Катя сидела на скамейке и смотрела на лужи, которые остались после дождя. Все ребята были в школе, а Кате в школу на будущий год. Так мама говорила, когда встречалась с соседкой тетей Зиной. Тетя

КАК МАМА СТАЛА ДОЖДИКОМ

Катя сидела на скамейке и смотрела на лужи, которые остались после дождя. Все ребята были в школе, а Кате в школу на будущий год. Так мама говорила, когда встречалась с соседкой тетей Зиной. Тетя Зина, увидев Катю, всякий раз удивлялась: «Да какая же ты большая стала! В школу уже пора…». «Набудущийгод! – отвечала Катя в одно слово. Что значит «набудущийгод» Катя толком не могла объяснить. Ей представлялось, это когда купят портфель или когда отведут в парикмахерскую, чтобы постричь «покороче на лето».

Носком резинового сапога Катя чертила на мокрой земле дугу. Вначале влево, потом – вправо. Земля складывалась горкой по сторонам, а Катя так и сидела, потерянная во времени. Маленькая, но уже такая взрослая…

Сегодня началось как обычное вчера и позавчера. Мама поцеловала Катю в ухо, горячо и щекотно, и сказала: «Пора вставать!» Сон быстро собрался в комочек, словно фантик от съеденной конфеты, и растворился, возвращая на прежние места шкаф, стулья, игрушки, занавески, книжки, рисунок на обоях и даже ссадину на коленке, которую мама вчера намазала зеленкой. Катя встала и пошла к умывальнику. Хмурая. Взъерошенная.

Из кухни слышался запах горячего постного масла и молока: мама жарила яичницу и варила овсяную кашу… Катя наскоро умылась и почистила зубы, оставив на зеркале мятные брызги от зубного порошка. Жесткое вафельное полотенце обдирало кожу: она не стала вытирать руки, а просто стряхнула с них капли воды и пошла одеваться.

Просунуть ноги в колготки стоило больших трудов – швы перекручивались, а пятки почему-то оказывались не на месте. Вот опять… Этот «кусачий» свитер! И зеленый сарафан… Катя постояла немного, примиряя себя с неизбежностью, оделась и нехотя поплелась завтракать. На ходу она попыталась попасть ногою в тапок, но промахнулась – тапок улетел под диван.

Из приемника доносился голос диктора: «…плюс семь-десять… переменная облачность… временами дожди…». На клетчатой клеенке стояла тарелка с кашей, бутерброд и голубая кружка со сливовым компотом. Катя с надеждой посмотрела на маму: может, есть оладьи или блинчики с вареньем? Но мама возилась возле плиты и даже не взглянула на нее.

«Не хочу!» - сказала Катя и решительно отодвинула тарелку. «Не поешь – сил не будет!» - мама вернула тарелку на прежнее место. «Ну и пусть…» - ответила Катя и отвернулась к окну, подперев подбородок спинкой стула.

За окном было пасмурно, ветер качал деревья. Деревья были без лиц, но как будто с лицами. Если присмотреться, их можно было разглядеть в трещинках на коре, в сучках и ветках.

«Ну почему так, - думала Катя. – Каша… Серая и липкая… Сырки, например, тоже липкие, но какие вкусные…» И Катя вспомнила, как мама покупала ей глазированный сырок и убеждала, что это мороженое. Катя верила, хотя долго не могла понять, почему оно не такое как раньше. Теплое и не тает…

«Каша совсем остыла», - мамин голос слышался из соседней комнаты. Мама занялась уборкой, и это означало, что ей было некогда, и что Катя должна справляться без нее. Катя застыла в ожидании, когда опять загорится тревожная красная лампочка и мама скомандует: «Выйди из-за стола и вымой руки», «одевайся и иди на улицу», «не смей бегать в соседний двор»… И напоследок: «Чтобы к обеду была дома как штык!».

Как штык… штык… Кумачовый плакат с красноармейцем в шинели и буденовке поплыл перед глазами и повис в воздухе. Рубленый профиль красноармейца был мужественным и решительным. Красноармеец поражал штыком врагов и возвращался домой с победой. Он въезжал в освобожденные города на белогривом скакуне, с плетеным караваем в одной руке и крынкой молока – в другой. Краснощекие дiвчины бросали в красноармейца букеты васильков и ромашек, а он смотрел только вперед. У красноармейца в животе сияло солнце, а у Кати внутри было холодно и пусто.

«Вот возьму и уйду! – думала Катя. - Пусть меня ищут!» Катя стала загибать пальцы: «Милиция и мама… Дворник… Соседка тетя Зина… Вовка… Хотя Вовка, не будет искать, а даже, наоборот, обрадуется, что меня нет. Ему тогда достанется серебряный полтинник с молотобойцем, который мы нашли на чердаке и носили по очереди в кармане: один день – он, другой – я». Катя надела резиновые сапоги и пальто и вышла за дверь.

Она постояла минуту-другую на крыльце и шагнула. Тяжелые капли упали с неба прямо на катин нос, покатились по щеке и подбородку. Во дворе было пусто: дети – в школе, родители – еще не пришли с работы. Бельевые веревки, натянутые между вкопанными в землю столбами, провисли от сырости. Ветер разгонял круги по лужам. Под водосточной трубой стояла бочка, полная дождя и печали, куда с крыши тоненькой струйкой побежала вода. Катя подошла ближе и заглянула через край. Там на дне лежали обломок кирпича, разбитая бутылка, банка из-под гуталина, ржавые гвозди, колесо от игрушечного грузовика, кукольная голова без одного глаза и красная фишка от настольного лото, которую Катя уронила еще летом, да так и не смогла достать.

«Вот бы мне стать маленькой-маленькой и спрятаться так, чтобы никто не нашел, - подумала Катя. – Или чтобы мама стала маленькой… Или чтобы она жила бы где-нибудь в другом далеком городе… А лучше, чтобы на полярной станции… Вовка бы завидовал мне и спрашивал как там в «экспеНдиции» у полярников. Я бы отвечала, что все хорошо и не твоего ума дело! Пусть думает, что хочет».

Катя сунула руки в карман и нащупала желудь без шляпки. Шляпка от желудя была там же, но она отвалилась… В кармане были крошки от сухарика и билет на автобус со счастливым числом: 237660. Счастливый билетик полагалось съесть и загадать желание. Катя повертела его в руках, а потом взяла и засунула в рот. Пожевала и проглотила.

Дождь припустил сильнее. Тучи заволокли небо. Стало темно. «Наверное, мама меня уже ищет, - подумала Катя и пошла к дому. В левом сапоге было мокро: «Опять расклеился… Теперь влетит и за несъеденную кашу, и за сапог!» – подсчитывала свои убытки Катя. Почему-то вспомнился тот день, когда она, одетая в импортый костюм и красные капроновые колготки полезла через забор и зацепилась за гвоздь. А ведь мама предупреждала: «Никуда не ходи. Постой на крылечке, я сейчас выйду». На колготках образовалась огромная дыра, и спущенные петли от нее брызнули вверх и вниз по ноге длинными дорожками. Катю тогда совсем не ругали. Мама положила два скрученных билетика в хрустальную рюмочку под стекло, и мы никуда не поехали. Остались дома…

Катя вбежала в квартиру и тут же посмотрела на себя в зеркало, примеряя выражение обиды и решительности. Всякий раз, когда мама видела Катю такой, она тихонько гладила ее по голове и называла «ежиком». Может и на этот раз будет также. Носки и колготки были мокрые – сапог действительно расклеился… Катя поставила сапоги возле двери и аккуратно, против обыкновения, повесила пальто на крючок. Крючок покрасили масляной краской в цвет стен, и Катя, ожидая, что вот-вот появится мама и начнет ее отчитывать, стала потихоньку отковыривать краску возле гвоздиков.

В доме было чисто и удивительно тихо. Катя заглянула на кухню, в комнату, посмотрела через окно на улицу… Там шел дождь, выдувая большие пузыри на лужах и в канаве с водой. Почтальонша в плаще с капюшоном бежала через двор, прижимая к себе коричневую сумку с газетами и журналами. Через минуту раздался звонок в квартиру. Катя подошла к двери и услышала знакомый голос: «Почта!». За дверью стояла немолодая краснощекая женщина, которую все у нас знали и обращались к ней на «ты». Она не обижалась и даже шутила, что еще молодым даст сто очков вперед. Катя думала, что у молодых зрение хорошее, зачем им давать очки? Но спросить об этом никого не решалась, а смеялась наравне со взрослыми, как будто все понимала.

Почтальонша вынула из сумки слегка подмоченные газеты и квитанции за электричество и газ. «Маму позови»,- сказала она, поправляя мокрые волосы. «А мамы нет дома…» - буркнула Катя, выхватила газеты из рук почтальонши и захлопнула дверь перед самым ее носом.

Из-за двери было слышно, как почтальонша позвонила в квартиру напротив и о чем-то долго разговаривала с соседкой. Они смеялись, и Катя наверняка знала, что говорили про нее, какая она невоспитанная и грубая. «Вот теперь еще и маме нажалуются… Ябеды...» - Катя показала язык и представила, как соседка и почтальонша ушли пить чай на кухню. Без сахара и сушек с маком. В наказание.

Катя сунула газеты и квитанции за зеркало в прихожей. «Почему так долго нет мамы?!» - подумала она, и что-то заныло у нее внутри и медленно отпустило. Катя прошла по комнатам. Уселась на диван. Покрывало на диване с зелеными и бурыми ромбиками было все одинаковое, глазу не за что зацепиться, и Катя перевела взгляд на обои. Букеты незабудок между серебристыми полосками иногда прерывались точками. Вот отметка от карандаша… Когда обклеивали комнату, мама отмеряла куски и помечала их, чтобы ровно отрезать.

За окном по-прежнему шел дождь, но уже не так сильно как раньше. Сквозь листья герани, стоящей на подоконнике, был виден дом напротив. В нем уже зажглись окна. В окнах чьи-то чужие мамы жарили котлеты и кипятили простыни и наволочки в баках, помешивая их деревянными палками… Раз, два… Раз, два, три…

… Постиранное белье скручивалось, вылетало из открытых форточек и само развешивалось на трубах и деревьях. И деревья, и крыши, и земля – все вокруг покрылось белым… Живой настоящий грач сидел на краешке письменного стола и смотрел через увеличительное стекло прямо на Катю. Бутылочные глаза его сверкали и становились большими-пребольшими, а потом удалялись и становились размером с булавочную головку… Герань на окне расцвела красными цветами, от них даже глазам стало жарко… Под марш военного оркестра развернулись кумачовые знамена. Рабочие в серых кепках и двубортных пальто с пуговицами в кулак несли земной шар. Катя протянула руки, чтобы взять шар, но тот вырвался и полетел в небо. В небе появилась дырка, через которую был виден черный космос со звездами, спутник и Гагарин на ракете. Гагарин улыбался и махал Кате рукой. Катя тоже хотела помахать рукой, но руки почему-то не слушались, как будто их заморозили…

«Мамочка… Мам…» - позвала Катя и открыла глаза. Мама сидела рядом и целовала ее в ухо. Горячо и щекотно. «Приснилось что-то?» - мама подоткнула край одеяла и ласково погладила Катю по голове. «Никогда больше не становись дождиком! Ладно, мамочка?» - «Ладно… Не буду, дочка, спи!»

Все вернулось на свои места: дождь спрятался обратно в тучи, лужи высохли, а на полу в прихожей Катю ждали новенькие резиновые сапоги размера на два больше, чем надо - «набудущийгод».

Дата добавления: 2015-08-28