|
- Что ты творишь, идиот? – кааакие мы злые.
- Ничего!
Я отшвыриваю стакан. Он разбивается, добавляя к натюрморту на полу из фисташек и шоколадных конфет еще и осколков. Красота.
Ян оказывается рядом со мной и отвешивает мне пощечину. Грубо, брезгливо. Я смотрю на него, не чувствую, как горит щека:
- И что? Давай, я подставлю вторую щеку?
Так и делаю. Парень бьет и по ней. Именно бьет. Я не удерживаюсь на ногах, падаю. Мутит не слабо… А чего он притащился? Повоспитывать? Или как там это называется? Пошел-ка он куда подальше! Я пытаюсь встать, опираюсь на руки, сразу же чувствую боль, когда переношу на них свой вес. Надо же… Осколки от стакана впились в мои руки. Да по хрен! Я все-таки встаю, держась за стенку, невольно глубже заталкивая куски стекла в ладони при соприкосновении с ровной поверхностью.
- Что ты здесь забыл? – спрашиваю у парня, глядя как из порезов капает кровь.
Ян не отвечает, медленно подходит ко мне.
- Что, еще раз ударишь? Давай, - я смел, как никогда. Сейчас я ему все выскажу. – Что ты вообще еще умеешь? А, нет, я скажу тебе! Трахать ты умеешь. У тебя это выходит неплохо, нужно сказать, но у меня были любовники и лучше!
Мне бы заткнуться, его глаза сразу же темнеют. Его рот кривится в нехорошей и очень опасной усмешке, но я не замечаю.
- Как ведущий ты никакой, просто картинка! И ты… плохой!
- Да ну? – парень останавливается рядом. В десяти сантиметрах.
- Да, ты отвратительный. Ты… - неожиданно я чувствую горечь во рту. У меня в алкогольном опьянении нереально быстро меняется настроение. Уже шепотом я заканчиваю:
- Ты не умеешь любить.
Честно говоря, это была самая главная моя претензия к нему. Он просто не знает, что такое любовь. И, думаю, что никогда ее не испытывал. Он ледяной принц, живущий в своем царстве. А я - дурак. Он позволяет немного, позволяет поверить и вышвыривает меня. Хочет быть хозяином? Ну а капельку теплоты я заслужил? Хоть капельку.
Я опускаюсь по стенке (ноги не держат), закрываю глаза. Скажу ему все. Пусть будет, что будет. Я так не могу.
- Ты, - на удивление не дрожащим голосом начинаю я. – Ты ведешь себя со мной как со шлюхой. Наиграешься и отправляешь домой. Ты бываешь нежным, но от этого хуже потом. Где ты настоящий? Ты заботишься об этих животных, ты живешь в хрущевке, ты больше не тот надменный ублюдок. Но каким образом ты стал хуже? Я не пойму твои чувства. Ни одного из них. Зачем все это, если я тебе безразличен? Зачем? – я открываю глаза, неожиданно находя Яна очень близко. Он присел передо мной и внимательно слушал. – Зачем ты пришел сейчас?
- Ты не брал трубку, я… переживал.
Смотрю на него во все глаза. Чёрт. Это просто откровение. Он садится рядом, прислоняясь спиной к стене. Не смотрит на меня, едва слышно говорит:
- Я боюсь, Тём. Что мы опять все разрушим.
Я открываю рот и понимаю, что не могу произнести ни слова. Но это даже хорошо, потому что Ян продолжает:
- Ты же помнишь… Это наше прошлое, это глупое, бездумное школьное время. Я виноват, я предал тебя, но ты… То, что было тогда - еще большее предательство, - я готов с этим поспорить, чёрт возьми, раз сто поспорить, но разумно молчу. Разум, он проснулся. Вот, значит, как Ян всё видит. Мы вернемся к этому. Пусть Ян воспринимает это так, его право. – И это мешает. Я слишком долго жил один, чтобы кому-то раскрыться.
Ошеломленный его признанием я сижу, не двигаясь. Чёрт, не ожидал такого. Я осторожно кладу голову ему на плечо, интимный и искренний жест:
- Ты можешь мне доверять.
Горло сдавило, и я не смог договорить. Но, наверное, это и не было нужно. Мы просто сидели и оба понимали, что сдвинулись с мёртвой точки. Всё это больше не игры.
- У тебя все еще идет кровь, - замечает Ян, бережно берет мои руки. – Тёма, ну ты даешь. Где аптечка?
- На кухне, вторая полка слева.
Он оставляет меня. Я за время, что его нет, перебираюсь на подушки. Голова кружится все сильней с каждой минутой. Я слишком много выпил.
- У тебя ничего нет, кроме аспирина.
Ян садится рядом, берет мою руку, начинает доставать осколки стакана с помощью небольшого ножика, с собой он захватил ещё бинт и бутылку водки, оставшейся с сентябрьской вечеринки. Стараюсь не выдергивать руку и не обращать внимания на неприятные ощущения. Вытащив все частички стекла из ладони, Ян вымочил бинт в водке и посмотрел на меня:
- Будет больно.
- Если поцелуешь, то нет, - улыбаюсь.
Если можно передать поцелуем свои чувства, то он сделал это мастерски. Касание теплых губ, и я в другой реальности, даже жжение в ране не может отвлечь меня от этого.
После Ян перебинтовывает мне руки, относит водку и бинт обратно. Я зажигаю свечку на столе, одну единственную, служащую мне украшением, выключаю свет. Беру сигарету, закуриваю (что непросто сделать с забинтованными руками), откидываюсь на подушки. Мерцание огня в темноте манит. Не могу отвести от него взгляд. Неслышно Ян опускается рядом, берет у меня изо рта сигарету и затягивается.
- Что произошло, Ян? С тобой. Я должен знать, - говорю я, не глядя на парня.
Долгое молчание. Очень долгое. Потом он тянется за бутылкой шампанского и делает пару глотков из горлышка.
- Произошедшее с нами стало толчком. Все, что было раньше, вдруг стало иным. Мои стремления… Знаешь, я боялся поверить, что влюбился в тебя. Безумно боялся, что об этом узнают. Как я могу любить такого, как ты? Своего питомца? Человека, стоящего ниже меня по всем пунктам? И когда Марат прикалывался на эту тему, то я сходил с ума. Я старался доказать всем, что это не так. Доказать самому себе. Поэтому я так поступил с тобой. Нет, я ни разу не прокатился на этой Феррари. Она стоит в гараже. Так заведено, Тём, и иначе в этой школе невозможно… Я послал все на хрен. Ушел из школы, пытался вернуть тебя… А потом…Скажи, Тём, разве можно, если ты любишь человека, делать ему так больно?
Я внимательно посмотрел в его глаза, казавшиеся чёрными в свете свечи, и ответил честно:
- Но ты же смог.
- Я другой, - невесело усмехается парень и откидывает истлевшую сигарету, - ты же светлее, чище, у тебя есть благородство. Как ты мог?
Браво, Ян, хорошая отмазка. Я даже поперхнулся от его наглости, но потом понял, что он не шутит. Он действительно воспринимает это так. Он каким-то образом не ожидал, что я окажусь как он. Думал, что я «светлее»? Пипец, блин. Ян романтик! Но… он раскрылся. Все-таки раскрылся передо мной. В горле пересыхает, хочу убежать, но я понимаю, что должен ответить:
- Если бы я мог, то изменил бы все. Но, буду честен, задумываясь на минуту, я приходил к выводам, что именно это нас уравняло.
- О чем ты? – с непонятным выражением смотрит на меня Ян.
- Мы стоим друг друга.
Неожиданно он улыбается:
- Порой я тоже так думал. Однако доверять тебе... кому-то... мне очень сложно.
- Отсюда все эти «игры»? – не удержался я.
- Ну… - тянет Ян. – И отсюда тоже. Сначала было желание сделать тебе больно. Отомстить, что ли… Вот только ты так доверился мне, что я уже не понимал, чего хочу. И с каждым разом… У меня сносит от тебя крышу.
Молчу, делаю вид, что очень занят вытаскиванием из пачки новой сигареты.
- Что было потом? – имея в виду продолжение его истории.
- Потом, - Ян снова забирает у меня сигарету и глубоко затягивается. – Потом мне все-таки пришлось окончить школу, но экзамены я сдавал дома. А затем папаша решил, что лучшее образование дается за границей. Я так не думал. Мы поссорились. Впервые я так круто перечил ему. Мне ничего не оставалось, как уйти. Ничего не взяв. С собой у меня был кошелек с бессмысленными кредитками, которые папаша тут же аннулировал, пять тысяч рублей в кармане и сотовый. Который я тут же продал. Было сложно. Ночевал на вокзале в туалете, совсем как в фильме с Уиллом Смитом. Не смотрел? – отрицательно качаю головой. – Работал, где приходилось. В конце лета удалось снять квартирку, и тогда только я опомнился, смог поступить только в мой университет. Там был сумасшедший недобор. Дальше я работал, учился, мечтал никогда не встречать тебя. А теперь, когда встретил, боюсь потерять.
Стараюсь не смотреть на него. Что происходит? Почему он так откровенен? С ума сойти можно…
- Я не хотел, чтобы так получилось. Сначала даже пытался убедить себя, что ненавижу тебя. Ты здорово бесил меня. Своей счастливой рожицей, местом, что ты занял в этой жизни, своим безразличием. На новый год я решил, что хоть мы и сработались, но это ничего не значит. Новый год, новая жизнь. Но… Этот Артур свел нас снова. Ты для меня был просто как красная тряпка для быка. Не мог спокойно с тобой стоять возле этой камеры. А потом, когда мы занялись сексом… Все изменилось. Так не отдаются людям, которые безразличны. Верно, Тём? Сколько у тебя там было любовников?
Он требовательно поднимает мое лицо, заставляет смотреть прямо в глаза.
- Ни одного… Правда, я встречался с мальчиком с параллельной группы, но… Ничего не…
- У тебя два года никого не было? – удивляется Ян.
- Ага.
- Маленький, - он прижимает меня к себе, смеется. – Ты так уверенно говорил, что у тебя были любовники лучше, чем я, что я поверил.
- Прости…
- Вот дурачок… От тебя пахнет шоколадом. Сладкий мальчик. Кстати, ты же не думаешь, что я не накажу тебя?
- Вообще-то, я…
- Кажется, я видел у тебя набор для фондю? – Киваю. – Раздевайся.
Ян встает и уходит на кухню, оставляя меня с идиотской улыбкой на губах. Я скидываю одежду, оставаясь лишь в нижнем белье. Ложусь на подушки. Грудь тяжело вздымается от предвкушения. Возвращается Ян с набором для фондю (как-то девчонки из группы подарили): небольшая керамическая чашка на ножках, под нее нужно ставить свечу-таблетку. Он отбирает шоколадные конфеты, складывает их в фондюшницу. Я не могу отвести от него взгляд. Закончив, он помешивает начавший таять шоколад ложечкой. Делает пару глотков из бутылки с шампанским. Кстати, получается у него это гораздо аккуратней, чем у меня. Сказывается опыт, наверное.
- В этой игре несколько правил, - Ян наклоняется ко мне и берет в плен мою нижнюю губу, терзая её и покусывая. Спустя какое-то время он её отпускает и продолжает:
- Тебе нельзя шевелиться. Также тебе запрещено говорить. Понятно?
- Да, - отвечаю я, тут же понимаю, что нарушил второе правило.
- Плохой мальчик.
Он берет чашку с шоколадом, который уже расплавился. Перемешивает его ложечкой и будто бы небрежно сбрасывает пару горячих капель мне на грудь. Вздрагиваю от неожиданности. Это не больно, я бы сказал просто неприятно из-за разницы температур. Ян с полуулыбкой слизывает с меня шоколад. О. Я понял. Это садистская игра. Потому что я едва успел сдержать стон.
В следующий раз целая ложечка шоколада была вылита мне на грудь. Гораздо горячее, менее приятно. Ян кончиками пальцев размазал его по коже, а затем дал мне облизать их. Это я делал с особым усердием, стараясь. За что получил похвалу – сводящий с ума поцелуй. Заставляя меня тяжело дышать, парень спустился ниже, стал слизывать шоколад с моей кожи. Так же прилежно, как и я, минутой ранее, он проводил языком, откровенно дразня, вычерчивая узоры. Ему попался орешек, который он катал по коже, когда я кусал губы от непривычных ощущений. Возбуждение поднималось от низа живота. Стало жарко. Хотелось большего. Я еле сдерживал стоны. Когда Ян коснулся моего члена, забыв про шоколад, я не выдержал. Полустон-полувсхлип.
- М-м, котенок, - Ян прикусил кожу чуть ниже моего пупка, - ты нарушил правило. Придется тебя еще немного помучить.
И он начинает едва ощутимо касаться моей возбужденной плоти сквозь ткань трусов. Чувствую себя идиотом. Ну почему я не снял их? Всё, что я могу – выгибаться навстречу ласке. Сжимаю руки в кулаки. Это больно, порезы никуда не исчезли. «Давай же, давай», - молю я, теряя голову. Ян будто бы слышит меня. Он стягивает мои трусы и касается влажным языком головки. Стону. Не могу. Это выше моих сил. Ян отрывается:
- Малыш, второй раз ты нарушаешь правило.
Да пусть! Не могу уже. Но я и не подозревал, на что себя обрекаю…
Ян никуда не торопился. Он делал это мучительно медленно. Облизывал головку, вбирал в себя полностью мой член, дразнил языком, им же проводил по внутренней стороне бедер, оставил там несколько памятных засосов. Но все это было ерундой по сравнению с тем, когда он ввел в меня палец и нашел простату. Перед глазами взорвались белые круги, наполняя темноту яркими искрами. Кажется, я прошептал что-то про то, что больше не могу. На что Ян заявил, что я рано сдаюсь. Он продолжал свое занятие с упоением. Ввел в меня еще один палец, мягко массировал чувствительные стенки и особую точку. В это время одними лишь губами доводил меня до безумия. Больше ни секунды не могу терпеть:
- Ян, пожалуйста, пожалуйста, дай мне кончить! – я требую. Наверное, нужно было бы просить. Ян это любит.
- Слишком рано, - и он продолжает мои мучения.
Тело дрожит от этой сладкой пытки, пытаюсь двигать бедрами в поисках разрядки, но Ян меня останавливает. Мне остается лишь сокрушенно стонать. Какой он жестокий. Почему бы не сказать это вслух?
- Ты жестокий, Ян! Ты самый жестокий человек на свете! Как ты можешь… Агх, - это он особенно чувствительно задел простату, - так поступать…
- Тём, - вдруг резко отстраняется он. – У тебя есть смазка?
Блин, еще бы он у меня спросил, есть ли у меня что-нибудь в морозилке – все равно не вспомню.
- Конечно, нет!
- Тогда…
- Ян, давай без нее, - я готов на что угодно, лишь бы кончить.
- У нас это было неделю назад…
- Ян! К черту вычисления!
Я сам облизываю руку и провожу ей по члену парня, офигевая от своей смелости. Ян разводит мои ноги чуть шире, приставляет головку ко входу, надавливает. Ну и что он меня пугал? Не так уж это и страшно. Ну, пара слезинок от тупой боли. Ян тут же их слизывает. Замер. Да он садист… Кусаю его, куда придется. Пришлось на плечо. Мой тонкий намек он понимает и начинает двигаться. Сначала стискиваю зубы, думая, что я погорячился, но тут же забываю обо всем. Вот оно, это чувство. Главное не напрягаться. Расслабиться. Хорошо… Очень хорошо… Особенно, когда он целует меня вот так, словно я что-то значу для него…
Он кончает первым, продолжает двигаться все еще каменным членом внутри меня, рукой нащупывает мой член, сжимает его. Я изливаюсь, бессильно откидываюсь на подушки. Он наваливается, не выходит из меня. Его дыхание тяжелое, свистящее. Интересно, почему это каждый раз так хорошо?
- Ты как? – заботливый шепот.
- Отлично.
Его рука тянется к бутылке с шампанским. Он делает пару глотков и сердито смотрит на меня, когда я тоже тянусь к спиртному.
- Хватит тебе уже. Кстати, что празднуешь?
- Деньги получил, - не заостряю внимания я.
- И сразу потратить?
Он смеется и встает:
- Я приму душ?
На моих губах застывает улыбка. Ян замечает ее и спрашивает:
- Что такое?
- Эм, ну это моя квартира, ты не можешь меня прогнать после.
Парень меняется в лице и говорит:
- Я больше никогда не прогоню тебя, - молчание. Быстрая смена темы:
- Так я могу принять душ?
- Тебе не нужно спрашивать.
Я едва не засыпаю, пока он плещется в ванной. Затем тащит меня туда, почти не сопротивляющегося, моет. Это так здорово, но у меня не осталось сил даже на восторг. Потом Ян помогает мне дойти до спальни, и мы засыпаем, обнявшись. Как, наверное, это мило смотрится со стороны. Я хмыкаю. И, прежде чем отрубаюсь, до меня доходит, что я так и не вспомнил о репетиции.
Февраль. Часть 5.
21 февраля
Я, конечно, предполагал, что когда открою глаза – Яна уже не будет, но не ожидал, что это меня так заденет. Морщась от боли в заднице, я протопал в ванную и с остервенением стал чистить зубы. Так, значит. Всё возвращается на круги своя. А сдвиг в наших отношениях, вроде бы и почудился мне. Козел Ян, вот кто. Никогда с ним нормальных отношений не получится. Покончив с гигиеническими процедурами, я направился на кухню, чтобы набить чем-нибудь желудок и выпить литра полтора воды ввиду дикой жажды. Бинты на руках мешали, я зло сдернул их и осмотрел ранки. Выглядели они не так уж и страшно, хоть и немного припухли. Ничего, заживет. Задница же заживает. Кстати, о ней. Кажется, у меня где-то была мазь от геморроя.
Покончив со всеми делами, я собрался и отправился в институт, так как съемок сегодня не предвиделось. Голова немного болела от количества выпитого вчера, но я решил, что сама пройдет.
Добрался я за час. Около здания института как всегда было многолюдно. Возле перехода прямо на поручнях сидел Васька. На его лице не было привычной улыбки, а под глазом темнел синяк.
- Привет, - я сажусь рядом с ним. – Кто тебя так?
Друг печально поднимает на меня глаза:
- Решил почтить нас присутствием?
- Вась, да ладно тебе, - отмахиваюсь, но слова друга заставляют чувство вины расти.
- Тём, мы с тобой почти перестали общаться, - он вздыхает. – А раньше даже ночевали друг у друга.
- Приходи ко мне сегодня? – приглашаю я.
- Можно подумать, у тебя найдется для меня время.
- Найдется, - уверенно говорю я, ловя недоверчивый взгляд. – Так что с глазом?
- А, - Вася даже немного смущается, - ладно, тебе я скажу: обнял Мишу.
- Всего-то? – удивился я.
- Да, представляешь, он законченный натурал.
Кто бы сомневался. Я украдкой улыбнулся. Нет, конечно, печально, что у друга не складывается личная жизнь, но я уверен, что ему доставляет особое мазохистское удовольствие выбирать тех, кто ему не пара.
- Вась, пошли, скоро пары.
Друг кивает, легко соскакивает с поручней. Я же слезаю осторожно, чтобы не потревожить ноющую задницу. Вася кидает на меня рассеянный взгляд, но ничего не спрашивает.
Первая пара у нас на пятом этаже. Подъем по лестнице занимает больше времени, чем обычно, но друг опять ничего не спрашивает. В коридоре мы видим студентов, стоящих кучками у стен. Двери аудиторий закрыты. Тут не только наша группа. Все, как один, стоило мне появиться, уставились на меня. Стало ощутимо неуютно. На лицах студентов читались разные чувства. Было и удивление, и недоверие, и некоторое пренебрежение, и радость, и восторг. Местами. Передо мной вырос Денис, со скрещенными на груди руками. От его взгляда захотелось съежиться, а от его тона убежать:
- Знал, что нельзя на тебя положиться.
И он, толкая меня плечом, уходит. Хуже, что он прав. Я подвел его, нашу команду по КВНу. Хотя «нашу» ли? Давно я принимаю участие в ее работе? Занят только телевидением и Яном. Вспомнив его, я только разозлился. Я еще не решил, как мне быть с ним дальше, но понял, что хватит. Мне надоело.
- Извините, - раздается тоненький голосок слева.
Оборачиваюсь. Несколько первокурсниц протягивают мне свои блокнотики.
- Распишитесь, пожалуйста.
- Пожалуйста, - глаза девчонок горят.
Васька хмыкнул. Как и многие, кто наблюдал за сценой.
- Нет! – говорю слишком громко. Слишком резко. Слишком быстро.
Девочки меняются в лице, и я понимаю, что им стоило труда набраться смелости и попросить автограф. Они убегают. Одна из них даже роняет блокнотик. Все вокруг смеются.
- Наша капризная звезда! – подшучивает кто-то, и хохот оглушает.
Стискиваю зубы. Васька кладет мне руку на локоть. Ободряюще сжимает. Где этот дебильный препод? Никогда еще не ждал начала пары с таким желанием.
- Что веселого? – раздается голос Стасика.
Чёрт. Неужели еще и он поглумится?
Но все оказалось еще хуже, чем я думал. Наш замдекана открывает дверь в аудиторию, и веселая толпа студентов, толкаясь, заходит в помещение. Это значит то, что я думаю?
- Да, Артемьев, - ухмыляется Стасик. – Я сегодня замещаю вашего преподавателя. Он попал в больницу. С отравлением. Пересмотрел, наверное, твоих программок.
Очень остроумно. Я стою с каменным лицом. Только остальные так не думают. Веселье продолжается. Васька толкает меня в аудиторию, Стасик шутливо отвешивает поклон. Мы заходим последними. Мест на последних партах уже нет. Только на первых. Переглядываясь, мы садимся. Васька достает методичку, а я тетрадку.
- Итак, - Станислав Евгеньевич открывает журнал. – Дайте-ка подумать…
Нет, ну чего я вообще приперся сегодня в институт?
- Артемьев! К доске.
- Сейчас лекция, - напоминаю я кисло. Уж кому-кому, а Стасику это известно.
- И что? Это мешает тебе встать и выйти к доске? Хоть ты и звезда, но с задних рядов тебя не видно.
Одногруппники загудели. Что, поиздеваться хочется? Не на того напали. После Яна мне уже ничего не страшно. Вот мастер.
С гордо поднятой головой я выхожу к доске. Вижу, как Стасик размышляет, что бы покаверзнее спросить. И вдруг у меня звонит веселой попсовой мелодией сотовый. Да так громко! Оглушающе, я бы сказал, для такого маленького устройства.
Словно чеширский кот, замдекана расплывается в улыбке:
- Ответишь?
Достаю телефон из кармана, но не успеваю ничего сделать. Стасик оказывается рядом со мной, выхватывает сотовый, нажимает «ответить» и включает громкую связь. Едва я слышу голос звонившего, мне становится дурно. И тут не повезло. Сегодня явно не мой день. Нужно было остаться дома. Звонила Варвара, новый ассистент продюсера. Так-то она хорошая женщина, трудолюбивая, добрая. Есть у нее один минус. Для нее все «зайки», «солнышки», «пусики» и прочие «лапуськи».
- Тёмочка, пупсик, - замдекана подносит телефон к микрофону, чтобы все слышали, - знаю, мы не договаривались, но сегодня нужно кое-что доснять. Забраковали. Ласточка, давай пулей сюда.
Все просто покатываются со смеху. Я вырываю из рук мужчины и говорю:
- Извините, я на парах.
- Коть, да какие пары? Карьеру нужно делать, пока интересен!
- Варя, я сказал, что на парах!
- Тёмочка, лапочка, ну не вредничай.
- Я не могу. Потом.
Сбрасываю вызов и выключаю телефон. Поворачиваюсь к Стасику. Говорю тихо, чтобы только он слышал:
- Что вы себе позволяете? Это моя личная жизнь.
- Артемьев, она перестала быть такой, причем очень давно, - он спокоен. С большим интересом ждет от меня дальнейших действий.
- Не смейте больше…
Но он перебивает. Оказывается, его всегда мягкий, шутливый тон может стать стальным:
- Сел на свое место, мальчишка. Живо.
Я сжимаю кулаки, но понимаю, что вся власть в его руках. Даже если я начну сейчас возмущаться, пойду жаловаться к декану, ректору – это ни к чему не приведет. Все подтвердят, что у меня зазвонил сотовый на паре. Это запрещено официально. Как курение, допустим. Где-то даже прописано. А что Стас так поступил – и неважно вроде бы. Ладно, я еще отомщу. Сажусь к Ваське, качающему головой:
- Вечно ты вляпываешься, - шепчет он.
- Итак, - замдекана становится к микрофону. – Артемьеву нужно спешить. Вы все слышали. Так что будем работать быстро. У нас две лекции. Чтобы успеть все, перерыв между ними отменяется.
Все загудели. Конечно, получается, что я только что отнял у них большую, получасовую перемену. А Стас молодец. Ловко он.
Мудак.
***
Злой, как тысяча чертей, я выбежал из института через три часа и поймал попутку. Стас то и дело прерывал лекцию своими шуточками, которые все неизменно сводились к моей скромной персоне. Мы с Васькой даже сошлись во мнении, что замдекана явно не ровно дышит ко мне. Друг очень хорошо состроумничал на эту тему. Я давился смехом минут пять, и мне стало немного легче. Пока Стас снова не взялся за меня. Наверное, это были две самые долгие лекции в моей жизни. К тому же, отношение одногруппников ко мне поменялось. Они видели во мне то, что так хотел им показать замдекана – звезду. В машине я набрал Варвару, она была недовольна:
- Тём, ты задерживаешь съемки. Тут режиссер рвёт и мечет.
- Я же сказал, что на парах! – разозлился я.
- Кого это волнует? – вздохнула сочувствующе женщина. – Когда будешь?
- Минут через двадцать.
Через полчаса я влетел в здание студии, поднялся на третий этаж. Едва я оказался в павильоне, на меня все накинулись:
- Ты в своем уме? – орал режиссер. – Четыре часа тебя ждем!
- Безобразие! – вторила ему одна из его ассистенток. Тут у каждого по три-четыре помощницы. Чем больше, тем круче. Задача некоторых – просто носить кофе и поддакивать. Чем они с успехом и занимаются.
- Тёма! – ахнула визажист. – Ты себя видел? Ты марафон бежал? Мокрый, красный! Быстро в душ!
- Какой душ?! – снова заорал режиссер. – На площадку!
- Тёма, в душ!
- На площадку!
Под шумок, пока визажист и режиссер с помощницами препирались, я юркнул в коридор, а там в душевые. Они были общими, но ими редко пользовались. Состояли они из раздевалки и двух кабинок. В раздевалке стоял диванчик, вешалки с плечиками, столик с разными салфетками, дезодорантами, кремами. В душевой на стуле горкой возвышались пушистые полотенца, а в самой кабинке были гели и шампунь.
Скинув с себя одежду, я босыми ногами прошлепал в кабинку и включил прохладную воду. Какой-то день сегодня сумасшедший. Я на взводе. Они все меня решили довести. Быстро смыв с себя пот, я повязал на бедрах полотенце и вышел. Тут же был «приятно» удивлен – на диване сидел Ян, закинув ногу на ногу. Забавно, я о нем почти и не вспоминал. Он листал сценарий, но при виде меня поднял глаза. И, клянусь, в них была теплота. Я растерялся. Совершенно. Что это значит? Блин, что это значит?! Всё, кончились наши прения? Вчерашнее что-то изменило? Или нет?! Да твою же мать, уж лучше бы он снова стал ледяным принцем! Я не знаю как вести себя с таким Яном!
- Привет, - он легко улыбается.
Вижу, что он уже одет для съемок. Кремовая приталенная рубашка, небрежно закатанные рукава, темно-синие брюки. Почему на нем вся одежда сидит так офигенно?
В ответ на его приветствие, я лишь настороженно киваю. Продолжаю стоять у стеночки. В одном полотенце. Босыми ногами.
- Тём, - вкрадчиво спрашивает он. – Ты чего?
- Что «чего»? – я сразу нахохливаюсь, как петух. Ведь решил же, что не позволю с собой играть. Решил?
- Ты чего смотришь на меня, будто впервые видишь?
- Я… - минуту пытаюсь придумать достойный ответ. Ничего не получается.
Ян откладывает сценарий, встает. Я делаю шаг назад.
- Тёма, - тихо зовет он. – Ты боишься?
- Нет, - выкрикиваю я и делаю еще шаг назад.
- А что тогда пятишься? – в его глазах смешинки.
- Холодно стоять на одном месте, - вру я. Плитка-то с подогревом.
- Ясно.
Нас разделяет пара шагов. А я уже уперся спиной в стену. Чтобы наверняка не дать мне сбежать, Ян ставит руки на уровне моей головы.
- Что такое, Тём?
- Ничего, - снова вру я.
- Тогда, - его глаза темнеют, он наклоняется и с нежностью касается моих губ, - привет, котёнок.
Неожиданно в этот момент я почувствовал невероятное облегчение. По-настоящему понял выражение: «Гора с плеч». Выдохнул, отдался поцелую, нетребовательной ласке. Всё произошедшее за сегодняшний день отошло на второй план. Главным стал Ян и его невероятные губы, дарящие невероятную гамму чувств.
Не знаю, сколько бы мы еще так стояли, целуясь, совершенно забыв обо всем, но раздался стук в дверь. Требовательный. Потом крики, что мне пора бы и выйти, а то режиссер всех убьёт. Или покалечит. Так как он уже близок к этому.
Я посмотрел на Яна. Он с сожалением отстранился. Рубашка его была помята, прическа растрепана. Блин. Это же очевидно, чем мы тут занимались. Еще более значимым доказательством является то, что пониже пояса. Что с этим делать?
- Тём, одевайся, - Ян становится у зеркала и приглаживает волосы. – Я хотел с тобой кое-что обсудить.
В желудке что-то свернулось. Опять этот тон. Что ещё, интересно? Ну не будет у нас так всё просто. Не бывает так.
- Думаю, никому пока не стоит знать о наших отношениях. Это может породить ненужные слухи. Ты согласен?
Я застрял в толстовке. Согласен ли я? Да. Хотя собственническая часть меня кричит о том, что все должны знать – Ян принадлежит мне. Разум восторжествовал. Никому пока не стоит знать о том, чего почти и нет.
- Хорошо.
Он обернулся ко мне:
- Вот и хорошо. Собирайся, я выйду первым.
Шпион, блин.
***
Мы снимали до полуночи. Режиссер всё недовольство вымещал на нас. В конце я был готов сам орать на него в ответ. Остановил Ян, украдкой сжавший мою руку. Не пойму, как, ну как он выглядит таким невозмутимым? На обвинения и крики спокойно повторяет текст, добавляя требуемых интонаций. Вот у кого железные нервы. Он, наверное, крепко спит по ночам.
Усталые, но довольные, что все-таки отсняли блок, мы вышли из здания студии. Впервые вместе. Я снова растерялся. Что дальше? Пригласить его к себе? Пойти к нему? Нет. Это сказала моя задница.
Ян как-то отчески потрепал меня по волосам:
- Спокойной ночи.
- А ты… - повисло невысказанное мной между нами в воздухе.
- Я еще должен заскочить в спортзал, и, потом, мне рано просыпаться.
- Спортзал? – мои глаза стали круглыми. – В двенадцать ночи?
- Ты, наверное, удивишься, но хорошие фитнесс-клубы работают круглосуточно. А мышцы нужно держать в тонусе. Тебе тоже бы не мешало.
Я представил, как после такого насыщенного дня еще пойду в спортзал и мысленно застонал. Ну уж нет. Мне бы пивка и подушку.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |