - Ловко! - сказа он. - Добрый день, славный Арата. Почему вы здесь?Что случилось? - Все как обычно, - сказал Арата. - Армия разбрелась, все делятземлю, на юг идти никто не хочет. Герцог собирает недорезанных и скороразвесит моих мужиков вверх ногами вдоль Эсторского тракта. Все какобычно, - повторил он. - Понятно, - сказал Румата. Он повалился на кушетку, заложил руки за голову и стал смотреть наАрату. Двадцать лет назад, когда Антон мастерил модельки и играл вВильгельма Телля, этого человека звали Аратой Красивым, и был он тогда,вероятно, совсем не таким, как сейчас. Не было у Араты Красивого на великолепном высоком лбу этогоуродливого лилового клейма - оно появилось после мятежа соанскихкорабельщиков, когда три тысячи голых рабов-ремесленников, согнанных насоанские верфи со всех концов империи и замордованных до потери инстинктасамосохранения, в одну ненастную ночь вырвались из порта, прокатились поСоану, оставляя за собой трупы и пожары, и были встречены на окраинезакованной в латы имперской пехотой... И были, конечно у Араты Красивого целы оба глаза. Правый глазвыскочил из орбиты от молодецкого удара баронской булавы, когдадвадцатитысячная крестьянская армия, гоняясь по метрополии за баронскимидружинами, сшиблась в открытом поле с пятитысячной гвардией императора,была молниеносно разрезана, окружена и вытоптана шипастыми подковамибоевых верблюдов... И был, наверное, Арата Красивый строен как тополь. Горб и новоепрозвище он получил после вилланской войны в герцогстве Убанском за дваморя отсюда, когда после семи лет мора и засух четыреста тысяч живыхскелетов вилами и оглоблями перебили дворян и осадили герцога Убанского вего резиденции; и герцог, слабый ум которого обострился от невыносимогоужаса, объявил подданным прощение, впятеро снизил цены на хмельные напиткии пообещал вольности; и Арата, видя, что все кончено, умолял, требовал,заклинал не поддаваться на обман, был взят атаманами, полагавшими, что отдобра добра не ищут, избит железными палками и брошен умирать в выгребнуюяму... А вот это массивное железное кольцо на правом запястье было у него,наверное, еще когда он назывался Красивым. Оно было приковано цепью квеслу пиратской галеры, и Арата расклепал цепь, ударил этим кольцом ввисок капитана Эгу Любезника, захватил корабль, а потом и всю пиратскуюармаду и попытался создать вольную республику на воде... И кончилась этазатея пьяным кровавым безобразием, потому что Арата тогда был молод, неумел ненавидеть и считал, что одной лишь свободы достаточно, чтобыуподобить раба богу... Это был профессиональный бунтовщик, мститель божьей милостью, всредние века фигура довольно редкая. Таких щук рождает иногда историческаяэволюция и запускает в социальные омуты, чтобы не дремали жирные караси,пожирающие придонный планктон... Арата был здесь единственным человеком, ккоторому Румата не испытывал ни ненависти, ни жалости, и в своихгорячечных снах землянина, прожившего пять лет в крови и вони, он частовидел себя именно таким вот Аратой, прошедшим все ады вселенной иполучившим за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предаватьпредателей... - Иногда мне кажется, - сказал Арата, - что все мы бессильны. Явечный главарь мятежников, и я знаю, что вся моя сила в необыкновеннойживучести. Но эта сила не помогает моему бессилию. Мои победы волшебнымобразом оборачиваются поражениями. Мои боевые друзья становятся врагами,самые храбрые бегут, самые верные предают или умирают. И нет у меняничего, кроме голых рук, а голыми руками не достанешь раззолоченныхидолов, сидящих за крепостными стенами... - Как вы очутились в Арканаре? - спросил Румата. - Приплыл с монахами. - Вы с ума сошли. Вас же так легко опознать... - Только не в толпе монахов. Среди офицеров Ордена половина юродивыхи увечных, как я. Калеки угодны богу. - Он усмехнулся, глядя Румате влицо. - И что вы намерены делать? - спросил Румата, опуская глаза. - Как обычно. Я знаю, что такое Святой Орден: не пройдет и года, какарканарский люд полезет из своих щелей с топорами - драться на улицах. Иповеду их я, чтобы они били тех, кого надо, а не друг друга и всех подряд. - Вам понадобятся деньги? - спросил Румата. - Да, как обычно. И оружие... - Он помолчал, затем сказал вкрадчиво:Дон Румата, вы помните, как я был огорчен, когда узнал, кто вы такой? Яненавижу попов, и мне очень горько, что их лживые сказки оказалисьправдой. Но бедному мятежнику надлежит извлекать пользу из любыхобстоятельств. Попы говорят, что боги владеют молниями... Дон Румата, мнеочень нужны молнии, чтобы разбивать крепостные стены. Румата глубоко вздохнул. После чудесного спасения на вертолете Аратанастоятельно потребовал объяснений. Румата попытался рассказать о себе, ондаже показал в ночном небе Солнце - крошечную, едва видную звездочку. Номятежник понял только одно: проклятые попы правы, за небесной твердьюдействительно живут боги, всеблагие и всемогущие. И с тех пор каждыйразговор с Руматой он сводил к одному: бог, раз уж ты существуешь, дай мнесвою силу, ибо это лучшее, что ты можешь сделать. И каждый раз Румата отмалчивался или переводил разговор на другое. - Дон Румата, - сказал мятежник, - почему вы не хотите помочь нам? - Одну минутку, - сказал Румата. - Прошу прощения, но я хотел бызнать, как вы проникли в дом? - Это неважно. Никто, кроме меня, не знает этой дороги. Неуклоняйтесь, дон Румата. Почему вы не хотите дать нам вашу силу? - Не будем говорить об этом. - Нет, мы будем говорить об этом. Я не звал вас. Я никогда немолился. Вы пришли ко мне сами. Или вы просто решили позабавиться? Трудно быть богом, подумал Румата. Он сказал терпеливо: - Вы не поймете меня. Я вам двадцать раз пытался объяснить, что я небог, - вы так и не поверили. И вы не поймете, почему я не могу помочь ваморужием... - У вас есть молнии? - Я не могу дать вам молнии. - Я уже слышал это двадцать раз, - сказал Арата. - Теперь я хочузнать: почему? - Я повторяю: вы не поймете. - А вы попытайтесь. - Что вы собираетесь делать с молниями? - Я выжгу золоченую сволочь, как клопов, всех до одного, весь ихпроклятый род до двенадцатого потомка. Я сотру с лица земли их крепости. Ясожгу их армии и всех, кто будет защищать их и поддерживать. Можете небеспокоиться - ваши молнии будут служить только добру, и когда на землеостанутся только освобожденные рабы и воцарится мир, я верну вам вашимолнии и никогда больше не попрошу их. Арата замолчал, тяжело дыша. Лицо его потемнело от прилившей крови.Наверное, он уже видел охваченные пламенем герцогства и королевства, игруды обгорелых тел среди развалин, и огромные армии победителей,восторженно ревущих: "Свобода! Свобода!" - Нет, - сказал Румата. - Я не дам вам молний. Это было бы ошибкой.Постарайтесь поверить мне, я вижу дальше вас... (Арата слушал, уронивголову на грудь.) - Румата стиснул пальцы. - Я приведу вам только одиндовод. Он ничтожен по сравнению с главным, но зато вы поймете его. Выживучи, славный Арата, но вы тоже смертны; и если вы погибнете, еслимолнии перейдут в другие руки, уже не такие чистые, как ваши, тогда дажемне страшно подумать, чем это может кончиться... Они долго молчали. Потом Румата достал из погребца кувшин эсторскогои еду и поставил перед гостем. Арата, не поднимая глаз, стал ломать хлеб изапивать вином. Румата ощущал странное чувство болезненной раздвоенности.Он знал, что прав, и тем не менее эта правота странным образом унижала егоперед Аратой. Арата явно превосходил его в чем-то, и не только его, авсех, кто незваным пришел на эту планету и полный бессильной жалостинаблюдал страшное кипение ее жизни с разреженных высот бесстрастныхгипотез и чужой здесь морали. И впервые Румата подумал: ничего нельзяприобрести, не утратив, - мы бесконечно сильнее Араты в нашем царстведобра и бесконечно слабее Араты в его царстве зла... - Вам не следовало спускаться с неба, - сказал вдруг Арата. -Возвращайтесь к себе. Вы только вредите нам. - Это не так, - мягко сказал Румата. - Во всяком случае, мы никому невредим. - Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды... - Кому? - Мне. Вы ослабили мою волю, дон Румата. Раньше я надеялся только насебя, а теперь вы сделали так, что я чувствую вашу силу за своей спиной.Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой. А теперь язаметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потомучто вы примете в них участие... Уходите отсюда, дон Румата, вернитесь ксебе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте нам ваши молнии,или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши мечи ивстаньте во главе нас. Арата замолчал и снова потянулся за хлебом. Румата глядел на егопальцы, лишенные ногтей. Ногти специальным приспособлением вырвал два годатому назад лично дон Рэба. Ты еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишьсебя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, какбезнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоихсолдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть, свалишь Орден, и волнакрестьянского бунта забросит тебя на Арканарский трон, ты сравняешь сземлей дворянские замки, утопишь баронов в проливе, и восставший народвоздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты будешь добр имудр - единственный добрый и мудрый человек в твоем королевстве. И подоброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а _н_а _ч_т_ос_п_о_д_в_и_ж_н_и_к_а_м_ з_е_м_л_и_ б_е_з_ к_р_е_п_о_с_т_н_ы_х_? Изавертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты успеешьумереть своей смертью и не увидишь появления новых графов и баронов изтвоих вчерашних верных бойцов. Так уже бывало, мой славный Арата, и наЗемле и на твоей планете. - Молчите? - сказал Арата. Он отодвинул от себя тарелку и смелрукавом рясы крошки со стола. - Когда-то у меня был друг, - сказал он. -Вы, наверное, слыхали - Вага Колесо. Мы начинали вместе. Потом он сталбандитом, ночным королем. Я не простил ему измены, и он знал это. Он многопомогал мне - из страха и из корысти, - но так и не захотел никогдавернуться: у него были свои цели. Два года назад его люди выдали меня донуРэбе... - Он посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак. - А сегодня утромя настиг его в Арканарском порту... В нашем деле не может быть друзейнаполовину. Друг наполовину - это всегда наполовину враг. - Он поднялся инадвинул капюшон на глаза. - Золото на прежнем месте, дон Румата? - Да, - сказал Румата медленно, - на прежнем. - Тогда я пойду. Благодарю вас, дон Румата. Он неслышно прошел по кабинету и скрылся за дверью. Внизу в прихожейслабо лязгнул засов. В Пьяной Берлоге было сравнительно чисто, пол тщательно подметен,стол выскоблен добела, в углах для благовония лежали охапки лесных трав илапника. Отец Кабани чинно сидел в углу на лавочке, трезвый и тихий,сложив мытые руки на коленях. В ожидании, пока Будах заснет, говорили опустяках. Будах, сидевший за столом возле Руматы, с благосклонной улыбкойслушал легкомысленную болтовню благородных донов и время от времени сильновздрагивал задремывая. Впалые щеки его горели от лошадиной дозытетралюминала, незаметно подмешанной ему в питье. Старик был оченьвозбужден и засыпал трудно. Нетерпеливый дон Гуг сгибал и разгибал подстолом верблюжью подкову, сохраняя, однако, на лице выражение веселойнепринужденности, Румата крошил хлеб и с усталым интересом следил, как донКондор медленно наливается желчью: хранитель больших печатей нервничал,опаздывая на чрезвычайное ночное заседание Конференции двенадцатинегоциантов, посвященное перевороту в Арканаре, на котором ему надлежалопредседательствовать. - Мои благородные друзья! - звучно сказал, наконец, доктор Будах,встал и упал на Румату. Румата бережно обнял его за плечи. - Готов? - спросил дон Кондор. - До утра не проснется, - сказал Румата, поднял Будаха на руки иотнес на ложе отца Кабани. Отец Кабани проговорил с завистью: - Доктору, значит, можно