– Алло?
Голос был подобен шелесту старой бумаги. Родригес услышал в трубке усиливающийся звук телевизора. Люди сердито кричали друг на друга, а кто‑то одобрительно вопил и хлопал в ладоши.
– Миссис Барроу?
Родригес подошел к полке, где обычно продаются путеводители по городу.
– Кто это? – настороженно спросил пожилой голос.
– Меня зовут Джиллермо, – стараясь говорить с акцентом, произнес он.
Теперь уличный говор давался ему с трудом.
– Джиллермо Родригес. У меня была кликуха Джил. Я старый дружбан Джи‑Джи. Вот приехал в город и хочу с ним перекинуться парой слов, если он еще живет здесь.
В телефоне послышались аплодисменты и одобрительные крики. Похоже на «Спрингер» или «Рики Лейк». За время отсутствия Родригес почти забыл, что такие шоу вообще существуют.
– Мальчик Лоретты! – внезапно воскликнула старушка. – Ты жил с матерью в двухкомнатной квартире на Тули‑стрит?
– Точно, миссис Барроу! Я ее сын.
– Давно о ней не слыхала.
Образ из прошлого промелькнул перед его внутренним взором: обтягивающая скулы кожа на худом лице матери, лекарство вместо наркоты, бегущее по пластиковым трубочкам в исколотые вены рук…
– Она умерла, миссис Барроу. Семь лет назад.
– Как жаль, сынок! Она была милой женщиной, пока не…
– Спасибо.
Родригес прекрасно понимал, что значат слова «пока не», но решил не накручивать себя.
Голоса в телевизоре смолкли. Молодому человеку уже начинало казаться, что о его существовании забыли, когда он услышал:
– Сынок, дай мне свой номер. Я передам его Джейсону. Если он захочет с тобой встретиться, то позвонит сам.
Родригес улыбнулся:
– Спасибо, миссис Барроу! Большое спасибо!
Он назвал старушке номер своего мобильника и разразился очередной чередой благодарностей, пока миссис Барроу не повесила трубку. Родригес взял карту Ньюарка и направился к кассе. Мобильник зазвонил как раз тогда, когда он забирал сдачу.
Поблагодарив кассиршу, мужчина вышел в главный вестибюль аэропорта.
– Джил! Это ты, старик?
– Да, Джи‑Джи. Это я.
– Блин, Джилли Родригес! – радостно воскликнул его старый приятель. – Я слышал, что тебя замели святоши из Божьего эскадрона.
– Не‑е… старик. Мне просто пришлось смыться из города…
Повисла пауза. В прошлой жизни Родригесу приходилось «смываться» только тогда, когда ему грозили крупные неприятности с законом.
– А где ты сейчас, старик?
– В Квинсе… Надо уладить кое‑какие дела. Просекаешь?.. Вот только не с чем работать…
– Да… – Голос Джи‑Джи очень напоминал голос его матери. – А что тебе нужно?
Во время полета Родригес коротал время, читая о тех, кто принимал участие в войнах против еретиков… Tabula rasa… Священные костры инквизиции…
– Мне нужно кое‑что… специфическое… – наконец произнес Родригес.
– Я могу достать тебе все, что захочешь. Лишь бы были бабки.
Родригес улыбнулся.
– Отлично. – Выйдя через вращающуюся дверь, монах попал на холод нью‑йоркского утра. – Бабки у меня есть.
Латунная табличка на входе сообщала, что в здании находится редакция «Itaat Eden Kimse». Водитель такси не хотел рисковать, и Лив оставила ему в залог свой телефон.
– Я сейчас к вам кого‑нибудь пришлю, – пообещала она. Пожилая секретарша в приемной провела Лив в международный отдел, располагавшийся на первом этаже.
Войдя в просторное помещение, журналистка почувствовала себя как дома. Все редакции, в которых ей доводилось бывать, выглядели одинаково: низкие натяжные потолки, лабиринт столов, отделенных друг от друга невысокими перегородками, неоновые лампы, которые освещают помещение и днем и ночью… Лив всегда удивляло, что сосредоточием современной журналистики с ее критикой правительства, Пулитцеровскими премиями, жизненными материалами, ежедневно затопляющими газетные киоски, является такое вот банальное место, в котором вполне можно было заниматься продажей страховых полисов.
Осматривая офис, Лив заметила энергичную женщину, быстро шагающую в ее направлении. Черные волосы незнакомки были уложены в прическу, модную в сороковых годах прошлого века. Идеально подведенные губы расплылись в широкой улыбке. Энергия била из нее ключом. Лив не удивилась бы, если бы женщина вдруг начала петь или пустилась в пляс.
– Мисс Адамсен?
Женщина взмахнула ухоженной, с идеальным маникюром рукой в приветственном жесте, отдаленно похожем на фашистский салют.
Удивленная, Лив протянула руку для рукопожатия.
– Ахла, – пожимая протянутую руку, словно компостируя билет, представилась женщина. – Я офис‑менеджер.
Ее глубокий голос резко контрастировал с кукольной внешностью.
– Я только что получила согласие на то, чтобы выдать вам определенную сумму.
Развернувшись, турчанка уже хотела провести Лив вглубь офиса, но упоминание о деньгах вывело журналистку из ступора.
– На улице стоит такси. У меня совсем нет денег, и водитель взял мой мобильник в залог. Не могли бы вы послать кого‑нибудь расплатиться с ним?
Губы турчанки сложились бантиком.
– Без проблем, – сказала она таким тоном, что у Лив не осталось сомнений: все как раз наоборот. – Садитесь сюда.
Женщина указала на незанятый стол.
– Сегодня он ваш, но если вы задержитесь, то придется «подселить» к вам еще кого‑нибудь. Сейчас к нам в город прибыло много журналистов. Все интересуются скандалом вокруг Цитадели. Вы тоже пишете об этом?
– Э‑э‑э… нет… – промямлила Лив. – Я пишу… о туризме.
– А‑а‑а! Ладно… Здесь все, о чем вы просили. Деньги я принесу, как только получу необходимую подпись, а сейчас пойду и расплачусь с таксистом.
Женщина элегантно развернулась на высоких каблуках.
– Кстати, – бросила она через плечо, – ваш босс просил ему позвонить. Внешние звонки у нас через девятку.
Лив провела ее взглядом. Не женщина, а воплощение целеустремленности.
Журналистка оглядела выделенный ей стол: светлый компьютер, стационарный телефон, кактус, который слишком часто поливали, заключенная в рамку фотография мужчины лет тридцати пяти. Рядом женщина обнимает сидящего на ее коленях мальчика лет трех. Малыш – уменьшенная копия отца. Лив решила, что стол наверняка принадлежит мужчине. Он производил впечатление дотошного человека. Для настоящего журналиста порядок на столе казался подозрительным.
Лив поймала себя на том, что завидует мужчине.
Она смотрела на застывшее мгновение счастливой семейной жизни. Фотография излучала положительные эмоции. Этих людей объединяли невидимые крепкие узы. Лив почувствовала себя человеком, листающим рекламную брошюру великолепного курорта, который ему вряд ли когда‑нибудь удастся посетить.
Отведя взгляд от фотографии, Лив взяла старомодный блокнот, листы которого скреплялись спиральной пружиной. Откинув обложку, девушка записала вверху на первой странице дату и место. Из собственного журналистского опыта она знала, насколько это важно – точно знать время и место написанного.
Затем Лив схематично нарисовала человеческое тело и по памяти перенесла на рисунок расположение шрамов, увиденных ею на фотографиях. Закончив, она окинула взглядом свидетельство перенесенных братом мук и перевернула страницу.
Потом Лив записала выцарапанные на яблочных зернышках буквы и символы, добавила все слова, которые получила, переставляя буквы то так, то эдак, и задумалась. Чаще всего выходило «SAM», по понятным причинам, и «АCК»[33]. Из нескольких глаголов, которые получались из букв, этот был, пожалуй, единственный, похожий на приказ.
Когда Лив училась в колледже, ее преподаватель говорил, что глагол «спрашивать» является ключевым в журналистике. Разница между хорошим и плохим репортером заключается в умении сформулировать правильный вопрос. Работая над трудным репортажем, надо задать себе пять вопросов, начинающихся с большой «W», и сосредоточить все силы на поиске ответов.
Перевернув лист, Лив записала:
Who (Кто) – Сэмюель.
What (Что) – совершил самоубийство.
When (Когда) – вчера утром (около 8:30 по местному времени).
Where (Где) – Цитадель, город Рун.
Why (Почему) –…
Последний вопрос остался без ответа. Почему он покончил с собой? При обычных обстоятельствах она взяла бы интервью у тех, кто общался с жертвой незадолго до рокового шага, но Аркадиан сказал, что это невозможно. Цитадель не поддерживает связей с внешним миром. В центре бури царит молчание.
– Вот, – сказала офис‑менеджер, внезапно появившись возле Лив.
В руках женщина держала ее телефон и толстый конверт с деньгами.
– Я заплатила десять евро таксисту. Чек внутри. Подпишите, пожалуйста…
Ахла раскрыла перед ней бухгалтерскую книгу с листами копировальной бумаги, засунутой между страниц.
Лив подписала и вставила вилку телефонного зарядного устройства в розетку. Экран вспыхнул. Началась подзарядка.
– Скажите, а к кому я должна здесь обратиться, чтобы получить исчерпывающую информацию о Цитадели?
– К доктору Анате… Но сейчас она очень занята из‑за всей этой шумихи, связанной с монахом. Не думаю, что она сможет уделить вам время… особенно если вы пишете о туризме.
Лив выдавила улыбку.
– Ладно. Дайте мне, пожалуйста, номер ее телефона, – сказала она, сожалея, что не выбрала другой, более солидной темы для прикрытия. – По крайней мере, я попытаюсь…
За окном такси проплывала прежняя жизнь Родригеса: новостройки на месте пустырей… сдаваемые в аренду многоквартирные дома из бурого песчаника для тех, кто не мог позволить себе поселиться на Манхэттене или даже в Бруклине, а вынужден был довольствоваться Южным Бронксом. Чем ближе к Шестнадцатому району, тем привычнее становился городской пейзаж. «Новые деньги» сюда еще не добрались. Когда такси доехало до Хантс Пойнт[34], Родригесу показалось, что он вообще никуда не уезжал.
Таксист свернул на Гаррисон‑авеню и притормозил.
– Дальше я не поеду, дружище, – сказал он, оглядываясь на Родригеса через решетку, отделявшую водителя от пассажира.
До адреса, который назвал Джи‑Джи, оставалось еще три квартала. Родригес ничего не сказал, заплатил таксисту и выбрался из машины.
Район, возможно, не изменился, но сам он был уже другим. В прошлый раз, много лет назад, когда он был в этом районе, его жизнь была омрачена страхом и подозрительностью. Теперь его согревал Божий свет. Родригес чувствовал святое тепло, бредя по замусоренным улицам. Другие тоже чувствовали его избранность – это читалось во взглядах, которыми прохожие провожали Родригеса. Даже стоявшие на углу наркоторговцы и проститутки не донимали переодетого монаха. Он стал похож на тех парней, которых стоит обходить десятой дорогой: целеустремленный, уверенный в собственных силах, бесстрашный и опасный.
Родригес прошел мимо кузова распотрошенного автомобиля, который стоял возле сгоревшего многоквартирного дома. На первом этаже когда‑то была пиццерия. Теперь ее окна закрывали опущенные стальные жалюзи со следами черной копоти. Этот дом сжег он, Родригес. Он вспомнил, как через разбитое окно бросил внутрь тряпье, а затем поджег. Спрятавшись в тени близлежащего дома, Родригес наблюдал за пожаром. Потом появились парни в форме и все погасили. Родригес с детства любил наблюдать за огнем. Теперь ему посчастливилось найти неугасимый огонь очищения, который светил в его душе, рассеивая вечную тьму даже в этом Богом забытом месте.
Дом казался заброшенным, как и вся улица, но Родригес был уверен, что за ним следят и чьи‑то глаза ловят каждое движение, пока он взбирается по ступенькам крыльца. Дверь распахнулась прежде, чем он подошел к ней. Одетый в ветровку с капюшоном парень встал на пороге, оглядел улицу и уставился на Родригеса. Он не двигался, загораживая переодетому монаху вход. Из‑за спины парня слышался звук стрельбы.
– Джи‑Джи дома? – спросил Родригес.
– Впусти его, – перекрикивая канонаду, раздался голос из глубины дома.
Парень моргнул и медленно шагнул в сторону.
Внутри дом был совсем иным, чем снаружи. Родригес прошел короткий коридорчик и вошел в комнату, заставленную новой мебелью и аппаратурой. У одной стены располагался огромный аквариум, у другой – громадный телевизор с плоским экраном размером с двуспальную кровать. Оглушающие звуки компьютерной стрелялки били по ушам. Два парня прилипли к экрану. Большие пальцы рук барабанили по пультам дистанционного управления, а на экране стреляли из виртуального оружия, в то время как настоящее оружие лежало на столике рядом с пепельницей и трубкой с крэком.
Один из парней бросил взгляд на вошедших, но сразу же переключился на виртуальное побоище.
– Джилли Родригес! – перекрикивая звуки сражения, воскликнул Джи‑Джи. – Посмотри на себя, чувак! Борода… Ты похож на Иисуса в толстовке.
Он засмеялся собственной шутке.
Родригес лишь слегка улыбнулся, окинув взглядом старого друга. Вот во что бы он превратился, если бы вовремя не сбежал из города. Джи‑Джи сбросил фунтов тридцать. Его кожа приобрела сероватый оттенок, какой был у мамы Родригеса, когда она окончательно подсела на наркоту и перестала следить за внешностью. Сейчас у Джи‑Джи было все, что нужно жителю городских трущоб, начиная от крутого прикида и заканчивая собственной «бригадой», вот только жизнь преступника тяжела. Юность увяла, и свет почти угас. Родригес отмерил ему еще года два, возможно даже меньше.
– Рад тебя видеть, – сказал он. – Хорошо выглядишь.
Джи‑Джи печально покачал головой.
– Не‑а. Мне надо немного покемарить. Классная борода, мне тоже надо отрастить. Слышь! Познакомь меня со своим портным.
Старый приятель нажал на паузу и передал пульт пареньку, стоящему возле Родригеса.
– Давай, валяй, – сказал он. – Подстрели мне пару белых фраеров.
Встав с мягкого кожаного дивана, Джи‑Джи очутился перед Родригесом.
– Чувак! – глядя снизу вверх на старого приятеля, воскликнул он. – Ты что, подрос?!
Родригес отрицательно покачал головой.
– Я всегда был каланчой. Ты просто давно меня не видел.
Они обнялись, столкнувшись плечами и похлопав друг друга по спине, как в старые «добрые» времена. Затем приятели отстранились, чувствуя неловкость. Прошлого не вернуть.
– У тебя есть то, что мне нужно? – спросил Родригес.
Джи‑Джи засунул руку в аквариум и выудил из‑за кораллов большой, герметично упакованный пластиковый мешок, с которого на пол полилась вода.
– У тебя реально экзотический вкус, чувак.
Родригес взял мешок и проверил его содержимое: «Глок‑34», запасную обойму, глушитель «Иволюшен‑9» и маленькую пластиковую коробочку для завтраков, внутри которой лежала ракетница с широким дулом и двенадцать коротких патронов.
– Зачем она тебе? – спросил Джи‑Джи. – Темноты, что ли, боишься?
Родригес плотно захлопнул крышечку коробки и сбросил с плеча спортивную сумку.
– Я ничего не боюсь, – швырнув приятелю толстую пачку долларов, ответил он.
Монах наблюдал, как Джи‑Джи пересчитывает деньги. Его нервные пальцы то и дело почесывали нос. Мать Родригеса тоже так делала. Она терла нос до тех пор, пока он не начинал кровоточить. Родригес перевел взгляд на двух парней за компьютером. Рядом на столе лежали настоящие пистолеты. Джи‑Джи явно не протянет двух лет. Если он не увидит свет в конце туннеля и не захочет спастись, ему повезет, если он дотянет до Рождества.
Доктор Мириам Аната стояла у автомата с прохладительными напитками в коридоре местной телестанции новостей, когда в кармане ее пиджака прозвучала нежная мелодия – «Ода к радости».
Доктору Анате ужасно хотелось сбросить звонок, но сейчас многие звонили ей с просьбой дать интервью, и она не желала уступать кому‑то свою славу. Женщина потянулась за телефоном, но по ошибке нажала «отбой». Она оглянулась: не заметил ли кто‑нибудь?
Снова повернувшись к автомату, Аната опустила в щель нужное количество монет. В лоток выкатилась жестяная банка холодного чая. Женщина открыла крышку и с жадностью выпила. После вчерашнего самоубийства монаха она постоянно находилась в свете горячих студийных софитов. Впрочем, это ничего. Мириам Аната считала, что этот инцидент ниспослан ей небесами. Теперь тиражи ее книг подскочат. Она поняла, что в ответах ей следует ссылаться на собственные книги, чтобы скрытая реклама обязательно попадала в эфир.
«Ода к радости» заиграла снова. Аната почти мгновенно нажала нужную кнопку.
– Здравствуйте! Это доктор Аната?
Звонившая говорила с американским или, быть может, канадским акцентом. Аната не видела большой разницы в произношениях жителей этих двух соседних стран. В любом случае Америка – огромный рынок для сбыта ее книг.
– Да, это я.
– Превосходно. Я знаю, как вы сейчас заняты, но мне срочно нужна ваша помощь.
– Вы хотите взять у меня интервью?
– Ну‑у‑у… В общем, да.
– Для какого канала?
Повисла пауза.
– Доктор Аната! Я звоню вам не по поручению канала новостей… Я заинтересованное лицо. Я сестра монаха! – выпалила Лив, опасаясь, что собеседница прервет разговор.
Мириам помолчала, не зная, правильно ли она расслышала и стоит ли ей верить.
– Я видела тело, – продолжала Лив, – точнее, его фотографии. Его выкрали прежде, чем я смогла на него взглянуть. На теле были какие‑то шрамы… похожие на ритуальные. Я хочу, чтобы вы на них взглянули и дали свое заключение.
При упоминании о шрамах Мириам почувствовала легкое головокружение.
– У вас есть эти фотографии? – прошептала она.
– Нет, – ответила Лив, – но я нарисовала, как выглядят шрамы. И еще… у меня есть кое‑какая информация. Она имеет отношение к Таинству.
Мириам оперлась плечом на автомат.
– Что за информация? – спросила она.
– Будет лучше, если мы встретимся.
– Согласна.
– Когда вы освободитесь?
– Я уже свободна и нахожусь в телевизионной студии, недалеко от центра города. А вы где?
Лив не хотелось говорить об этом незнакомому человеку. Приятель‑полицейский однажды сказал ей, что проще всего спрятаться в толпе. Надо встретиться в каком‑нибудь людном месте, желательно неподалеку. Взгляд Лив скользнул по газете с фотографией Сэмюеля, который стоял на вершине самого посещаемого туристами памятника древней цивилизации.
– Давайте встретимся у Цитадели, – предложила она.
Кутлар все еще ощущал запах чеснока и вонь пота, которые исходили от пустого сиденья возле него. Он моргнул, когда автофургон выехал из туннеля. По переулку к машине зашагала темная фигура.
Турок открыл ноутбук и пристально посмотрел на иконку в виде песочных часов. Черные пиксели виртуального песка сыпались, отмеряя, как быстро истекает его собственная жизнь.
Йохан дошел до автофургона и поменялся местами с Корнелиусом.
На экране возникла карта городских улиц. Стрелка указывала на местоположение телефона Лив. На экране вновь появились песочные часы. Карта увеличилась и стала показывая вторую стрелочку, обозначающую телефон главы карминов. Чуть выше… и слева… очень… очень близко…
Корнелиус видел, как стрелка в центре экрана немного передвинулась.
– Она перемещается.
Йохан свернул к окружной дороге.
В следующий миг вторая стрелочка на экране задвигалась вслед за первой, словно бросающийся на жертву американский гриф.
Тело брата Сэмюеля было раздето до пояса и лежало на полу с раскинутыми вытянутыми руками. Теперь своими очертаниями оно напоминало знак Тау, расположенный за алтарем в дальнем конце часовни Таинства. Аббат внимательно разглядывал растерзанную плоть, которая ярким пятном выделялась на каменном полу. Из колотых ран выглядывали обломки костей. Грубые швы стягивали места разрезов, сделанных скальпелем патологоанатома.
Могут ли останки этого человека восстать? Свершится ли пророчество?
Аббат заметил тонкий длинный побег кровавого винограда, вьющийся у алтаря, и проследил в полутьме, откуда он растет. Оказалось, из влажного желобка, выдолбленного прямо в камне. Аббат обернул побег вокруг руки, с силой потянул и вырвал с корнем. Затем настоятель монастыря подошел к одному из больших факелов, сделанных из пропитанной жиром пеньки, и поднес растение к пламени. Раздалось шипение, и побег кровавого винограда съежился, потемнел и превратился в красную пыль, запачкавшую аббату руку.
Когда позади открылась дверь и пламя факела погасло, аббат повернулся, вытирая ладонь о грубую шерсть сутаны. В местах соприкосновения с красной пылью кожа саднила.
Брат Септус, один из тех, кто помогал нести тело Сэмюеля вверх по туннелям, застыл у входа.
– Мы готовы, брат аббат, – сказал он.
Настоятель кивнул и пошел вслед за ним в другую пещеру, расположенную в одном из верхних уровней Цитадели. Со времен инквизиции здесь было тихо и пустынно.
Дверь за ними закрылась. Пламя свечей вновь заколыхалось на сквозняке. Тени заколебались на теле покойного. Долю секунды казалось, что Сэмюель пошевелился.
Родригес смотрел на фотографию Сэмюеля, который стоял на знаменитом мосту в Центральном парке. Он обнимал девушку, как две капли воды похожую на него. Фотография была вставлена в дешевую рамку и висела вместе с другими снимками на стенах квартиры.
Пробраться внутрь было совсем нетрудно. Девушка жила на первом этаже новостройки, расположенной недалеко от центра. Большинство, если не все проживающие в ней квартиросъемщики в это время были на работе. Запрыгнув в небольшой, густо заросший кустарником палисадник, Родригес обмотал руку толстовкой и выбил окно.
Его братья в Руне разберутся с девчонкой, а он заметет все следы.
Родригес почти не знал брата Сэмюеля, когда тот был еще жив. Видеть застывшие на фотографиях мгновения жизни будущего монаха было даже странно. Вот он и его сестра – гораздо моложе, чем теперь, – сидят в лодке, щурясь от солнца. Родригес подошел к телефону, частично заслоненному усиками одного из ползучих растений, которыми изобиловала квартира.
Монах нажал на мигающую кнопку автоответчика и прослушал запись, сваливая посреди комнаты бумаги и книги, которые нашел в квартире. Было два звонка – оба, судя по всему, от босса девушки. Почти крича в трубку, звонивший на чем свет стоит честил журналистку за то, что она уехала из города, не оставив копии какого‑то файла.
Родригес сдернул пуховое одеяло с незастеленной постели и, скомкав его, бросил на груду бумаг. Ему вспомнился увиденный им в детстве фильм о парне, который помешался на инопланетянах и так же захламил свою квартиру.
Он и сам чувствовал себя сейчас инопланетянином, чужаком в этой стране.
Когда Родригес навалил в центре комнаты достаточно, по его мнению, легковоспламеняющихся вещей, он обошел всю квартиру, поливая бензином кровать, ковры и диван. У него нет времени на то, чтобы сделать настоящий обыск, поэтому надо все сжечь.
Монах выбрался наружу тем же путем, что и проник в квартиру. Напоследок он бросил зажженную спичку через выбитое стекло и услышал, как задребезжали окна, встречая ударную волну. Родригесу ужасно хотелось задержаться и полюбоваться пожаром, но он решил не терять время попусту. Ему нужно еще кое‑что сделать, прежде чем он сможет улететь отсюда навсегда.
Он вершит богоугодные дела. Времени на удовольствие у него нет.
Лив не нужно было смотреть на карту города, чтобы найти Цитадель. Все, что она сделала, – пошла в направлении горы.
Вскоре девушка затерялась в потоке туристов. Оставив позади билетные кассы, Лив прошла через ворота и стала подниматься по узким улочкам к самой знаменитой в мире горе.
Только теперь, ступив на камни старой части города, Лив до конца осознала, насколько древнее это место. Она шла по булыжной мостовой, а с обеих сторон от нее тянулись приземистые строения с крошечными оконцами и низкими притолоками входных дверей. Люди, жившие тут когда‑то, недоедали и редко доживали до тридцати лет. В прошлом жители города использовали для строительства и ремонта своих жилищ всевозможные обломки, оставшиеся от прежних обитателей древнего Руна. В стены средневековой кладки были вмонтированы остатки античных колонн римского периода. Прорехи латались дубовыми балками или обмазанными глиной плетеными прутьями.
Девушка прошла мимо полуоткрытой калитки, на которой висел железный дверной молоток в виде стиснутой в кулак руки.
Такие молотки на востоке называли «руками Фатимы». Еще одно напоминание о продолжительной оккупации города арабскими войсками в эпоху крестовых походов.
В щель был виден небольшой внутренний дворик, окруженный аркадами с фестонами[35]. На фоне вычурной мозаики буйствовала зелень: лимонные деревья в цвету, длинные крученые листья банана… Следующее строение напоминало итальянский городской дом XVIII века. Затем шло нечто среднее между древнегреческой виллой и фортом времен Наполеона. То и дело между неплотно стоящими домами Лив видела вдалеке построенные на равнине современные здания. А еще дальше высились красные зубчатые гребни гор, которые охватывали город со всех сторон.
Легкий теплый ветерок принес с собой запах готовящейся пищи. Лив вспомнила, что давно не ела. Она подошла к лотку, от которого пахло особенно вкусно. Там торговали лавашами и сладкими соусами. Еще одно свидетельство того, что за века своего существования город впитал разные культурные веяния. Кровавая история Цитадели была полна религиозных войн, бушевавших снаружи ее непреступных стен, но все, что осталось от погибших империй, – монументальная архитектура и хорошая кухня.
Лив выудила банкноту из худого кошелька и обменяла деньги на усеянный зернышками кунжута треугольный хлебец и маленький бумажный стаканчик с баба гануш[36]. Подцепив кусочком лаваша густую пасту, девушка отправила все это в рот. Кушанье отдавало чесноком и приятно пахло дымом. Во рту стоял изумительный вкус кунжутного масла, жареных баклажанов, тмина и еще каких‑то приправ. Лив не доводилось пробовать ничего вкуснее. Она вновь макнула лаваш в соус. В кармане зазвенел мобильник. Девушка потянулась за телефоном.
– Алло! – с набитым ртом произнесла она.
– Где ты, черт подери, пропадаешь?! – заорал Роле.
Лив мысленно застонала. Покидая здание редакции, она включила мобильный телефон, чтобы доктор Аната смогла связаться с ней в любое время, но совсем позабыла о Ролсе.
– Я тут места себе не нахожу! – кричал по телефону босс. – Я видел по Си‑эн‑эн, как тебя запихивают на заднее сиденье патрульной машины! Что, черт подери, с тобой происходит?
– Не беспокойся, – продолжая жевать, ответила Лив. – Со мной все в порядке.
– Точно?
– Точно.
– Тогда почему ты не позвонила? Я попросил женщину из редакции передать тебе, чтобы ты со мной связалась.
– Наверное, она забыла. На меня эта женщина произвела впечатление довольно рассеянного человека.
– Так что же происходит? Рассказывай!
Чего‑чего, а рассказывать о происходящем Лив совсем не хотелось.
– Я пытаюсь выяснить, что случилось с моим братом, – сказала она. – Со мной все в порядке. Не волнуйся.
– Ты тяжело дышишь.
– Да… немного запыхалась. Я только что поднялась на очень крутой холм.
– Тогда понятно… Знаешь, меня настораживает твое дыхание с присвистом. Тебе следует бросить курить и больше заботиться о своем здоровье.
Лив осознала, что, несмотря на стресс, она уже несколько часов не испытывает никотинового голода.
– Согласна.
– Хорошо. Очень хорошо. Послушай! Ты должна кое‑что сделать.
«Приехали», – подумала Лив.
Ее босс был не из тех людей, которые разыскивают своих подчиненных только потому, что беспокоятся об их безопасности.
– Запиши следующий номер, – сказал Роле.
– Подожди секунду.
Схватив ручку, Лив записала телефонный номер у себя на руке.
– Чей это? – поинтересовалась Лив.
– Той женщины из дорожной полиции, которая родила двойню.
– Бонни?
– Да, Бонни. Послушай! Я понимаю, что сейчас не время, но мне позарез нужна эта история. У меня нет материала для раздела «Стиль жизни», поэтому, прошу тебя, позвони ей и договорись, чтобы вместо тебя приехал кто‑то другой. О'кей?
– Я позвоню ей прямо сейчас. Еще что‑нибудь?
– Нет. Спасибо. Это все. Только будь старательна и делай много заметок.
Лив улыбнулась.
– Я всегда старательна, – напоследок заверила она босса.
Захлопнув крышку телефона, Роле закрыл наружную входную дверь. Он опаздывал на акцию по сбору денег, которая проводилась в здании городского управления. Ролсу позарез надо было встретиться с парнем, которого все прочили в мэры города. Всегда полезно заблаговременно приблизиться к будущему королю.
Сев за руль «мустанга», Роле уже намеревался повернуть ключ зажигания, когда услышал стук в боковое стекло. Он обернулся и увидел глядящее на него широкое дуло ракетницы. Мужчина, угрожающий редактору оружием, сделал знак опустить стекло. На напавшем была красная толстовка. Молодое худощавое лицо скрывала борода, которая совсем ему не шла.
Роле поднял руки и подчинился. Когда стекло наполовину опустилось, нападавший просунул в образовавшуюся щель большую пластиковую бутылку с минеральной водой.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |