Конфликт между аристотелевским 3 страница

задачу понимания реального, всегда полностью уникального события.

4. Смысл дифференциального процесса

Может казаться, что методологически мы здесь сталкиваем­ся с другой теоретической трудностью, которую легче пояснить простым примером, чем общими рассуждениями. Для того что­бы легче увидеть суть, я выбираю пример не из хорошо зна­комой физики, а из проблематичной 'психологии. Если попы­таться изобразить поведение ребенка в психологическом сило­вом поле — правомерность этого тезиса здесь не обсуждается, легко может быть выдвинуто следующее возражение.

Ребенок стоит перед двумя привлекательными объектами, скажем, игрушка (И) и кусочек шоколада {Ш), которые на­ходятся в разных местах (рис. 1). Тогда в соответствии с этой гипотезой существует поле сил в данных направлениях (а и Ь). Пропорциональная величина сил независима, и не имеет значе­ния, применим ли физический закон параллелограмма сил к физическому полю 'Сил, Далее, когда сформировалась резуль­тирующая этих двух сил, она должна идти в направлении (г), которое не ведет ни к Я, ни к Ш. И как легко можно заклю­чить из этой теории, ребенок не достигнет ни Я, ни Ш.

В действительности же, такое заключение было бы слишком поспешным, так как если бы даже вектор имел направление (г) в момент старта, это не означает, что действительный про­цесс постоянно сохраняет это направление. Вместо этого вся ситуация изменяется вместе с процессом, изменяя величину и направление векторов, которые в данный момент определяют динамику. Даже есля кто-то признает параллелограмм сил, 70

а также и постоянство внутренней ситуации у ребенка, дейст­вительный процесс в результате изменений ситуации в конце концов всегда приведет ребенка к одному из двух привлека­тельных объектов (рис. 2).

С помощью этого примера я хотел показать следующее: если кто-то пытается вывести динамику процесса, особенно век­торы, определяющие его, пз действительного события, то он вынужден обращаться к дифференциальным процессам. В па­шем примере он может рассматривать процесс только в первый момент, а не все его течение, так как непосредственное выра­жение вектора присутствует в начале ситуации.

Хорошо известный факт, что все или, по крайней мере, боль­шинство физических законов являются дифференциальными законами [11], не кажется мне, как это часто предполагают, подтверждением того, что физика стремите» все разложить на мельчайшие «элементы» и рассматривать эти элементы в мак­симально возможной изоляции друг от друга. Это больше за­висит от того обстоятельства, что со времен Галилея физика больше не рассматривает историческое течение процесса как непосредственное выражение векторов, определяющихся из tfx динамики. Для Аристотеля тот факт, что движение имело не­который общий курс, был доказательством существования тен­денции к этому курсу, например к совершенному круговому движению. Наоборот, понятия Галилея даже в ходе конкрет­ного события отделяют квазиисторическое от факторов, опре­деляющих динамику. Они возвращаются ко всей ситуации в ее полной конкретной индивидуальности, к состоянию ситуации в каждый момент времени.

Далее, в понятиях Галилея наличие силы, физических век­торов, определяющих ситуацию, доказывается результирующим процессом. Однако будет правомерным исключение квазипсто-рического для того, чтобы получить чистый процесс, п, следо­вательно, необходимо понять тшп процесса путем обращения к дифференциальному процессу, поскольку только в нем тип про­является в чистом виде. Это обращение к дифференциальному процессу не является проявлением тенденции к сведению всех событий к каким-то «первичным элементам», как это часто предполагают. Оно является не столь непосредственно очевид­ным дополнительным следствием тенденции выводить динамику из отношения отдельной конкретности ко всей конкретной си­туации в целом н установить как можно точнее и при этом как можно меньше в соединении с историческими факторами тип события, с которым динамически связана вся ситуация.

Экспериментально важно сконструировать такие ситуации, которые будут действительно создавать чистые события или, по крайней мере, допускать их теоретическую реконструкцию.

5. Методологические следствия

Нам осталось более подробно исследовать логические и методологические следствия из такого способа мышления С тех пор как закон и индивидуальность перестали быть антитезами, ничто не мешает использовать для доказательства исторически необычные, редкие и изменчивые отбытия, каковыми является большинство физических экспериментов Становится понятным, почему систематические понятия проясняются именно в таких случаях, и дело здесь не только в их редкости самой по себе.

Стремление понять реальную ситуацию столь полно н столь конкретно, насколько это возможно, даже в ее индивидуальных отличительных чертах, делает необходимым и полезным по возможности наиболее точное количественное и качественное определение. Но нельзя забывать, что только эта цель, а не цифровая точность сама по себе придает точности смысл.

Некоторыми наиболее существенными видами помощи, ко­торая обеспечивается знанием количества и вообще математи­ческого представления, являются: 1) возможность использова­ния непрерывных 'переменных вместо дихотомии, и, следова­тельно, более совершенное описание, и 2) тот факт, что с та­кими функциональными концепциями можно идти от конкрет­ного к общему без потери конкретного в общем, и, таким об­разом, делая невозможным обратный переход от общего к кон­кретному.

Наконец, надо сделать ссылку на метод аппроксимации в описании объектов и ситуаций, в котором непрерывный, функ­циональный способ мышления очевиден.

В. Фундаментальные динамические концепции в психологии

Современные динамические понятия в психологии остаются аристотелевскими и в действительности, мне кажется, что здесь проявляются те же внутренние связи и мотивы даже в деталях.

1. Идеи Аристотеля: независимость ситуации, инстинкт

По содержанию, и это очень легко показать и едва ли тре­бует объяснения, психологическая динамика наиболее «полно соответствует понятиям Аристотеля: это телеология в аристоте­левском смысле. Традиционная ошибка в рассмотрении причин­ного объяснения как объяснения без использования направляю­щих сил значительно замедлила прогресс динамики, так как психологическая динамика, как и физическая, не может быть понята без использования понятия вектора. Дело не в том, что направленные количества «спользуются в психологической ди­намике и придают ей аристотелевский характер, но дело в том, что процесс приписан векторам, связанным с объектом исследо-

ваппя, например с отдельной личностью, и относительно неза­висим от ситуации.

Вероятно, наиболее поразительным примером является кон­цепция инстинкта в ее классической форме. Инстинкты являют­ся суммой тех векторов, обусловленных предрасположением, которые, надо думать, должны быть приписаны индивидуаль­ное ги. В основном инстинкты определяются через те действия, которые происходят наиболее часто или регулярно в действи­тельной жизни индивидуума пли группы похожих индивиду­умов. То, что является- общим для этих частых актов (например, добывание пищи, борьба, взаимопомощь), рассматривается как сущность или сущностная природа этих процессов. Опять пол­ностью в аристотелевском смысле, эти концепции абстрактных классов устанавливаются одновременно и как цель, и как при­чина процесса. И действительно, понятие об инстинкте, получен­ное таким путем, т. е. как среднее из исторической дейст­вительности, считается тем более фундаментальным о абстракт­ным, чем больше количество случаев, из которых взято среднее. Считается, что таким способом и только таким способом могут быть преодолены конкретные «случайности», заложешшые в дан­ном случае и в конкретной ситуации. Во имя этой цели, кото­рая еще полиостью доминирует, психологическая процедура в большинстве областей тратит силы на освобоо/сдение от связи со специфической ситуацией.

2. Подлинные трудности и отсутствие закономерности

Вся глубина различий между аристотелевским и галплеев-ским способами мышления становится ясна, как только мы рассмотрим следствия из строго галнлеевского взгляда па по­нятие закона в отношении инстинкта как связанного только с индивидуумом «в нем самом». В этом случае инстинкт (на­пример, материнский) должен длительно действовать непрерыв­но. Точно так же объяснение негативизма трехлетних детей их природой в случае следования галнлеевскнм понятиям имеет своим следствием вывод о том, что все трехлетние дети должны быть исгативистамп весь день, все двадцать четыре часа.

Общин аристотелевский подход в психологии способен укло­ниться от этих следствий. Ему достаточно даже для доказа­тельства существования векторов, которые объяснят неведение, опираться на понятие регулярности. Таким способом он избе­гает необходимости предположения о существовании вектора в каждой ситуации. На базисе строгого понятия закономерности можно опровергнуть, например, гипотезу существования опре­деленного инстинкта путем демонстрации его отсутствия в дан­ных конкретных случаях. Система понятий Аристотеля не боит­ся таких опровержений, поскольку может ответить на все ссылки на конкретные особые случаи чисто статистическим обоснованием.

В связи с этим эти.понятия, конечно, не могут объяснить наступление этого конкретного случая, т. е. поведение не абст­рактного «среднего ребенка», но, например, поведение данного ребенка в данный момент.

Следовательно, аристотелевский крен в психологической ди­намике не только подразумевает ограничение объяснений лишь теми случаями, которые происходят достаточно часто, чтобы создать базис для абстрагирования от ситуации, но буквально оставляет любые возможности, имеющиеся в каждом отдельном случае, даже для частых событий.

3. Попытки скорректировать себя: «средняя» ситуация

Подлинные трудности для динамики, которые песет с собой аристотелевский способ мышления, т. е. опасность уничтожения объяснительной ценности теории путем исключения ситуации, постоянно наблюдаются в современной психологии и ведут к совершенно необычным гибридным методам и попыткам как-то включить в концепции ситуацию1. Это становится наиболее ясным в попытках количественного определения. Например, когда делаются попытки экспериментально сравнить величины различных потребностей у крыс (голод, жажда, половое стрем­ление и материнская любовь), вопрос об этом (который соот­ветствует в физике вопросу, что сильнее: гравитационная или электродвижущая сила) имеет смысл только в том случае, если эти векторы приписаны целиком крысе и считаются практиче­ски 'независимыми от всей конкретной ситуации, от состояния крысы и окружающей среды в этот момент. Конечно, такое представление несостоятельно, и исследователь вынужден хотя бы частично отойти от такого способа мышления. Первый шаг в этом направлении состоит в необходимости учитывать со­стояние потребности в данный момент относительно их насыще­ния: выясняются различные возможные степени величины не­скольких лотребностей и сравниваются их максимальные вели­чины.

Конечно, таким способом аристотелевская позиция только слегка улучшается. Кривая выражает статистическое среднее из большого количества случаев, которое не является обяза­тельным для отдельного случая; и, кроме, того, этот- способ мышления использует вектор независимо от- структуры ситуа­ции.

Конечно, не отрицается, что ситуация по существу опреде­ляет инстинктивное поведение в каждом особом случае, но в от­ношении вопроса о спонтанном поведении ребенка в детских тестах очевидно, что от закона требуется не больше, чем пове­денческое среднее. Такой закон применяется к средней ситуа­ции. Забывается, что как раз не существует такой вещи, как «средняя ситуация», а тем более средний ребенок.

Практически ссылка на концепцию «оптимальной» ситуащы идет несколько дальше. Но даже здесь конкретная структура ппуации остается неопределенной: требуется только максимум результатов в определенном направлении.

Однако пи и одном из этих представлений не устранены две фундаментальные ошибки аристотелевского способа мышлы'.ия: векторы, определяющие динамику процесса, все также припи­сываются изолированному объекту, независимо от всей конкрет­ной ситуации; требования, предъявляемые к валидности психо­логических принципов и к пониманию конкретной действитель­ности индивидуального единичного 'Процесса, еще очень недо­статочны.

Этот вывод остается правомерным даже в отношении поня­тий, непосредственно связанных со значением ситуации. Как было отмечено ранее, вопрос, находящийся в центре дискуссии о ситуации, это совсем в аристотелевском смысле вопрос о том, в какой степени ситуация может служить помехой (или способ­ствовать). Ситуация даже считается постоянным объектом, и обсуждается вопрос: что важнее, наследственность или окру­жение? Таким образом, опять на основе понятия о ситуации, взятой абстрактно, проблема динамики рассматривается в фор­ме, которая имеет только статистическое историческое значение. Дискуссия о наследственности и окружении также показывает, даже в своих частностях, насколько эти понятия разделяют объ­ект и ситуацию и выводят динамику из изолированного объекта самого по себе.

Вероятно, лучше всего роль ситуации во всех этих представ­лениях может -быть показана путем ее соотнесения с опреде­ленными изменениями в живописи. Сначала в средневековой живописи, в общем, не <было окружения, а был только пустой (часто золотой) задний план. Даже когда окружение постепен­но появилось, оно обычно состояло из изображения помимо од­ной личности других людей и объектов. И в лучшем случае кар­тина была совокупностью отдельных людей, каждый из кото­рых имел свое независимое существование.

Только позже в живописи появилось пространство: и по­явились иелая ситуация. Эта ситуация как целое стала доми­нировать и каждая отдельная -часть получает свой смысл толь­ко в контексте всей ситуации (например, как у Рембрандта).

4. Начало Галилеевского способа мышления

3 противоположность этим аристотелевским фундаменталь­ным: идеям динамики сейчас в психологии показываются первые ростки Галилеевского способа мышления. Дальше всех в этом отношении продвинулась сенсорная психология.

Сначала даже в сенсорной1 психологии объяснения относи­лись к изолированным единичным восприятиям. Развитие по­следних лет сначала 'Медленно, а потом более быстро вызвало

революцию в фундаментальных идеях динамики, показав, что динамика процессов выводится не из отдельных элементов вос­приятия, а из всей структуры. Невозможно.путем рассмотрения элементов определить, что обозначается фигурой в широком смысле этого слова. Далее, вся динамика сенсорных психоло­гических процессов зависит от фона [12] и, кроме того, от структуры всего окружающего поля. Динамика перцепции не может быть понята с помощью абстрактного аристотелевского метода исключения всех случайных ситуаций, но — и этот прин­цип теперь пронизывает все области сенсорной психологии — только путем установления формы определенной структуры в определенном типе окружения.

В последнее время те же самые фундаментальные идеи ди-рамики были распространены! за пределы восприятия и прило­жены к области высших психических процессов — в психологии инстинкта, воли, эмоций и выразительных движений и в гене­тической психологии. Например, бесплодность вечно движущей­ся по кругу дискуссии о наследственности или среды и невоз­можность провести основанное на этой дискуссии разделение характеристик индивидуума 'показывают, что есть что-то лож­ное в основе их фундаментальных предположении. Становится очевидным, что способ мышления, равняющийся на биологиче­скую концепцию фенотипа и генотипа, пытается определить предиспозицию не путем исключения, насколько это возможно, влияния окружения, а учитывая в понятии диспозиции ее -необ­ходимую связь с группой конкретно определенных ситуации.

Таким о'бразом, в психологических областях, являющихся наиболее фундаментальными для >всего поведения живых су­ществ, переход к галилеевскому взгляду на динамику кажется неизбежным. Согласно этому взгляду.векторы диктуются не поведением единичных изолированных объектов, а определя­ются многочисленными связями факторов всей конкретной си­туации в целом, т. е., по существу,.состояниями индивидуума и структуры психологической ситуации в данный момент. Дина­мика процесса всегда должна выводиться из связи конкретной ситуации с конкретным индивидуумом и, поскольку дело каса­ется внутренних сил, из многочисленных.связей различных функциональных систем, которые образуют индивидуума.

Полное выполнение этого принципа, конечно, требует за­вершения задачи, решение которой сейчас только начато, т. е. необходимо 'подходящее представление о конкретной психоло­гической ситуации в соответствии с ее индивидуальными харак­теристиками и связанными с ними функциональными свойства­ми и представление о конкретной структуре психологической личности и о ее внутренних динамических фактах. Вероятно, то обстоятельство, что технически такое конкретное представ­ление не только физической, по и психологической ситуации не может быть выполнено 'без помощи топологии, самой молодой ветви математики, поддерживает психологическую динамику в

наиболее важных областях психологии по аристотелевскому способу мышления. Но более важными, чем эти технические вопросы, могут быть общие реальные и философские предполо­жения: слишком слабая научная смелость в вопросе о законо­мерности психического, слишком низкие требования к валидно-сти психологических законов, и тенденция, которая идет рука об руку с этим пристрастием к чистой регулярности, к специ­фическим историко-географическим понятиям.

Случайности исторических процессов преодолеваются не пу­тем исключения из систематического рассмотрения изменяю­щихся ситуаций, а только изучением всей индивидуальной природы конкретного случая. Постоянно надо держать в уме, что общая валидность закона и конкретность индивидуального случая не являются антитезами и что ссылка на всеобщность конкретной целой ситуации должна заменить ссылку на мак­симально возможную историческую коллекцию частых повторе­ний. Методологически это означает, что важность события и его валидность как доказательства не могут оцениваться с помощью частоты его появления. Наконец, для психологии это означает, как это было и в физике, переход от абстрактной про­цедуры классификации к, по существу, конкретному конструк­тивному методу.

Мне кажется, что тот факт, что современная психология не­далека от того времени когда доминирование аристотелевских концепций сменится галилеевским способом мышления про­явится и в более внешнем вопросе, касающемся психологиче­ских исследований.

Одной из характерных черт ранней спекулятивной стадии во всех всех науках является то, что школы, представляющие раз­личные системы, противостоят друг другу до такой степени, ка­кая не существует, например, в современной физике. Когда в современной физике появляется различие в гипотезах, то все равно остается общий базис, который не знаком школам спе­кулятивной стадии Это только внешнее проявление того факта, что концепция поля ввела метод, позволяющий шаг за шагом приблизиться к пониманию. Таким образом, происходит непре­рывный прогресс науки, который постоянно вес более ограни­чивает возможности для всей совокупности различий между различными физическими теориями.

Мне кажется, что во многом показательным является раз­витие школ в современной психологии, приводящее к переходу к подобным процессам в развитии не только в сенсорной, но и во всех областях психологической науки.

Левин (Lewin) Курт1 — представитель школы гештальтпеихологии. В отли­чие от других представителей гештальтпеихологии, разрабатывавших проб­лемы восприятия (Коффка, Рубин), мышления (Кёлер, Вертгеймер, Дункер), психического развития (Коффка), распространил принципы гештальтпеихо­логии на экспериментальное исследование личности — потребностей, аффек­тов, воли («Намерение, воля, потребности», 1926; «Динамическая теория лич­ности», 1935; «Принципы топологической психологии», 1936).

Родился в 1890 г. в Пруссии. Учился в университетах Фрейбурга, Мюн­хена и Берлина. В 1914 г. получил докторскую степень. После четырехлет­ней службы в армии преподавал психологию в Психологическом институте Берлинского университета. Работал в тесном содружестве с Вертгеймером, Кёлером, Коффкой. После установления фашизма в Германии эмигрировал в США, где преподавал в Стенфордском и Кориельском университетах. В 1945 г. стал руководителем исследовательского центра групповой дина­мики при Массачусетсском технологическом институте. Умер 12 февраля 1947 г.

Левин был страстным поборником эксперимента. При этом он всячески подчеркивал, что эксперимент должен вытекать из теории и отвечать на конкретную теоретическую задачу. «Без теории эксперимент слеп и глух»,— любил он повторять своим ученикам. В ряде работ («Понятие генезиса в физике, биологии и истории развития», 1922; «Закон и эксперимент в психо­логии», 1927; «Об аристотелевском и галилеевском способе мышления», 1931) Левин сформулировал методологические принципы эксперимента в пси­хологии. Он был увлечен, захвачен своими идеями.

Левин был не только крупным ученым, но и яркой личностью с широ­ким кругом интересов, эрудированным в вопросах биологии, физики, мате­матики. Он выступил за применение в психологии физической теории поля и для описания мотив анионных отношений индивида и среды использовал некоторые разделы математики (топологию, векторный анализ).

Левин очень любил молодежь, всегда был окружен студентами, моло­дыми сотрудниками, всегда внимательно и доброжелательно выслушивал их подчас наивные суждения. Вместе с тем он был очень требователен и строг к работе, даже гневен, если замечал недобросовестное отношение к резуль­татам эксперимента. «Наука не терпит лени, недобросовестности и глупо­сти» — была его любимая фраза.

Интересно отметить, что многие исследования, вошедшие в фонд психо­логической науки (например, работа Хоппе — об уровне притязаний, Т. Дем-бо — об аффекте, А. Карстеи — о пресыщении, Р. Биренбаум — о забывании намерений, Б. Зейгарник — о воспроизведении незавершенных действий),

1 Биографическая справка написана ученицей К. Левина профессором Б. В. Зейгарник.

были дипломными работами студентов, проведенными под руководством К. Ленина

Методологические и философские позиции К. Левина базировались на идеалистической философии Кассирера, Гуссерля. Историческая заслуга его в психологин велика. Она состоит в том, что он ввел в психологию новые параметры изучения человека. Он сделал предметом своего исследования потребности и мотивы человеческого поведения, первый в психологии нашел пути экспериментального исследования мотивационной сферы.

В хрестоматию вошли' отрывок из сборника избранных статей «A dyna­mic theory of personality» (1935) и статья «Defining the Field at a given lime» (Psychol. Rev. 1943. V. 50. N 3), в которой развиваются положения его психологической «теории поля». Обзор важнейших экспериментальных ис­следований, выполненных в школе Левина, содержится в «Эксперименталь­ной психологии» (Ред., сост. П. Фресс и Ж. Пиаже. Вып. V. М., 1975. С. 22-23, 37—40, 77—80, 85—89).

К- Левин топология и теория поля

Для того чтобы понимать и предсказывать психологическое по­ведение (В), необходимо для каждого вида психического со­бытия (действия, эмоции, переживания и т. д.) определить ту кратковременную действующую целую ситуацию, которая пред­ставляет собой кратковременную структуру и состояние лично­сти (Р) и психологического окружения (среды)—ЕВ = РЕ. Каждый психологический факт должен занимать определенное положение в этом поле, и только такие факты производят ди­намические эффекты* (являются причинами событий). Среда со всеми ее свойствами (направление, расстояния и т. д.) должна определяться не физически, а психобиологически, т. е. в соот­ветствии с се квазифизпческой, квазисоциалыюй и квазидухов­ной структурой.

Динамическую структуру личности и среды можно предста­вить с помощью математических понятий. Связь между мате­матическим представлением и его психодинамическим значени­ем должна быть точной.

Прежде всего необходимо описать силы психологического Поля и виды их действий, не рассматривая вопроса о том, при­обрел ли предмет в некотором частном случае свою валент­ность в предварительном опыте или каким-нибудь другим пу­тем.

Психологические районы, границы, силы поля, векторы, валентности и локомоции

Первым предположением, которое следует сделать для понима­ния ребенка, является определение психологического положе­ния, которое занимает рассматриваемый ребенок, и областей свободы его движений, т. е. областей, доступных ему, и обла­стей, которые психологически существуют для ребенка, но не достижимы для пего вследствие социальных характеристик си­туации (ограничений, накладываемых другими детьми, запре-

щения взрослых и т. п.) или вследствие ограничений его собст­венных социальных, физических и интеллектуальных возмож­ностей и способностей. Независимо от того, является ли область свободы его движений большой или малой, она имеет решаю­щее значение для целостного поведения ребенка.

Эти возможные и невозможные пспходнпамические движе­ния (квазителесные, квазисоциальные, кваэидуховпые) можно охарактеризовать в каждой точке окружающей среды с по­мощью понятий топологии, которая является пеколичественной дисциплиной о возможных видах связей между «пространства­ми» и их частями.

Основой для координации между математическими и психо­динамическими понятиями и понятиями среды является коор­динация топологического пути и психодинамического передви­жения. Топологическое описание определяет, к каким точкам ведут различные пути и какие области этими путями пересека­ются. Область, которую ребенок не может достичь, можно оха­рактеризовать с помощью 'барьера между этой областью и об­ластью, соседней с ней. Барьер как динамическое понятие соот­ветствует математическому понятию границы. Следует разли­чать барьеры различной прочности.

Для того чтобы определить, не только какие локомощш (пу­ти) возможны, но и какие из этих 'возможных локомоций про­изойдут в данный момент, необходимо использовать понятие силы.

Сила определяется тремя свойствами: 1) направлением, 2) величиной, 3) точкой приложения. Первое и второе свойства представляются математическим понятием вектора. Точка при­ложения определяется на чертежах стрелкой (как это принято в физике).

Динамически сила точно коррелирует с психобиологически­ми локомоциями. Реальное передвижение должно происходить в каждом случае в соответствии с направлением и величиной результирующей одновременно действующих сил, и в любом случае передвижения существует результирующая сил в на­правлении этого передвижения.

Направление, которое сообщает детскому поведению ва­лентность, чрезвычайно варьирует в соответствии с содержа­нием его желаний и потребностей. Тем не менее можно разли­чить две большие группы валентностей в соответствии с типом первоначального поведения, которое они вызывают: положи­тельные валентности (+)> вызывающие приближение к о'бъек-ту, и отрицательные (—)г которые ведут к уходу или отступ­лению.

Действия в направлении валентности могут иметь форму не­контролируемого импульсивного поведения пли направленной волевой активности; они могут быть «соответствующими» или «несоответствующими».

Те процессы, которые обычно создают впечатление особен-

но направленных, динамически обычно характеризуются отно­шением к положшелышй валентности.

Нужно различать двиокущие силы (которые связаны с поло­жительной или отрицательной валентностью) и сдерживающие силы, которые связаны с барьерами.

То, что валентность связана с субъективной оценкой направ­ления н что ей должна быть приписана направленная сила, определяющая поведение, можно понять из факта, что измене­ние положения привлекательного объекта ведет к изменению направления движений ребенка

Чрезвычайно 'простой пример действия в направлении поло­жительной валентности иллюстрируется на рис. 33.

Шестимесячный1 ребенок протягпвает ручки, ножки а голову к погремушке или к ложке с кашей в соответствии с направле­нием вектора (V).

Направление сил поля играет важную роль в таком интел­лектуальном поведении, которое должно иметь место при реше­нии задач с обходным путем. Ребенок, вероятно, хочет получить кусочек шоколада, который находится ло другую сторону скамьи (рис. 34). Трудность такой задачи заключается прежде всего не в длине обходного пути (D), а в том что первоначаль­ное направление соответствующего пути не согласуется с на­правлением вектора валентности. Обход является тем более трудным при прочих равных условиях, чем больше для ребенка создаваемая барьером необходимость проделывать обходной путь, начиная с направления, противоположного направлению валентности (рис. 35).

Аналогичной является ситуация, когда ребенок хочет снять кольцо с палки, которая стоит таким образом, что кольцо нель­зя тащить прямо к себе, а сначала его нужно продвинуть вверх от себя Те же самые факторы действуют и тогда, когда ребе­нок определенного возраста испытывает трудности при попыт­ке сесть в кресло или на камень. Ребенок приближается к кам-

пю (5), обращаясь к нему лицом, для того же, чтобы сесть,, он должен отвернуться, т. е. выполнить движение, противопо­ложное направлению силы поля (рис. 36).

Когда ребенок находит решение такой задачи обходным пу­тем, это происходит всегда вследствие переструктурнровашш поля. При этом восприятие целой ситуации таково, что путь к цели, начинает выступать как единое целое. Первоначальная часть пути, которая объективно является все же движением от цели (например, рис. 35), психологически становится первой фазой общего движения к цели.

Дата добавления: 2015-08-29