закладывать, а отцу Кабани, значит, нельзя,вредно. Нехорошо получается! - У меня четверть часа, - сказал дон Кондор по-русски. - Мне хватит и пяти минут, - ответил Румата, с трудом сдерживаяраздражение. - И я так много говорил вам об этом раньше, что хватит иминуты. В полном соответствии с базисной теорией феодализма, - он яростнопоглядел прямо в глаза дону Кондору, - это самое заурядное выступлениегорожан против баронства, - он перевел взгляд на дона Гуга, - вылилось впровокационную интригу Святого Ордена и привело к превращению Арканара вбазу феодально-фашистской агрессии. Мы здесь ломаем головы, тщетно пытаясьвтиснуть сложную, противоречивую, загадочную фигуру орла нашего дона Рэбыв один ряд с Ришелье, Неккером, Токугавой Иэясу, Монком, а он оказалсямелким хулиганом и дураком! Он предал и продал все, что мог, запутался всобственных затеях, насмерть струсил и кинулся спасаться к Святому Ордену.Через полгода его зарежут, а Орден останется. Последствия этого дляЗапроливья, а затем и для всей Империи я просто боюсь себе представить. Вовсяком случае, вся двадцатилетняя работа в пределах Империи пошланасмарку. Под Святым Орденом не развернешься. Вероятно, Будах - этопоследний человек, которого я спасаю. Больше спасать будет некого. Якончил. Дон Гуг сломал, наконец, подкову и швырнул половинки в угол. - Да, проморгали, - сказал он. - А может быть, это не так страшно,Антон? Румата только посмотрел на него. - Тебе надо было убрать дона Рэбу, - сказал вдруг дон Кондор. - То есть как это "убрать"? На лице дона Кондора вспыхнули красные пятна. - Физически! - резко сказал он. Румата сел. - То есть убить? - Да. Да! Да!!! Убить! Похитить! Сместить! Заточить! Надо былодействовать. Не советоваться с двумя дураками, которые ни черта непонимали в том, что происходит. - Я тоже ни черта не понимал. - Ты по крайней мере чувствовал. Все помолчали. - Что-нибудь вроде Барканской резни? - вполголоса осведомился донКондор, глядя в сторону. - Да, примерно. Но более организованно. Дон Кондор покусал губу. - Теперь его убирать уже поздно? - сказал он. - Бессмысленно, - сказал Румата. - Во-первых, его уберут без нас, аво-вторых, это вообще не нужно. Он по крайней мере у меня в руках. - Каким образом? - Он меня боится. Он догадывается, что за мною сила. Он уже дажепредлагал сотрудничество. - Да? - проворчал дон Кондор. - Тогда не имеет смысла. Дон Гуг сказал, чуть заикаясь: - Вы что, товарищи, серьезно все это? - Что именно? - спросил дон Кондор. - Ну все это?.. Убить, физически убрать... Вы что, с ума сошли? - Благородный дон поражен в пятку, - тихонько сказал Румата. Дон Кондор медленно отчеканил: - При чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайныемеры. Дон Гуг, шевеля губами, переводил взгляд с одного на другого. - В-вы.. Вы знаете, до чего вы так докатитесь? - проговорил он. -В-вы понимаете, до чего вы так докатитесь, а? - Успокойся, пожалуйста, - сказал дон Кондор. - Ничего не случится. Ихватит пока об этом. Что будем делать с Орденом? Я предлагаю блокадуАрканарской области. Ваше мнение, товарищи? И побыстрее, я тороплюсь. - У меня никакого мнения еще нет, - возразил Румата. - А у Пашки темболее. Надо посоветоваться с Базой. Надо оглядеться. А через неделювстретимся и решим. - Согласен, - сказал дон Кондор и встал. - Пошли. Румата взвалил Будаха на плечо и вышел из избы. Дон Кондор светил емуфонариком. Они подошли к вертолету, и Румата уложил Будаха на заднеесиденье. Дон Кондор, гремя мечом и путаясь в плаще, забрался вводительское кресло. - Вы не подбросите меня до дому? - спросил Румата. - Я хочу, наконец,выспаться. - Подброшу, - буркнул дон Кондор. - Только быстрее, пожалуйста. - Я сейчас вернусь, - сказал Румата и побежал в избу. Дон Гуг все еще сидел за столом и, уставясь перед собой, терподбородок. Отец Кабани стоял рядом с ним и говорил: - Так оно всегда и получается, дружок. Стараешься, как лучше, аполучается хуже... Румата сгреб в охапку мечи и перевязи. - Счастливо, Пашка, - сказал он. - Не огорчайся, просто мы все усталии раздражены. Дон Гуг помотал головой. - Смотри, Антон, - проговорил он. - Ох, смотри!.. О дяде Саше я неговорю, он здесь давно, не нам его переучивать. А вот ты... - Спать я хочу, вот что, - сказал Румата. - Отец Кабани, будьтелюбезны, возьмите вы моих лошадей и отведите их к барону Пампе. На днях яу него буду. Снаружи мягко взвыли винты. Румата махнул рукой и выскочил из избы. Вярком свете фар вертолета заросли гигантского папоротника и белые стволыдеревьев выглядели причудливо и жутко. Румата вскарабкался в кабину изахлопнул дверцу. В кабине пахло озоном, органической обшивкой и одеколоном. Дон Кондорподнял машину и уверенно повел ее над Арканарской дорогой. Я бы сейчас такне смог, с легкой завистью подумал Румата. Позади мирно причмокивал во снестарый Будах. - Антон, - сказал дон Кондор, - я бы... Э-э... Не хотел бытьбестактным, и не подумай, будто я... э-э... вмешиваюсь в твои личные дела. - Я вас слушаю, - сказал Румата. Он сразу догадался, о чем пойдетречь. - Все мы разведчики, - сказал дон Кондор. - И все дорогое, что у насесть, должно быть либо далеко на Земле, либо внутри нас. Чтобы его нельзябыло отобрать у нас и взять в качестве заложника. - Вы говорите о Кире? - спросил Румата. - Да, мой мальчик. Если все, что я знаю о доне Рэбе, - правда, тодержать его в руках - занятие нелегкое и опасное. Ты понимаешь, что я хочусказать... - Да, понимаю, - сказал Румата. - Я постараюсь что-нибудь придумать. Они лежали в темноте, держась за руки. В городе было тихо, толькоизредка где-то неподалеку злобно визжали и бились кони. Время от времениРумата погружался в дремоту и сразу просыпался, оттого что Кира затаиваладыхание - во сне он сильно стискивал ее руку. - Ты, наверное, очень хочешь спать, - сказала Кира шепотом. - Ты спи. - Нет-нет, рассказывай, я слушаю. - Ты все время засыпаешь. - Я все равно слушаю. Я, правда, очень устал, но еще больше ясоскучился по тебе. Мне жалко спать. Ты рассказывай, мне очень интересно. Она благодарно потерлась носом о его плечо и поцеловала в щеку иснова стала рассказывать, как нынче вечером пришел от отца соседскиймальчик. Отец лежит. Его выгнали из канцелярии и на прощание сильно побилипалками. Последнее время он вообще ничего не ест, только пьет - стал весьсиний, дрожащий. Еще мальчик сказал, что объявился брат - раненый, новеселый и пьяный, в новой форме. Дал отцу денег, выпил с ним и опятьгрозился, что они всех раскатают. Он теперь в каком-то особом отряделейтенантом, присягнул на верность Ордену и собирается принять сан. Отецпросил, чтобы она домой пока ни в коем случае не приходила. Брат грозилсяс ней разделаться за то, что спуталась с благородным, рыжая стерва... Да, думал Румата, уж, конечно, не домой. И здесь тоже оставаться ейни в коем случае нельзя. Если с ней хоть что-нибудь случится... Онпредставил себе, что с ней случилось плохое, и сделался весь как каменный. - Ты спишь? - спросила Кира. Он очнулся и разжал ладонь. - Нет-нет... А еще что ты делала? - А еще я прибрала твои комнаты. Ужасный у тебя все-таки развал. Янашла одну книгу, отца Гура сочинение. Там про то, как благородный принцполюбил прекрасную, но дикую девушку из-за гор. Она была совсем дикая идумала, что он бог, и все-таки очень любила его. Потом их разлучили, и онаумерла от горя. - Это замечательная книга, - сказал Румата. - Я даже плакала. Мне все время казалось, что это про нас с тобой. - Да, это про нас с тобой. И вообще про всех людей, которые любятдруг друга. Только нас не разлучат. Безопаснее всего было бы на Земле, подумал он. Но как ты там будешьбез меня? И как я здесь буду один? Можно было бы попросить Анку, чтобыдружила с тобой там. Но как я буду здесь без тебя? Нет, на Землю мыполетим вместе. Я сам поведу корабль, а ты будешь сидеть рядом, и я будувсе тебе объяснять. Чтобы ты ничего не боялась. Чтобы ты сразу полюбилаЗемлю. Чтобы ты никогда не жалела о своей страшной родине. Потому что этане твоя родина. Потому что твоя родина отвергла тебя. Потому что тыродилась на тысячу лет раньше своего срока. Добрая, верная,самоотверженная, бескорыстная... Такие, как ты, рождались во все эпохикровавой истории наших планет. Ясные, чистые души, не знающие ненависти,не приемлющие жестокость. Жертвы. Бесполезные жертвы. Гораздо болеебесполезные, чем Гур Сочинитель или Галилей. Потому что такие, как ты,даже не борцы. Чтобы быть борцом, нужно уметь ненавидеть, а как раз этоговы не умеете. Так же, как и мы теперь......Румата опять задремал и сейчас же увидел Киру, как она стоит накраю плоской крыши Совета с дегравитатором на поясе, и веселая насмешливаяАнка нетерпеливо подталкивает ее к полуторакилометровой пропасти. - Румата, - сказала Кира. - Я боюсь. - Чего, маленькая? - Ты все молчишь и молчишь. Мне страшно... Румата притянул ее к себе. - Хорошо, - сказал он. - Сейчас я буду говорить, а ты менявнимательно слушай. Далеко-далеко за сайвой стоит грозный, неприступныйзамок. В нем живет веселый, добрый и смешной барон Пампа, самый добрыйбарон в Арканаре. У него есть жена, красивая, ласковая женщина, котораяочень любит Пампу трезвого и терпеть не может Пампу пьяного... Он замолчал прислушиваясь. Он услышал цокот множества копыт на улицеи шумное дыхание многих людей и лошадей. "Здесь, что ли?" - спросил грубыйголос под окном. "Вроде здесь..." - "Сто-ой!" По ступенькам крыльцазагремели каблуки, и сейчас же несколько кулаков обрушились на дверь.Кира, вздрогнув, прижалась к Румате. - Подожди, маленькая, - сказал он, откидывая одеяло. - Это за мной, - сказала Кира шепотом. - Я так и знала! Румата с трудом освободился из рук Киры и подбежал к окну. "Во имягоспода! - ревели внизу. - Открывай! Взломаем - хуже будет!" Руматаотдернул штору, и в комнату хлынул знакомый пляшущий свет факелов.Множество всадников топтались внизу - мрачных черных людей в остроконечныхкапюшонах. Румата несколько секунд глядел вниз, потом осмотрел оконнуюраму. По обычаю рама была вделана в оконницу намертво. В дверь с трескомбили чем-то тяжелым. Румата нашарил в темноте меч и ударил рукояткой встекло. Со звоном посыпались осколки. - Эй, вы! - рявкнул он. - Вам что, жить надоело? Удары в дверь стихли. - И ведь всегда они напутают, - негромко сказали внизу. - Хозяин-тодома... - А нам что за дело? - А то дело, что он на мечах первый в мире. - А еще говорили, что уехал и до утра не вернется. - Испугались? - Мы-то не испугались, а только про него ничего не велено. Непришлось бы убить... - Свяжем. Покалечим и свяжем! Эй, кто там с арбалетами? - Как бы он нас не покалечил... - Ничего, не покалечит. Всем известно: у него обет такой - неубивать. - Перебью как собак, - сказал Румата страшным голосом. Сзади к нему прижалась Кира. Он слышал, как бешено стучит ее сердце.Внизу скомандовали скрипуче: "Ломай, братья! Во имя господа!" Руматаобернулся и взглянул Кире в лицо. Она смотрела на него, как давеча, сужасом и надеждой. В сухих глазах плясали отблески факелов. - Ну что ты, маленькая, - сказал он ласково. - Испугалась? Неужелиэтой швали испугалась? Иди одевайся. Делать нам здесь больше нечего... -Он торопливо натягивал металлопластовую кольчугу. - Сейчас я их прогоню, имы уедем. Уедем к Пампе. Она стояла у окна, глядя вниз. Красные блики бегали по ее лицу. Внизутрещало и ухало. У Руматы от жалости и нежности сжалось сердце. Погоню какпсов, подумал он. Он наклонился, отыскивая второй меч, а когда сновавыпрямился, Кира уже не стояла у окна. Она медленно сползала на пол,цепляясь за портьеру. - Кира! - крикнул он. Одна арбалетная стрела пробила ей горло, другая торчала из груди. Онвзял ее на руки и перенес на кровать. "Кира..." - позвал он. Онавсхлипнула и вытянулась. "Кира..." - сказал он. Она не ответила. Онпостоял немного над нею, потом подобрал мечи, медленно спустился полестнице в прихожую и стал ждать, когда упадет дверь...

ЭПИЛОГ

Дата добавления: 2015-08-29