Я прохожу через комнаты незамеченным. Никто не знает, что на самом деле я здесь. Кажется, они игнорируют мое отчаяние, изо всех сил стараясь уверенно действовать от моего имени. Почему они не

Я – призрак

Я прохожу через комнаты незамеченным. Никто не знает, что на самом деле я здесь. Кажется, они игнорируют мое отчаяние, изо всех сил стараясь уверенно действовать от моего имени. Почему они не слышат, как я кричу? Чьи-то руки одобрительно похлопывают меня по спине. Неужели они не знают, что это больно? Перестаньте все время трогать меня.
Вот мой отец. Мне просто некуда деться от него.
- Ты должен быть сильным ради детей, Майкл. Ты нужен им, - говорит он мне, словно я не знаю этого. Ты – фальшивка. Где ты был, когда я нуждался в тебе? Отойди от меня со своей наигранной любовью, оставь ее для камер. Может быть, ты даже немножко всплакнешь, если меня осудят. Я знаю, я никогда не признаюсь в этом, но я все еще ненавижу тебя. Боже, как же я ненавижу тебя. Моя мать не устает повторять, что наша семья «объединилась» ради меня. Почему это похоже на ложь, вокруг которой мы все водим хороводы? Страх в их глазах говорит мне все. Они прекрасно знают, что если я паду, они падут вместе со мной. И внезапно к горлу подкатывает тошнота. Кто все эти люди в моей гостиной? Советники, адвокаты, мнимые друзья, настоящие друзья, братья, сестры, мои дети, которые выглядят озадаченными. Никто из них не знает, кто я на самом деле. Любили бы они меня, если бы знали?
Я закрываю дверь, чтобы остаться в одиночестве. В моем кабинете тихо. Везде валяются бумаги, напоминая мне о том беспорядке, в котором сейчас находится моя карьера. Смогу ли я снова выступать когда-нибудь? Об этом можно забыть. Смогу ли я когда-нибудь снова почувствовать себя живым? Моя младшая сестра проскальзывает в комнату и, подойдя сзади, обнимает меня. Единственная, с кем я чувствую себя комфортно. Ты никогда не предавала меня Джаннет. Мы не говорим ни слова. Ей нет надобности что-то говорить. Я наслаждаюсь тишиной и ее объятьями, а ее тело у меня за спиной – словно теплая подушка. Меня все еще любят.
*****
Сейчас я даже не помню, как все это началось. Как эти люди просочились в мой дом, в мое сердце. Мой обвинитель сидит передо мной и тихо проговаривает свою ложь, именно так, как его научили. Я хочу обмякнуть на стуле, сползти вниз, но меня удерживают гордость, спинной корсет и бронежилет. Эй, давайте-ка добавим сюда еще и пару подвесок – и повеселимся, как следует. Он повторяет, как я разочаровал его, как я подвел его, снова, и снова, и снова. Ему было так обидно. Ну, извини, что я купил тебе абсолютно все, что ты хотел, и заставил тебя победить рак. Я чувствую, как внутри закипает гнев, угрожая поглотить меня целиком. По крайней меря, я чувствую хоть что-то. Сидеть в этом зале суда – просто невыносимо. Свидетель за свидетелем продают свою правду так, словно это гаражная распродажа, а мне оставили только уродливый старый диван. Правда освободит тебя. Может быть, в этот раз все будет наоборот. Может быть, ложь приведет меня за решетку. У меня осталась только надежда, за которую можно зацепиться, но я просто не смею цепляться за нее.
- Не беспокойся, - все время повторяет Томас (Месеро – адвокат Майкла). Кого он пытается обмануть? В эти дни я – одно сплошное беспокойство.
Мое волнение переходит в отвращение, когда они выставляют напоказ мои порнографические журналы, прямо перед моими друзьями, отчего те чувствуют себя неловко. Да как вы смеете? Они даже пытаются использовать те фотографии, которые преследуют меня в самые темные ночи, в самых страшных кошмарах. Я пытаюсь блокировать воспоминания о том дне, когда они были сделаны. Неужели прошло так много времени? Я столько времени прожил с этим облаком, зависшим у меня над головой. Судья вместе с адвокатами обсуждает мой «покрытый пятнами пенис». Удивили. Вот вам кричащий заголовок, который уведешь не каждый день. А кто-нибудь видел мое достоинство? Кажется, оно потерялась где-то между арестом и инцидентом с пижамой. Сюзан тянет меня за рукав, чтобы удержать меня на месте, чтобы я не вскочил и не начал протестовать. Но я и не собираюсь это делать. Я побежден.
*****
Я пялюсь на еду, лежащую у меня на тарелке. Она словно издевается надо мной.
- Пожалуйста, милый, съешь хоть что-нибудь, - уговаривает меня мама. Я не могу смотреть ей в глаза. Она не понимает. Ну, пойми ты, наконец, я не хочу испытывать удовольствие, даже то простое удовольствие, которое можно получить от еды. Если я позволю почувствовать что-то приятное, следом за удовольствием последует вся эта боль.
Я дожжен быть таким, бесчувственным, онемевшим, под полным контролем. Я могу контролировать еду. Я снова смотрю на картофелине в тарелке и представляю, что это люди из зала суда. Хм…ну, может быть, всего одну. Я вонзаю вилку в прокурора и быстро проглатываю его под звуки агонизирующего желудка. Мама улыбается мне, и я пытаюсь улыбнуться ей в ответ, натянув на лицо одну из моих масок, демонстрирующих спокойствие. Хочется блевать. Ну вот зачем она сидит здесь и смотрит, как я ем? Мы сидим молча, пока Грэйс не спасает меня и не уводит ее из комнаты. Она знает, чувствует мое настроение, даже не спрашивая, знает меня лучше, чем кто-либо другой. Я помню те дни, когда мы флиртовали, помню тепло в сердце, возникающее при звуке ее голоса. Когда-нибудь я должен буду что-то с этим сделать. Но не сейчас. Я не готов.
*****
Звуки океана успокаивают меня. Я выхожу на пляж, оставив зонтик дома. Все это уже не важно. Стоит ли бояться рака кожи, если ты в тюрьме? Мне просто необходимо приходить сюда, чтобы ощутить безмятежность. Моя охрана каждый раз возмущается и кричит на меня: мол, о чем я только думаю, приезжаю сюда в одиночестве? Но какая теперь разница? Я не хочу думать. Я устал от всех этих скрытых игр, которые меня окружают, душат меня. Я так хочу, чтобы мое сердце переполнялось радостью, но это слишком большая роскошь, которую я уже не могу себе позволить. У меня могут это отнять, я всего лишь пытаюсь быть практичным, ведь невозможно оплакивать потерю чего-то, чего у тебя никогда не было. Я смотрю, как волны обрушиваются на берег, и наслаждаюсь отсутствием людей вокруг. Я все время прощаюсь с океаном, каждый раз, когда прихожу. Просто на всякий случай. Когда возвращаюсь на ранчо, ветер дует мне в лицо. Во время этих поездок я постоянно думаю о том, а не врезаться ли в дерево? Я даже ставлю ногу на педаль газа, но всегда есть кое-что, что просто удерживает меня. И я знаю, помню их лица.
Я просто обязан избегать встречи со своими детьми, насколько могу. Я так боюсь, что они узнают правду. Узнают, что я облажался. Снова. Я не смог защитить свою семью, и это больно, гораздо больнее, веем все остальное. Я не смог. Но мне некуда бежать. Я слышу, как один из них пересекает холл, чиркая своими кроссовками по полу.
- А, вот ты где.
Мой старший сын скептически смотрит на меня. Это словно смотреть в зеркало. Кажется, я просто не могу достучаться до него в эти дни, а, может, все как раз наоборот? Все отскакивает, отражается от моего защитного щита. Защита от чего? Почему я просто не могу закатить истерику и успокоится? Он тянется к моей руке, и я беру его за руку. Он должен знать, но он не выдает себя. Некоторое время мы с ним играем в нашу обычную игру, перекидываясь фразами вроде «папа, все хорошо?» - «Да, все прекрасно», будто играем в пинг-понг словами. В последнее время никто из нас не преуспел в этой игре. Он уходит, чтобы поиграть с сестрой, а я сползаю на пол. Я не могу держаться на ногах, но я должен. Я напуган до полусмерти.
*****
Я смотрю в зеркало и не узнаю лицо, которое уставилось на меня оттуда. Прошло много лет с тех пор, как исчезли последние черты настоящего меня, и я способствовал этому, умоляя хирургов отрезать мою боль. «Сделайте что-нибудь!» - кричал я им, и они толпились вокруг меня, обсуждая возможность дальнейшего перекраивания моего лица. Почему меня никто не остановил? Я всего лишь хотел снова обрести контроль, контроль над этой непонятной карой, срывавшей с моего тела последние ощущения принадлежности к чему-то. Кто сможет полюбить меня таким? Из кухни в ванную доносятся звуки песни, и текст бьет по нервам.
I am colour blind (я дальтоник)
Ох уж эта ирония…..
Coffee black and egg white (черен как кофе, и бел, как яичный белок)
Это что, такая жесткая шутка?
Pull me out from inside (вытащи меня изнутри)
Да, пожалуйста. Я не знаю, сколько еще смогу оставаться здесь, внутри.
I am covered in skin (я покрыт кожей)
Но мне все равно так холодно
No one gets to come in (внутрь никто не проникнет)
Да и кто бы рискнул?
Pull me out from inside (вытащи меня изнутри)
Побыстрее.
I am colour blind (я дальтоник)
*****
Когда я ложусь спать, я смотрю на фотографию Татьяны, стоящую на тумбочке у кровати. Она такая хорошенькая. Такая невинная маленькая девочка. Теперь ты – совсем чужая. Кто мог бы знать, что ты окажешься такой сложной для понимания? Я так любил тебя. Ты была единственной. Ну почему ты бросила меня? Почему ты не увидела, что же со мной не так? Наверно, я был слишком глуп, чтобы распознать твои намеки. Наверно, я был напуган, нет, я был в ужасе от того, что ты могла полюбить меня так сильно, что прониклась бы в самую глубину моей души. Тебе почти удалось, но затем я вышвырнул тебя вон и наглухо закрылся. Я не мог позволить тебе увидеть меня, только не меня всего целиком. Никому нет доступа. Но ты больше меня не любишь. Теперь ты ненавидишь меня. И во всем этом только моя вина? Сейчас это уже не важно. Ты всегда говорила, что моим самым любимым занятием было обвинять в моих ошибках других людей. Где-то в глубине души я знаю, что ты права, но я уже не могу дотянуться до этой самой глубины. Я слышал, как ты говорила о том, что этот суд мог бы стать благословением в скрытой форме. Смешно, но я совсем не чувствую, что это благословение. Я закрываю глаза, и по моим щекам катятся слезы. Я хочу заснуть, но сон не идет. Ее фотография преследует меня, мучает меня. Прошло много лет, но мне так не хватает ее объятий. Или же мне не хватает самой идеи того, что она обнимала меня? Плевать. Пожалуйста, вернись ко мне. Мне так одиноко.
*****
Я прошу Кэрри, чтобы он привез мне проститутку. Он смотрит на меня со смешным выражение лица, но молча кивает. Он понимает. Понимает, что мне надо расслабится. Он велит ей шикарно одеться и прикинуться физиотерапевтом. Какая подходящая ложь. Я даже не боюсь, что она пойдет в таблоиды с этой историей. Моя старая паранойя теперь кажется мне глупой. Да и кто бы поверил, что я трахаюсь с женщинами? Она приходит вечером и с любопытством смотрит на меня. Интересно, о чем она думает? Кажется, она ничего. Тридцать с хвостиком, голубые глаза, темные волосы. Она больше похожа на адвоката, чем на тех девочек их моих журналов. Зачем она так гробит свою жизнь? Но сейчас я рад, что она здесь. Вот такой я эгоист. Она мастерски раздевает меня, затем раздевается сама. Ее обнаженное тело – передо мной во всей красе, в ожидании прикосновения. Я рад, что мое тело все еще функционирует в этом отношении. Несмотря на то, что после стольких дней, проведенных в зале суда, мысль о сексе доводит меня до тошноты, потребность всегда возвращается. Она убеждает меня в том, что в этой хрупкой оболочке, в которой я заключен, еще есть жизнь.
Мой член поднимается автоматически, а мозг перестает работать. Я хочу просто забыть. Пожалуйста, заставь меня забыть. Она обнимает меня, берет мой член в рот. На ее лице – ни тени отвращения. Вот это уже новость. Обычно я сам себе противен. Я уже на грани, но она отпускает меня и берет за руку. Ведет к кровати, направляет внутрь своего тела. Она теплая, но мне так холодно. Я двигаюсь внутри нее, и мне интересно, а чувствует ли она меня? Я отчаянно пытаюсь почувствовать ее, найти ее. Внутрь, наружу. Внутрь, наружу. Внутрь, наружу. Я ищу. Она постанывает подо мной, зовет по имени, говорит мне, что я великолепен. Скорей всего, она врет, но мне плевать. Мне хочется плакать, когда я, наконец, кончаю, но мои слезы давно высохли. Она шепчет мне на ухо, чтобы я позвонил ей, если мне захочется снова. Может быть, и позвоню. А затем она уходит. Я снова один.
*****
Я все время слышу музыку. Прекрасные мелодии, которые порхают вокруг меня где-то в пространстве. Дайте же мне магнитофон! Быстрее, пока они не исчезли! Но я не могу петь. Мне не разрешают. Я должен сидеть тихо и смотреть, как эти мелодии упархивают прочь, и я не могу поймать их. Вместо них остается только ложь, которую я должен слушать. И с каждым днем, и с каждой песней, которая исчезает, я ненавижу своих обвинителей еще больше. Можно ли подать в суд за то, что была убита нерожденная песня?
Видео с опровержением еще хуже, чем я мог бы себе представить. Их ложь становится все более отвратительной. Что за монстр, о котором они говорят? Не может быть, чтобы это был я. Наверно, это кто-то другой, кого они еще не нашли. Я всегда считал, что меня не понимают. Неужели люди и впрямь видят меня таким? Может быть, это я недопонял. Должна же быть причина того, что я сижу здесь, и меня охватывает дрожь при мысли, что все это – только моя вина. Словно покупаешь пули для пистолета, который убьет тебя. Ну вот, пожалуйста, теперь ты можешь нажать на курок, если хочешь. Со своей ответственностью мне придется разобраться позже, намного позже. Сейчас у меня попросту нет сил.
Когда они, наконец, ставят видеозапись моего обвинителя, мои руки под столом сжимаются в кулаки. Я еще не видел эту запись, и не знаю, чего ожидать. Я бросаю на Тома нервный взгляд. Он выглядит отнюдь не радостным, но и не напуган. Он кажется таким сильным. Пожалуйста, будь сильным за меня. Я чувствую, как моя решимость растворяется в воздухе с каждой минутой записи. О, Господи. Он так убедителен. Если бы я не знал правды, даже я бы поверил ему. Значит, это все? Значит, вся эта борьба была напрасной? Остатки моей уверенности исчезают, и вместо нее приходит ужас. Я чувствую, как расстроились присяжные. Черт, даже я не могу смотреть это, не расстроившись. Когда зажигается свет, я не знаю, что и думать. Томас поднимается и, не глядя на меня, произносит: «У защиты нет вопросов». Это все, что он может сказать, и я стою в этом зале, совсем один, пока присяжные выходят. Когда я выхожу из здания суда, я даже не пытаюсь улыбаться. Извините. Рот сегодня не функционирует по причине чрезмерной перегрузки. Интересно, что думают мои поклонники. Сюзан подходит сзади и сует свою руку мне в ладонь. Я знаю, что она не хочет ничего плохого, но ее жалость для меня просто невыносима. Она делает меня слабым, уязвимым. Я отпускаю ее руку и забираюсь в машину. Теперь остался только конец. Я проклят.
*****
Заключительные аргументы разыгрываются у меня перед глазами, но я не слышу их. Я не слышу, что говорит Зонен (Рон Зонен, заместитель прокурора). Я перестал его слышать после того, как они в третий раз показали книги с мальчиками. Ну, и кто здесь извращенец? Я позволил себе отвлечься. У меня страшно болит спина, так болит, что мне кажется, будто меня пожирают заживо. Доктора отказываются давать мне препараты посильнее. «Если ты стал наркоманом, то наркоман навсегда», - говорят мне они. Ну и что? Я не могу терпеть боль, но каким-то образом она же меня и успокаивает. У меня стекленеют глаза, я не могу сосредоточится. Как будто я под кайфом, но при этом есть еще и боль. Каким-то чудом я выживаю сквозь все ужасы, которые разыгрывает Зонен. Вот оно, наконец. Теперь наша очередь. Компьютер не работает. Сюзан бросает на меня извиняющийся взгляд. Вы, должно быть, шутите? Господи, Ты что, издеваешься? Просто закончите это, заприте меня и выбросите ключ. Не надо продлевать агонию. Наконец, Томас начинает говорить, и я слегка расслабляюсь. Но только слегка. Я жду.
*****
Я знаю, что должен быть звонок, но я все еще не вер, когда телефон, наконец, звонит. «Вердикт готов», - говорит мне мой адвокат. Вот и все. Я слышу, как в голове у меня шепчет мой же собственный голос. «Это судный день, время казни». Меня заталкивают в машину, подгоняют, поторапливают. Почему я ничего не чувствую? Я вижу, как моя нога постукивает по полу, но я ее не контролирую. Я слышу, как мой голос снова и снова шепчет – «За что?», но я не произношу ни слова. Дверцы машины открываются. Уже приехали? Время стало абстрактным понятием. Вот и Сюзан. Пожалуйста, не прикасайся ко мне. Не прикасайся…. Я просто не вытерплю твое прикосновение. Если мне удастся зайти внутрь, ты не уведешь, как я разваливаюсь на части, распадаюсь. Я не хочу распадаться у тебя на глазах. Объективы охотятся на меня, ожидают, что я сломаюсь. Что такое, вы хотите последнее, что осталось от моего достоинства? В жопу вас. На сегодня товар закончился.
Вот. Я внутри. Я вижу присяжных. Боже, они не смотрят на меня. Пожалуйста, кто-нибудь, пробудите меня от этого кошмарного сна. Томас что-то шепчет мне на ухо. Он берет меня за руку, но я не могу сжать его руку в ответ. У меня не осталось сил. Звук разрезаемых конвертов звенит в ушах. Шурх. Шурх. Шурх. Почему та долго? Я сейчас потеряю сознание. Смилуйтесь надо мной, унесите меня отсюда. Я сделаю все что угодно. Можете забирать все, я сдаюсь. Только не надо….
А затем все заканчивается. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Не виновен. Ого, так много обвинений – и все ни за что. Я не чувствую себя счастливым. Что, это правда конец? Я все жду, что за мной сейчас придут и пристрелят меня, или поволокут в тюрьму, но кругом все затихло. Я вижу, как плачет Сюзан, я чувствую, как сзади приближается моя семья. Они обнимают меня, плачут, о, они так счастливы. Почему же я ничего не чувствую? «Вот все и закончилось, наконец», - говорит моя мать, и я обнимаю ее на автопилоте. Я не хочу снова выходить на улицу. Я просто не могу справиться со всем счастьем вокруг меня.
- Пожалуйста, отвезите меня в больницу, - шепчу я, и моя семья кивает. Я больше не хочу ощущать эту боль в спине. Снаружи кричат люди, но я словно оцепенел. Почему они так радуются за меня? Неужели они так сильно меня любят? Я хочу почувствовать их любовь, но она не может пробиться ко мне. Моя защитная оболочка снова работает, мой щит из отторжения и жалких остатков медикаментов. Репортеры выкрикивают поздравления в мой адрес. Какого черта? Я только что отнял у вас возможность зарабатывать весь следующий год. Ну, можете проболтаться в окрестностях и подождать, пока меня убьют. Я машу поклонникам, но у меня сильно дрожит рука. Я просто хочу уйти отсюда подальше, подальше от всех. Почему эта дорога до машины всегда такая длинная? И вот я внутри. Дверца закрывается, и я в безопасности.
Когда я покидаю больницу, боль уже исчезла. Чудеса современной науки. Но она вернется, и я знаю, что должен что-то с этим сделать. Мне так не хватает танцев, мне так не хватает этого чувства – что я жив. Когда я танцевал в последний раз? Кажется, это было много лет назад. Я чувствую себя таким старым и уставшим. Мне нужно поспать. Я иду к себе в спальню, все таращатся на меня. Я чувствую дыхание их беспокойства у себя на затылке. Я уже не могу отличить, беспокоятся ли они обо мне или о том, как будут жить без моих денег. Я уже никому не верю, но мне наплевать и на это. Все закончилось, но я не могу быть счастливым. Я падаю на подушку. У меня тяжелеют веки. Внезапно я понимаю, что теперь могу спать столько, сколько мне хочется, впервые за много месяцев. Кажется, сейчас я даже улыбнусь. Я закрываю глаза и, наконец, засыпаю. Меня нет.
*****
Я просыпаюсь и все еще не верю. Я слышу, как внизу суетятся люди, наверно, празднуют. Дверь слегка приоткрывается, и я прячусь под одеялом, в надежде, что кто бы это ни был, он уйдет и оставит меня в покое. Но они не уходят. Я слышу, как мои дети забираются на кровать и прыгают по ней, требуя, чтобы я вставал.
- Почему все такие счастливые, папа? – спрашивает меня дочь. Я в некотором замешательстве смотрю на нее. Да, и впрямь, почему все такие счастливые? Я уже не помню, все как в тумане. Неужели все это происходило на самом деле?
- Можно нам обнять тебя, папа? – спрашивает меня мой старший сын. Я киваю и медленно развожу руки в стороны, чтобы обнять их. Едва они касаются меня, это происходит. Я чувствую их. Я действительно чувствую. Их тепло, биение их сердец, их любовь ко мне. И я плачу. Впервые за многие месяцы я снова могу плакать, и они обнимают меня еще крепче. Я смотрю им в глаза, и мое сердце снова начинает биться в груди. Я вдыхаю запах и снова начинаю дышать.
- Я так люблю вас, - шепчу я, и мой голос срывается на этих словах. Они никогда не поймут, как я их люблю. Они - единственная причина тог, что я еще здесь, что я все еще жив. Я чувствую, как моя душа снова возвращается в мое обесточенное тело. Какое-то время мне еще будет больно, но мне плевать. Я свободен, свободен и снова могу быть с людьми, которых люблю.
Я дома.

Дата добавления: 2015-08-29