Кончался май. Вместе с ним успешно закончился большой этап в работах нашей экспедиции.
НЕОБЫЧНЫЕ ВРАГИ
ГДЕ-ТО ЛИПА ЦВЕТЕТ
Два дня мы провели в нашем домике. Два дня отдыха! Не так-то уж это много после 38 суток ледяного похода. Но, по терминологии спортсменов, мы были «в полной форме», и двухдневная передышка казалась для нас вполне достаточной, чтобы пуститься в новый поход.
Вася Ходов, видимо, изрядно стосковавшийся, ухаживал за нами, как нянька за малыми детьми. Он пек, варил, таскал снег, грел воду для ванн, кормил нас и всячески проявлял свое внимание. Но радость встречи не сказалась на его характере. Будучи всегда немногословным, он и сейчас ухаживал за нами молча. Только теплые взгляды да мягкие, предупредительные движения выдавали настроение юноши и его отношение к нам. Он старался угадать каждое наше желание. И его молчаливость и скупость в выражении чувств придавали этому вниманию еще больше задушевности и тепла.
Вася жадно слушал наши рассказы о путешествии, но ничего не говорил о своей жизни в одиночестве. Пришлось нам первым приступить к расспросам.
— Ну, Вася, рассказывай, как ты здесь жил.
— А чего рассказывать? Хорошо.
— Были сильные метели?
— Были. Один раз выход из дома совсем занесло.
— Как же вылез?
— Откопался.
— Наблюдения вел аккуратно?
— Один раз запоздал.
— Это почему?
— Вышел вовремя. У будки с термометрами медведь...
— У будки?!
— Стоит на задних лапах, дверцу обнюхивает.
— Ну?!
— Ну, пока бегал за карабином да стрелял, на семь минут к наблюдениям опоздал.
— Медведя-то убил?
— Убил у самой будки. Потом отметки с термометров брал, стоя на туше.
— Выходит, что медведи беспокоили?
— Было.
— В дом-то хоть не лезли?
— Один в туннель забрался, медвежонка нашего задавил. Я тут его и застрелил — прямо из сеней.
— Да сколько же ты их набил?
— Восемь.
— Сколько?!
— Восемь, говорю.
— И всех у домика?
— Четырех.
— А остальных?
— Одного у будки — я говорил. Одного у ветряка, одного на льду»- Он подошел к складу, да чего-то испугался — побежал...
— Уже семь. А восьмого?
— Позавчера на доме убил.
— Как на доме?
— Так на доме. Он залез по забою на крышу: трубой интересовался...
— А где ты загорел?
— Да больше на улице был, на солнце. Сами советовали.
— Значит, не скучал?
— Иногда. Медведи да щенята... Потом чайки появились...
— А поговорить не с кем?
— С Землей Франца-Иосифа разговаривал, раз с Ленинградом.
— Так это же все точки да тире! Без человеческого-то голоса, небось, скучновато?
— А репродуктор? Включу — он говорит, поет.
— Ну, а нас ждал?
— Думал, где вы. А так скоро не ожидал. Вот комнату красить начал — не успел.
В наше отсутствие Ходов начал ремонт домика. Внутри он решил окрасить его в белый цвет. Развел белила и в промежутках между метеорологическими наблюдениями, работой в радиорубке и охотой на медведей принялся за окраску потолка и стен. Наш приезд захватил метеоролога, радиста, охотника и маляра в самом разгаре работ. Потолок жилой комнаты уже блестел и радовал взгляд, как только что выпавший снег. Можно было представить, каким уютным будет наше жилье по окончании ремонта.
Мы отдыхали по-настоящему. После 38 суток скитаний по льдам приятно было принять ванну, побриться, одеться в обычную легкую одежду, а ночью ■ вытянуться на чистой, свежей простыне.
Собаки, отпущенные на волю, пользовались полной свободой. Их отдых был не только заслуженным, но и необходимым.
Впереди предстоял новый этап работы — исследование центральной части Северной Земли. Надо пересечь ее от залива Сталина, через фиорд Матусевича, до мыса Берга, по пути, уже пройденному нами с Журавлевым в марте. Далее мы должны заснять восточный берег Земли, дойти до вершины залива Шокальского и, если бы он действительно оказался заливом, вновь пересечь Землю в западном направлении и уже западным берегом вернуться на острова Седова. Для этого необходимо пройти 700—800 километров. Этот маршрут на весну 1931 года давно нами задуман. Нам нужно было заснять Северную Землю в два года. Если бы мы не провели этой весной маршрута в центральную часть Земли, то не смогли бы закончить работ и в следующем году.
Время было позднее. Май кончился. И хотя никаких коренных перемен в полярном пейзаже еще не замечалось, настоящая полярная весна с ее распутицей не за горами. Безусловно, она должна захватить нас в пути. Это сулило такие трудности, каких мы еще не встречали, причем приходилось считаться не только с предстоящими лишениями. Если бы распутица задержала нас надолго, морские льды могли вскрыться, и море отрезало бы нас от базы экспедиции до нового замерзания в октябре — ноябре. Было над чем призадуматься!
Предстоящий поход был, кажется, исключением в истории арктических путешествий. Обычно июнь здесь считается уже непригодным для санных исследовательских маршрутов. Правда, многие исследователи ходили в этот период по льдам, но их передвижения были вынужденными — перед ними стоял вопрос о спасении жизни. Нам же казалось, что если человек может итти по морским льдам, когда ему угрожает гибель, то он сумеет пройти по ним для проведения обычных работ. Мы были уверены, что самая буйная распутица не в силах остановить нас и только в худшем случае сможет задержать, замедлить наше продвижение, сделать его необычайно трудным. Мы ясно представляли картину предстоящего похода и положение, в котором можем оказаться, но сознательно шли на неминуемые трудности.
Более всего меня беспокоил залив Шокальского. Если бы он оказался действительно заливом, нам пришлось бы делать второе пересечение Земли. К этому времени снег должен был растаять, земля обнажиться, речки наполниться водой. Продвигаться с помощью обычной упряжки в таких условиях невозможно. В этом случае предполагалось бросить все лишнее снаряжение, сохранить только дневники, журналы съемки, научные инструменты и коллекции, запрячь всех собак в одну упряжку и так пробиваться на запад. На случай возможной потери собак и вынужденной необходимости итти пешком, кроме парусиновой палатки, бралась еще шелковая и портативное высококалорийное продовольствие — шоколад, пеммикан, какао, молочный порошок и галеты.
Меховые брюки, пимы, толстые меховые чулки и малицы мы оставляли дома. Из одежды брали оленьи и суконные рубашки, кожаные сапоги и брюки и тюленьи непромокаемые пимы. Кроме этого, у нас были легкие кухлянки, спальные мешки и дождевики.
На случай, если бы нас море отрезало от базы экспедиции и нам пришлось бы жить на Северной Земле до ледостава и питаться продуктами охоты, я упаковал и положил на свои сани 300 штук винтовочных патронов.
Выход был назначен на 1 июня.
Поход действительно был тяжелый. Тяжести пути оказались столь труднопереносимыми, что перед ними поблекло все, что рисовало нам воображение перед отправлением в путь. Но задача, поставленная нами, была выполнена полностью.
Как это было сделано — рассказывают страницы дневника. Обратимся к нему.
«2 июня 1931 г.
Здесь часто путаются привычные понятия. Опровергаются старые, давно установившиеся истины. Вчера мы оставили наш домик и вышли в новый поход на выполнение второй части работы экспедиции — исследование центральной части Северной Земли. Вчера же по календарю был первый летний день. Помню, еще ребенком я разучивал: «Летние месяцы — июнь, июль, август». Вспоминается еще: «Летом солнце печет, липа цветет, рожь наливает...» Но впечатления последнего дня так же далеки от такого представления о лете, как далеки самые детские годы. Кажется, еще ни разу не покидали мы нашей базы в более неприятную погоду, чем вчера. С утра хмурилось небо и тянул северо-восточный ветерок. Он свежел с каждым часом. Когда мы окончательно были готовы к выходу, повалил снег и началась настоящая метель. Мы бы охотно воздержались от выступления в такую погоду, но боимся потерять время. Утешая себя старой поговоркой, что из дома погоды не выберешь, пустились в путь навстречу метели. Через час поверх меховых рубашек пришлось надеть кухлянки. Сырой, резкий ветер насквозь пронизывал теплый мех, и мы мерзли не менее, чем зимой. Вот тебе и «липа цветет».
Сейчас 7 часов утра. Мы снова у продовольственного склада на мысе Серпа и Молота. За 12 часов пройдено 70 километров. Метель стихла почти на половине перехода, но холод пробирал нас всю дорогу. Иногда показывалось, но тут же вновь скрывалось за облаками бледное солнце, невеселое и негреющее. Только перед выходом на Землю заметно потеплело. Чашка горячего чая окончательно изменила наше настроение к лучшему.
На складе все в порядке. Медведей не было, а больше некому тронуть наши запасы.
Берем собачий пеммикан, керосин и мясные консервы в дополнение к другим припасам, захваченным с базы. В общем на каждую упряжку, включая вес саней и человека, приходится от 330 до 360 килограммов груза. На собаку падает до 40 килограммов. Наши собаки теперь втянулись в работу и могут везти и больше, но, учитывая трудность пути при пересечении Земли, это для них вполне достаточная нагрузка. Конечно, этого запаса на все время не хватит, но впереди у нас есть продовольственное депо на мысе Берга.
3 июня 1931 г.
Вчера в 23 часа покинули мыс Серпа и Молота. Продвинулись очень недалеко. Во время выхода все небо закрывали низкие облака, но видимость была достаточной. Шли по Земле напрямик, держа курс на вершину залива Сталина. Путь все время вел по прибрежной террасе сравнительно небольшой высоты. На поверхности ее, под снегом, много раковин моллюсков — следы когда-то покрывавшего ее моря. Дальше, в глубине Земли, на большей высоте, видна была вторая терраса, а за ней — горы Сталина и Калинина, напоминающие возвышенности мыса Серпа и Молота, со склонами, крутыми к морю и пологими к Земле.
Скоро налетел туман. В полчаса он окутал весь берег. Только иногда можно было уловить темные точки — отдельные валуны, разбросанные по террасе. От камня к камню медленно продвигались вперед. Наконец вынуждены были остановиться. Съемка стала невозможной. В добавление к туману повалил густой снег, начался ветер.
Поставили палатку. Пройдено всего лишь около 11 километров. Решили приготовить завтрак в надежде, что за это время погода улучшится. Но мы успели не только позавтракать, но и выспаться и пообедать, а с места сдвинуться не могли. ^ Уже 15 часов как метель с силой несется с юго-востока. Ветер треплет палатку. Снег заваливает собак и сани. Когда же конец?
4 июня 1931 г.
В первом часу, воспользовавшись ослаблением метели, снялись с лагеря. Еще несколько часов дул свежий восточный ветер и продолжалась поземка. Но съемке они не мешали. К полудню ветер стих, и заголубело небо. К этому времени, беспрерывно продвигаясь на юг, мы достигли устья речки в самом куту залива Сталина. В апреле мы с Журавлевым начали отсюда пересечение Земли. Речка течет посредине широкой ледниковой долины. Само русло речки представляет узкое ущелье глубиной в 30—40 метров, и лишь временами левый берег понижается и становится отлогим. Пласты пород разрезаны руслом поперек залегания. Поэтому здесь прекрасные геологические обнажения. Чтобы иметь возможность увидеть почти беспрерывный разрез Северной Земли, мы решили повторить пересечение по старому пути. Кроме того, этот путь был уже знаком и наиболее благоприятен в некоторых других отношениях. После небольшого отдыха на берегу залива Сталина мы направили упряжки в русло речки и начали постепенный подъем. Лагерь разбили, пройдя 15 километров вверх по течению, при генеральном курсе восток-северо-восток.
Всего сегодня прошли 41 километр. Лучшего и желать нельзя. Но завтрашний день не обещает ничего хорошего. С 18 часов опять началась метель. Сила ветра все время нарастает. Визг и вой переходят на все более высокие ноты. Сейчас мы целиком зависим от погоды. Со дня на день ждем оттепели и распутицы и знаем, что если распутица захватит нас в центре Земли, мы не сможем пройти узкими ущельями на восточную сторону. А тут метели так и налетают одна за другой и задерживают нас. Признаки весны видны на каждом шагу. Она где-то совсем близко. Отдельные бугры на пройденной нами террасе, где снег или ожеледь лежали тонкими пластами, уже обнажились. Среди мхов на солнечном припеке кора миниатюрных побегов полярной ивы приобретает зеленый оттенок. В русле речки порхают и весело чирикают пуночки. Сегодня на одном из обтаявших бугров увидели полярную сову. Она сидела неподвижно и следила за нашим караваном. Только когда мы подъехали почти вплотную, птица слетела. На дне влажной ямки, на голой земле, лежало шесть почти круглых белых яиц. Мы забрали яйца и на стоянке сварили. На вкус они оказались вполне приемлемыми.
6 июня 1931 г.
Вчера не могли сдвинуться с места. Весь день бесилась, выла и улюлюкала дикая метель. Даже зимой мы редко слышали такой концерт. Наш лагерь был расположен в глубоком ущелье и защищен со всех сторон. Несмотря на это, мы боялись, что палатка не выдержит напора ветра. В отдельные моменты скорость его достигала 20—21 метра в секунду. После шквала ветер несколько слабел, но через 15—20 минут налетал с новой силой. Бешено проносились тучи мелкого липкого снега. Сани и собаки похоронены под сугробами. Вот тебе и июнь! Начиная от главной базы, после каждого перехода долго отсиживаемся и бесполезно теряем время из-за непогоды. Нудное сидение в палатке в общей сложности отнимает больше времени, чем нахождение в пути. Мерзко! Погода явно против нас.
Только около полуночи ветер начал слабеть. В 4 часа решили, что метель кончается, и снялись с лагеря. Но только двинулись, как опять повалил снег и снова завыл ветер. Четыре часа пробивались вперед. Берега речки постепенно понижались. Наконец мы достигли водораздела. Здесь волей- неволей пришлось остановиться. Впереди было новое очень глубокое русло другой речки, текущей уже на восток. Нам нужно было попасть в него. По старому опыту мы знали, что это не легко. Недалеко от верховьев речки еще можно было спуститься в ее русло, но само оно здесь было непроходимым. Ниже по течению скалистые берега образуют ущелье глубиной до 70—80 метров. Да и вблизи водораздела стены этого ущелья возвышаются от 25 до 35 метров. Снежные наддувы совершенно маскируют обрывы. В метель с них легко свалиться. Последствия могут быть непоправимыми.
А ветер свистит. Один шквал сменяется другим. Валит мокрый снег. Видимость скверная. Ориентиров нет. Приходится стоять и ждать, пока метель позволит продолжать путь. Поставили палатку. Сани не развязывали и собак оставили в упряжках, чтобы сняться при первой возможности.
Тепло. Солнце скрыто за облаками, а снег на палатке тает. Струйки воды сбегают по полотну. С тревогой обсуждаем вопрос — удастся ли проскочить на восточную сторону Земли.
Около полудня ветер достиг скорости 18 метров в секунду. Но это был его последний вздох. Скоро он начал быстро слабеть. В 14 часов мы пошли дальше.
Водораздел представляет слегка всхолмленную равнину с небольшими пологими возвышенностями. При первом пересечении в апреле путь здесь был хорош. Снег лежал ровной плотной массой, и сани легко скользили по нему. Сейчас дорога убийственная. Свеженаметенный сырой снег липнет к полозьям. Собаки еле волочат сани. Сами мы, сколько можем, помогаем им.
Так пробивались около 15 километров, пока не дошли до верховьев нужной нам речки. Измученные собаки лежат не поднимаясь. Сами сидим в палатке, куда загнала нас вновь начавшаяся метель».
В БОРЬБЕ С РАСПУТИЦЕЙ «7 июня 1931 г.
Опять всю ночь ревел ветер и бушевала метель. Собак и сани вновь пришлось откапывать. Зато с утра установилась такая чудесная погода, какой на Северной Земле мы еще ни разу не видели. Солнце, голубое небо, редкие клочья белых облаков, тепло и полный штиль. Настоящий мартовский день где-нибудь в Подмосковье. Слышалось пение пуночек. Откуда- то издалека доносилось гуканье совы. Пьянил кристально- чистый воздух. Он был так прозрачен, что позволял четко видеть зубцы Базарных скал в фиорде Матусевича, хотя до них оставалось еще около 70 километров. Такой же беспредельно широкий горизонт открывался в сторону Карского моря. Там светились морские льды. А на юге лежал ледниковый щит. Все это захватывало своей ширью, блестело и искрилось в лучах яркого солнца.
Казалось, что в такую погоду можно за один переход объехать всю Северную Землю. С этим настроением мы и оставили лагерь. Сделали в этот день такой переход, который, безусловно, будет иметь решающее значение в нашем путешествии.
Сначала путь шел вдоль узкого и глубокого ущелья, заполненного рыхлыми сугробами и местами перегороженного высокими ступенями водопадов. Дальше каменная щель заметно расширялась, а профиль ее дна становился все спокойнее и спокойнее. Скоро на противоположном берегу показалась очень характерная скала, запомнившаяся еще с апрельского похода. По ней, точно по маяку, нашли и узенький участок берега, позволявший спуститься в русло речки.
Спуск на этот раз прошел значительно легче. В апреле на этом склоне, падающем под углом почти в 45 градусов, лежал утрамбованный ветром и смерзшийся забой, едва прикрытый пушистым снегом. Это мешало по-настоящему ■ использовать тормоза, и мы тогда не скатились, а буквально свалились с высоты почти 50 метров. Журавлев здесь чуть не сломал себе ногу.
Сейчас склон был покрыт глубоким рыхлым снегом, что не могло не облегчить торможения, а высокий ступенеобразный уступ внизу почти исчез. Обмотанные веревками и цепями полозья саней еще больше уменьшили скольжение, и мы без приключений оказались внизу, со всех сторон окруженные высокими скалистыми берегами.
Прерванный водоразделом, в этом месте снова возобновлялся естественный геологический разрез Северной Земли. Ущелье, идущее «вкрест простирания» пород, залегающих почти в меридиональном направлении, давало прекрасную геологическую картину этого района Земли. Ущелье в районе нашего спуска украшали причудливые обрывы, местами образующие отдельные сильно выступающие скалы. Складки пород были резко изогнуты, местами скручены и перевернуты.
Пестрая толща горных пород западного берега Земли здесь сменялась известняками и другими породами. Сильно дислоцированные породы образовывали сложную картину. Местами все породы были раздроблены, а местами стерты в порошок и превратились в такую смесь, что нельзя было отличить ни слоистости, ни складок. Это была зона каких-то необычайно мощных движений пластов земной коры.
Здесь пришлось немного задержаться, чтобы исследовать узкую каменную щель вверх по речке. Отвесные берега местами здесь сходились настолько близко, что только человеку пройти. Немного выше эта щель несколько расширялась, но там над головой висели огромные снежные козырьки, каждую минуту готовые рухнуть вниз.
Потом удалось осмотреть ближайший район и съездить в русло потока, который впадает в речку перед большим ущельем. Судя по характеру русла, этот поток многоводнее речки,- в которую мы спустились. Возможно, что он является основным руслом. Берега его такие же крутые и сложены красными песчаниками со значительными прослойками других пород.
Но надолго задерживаться было нельзя. Таяние снега стало видимым. Появились сосульки. Во многих местах с обрывистых берегов заструились ручейки воды. В руслах речек они скрывались под забоями снега, но кое-где вода уже успела пропитать сугробы и начала скапливаться в лужи и пока еще крохотные озерки. Задержка здесь на день, а может быть, и на несколько часов, грозила ловушкой и срывом похода. Надо было спешить.
Впереди лежало большое ущелье. Занимал вопрос — что мы там найдем. Рассчитывать можно было только на мощные снежные забои. Они на какое-то время должны были задержать воду.
Не останавливаясь на ночлег, в полночь двинулись дальше.
8 июня 1931 г.
Первый бой выигран. Пересечение Земли можно считать совершенным. Участок, наиболее беспокоивший нас, остался позади...
Чем дальше мы шли по руслу речки, тем заметнее становилась прибыль воды. Через каждые 300—400 метров, справа и слева, со скал падали миниатюрные водопады и сбегали маленькие ручейки. Из-под снега часто слышалось глухое журчание воды. Местами пропитавшийся снег уже превращался в месиво. Лавируя между пятнами раскисшего снега, километр за километром мы шли вперед, пока не приблизились к самому опасному месту — узкому ущелью с отвесными стенами от 80 до 100 метров высотой. Если бы и здесь происходило такое же ускоренное таяние снега, мысль о дальнейшем продвижении пришлось бы оставить.
Перед мрачным входом в ущелье справа шумел поток. Большое озеро собравшейся воды преградило путь. Берега озера уже превратились в снежную кашу. Но в воротах ущелья, как и зимой, лежал высокий снежный забой, запрудивший воду. Пока она не прорвалась вперед, ущелье должно было быть проходимым. Пробравшись под самой скалой, я прошел некоторое расстояние между гигантскими черными стенами. Вверху, как и полтора месяца назад, висели огромные снежные козырьки. Вода действительно сюда еще не пробилась. Но надо было спешить.
С одного края озера мы нашли место, где вода доходила только до колен. Я погнал свою упряжку. Для собак это было первым крещением. Сырость они вообще ненавидят, а здесь надо было лезть в воду. Собаки заупрямились, остановились, попытались повернуть обратно. Но надо было приучаться. Впереди воды так много! Подтянув сани к краю озера, я столкнул собак в воду. Стремясь поскорее выбраться, они с визгом вытянули сани на противоположный берег. Я нарочно перевалил поскорее через снежный забой и скрылся за его склоном. Собаки, как правило, теряя из виду идущую впереди упряжку, стремились поскорее догнать ее. Поэтому собаки следующей упряжки, поборов отвращение к воде, одна за другой бросились по следу и вынесли сани в ущелье.
Дальше пошло лучше. Снег в ущелье был крепкий. Намокшие собаки, стараясь согреться, быстро бежали вперед. Мы замедляли движение, только когда надо было пройти под огромными снежными козырьками. Казалось, что иногда достаточно было незначительного сотрясения воздуха, чтобы тысячи и тысячи тонн снега рухнули вниз. Несколько таких громад, под которыми мы с Журавлевым прошли в апреле, уже рухнули. На дне ущелья лежали целые горы снежных глыб. В особо опасных местах мы останавливались, делали несколько выстрелов, и если снежные громады не падали, то, затаив дыхание, возможно быстрее гнали собак.
На выходе из ущелья, где стены его понизились, снова появилась вода и размякший снег. Во многих местах обнажились камни. Здесь нам пришлось поработать. Около пяти километров, впрягшись вместе с собаками, тащили сани то по размякшему снегу, то по голым камням, то по воде.
За ущельем река образует долину около двух километров шириной. Часть этой долины занята озером. Здесь был опять тот же размякший снег и кое-где вода. Мы встали на лыжи. Так прошли еще пять километров, пока не выбрались на крепкий снег уже в фиорде Матусевича.
До восточного берега Земли было еще далеко, но теперь мы знали, что пройдем к нему. А приходилось бороться буквально за каждую минуту времени: там, где прошли сегодня, завтра уже нельзя было бы пробраться.
Так мы выиграли первый бой — обогнали распутицу в центральной части Земли.
Лагерем стали на одном из «бараньих лбов». Поверхность его почти свободна от снега, и наша палатка стоит на сухой земле, только сани, в 10 метрах от нас, оставлены на снегу. В лагере полная тишина. Собаки уже спят.
Мы были в работе беспрерывно полтора суток и дьявольски устали. На трудном пути мы не прерывали съемки и обследовали обнажения. Стены ущелья оказались сложенными известняками с фауной силурийских[9] кораллов, морских лилий и брахиопод. Далее шла область конгломерата, повидимому, переходная ступень к кембрию.
9 июня 1931 г.
Прошли почти 32 километра местами прекрасного, местами очень тяжелого пути. Правда, трудности были уже другого характера. Вода сегодня не беспокоила. Она в небольшом количестве скопилась только около островка, на котором стоял наш лагерь. Поверхность островка полностью освободилась от снега. Сани, оставленные на снегу, за время нашего отдыха оказались на голой земле. Весна вступает в свои права по- настоящему. Снег — там, где он лежал тонким слоем, едва прикрывавшим землю, — исчезает буквально на глазах. Кое- где он испаряется, не оставляя даже влаги. На участках, покрытых глубокими, утрамбованными во время метелей забоями, влияние солнца еще незаметно. Только миллиарды снежных кристаллов горят и переливаются, точно бриллиантовая пыль. На таких перегонах собаки бегут играючи. Сравнительно легко мы прошли часть фиорда, занятого сползшим в воду языком глетчера. Он занимает всю ширину фиорда, около трех километров, и лежит здесь, повидимому, очень давно. Поверхность его покрыта огромными ледяными волнами. Собаки и сани то ныряют вниз, то взбираются на новый гребень. В первом случае надо попридержать сани, затормозить их стремительное скольжение, не допустить увечья собак, а во втором — ухватиться за воз и напрячь все силы, чтобы помочь собакам выдернуть тяжелые сани на гребень ледяной волны. И так беспрерывно, много часов. Пот струится по лицу, застилает снежные очки, струйками щекочет спину. Но движения у нас быстрые, стремительные. Журавлев даже напевает:
По морям, по волнам, Нынче здесь, а завтра там.
И собак как бы захватывает это настроение. Повизгивая, они выдергивают сани на очередной гребень и, как пушистые шары, катятся вниз. При остановке они смотрят весело, не ложатся и оживленно помахивают хвостами.
Дальше и дальше. Ледяные гребни становятся круче. Ледниковый язык, повидимому, уже достиг воздействий приливной волны. Появляются трещины. Итти дальше по леднику не только тяжело, но и опасно. Прижимаемся к берегу. Мягкие, сглаженные склоны его постепенно становятся выше и круче. Вот уже зеленые скалы, покрытые яркими пятнами оранжево-красных лишайников, вздыбились почти отвесными стенами. Между ними видны ослепительно белые снежные поля и голубые изломы глетчеров. Ледник, заполнивший фиорд, вплотную прижался к скалам. Между ним и каменной стеной — глубокий коридор, одна стена которого зеленая — каменная, другая голубая — ледяная. Иногда дно коридора преграждается каменной глыбой, свалившейся со скалы, твердым снежным застругом или ледяным валом. Сани с трудом протискиваются между стенами. Веерная упряжка не вмещается в узкой щели, собаки теснят друг друга. Сани часто кренятся то вправо, то влево. Не поддержи их — они перевернутся. Путь тяжел. Нависшие над головой выступы скал делают его еще и опасным. Хочется скорее миновать их и выйти на простор. Мы работаем с полным напряжением, делаем невероятные усилия, чтобы удержать сани, заставляем торопиться собак.
Эхо наших криков и визга собак сливается с гомоном птиц. Количество их, — если вспомнить, сколько было в апреле, — увеличилось во много раз. Тысячи и тысячи люриков и чистиков стаями снимаются со скалы и вновь исчезают за ее выступами и в расселинах. Моевки еще больше увеличивают сутолоку птичьего базара. Только бургомистры плавно носятся высоко в небе и спокойно наблюдают за суетой людей, за бегущими собаками и переполохом своих соседей по гнездовью.
Но всему приходит конец. Язык глетчера, заполнявший фиорд, все время понижался. Наконец его край, сильно обтаявший, почти незаметно слился с морским льдом фиорда. Коридор кончился.
Перед нами открылся ровный лед, уходящий к мысу Берга, и только в нескольких километрах к югу с берега врезался в морской лед новый глетчер. Таяние здесь еще незаметно, хотя солнце припекает, как и всюду. Повидимому, сказывается близость морских охлаждающих пространств.
Лагерь разбили на каменистой россыпи у восточного подножья Базарных скал. Собаки лежат неподвижно. На гребень палатки уселась пуночка и развлекает нас веселой песенкой.
10 июня 1931 г.
С утра, заложив упряжку, начали колесить по фиорду. Сегодняшний день посвящаем съемке и осмотру обнажений горных пород этого района. Хорошо было бы полазить здесь целую недельку. Но, к сожалению, у нас нет времени.
Ширина фиорда достигает здесь 15 километров. На севере, на выходе из фиорда, хорошо видны морские торошенные льды. Противоположный берег сложен теми же древними осадочными породами. Здесь, так же как и на нашем южном берегу, все промежутки между отдельными вершинами заняты глетчерами, стекающими с ледяных куполов, расположенных внутри Земли. Как правило, они не доходят до моря и являются остатками минувшего мощного оледенения, сплошь захватывавшего Северную Землю. Очень показательны для затухания и отступления ледников висячие ледниковые долины на северном берегу фиорда. Одна из них обрывается на высоте около 100 метров и сохраняет ледяной каскад. Другая, уже без ледопада, находится на высоте 180—200 метров.
Ледопады и скалистые обрывы делают берег необычайно красивым. Трудно оторвать взгляд от зеленых скал с оранжево-красными пятнами лишайников, рассеченных каскадами льда, расколовшегося при падении с высоты на тысячи огромных глыб. Края трещин в ледяных обломках светятся то нежноголубым, то яркосиним цветом. Местами видны почти черные провалы. И все это высится над идеально белой и ровной скатертью льдов фиорда, а сверху накрыто бездонным голубым куполом неба.
Мы невольно задерживаемся у этого, вероятно, самого красивого уголка Северной Земли.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |