Томас, маленький человечек с вечно влажными ладонями, похожий на мышку, отметил, что у Якова Сильвера раскраснелось лицо, словно он только что одержал крупную победу. А работа Томаса как раз и заключалась в том, чтобы угадывать желания самых важных постояльцев гостиницы.
– Мистер Сильвер, меня зовут Томас. Рад видеть вас, сэр, – сказал он. – Могу я что-нибудь для вас сделать?
– Можете, Томас, – ответил Яков Сильвер. – Приготовьте бутылку лучшего шампанского, какое только у вас есть.
– И пусть ее принесет тот пакистанец, – добавил Лев Сильвер, – как там его зовут?..
– Омар, мистер Сильвер.
– Ах да, Омар. Он мне нравится. Попросите его принести шампанское в номер.
– Хорошо. – Томас согнулся в поясе, почтительно кланяясь. – Будет исполнено, мистер Сильвер.
Он поспешил к своему столику, а братья Сильверы вошли в лифт. Обитая плюшем кабина бесшумно подняла их на пятый этаж, отведенный самым почетным гостям.
– Ну, как все прошло? – спросил Лев Сильвер.
И Яков Сильвер ответил:
– Все прошло в точности так, как было запланировано.
Закрыв за собой дверь номера люкс, он скинул с себя плащ и пиджак и направился прямиком в ванную, зажигая по дороге весь свет. За спиной в гостиной заработал телевизор. Яков Сильвер стащил промокшую от пота рубашку.
В ванной комнате, отделанной розовым мрамором, все уже было готово.
Раздевшись по пояс, Яков Сильвер склонился над мраморной раковиной и вынул свои золотистые глаза. Высокий, обладающий телосложением бывшего игрока в регби, он был совершенен, как олимпиец: похожий на стиральную доску упругий живот, мускулистые плечи, мощные конечности. Захлопнув пластмассовую коробочку, в которую он аккуратно уложил золотистые контактные линзы, Яков Сильвер посмотрел на себя в зеркало. За собственным отражением он увидел значительную часть номера, отделанного в кремовых и серебряных тонах. В гостиной слышалось тихое бормотание диктора Си-эн-эн. Затем телевизор переключился на канал новостей «Фокс ньюс», потом на информационный выпуск Эн-би-си.
– Ничего, – донесся из комнаты звонкий тенор Муты ибн Азиза. Мута ибн Азиз сам выбрал себе это вымышленное имя – Лев. – Ни в одном выпуске новостей ничего нет.
– И не будет, – сказал Яков Сильвер. – ЦРУ мастерски владеет искусством манипулирования средствами массовой информации.
Теперь в зеркале появился сам Мута ибн Азиз, ухватившись одной рукой за дверной косяк ванной, другую держа за спиной. Черноволосый и темноглазый, с классическим семитским лицом, на котором застыла неистовая и неутолимая решимость, он был младшим братом Аббуда ибн Азиза.
Пододвинув стул, Мута уселся напротив туалета. Взглянув на свое отражение в зеркале, он заметил:
– Без бород мы выглядим какими-то голыми.
– Это же Америка. – Яков Сильвер отрывисто кивнул. – Возвращайся в комнату.
Оставшись один, он позволил себе думать, как Фади. Личину Хирама Севика Яков Сильвер отбросил в тот момент, когда они с Мутой выскочили из черного «Хаммера». Мута, как и было заранее обговорено, оставил полуавтоматический пистолет «беретта» с неуклюжим глушителем М-9СД на переднем сиденье. Выстрел его попал точно в цель, но никто и не сомневался в меткости Муты ибн Азиза.
«Хаммер» снова рванул вперед, а они быстро скрылись из виду, забежав за угол, а затем прошли по Двадцатой улице до Ф-стрит и, подобно двум призракам, исчезли за ярко освещенным фасадом гостиницы.
А тем временем, меньше чем в миле от них, Ахмад, оставшийся один в кабине «Хаммера», заполненной взрывчаткой «Си-4», уже принял мученическую смерть и отправился прямиком в рай. Герой, прославивший свою семью и свой народ.
«Твоя задача заключается в том, чтобы забрать с собой как можно больше врагов», – напутствовал Ахмада Фади, когда тот добровольно вызвался принести себя в жертву. На самом деле желающих было много, и между ними не было почти никакой разницы. Положиться он мог на каждого. Фади остановил свой выбор на Ахмаде, потому что тот приходился ему двоюродным братом. Разумеется, одним из многих, но у Фади был небольшой долг перед его дядей, за который он своим решением расплатился сполна.
Сунув руку в рот, Фади достал фарфоровые зубные коронки, с помощью которых он расширил челюсть Хирама Севика. Вымыв коронки водой с мылом, он положил их на место в твердую коробочку, в каких торговцы перевозят драгоценные камни и ювелирные украшения. Мута предусмотрительно пристроил ее на широкий край ванны, чтобы все было под рукой: ящичек с многочисленными полочками и отделениями, заполненными разнообразным театральным гримом, растворителями, резиновыми деснами, париками, цветными контактными линзами и всевозможными накладками для изменения формы носа, подбородка и ушей.
Выдавив на широкое хлопчатобумажное полотенце растворитель, Фади тщательно смыл грим с лица, шеи и рук. Его естественная, потемневшая на солнце кожа, добрых десять дней скрытая от людских глаз, проступала полосами. Наконец он увидел в зеркале Фади таким, каким его знал. На краткий миг он стал самим собой, бесценным сокровищем, попавшим в самое логово врага. Затем они с Мутой ибн Азизом уйдут, скроются в облаках, чтобы попасть в следующее место.
Вытерев лицо и руки полотенцем, Фади вернулся в гостиную. Мута, стоя перед телевизором, смотрел сериал «Клан Сопрано».
– Я прихожу к выводу, что эта тварь Кармела, жена главаря, вызывает у меня омерзение, – сказал он.
– И неудивительно. Только взгляни на ее обнаженные руки.
Кармела стояла в открытых дверях своего неприлично огромного особняка, наблюдая за тем, как ее неприлично огромный муж забирается в неприлично огромный «Кадиллак».
– А их дочь жила половой жизнью до замужества. Ну почему Тони не убил ее, как того требует закон? Расправившись с нею собственной рукой, он бы спас свою честь и честь своей семьи, которая теперь оказалась втоптанной в грязь. – В порыве отвращения Мута ибн Азиз шагнул к телевизору и выключил его.
– Мы стремимся привить нашим женщинам мудрость пророка Мохаммеда и Корана, истинную веру, которая должна стать им путеводной нитью в жизни, – заметил Фади. – А эта американка – она неверная. У нее ничего нет, и сама она – ничто.
Раздался робкий стук в дверь.
– Это Омар, – сказал Мута. – Я займусь им сам.
Молча кивнув, Фади скрылся в ванной.
Пройдя по глубокому ковру, Мута открыл дверь, впуская Омара. Это был высокий, широкоплечий мужчина лет сорока, не больше, с обритой головой, быстрой улыбкой и страстью отпускать непонятные шутки. На плече он держал серебряный поднос с бутылкой шампанского в громадном ведерке, двумя фужерами и тарелкой с нарезанными фруктами. Мута отметил, что Омар заполнил собой весь дверной проем, как это было бы и с Фади, поскольку оба были приблизительно одного роста и телосложения.
– Ваше шампанское, – торжественным тоном произнес Омар.
Пройдя в номер, он поставил свою ношу на стеклянную крышку столика для коктейлей. Когда Омар вынимал бутылку из ведерка, кубики льда зашуршали, вызывая мурашки.
– Я откупорю сам, – сказал Мута, забирая тяжелую бутылку шампанского у коридорного.
Когда Омар достал кожаную книжечку с квитанциями, Мута окликнул:
– Яков, принесли шампанское. Ты должен расписаться.
– Скажи Омару, пусть пройдет в ванную.
Даже после этих слов Омар посмотрел на Муту с сомнением.
– Идите же, – на лице Муты ибн Азиза появилась обезоруживающая улыбка. – Уверяю вас, он не кусается.
Держа кожаную книжицу перед собой, словно подношение, Омар направился на звук голоса Фади.
Мута уронил бутылку обратно на ложе из кубиков льда. Он понятия не имел, каково шампанское на вкус, и у него не было ни малейшего желания это узнать. Услышав донесшийся из ванной резкий громкий звук, Мута с помощью пульта дистанционного управления включил телевизор и прибавил громкость. Поскольку «Клан Сопрано» уже закончился, он стал переключать каналы и остановился только тогда, когда узнал лицо Джека Николсона. Номер наполнился голосом актера.
– Это же Джонни! – нараспев произнес Николсон в дыру в двери ванной комнаты, которую только что проделал топором.
Омар сидел, привязанный к стулу, поставленному в ванну. Его руки были связаны за спиной. Большие, подвижные карие глаза не отрывались от Фади. На подбородке наливался отвратительный синяк.
– Ты не еврей, – сказал на урду Омар. – Ты мусульманин.
Не обращая на него внимания, Фади продолжал заниматься своим делом, каковым в настоящее время являлась смерть.
– Ты мусульманин, такой же, как я, – повторил Омар. К своему собственному удивлению, ему было нисколько не страшно. Казалось, он пребывает во сне, как будто с самого своего рождения ему судьбой была предписана эта встреча. – Ну как ты можешь пойти на такое?
– Скоро ты примешь мученическую кончину за правое дело, – также на урду ответил Фади. Отец обучил его этому языку еще в детстве. – На что же ты жалуешься?
– Это «правое» дело, – спокойно возразил Омар, – оно твое. Оно не мое. Ислам – религия мира, а вы развязали страшную, кровавую войну, которая опустошает семьи, выкашивает целые поколения.
– Американские террористы не оставили нам выбора. Они присосались к нашему нефтяному вымени, но и этого им недостаточно. Они хотят владеть нефтяным выменем. Поэтому они изобретают ложь и вторгаются на нашу землю. Американский президент утверждает, разумеется, лживо, что с ним разговаривал сам господь бог. Американцы возродили эпоху крестовых походов. Они стали предводителями неверных всего мира – и следом за ними идет Европа, иногда охотно, иногда помимо своей воли. Америка уподобилась огромной машине, которая катится по всему земному шару, а ее жители перемалывают в дерьмо все, что им попадается на пути. Если мы их не остановим, американцы станут нашей погибелью. Именно к этому они стремятся. Нас приперли к стене. Мы оказались втянуты против своей воли в войну, и речь теперь идет о самом нашем выживании. У нас систематически отбирают власть, силу, собственное достоинство. Сейчас американцы задумали оккупировать весь Ближний Восток.
– Твоя речь наполнена бесконечной ненавистью.
– Это подарок, доставшийся от американцев. Необходимо полностью очиститься от разлагающего влияния Запада.
– Как я уже сказал, до тех пор, пока вами будет двигать одна только ненависть, вы обречены. Ослепленный ненавистью, ты видишь только тот мир, который выдумал сам.
По всему телу Фади пробежала дрожь едва сдерживаемой ярости.
– Я ничего не выдумывал! Я защищаю то, что нужно защищать. Ну почему ты никак не можешь увидеть, что пошатнулись устои нашего образа жизни?
– Это ты ничего не видишь. Существуют и другие пути.
Фади откинул голову назад. Его голос наполнился желчью:
– Ах да, Омар, теперь ты открыл мне глаза. Я отвернусь от своего народа, от нашего прошлого. Стану таким, как ты, слугой, который ублажает упаднические прихоти изнеженных американцев и довольствуется крошками с их стола.
– Ты видишь только то, что хочешь видеть. – Лицо Омара наполнилось печалью. – Достаточно только посмотреть на пример Израиля, и ты поймешь, чего можно добиться напряженным трудом и…
– За спиной Израиля стоят деньги и военная мощь Америки, – прошипел ему в лицо Фади. – И еще у него есть атомная бомба.
– Ну разумеется, ты видишь только это. Но среди израильтян много лауреатов Нобелевской премии по физике, экономике, химии, литературе. Их труды определяют развитие современной квантовой вычислительной техники, термодинамики черных дыр, теории цепей. Именно израильтяне основали такие компании, как «Паккард Белл», «Оракл», «Сэн-диск», «Аками», «Меркурий интерактив», «Чекпойнт», Ай-си-кью.
– Ты несешь полный вздор, – устало произнес Фади.
– Да, для тебя это вздор. Потому что ты умеешь только разрушать. А эти люди создали жизнь для себя, для своих детей, для детей своих детей. Вот образец, которому нужно следовать. Оглянись назад, помоги своему народу, дай ему образование, позволь добиться чего-нибудь в жизни.
– Да ты просто спятил! – в бешенстве воскликнул Фади. – Этому не бывать! Никогда! Кончено!
Он рубанул воздух рукой. В ней было зажато сверкающее лезвие, которое рассекло Омару горло от уха до уха.
Бросив напоследок еще один взгляд на маниакально ухмыляющееся лицо Николсона, Мута ибн Азиз прошел следом за Омаром в необъятную ванную, отделанную розовым мрамором, напоминавшим, на его взгляд, освежеванную плоть. Омар был там, сидел на стуле, который поставил в ванну Мута. Склонившись над Омаром, Фади изучал его лицо, словно стараясь запечатлеть его в памяти. В предсмертных судорогах Омар зацепил ногой ящичек с гримом, опрокинув его. Повсюду валялись баночки, разбитые флаконы, накладки. Хотя это теперь не имело значения.
– У него такой печальный вид, он как-то весь съежился, сжался, – заметил Мута.
– Он уже вне печали, – возразил Фади. – Он вне боли и радости.
Мута заглянул в остекленевшие глаза Омара. Расширившиеся в смерти зрачки были неподвижны.
– Ты сделал его. Так чисто, так аккуратно.
Фади присел на край ванны. Поколебавшись мгновение, Мута поднял с кафельного пола электрическую машинку для стрижки волос. Фади закрепил на стене с помощью присосок зеркало. Глядя в него, внимательно следя за каждым движением Муты, он стал смотреть на то, как его стригут.
Когда работа была закончена, Фади встал. Он изучил свое отражение в зеркале над раковиной, затем снова перевел взгляд на Омара. Фади повернулся к зеркалу боком, и Мута развернул голову Омара так, чтобы была видна та же сторона. Затем другая.
– Вот здесь еще немного… – Фади указал себе на макушку, – …там, где Омар уже начал лысеть.
Удовлетворившись стрижкой, он стал мастерить себе нос Омара, его неровный прикус с чуть выступающими передними зубами, удлиненные мочки ушей.
Вдвоем они сняли с Омара форменную одежду, носки, ботинки. Фади не забыл и нижнее белье, надев его на себя в первую очередь. Необходимо было добиться полной достоверности.
– Ла ила ил-алла.[2] – Мута ухмыльнулся. – Теперь ты вылитая копия этого пакистанца-слуги.
Фади кивнул.
– В таком случае пора.
Пройдя через номер, он взял поднос, принесенный Омаром. Выйдя в коридор, Фади спустился на первый этаж на служебном лифте. Достав портативный экран, он вывел на него план гостиницы. На то, чтобы отыскать помещение, где находились выключатели систем вентиляции и кондиционирования, электроснабжения и пожаротушения, ему потребовалось меньше трех минут. Проникнув внутрь, Фади вскрыл панель выключателей системы пожаротушения и заменил провода, относящиеся к пятому этажу. На первый взгляд цветная маркировка проводов покажется правильной, однако на самом деле автоматические огнетушители пятого этажа теперь были отключены.
Фади вернулся на пятый этаж тем же путем, каким уходил. На втором этаже в служебный лифт вошла горничная, и он обратился к ней, старательно подражая голосу Омара. Горничная вышла на четвертом этаже, ничего не заподозрив.
Возвратившись в номер Сильверов, Фади прошел в ванную. Из нижнего ящика шкафчика он достал маленький баллончик с пульверизатором и две металлические канистры с дисульфидом углерода. Содержимое одной канистры Фади вылил на гостеприимно раздвинутые колени Омара, и тотчас же воздух наполнился запахом тухлых яиц. Пройдя в спальню, он полил из второй канистры пол под окном, где оканчивалась кромка тяжелых штор. После чего Фади побрызгал на шторы из баллончика веществом, которое превратило ткань из негорючей в легковоспламеняющуюся.
Вернувшись в гостиную, Фади спросил:
– У тебя есть все, что нужно?
– Я ничего не забыл, Фади.
Нырнув в ванную, Фади поджег катализатор. В адском пекле горящего катализатора от трупа не останется буквально ничего – ни костей, ни плоти, которые можно было бы опознать. Затем под пристальным взглядом Муты Фади запалил снизу шторы, и они быстро вышли из номера. В коридоре они сразу же расстались: Мута ибн Азиз направился к лестнице, а Фади снова воспользовался служебным лифтом. Две минуты спустя он вышел из боковой двери: у Омара перекур. Через сорок три секунды к нему присоединился Мута.
Они едва успели свернуть с Двадцатой улицы на Эйч-стрит, под защиту массивных зданий университета имени Джорджа Вашингтона, как с громоподобным ревом из окна пятого этажа гостиницы вырвалось пламя, спешащее охватить все три комнаты номера люкс Сильверов.
Они шли по улице под аккомпанемент криков, голосов, нарастающего воя сирен. В ночной темноте расцветало мерцающее багровое зарево, пышущее жаром, – зловещие отсветы катастрофы и смерти.
Фади и Муте ибн Азизу это зрелище было очень хорошо знакомо.
Казалось, на противоположном конце земного шара, в совершенно другом мире, вдали от роскоши и международного терроризма, Северо-восточный сектор жил своей собственной жизнью. Здесь зрели свои, домашние катастрофы, порожденные нищетой, беспросветной бедностью, полным отсутствием гражданских прав – токсическими составляющими бытия, так хорошо знакомого Фади и Муте ибн Азизу.
Вся территория принадлежала бандам; сильные и лишенные морали промышляли наркотиками и азартными играми. Ни одной ночи не проходило без стычек противоборствующих группировок, выясняющих между собой отношения, без перестрелок и бушующих пожаров. Ни один полицейский не осмеливался появиться здесь без мощного вооруженного прикрытия. То же самое относилось и к патрульным машинам, экипаж которых без исключения состоял из двух человек; иногда, в особенно кровавые ночи или в полнолуние, экипаж увеличивался до трех и даже до четырех копов.
Борн и Сорайя неслись по этим зловещим улицам, погруженным в темноту. Оглянувшись, Борн уже второй раз заметил сзади черный «Камаро».
– Мы подцепили «хвост», – бросил он через плечо.
Сорайя даже не потрудилась обернуться.
– Это «Тифон».
– А ты откуда знаешь?
Сквозь вой ветра Борн услышал характерный металлический щелчок выкинутого лезвия. Острие прижалось к его горлу.
– Остановись у обочины, – произнесла ему в ухо Сорайя.
– Да ты с ума сошла! Убери нож.
Она лишь сильнее вдавила лезвие в кожу.
– Делай, как говорю.
– Не надо, Сорайя.
– Это тебе нужно подумать о том, что ты наделал.
– Я понятия не имею, о чем ты…
Сорайя с силой ткнула его в спину.
– Черт побери, остановись же!
Борн послушно сбросил скорость. Черный «Камаро» с ревом приблизился к нему слева, прижимая к тротуару. Сорайя с удовлетворением отметила это, но тут Борн с силой вонзил большой палец в нервный узел у нее на внутренней стороне запястья. Ее рука непроизвольно раскрылась, Борн подхватил выпавший нож за рукоятку, закрыл его и убрал в карман.
«Камаро», действуя строго по инструкции, обогнал мотоцикл и встал под углом к тротуару, перегораживая дорогу. Пока машина еще качалась на рессорах, открылась передняя правая дверь, и оттуда выскочил вооруженный агент. В этот момент Борн выкрутил руль. Двигатель взревел, и мотоцикл рванул вправо, через выжженную лужайку, скользнув в узкий переулок между двумя домами.
Сзади послышались крики, звук захлопнувшейся двери, сердитый рев «Камаро», но все это было бесполезно. Переулок оказался слишком узким для машины. Она не могла преследовать мотоцикл. Конечно, можно было попытаться перехватить его с противоположной стороны, но у Борна имелся ответ и на это. Эта часть Вашингтона была ему прекрасно знакома, и он мог поспорить, что его преследователи очутились здесь в первый раз.
С другой стороны, ему приходилось иметь дело с Сорайей. Хоть он и отобрал у нее нож, молодая женщина по-прежнему могла использовать в качестве оружия все части своего тела. Что она и сделала, с максимальной экономией движений и эффективностью. Сорайя воткнула кулаки Борну в почки, заколотила его локтем по спине и даже попыталась выцарапать ему глаз большим пальцем, несомненно желая расквитаться за то, что произошло с беднягой Тимом Хитнером.
Все эти нападки Борн переносил с угрюмым стоицизмом, по возможности отбиваясь от Сорайи, при этом не забывая управлять мотоциклом, который ракетой несся вперед, зажатый с двух сторон грязными стенами. Наиболее частыми препятствиями, которые ему приходилось объезжать на полной скорости, были мусорные баки и валяющиеся на земле пьяные.
Вдруг впереди, в конце переулка появились трое подростков. Двое зловеще размахивали бейсбольными битами. Третий, стоявший чуть сзади, направил на приближающийся мотоцикл пистолет.
– Держись! – крикнул Сорайе Борн.
Почувствовав, как молодая женщина крепко обвила его руками за талию, он откинулся назад, резко смещая центр тяжести, и одновременно до отказа выкрутил ручку газа. Переднее колесо мотоцикла оторвалось от земли. Они понеслись на бандитов, словно вставший на задние лапы лев, готовый броситься на добычу. Борн услышал звук выстрела, однако корпус мотоцикла был надежной защитой. И тотчас же они оказались в самой гуще врагов. Выхватив биту из рук юнца слева, Борн ударил ею по руке третьего бандита, и пистолет отлетел в сторону.
Мотоцикл выскочил из переулка. Борн наклонился вперед, опуская его на два колеса как раз вовремя, чтобы сделать крутой поворот направо, на улицу, заполненную мусором и бродячими собаками, которые лаем проводили с ревом промчавшийся мимо «Харлей-Дэвидсон».
– Ну а теперь можно выяснить… – начал было Борн.
Он так и не закончил. Сорайя обвила ему рукой гортань, стискивая ее удушающей хваткой.
Глава 5
– Будь ты проклят, будь ты проклят, будь ты проклят! – твердила Сорайя, словно заклинание.
Борн с трудом ее слышал, слишком поглощенный тем, чтобы остаться в живых. Мотоцикл несся по пустынной улице на скорости сто километров в час, причем, как выяснилось, по встречной полосе. Ему удалось увернуться от мчащегося под оглушительный сигнал клаксона «Форда», водитель которого обложил его последними ругательствами. Но при этом мотоцикл зацепил «Линкольн», стоявший у противоположной обочины. Он отскочил, оставив на переднем бампере длинную царапину. Гортань Борна, практически полностью пережатая удушающим захватом Сорайи, пропускала в легкие самое минимальное количество воздуха. Перед глазами у него начинали мелькать звезды, и он то и дело отключался на несколько микросекунд.
И тем не менее Борн осознал, что «Линкольн» ожил и, резко развернувшись на месте, помчался вдогонку за мотоциклом. А впереди надвигался огромный грузовик, перегородивший собой почти всю улицу.
Резко рванув вперед, «Линкольн» поравнялся с мотоциклом. Непроницаемо-черное стекло опустилось, и показалось круглое лицо негра, извергающего отборные проклятия. Затем появилось ненасытное дуло обреза ружья.
– Я тебе покажу, твою мать!
Но прежде, чем круглолицый успел нажать на спусковой крючок, Сорайя выбросила вверх левую ногу. Мысок ботинка попал по дулу ружья. Оно резко дернулось вверх, и заряд дроби ушел в кроны деревьев, которыми была обсажена улица. Воспользовавшись этим, Борн дал полный газ и понесся прямо навстречу огромному грузовику. Увидев этот самоубийственный маневр, водитель запаниковал и выкрутил руль в сторону, одновременно переключаясь на пониженную передачу и нажимая что есть силы на тормоз. Протестующе взвыв, грузовик пошел юзом, встав поперек дороги.
Сорайя, увидев стремительно приближающуюся смерть, закричала по-арабски. Отпустив шею Борна, она снова крепко обвила его руками за талию.
Борн закашлял, наполняя горящие легкие сладостным воздухом, свесился вправо и заглушил двигатель за мгновение до столкновения с грузовиком.
Крик Сорайи оборвался на середине. Упав набок, мотоцикл, в облаке искр и капель крови из разодранной правой ноги Борна, проскользнул между бешено вращающимися осями грузовика.
Оказавшись с противоположной стороны, Борн оживил двигатель и, использовав момент инерции и совокупный вес их тел, вернул мотоцикл в вертикальное положение.
Сорайя, слишком оглушенная, чтобы тотчас же возобновить атаку, пробормотала:
– Остановись! Пожалуйста, остановись…
Борн пропустил ее слова мимо ушей. Он знал, куда ехать.
Директор ЦРУ принимал у себя в кабинете Мэттью Лернера, пришедшего с докладом об обстоятельствах бегства Хирама Севика и его бурных последствиях.
– Если не считать Хитнера, – говорил Лернер, – потери минимальные. У двух агентов ссадины и порезы – один также получил легкую контузию при взрыве. Еще один агент пропал без вести. «Птичка» на земле получила минимальные повреждения, – он имел в виду вертолет, – а та, что висела в воздухе, вообще не пострадала.
– Это же было людное место, – сказал Старик. – Там же в этот час полно народу, твою мать.
– О чем только думал Борн, черт бы его побрал, когда выводил Севика на улицу?
Директор поднял взгляд на портрет президента, висящий на стене. Напротив висел портрет его предшественника. «Твой портрет напишут только тогда, когда тебя самого повесят сушиться», – мрачно подумал он. Годы давили на него, и бывали дни – как, например, сегодня, – когда он ощущал вес каждой песчинки из песочных часов, медленно, но необратимо хоронивших его. Великан Атлас с поникшими плечами.
Порывшись в бумагах, директор достал один листок.
– Звонил директор Федерального бюро, мать-перемать, расследований. – Его взгляд сверлил Лернера насквозь. – И знаешь, Мэттью, что они хотели? Они хотели знать, могут ли они чем-либо нам помочь. Как тебе это нравится? Лично я просто без ума от восторга. Затем позвонил президент и тоже спрашивал, что за чертовщина происходит, не напали ли на нас террористы и не пора ли ему направляться в «страну Оз». – Еще одно название Защищенного центра управления, глубоко запрятанного укрытия, откуда президент и его аппарат могут руководить страной во время полномасштабного кризиса. – Я заверил его, что все находится под контролем. Но теперь этот же самый вопрос я задаю тебе, и, видит бог, мне нужен исчерпывающий ответ.
– В конечном счете, все возвращается к Борну, – сказал Лернер, читая составленные наспех замечания, которые помощник сунул ему в руку прямо перед тем, как он отправился к директору. – Однако новейшая история ЦРУ пестрит случаями сумятиц и катастроф, в центре которых почему-то неизменно оказывается Джейсон Борн. Мне очень больно говорить это, но я вас предупреждал, что всего этого удалось бы избежать, если бы Мартин Линдрос оставался здесь. Мне известно, что в свое время он был хорошим оперативным агентом, но то было давно. Административные заботы быстро ослабляют звериное чутье. У Линдроса была своя епархия. Кто будет заведовать ею, если он погибнет? Провал с Севиком явился прямым следствием того, что «Тифон» остался без руководителя.
– Да знаю я все это, черт возьми! Я рву на себе волосы при мысли, что поддался на уговоры Мартина. И началось: сначала одна за другой катастрофы на Рас-Дашане, затем вот это. По крайней мере, на этот раз Борну не удастся исчезнуть.
Лернер покачал головой.
– Но меня не покидает тревога, достаточно ли будет одного этого.
– Что ты хочешь сказать?
– Существует очень большая вероятность, что Борн приложил руку к бегству Севика.
Брови Старика сошлись вместе.
– У тебя есть доказательства?
– Сейчас как раз работаю над этим, – ответил Лернер. – Но все сходится. Побег был подготовлен заранее. Подручным Севика требовалось только, чтобы его выпустили из клетки, и Борн тут им очень помог. Что-что, а если он берется за какое-то дело, его можно считать сделанным, это мы уже давно уяснили.
Старик с силой хлопнул ладонью по столу.
– Если это Борн стоит за побегом Севика, даю слово, что я сдеру с него кожу с живого!
– О Борне я позабочусь.
– Терпение, Мэттью. Пока что он нам нужен. Мы должны вернуть Мартина Линдроса, и тут Борн – наша единственная надежда. Оперативный отдел долго размышлял и в конце концов отправил следом за «Скорпионом-1» «Скорпион-2», и в результате мы потеряли обе группы.
– Я уже говорил, что, задействовав свои связи, смогу собрать небольшую команду…
– Вольных стрелков из числа бывших сотрудников Управления национальной безопасности, которые сейчас работают в частных компаниях. – Директор ЦРУ покачал головой. – Эта идея была мертворожденной. Я никогда не дам свое согласие на то, чтобы такая чувствительная операция была поручена банде наемников, людей, которых я не знаю, которые мне не подчиняются.
– Но Борн – проклятие, вы же знакомы с его прошлым, и вот сейчас история повторяется снова. Он делает то, черт побери, что считает нужным, тогда, когда это его устраивает, а на все остальное ему плевать.
– Каждое твое слово – истинная правда. Лично я терпеть не могу этого человека. Он олицетворяет собой все то, что меня научили считать смертельной угрозой такой организации, как ЦРУ. Но я твердо знаю одно: Борн предан тем, к кому привязан. А Мартин один из них. Если кто-то и может найти и вернуть его, то только Борн.
В этот момент распахнулась дверь, и в кабинет просунула голову Анна Хельд.
– Сэр, у нас возникли внутренние проблемы. Меня лишили допуска. Я звонила в службу электронной безопасности, и мне ответили, что это не ошибка.
– Совершенно верно, Анна. Это часть реорганизационного плана, предложенного Мэттью. Он решил, что для той работы, которую я тебе поручаю, высшая степень допуска не нужна.
– Но, сэр…
– Техническому персоналу требуется допуск к одним документам, – остановил ее Лернер. – Оперативным работникам – к другим. Все чисто и аккуратно, и никаких двусмысленностей. У вас еще есть какие-нибудь вопросы, мисс Хельд?
Анна была в бешенстве. Она посмотрела было на Старика, но сразу же поняла, что с этой стороны помощи ждать нечего. В его молчании, в его согласии Анна увидела предательство тех взаимоотношений, которые она выковывала так долго и с таким трудом. Она была полна решимости защищать себя, но понимала, что сейчас не время и не место для этого.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |