Прикосновение сквозь стену: Книга. — Л.: 2012. — 14 с.

Прикосновение сквозь стену: Книга. — Л.: 2012. — 14 с.

Предисловие

Уважаемый читатель!

Я не могу назвать свою книгу гениальной. Более того, я бы даже, наверное, не смогла прочесть ее, потому что я люблю фантастику. Но это не значит, что я должна запрещать Вам читать ее. В ней вы, возможно, найдете то, что для вас интересно. Это история любви. История, которая коснется души многих. А возможно и каждого.

Приятного чтения!

С уважением, автор книги, Снежана Гортон.

Вечность – это пустота. Пустота – это вечность. Ты любишь, тебя любят, шаг за шагом, пропасть…и жизнь кончена. (От автора)

-Бабушка, бабушка! Расскажи мне еще что- нибудь!
-Линда, моя дорогая, я уже рассказала тебе все что можно.

-Ну, пожалуйста!
-Хм..

Нина встала и пошла в комнату. Линда побежала за ней. Нина подошла к полке с книгами и из книги достала старый листок бумаги. Внучка смотрела на нее завороженными глазами. Бабушка села на кресло и тихо сказала:

-Линда, расскажу я тебе одну историю, ты точно не уснешь?
-Нет, бабушка, нет. Расскажи, пожалуйста.
-Ну тогда слушай… Мне было 14 лет, когда мою родную сестру Мелиссу забрали страшные люди. Мы с мамой плакали день и ночь. Мелисса была не такая как мы. Она отличалась, у нее были карие глаза, темные волосы и смуглая кожа, в отличие от мамы и меня. Поэтому ее и забрали. Мы боялись искать ее, потому что мама знала, что забрать могут и нас. Когда кончилась война, мама умерла, и я решила найти свою сестру. Мне тогда было 19 лет. Я объездила всю Германию в поисках сестры и в Тюрингии я нашла.… Нашла память о ней. Солдаты нашли в соседней камере, закопанный свиток, оказалось, там был небольшой рассказ. Молодой писатель, попавший в лагерь, рассказывал в нем о своем пребывании в лагере и о моей Мелиссе. Солдаты отдали бумагу мне, и я сохранила ее…

- А что там было написано?
Нина смахнула слезу со щеки. Ее руки тряслись вместе с этим листком бумаги, грязным и помятым. Единственное что осталось от ее сестры. Линда смотрела на нее и ждала, что скажет бабушка. Тогда Нина надела очки и начала читать:

«Здравствуй тот, кто получил мое сообщение. Я даже не знаю как именно ты его получил, но, наверное, ты не отдал за него полжизни, так как сделал это я при его написании. Мне было 25 когда меня забрали в Бухенвальд – концентрационный лагерь в Тюрингии, Германия. О боже, я помню слезы матери, и с виду грозный, но в душе испуганный взгляд отца. Меня схватили в полчетвертого утра, когда все спали. Но я писал. Я начал писать свои мемуары и видимо закончу писать я их здесь, на месте моей гибели. Вы спросите, почему я так уверен, что погибну? Потому что такова судьба каждого кто сюда попадает….»

Нина протерла очки и посмотрела на внучку. Та, пожевывая калач, слушала ее внимательно. Тогда Нина продолжила:

«Мне было 25 лет, когда меня забрали, мне было 25 лет, когда я полюбил. Это случилось в первый день моего пребывания. Я кричал, бился, как голубь пойманный в клетку, пока меня тащили до камеры. Они что – то говорили мне в ответ, но по сосудам так бешено проходила моя кровь, что в ушах, кроме нее я ничего не слышал. Меня закинули в камеру и пнули по животу. Это была лишь малая часть той боли, которую мне пришлось пережить здесь. И вообще я очень удивлен, что я еще жив. Здесь умирали дети, юноши. А мне уже 30 лет, я еще не стар, но уже не молод. И я единственное – живое, что осталось в этой пустой холодной камере.

Я сидел на полу и кричал, мне не было страшно, я по жизни никогда не боялся. Однажды мы перелезли к мистеру Джейку за ограду, чтобы своровать парочку помидоров и когда он выскочил с ружьем, он начал стрелять. Вообще мистер Джейк был слегка ненормальный, поэтому - то стрельба – это было неудивительно. Среди друзей я был самый высокий и, даже за кустом меня было прекрасно видно. Бабах. Выстрел. И пуля уже в моей ноге. Друзья закричали и убежали, мистер Джейк услышав, что тишина настала, ушел к себе. А я остался истекать кровью. Сначала меня затрясло, потом я почувствовал, что боль понемногу уходит. Тогда, я сквозь уходящую боль встал на четвереньки и пополз по дороге. Я полз около 10 минут, пока мне навстречу не вышел мужчина. Он схватил меня на руки и я отключился. Когда я очнулся я уже был в госпитале, а вокруг меня суетилась мать, вся в слезах. Она всегда плакала. Всегда, когда мне было больно.»

-Золотко, время уже 11 часов вечера, может ты пойдешь спать?
-Нет, бабушка, дочитай до конца, пожалуйста.

«Я сидел и кричал. Кричал что есть мочи. Но никто меня не слышал, я никому не был нужен. Никому.

- Не кричи, тебя никто не услышит. – Раздалось где-то рядом.

Я вскочил с места, я просто не ожидал и, вдруг меня осенило, что это из другой камеры.

-А вдруг услышат? – тихим голосом сказал я.

-Они слышат, но не слушают. Им все равно, поверь мне.

-Я не сдамся, пусть они меня убьют, но я не сдамся.

- А они тебя итак убьют, мы здесь умрем, как начинали жить последние годы.

Я слушал этот голос. Он был звонкий, единственный звонкий голос за все это время, пока я пробыл здесь. Она замолчала. Да - да именно она, это была девушка. Я так наслаждался слушанием этого голоса, что просто не мог заткнуться.

- Как твое имя?- спросил я.

-Я уже не помню своего имени. Я не помню, как я сюда попала. Я не помню почему.
-Но как мне запомнить тебя, владелицу такого чудесного голоса?

За стеной послышался еще более звонкий смех, словно стая канареек взлетели в воздух по утру и начали петь.

- 389103

-Что?
-Мой номер 389103. Читать и считать я еще не разучилась.

-А меня зовут Джек, Джек Уильямс. Мне очень приятно с тобой познакомиться, 389103

- Скоро ты тоже забудешь свое имя Джек. Скоро ты забудешь все.

Тут Нина замолчала. Линда смотрела на нее и ждала, что скажет бабушка.
- Принеси бабушке чаю, милая моя.

Девочка вскочила и убежала на кухню. Нина начала читать глазами, самые ужасные строки, что были на этой бумаге.

«И тут я услышал, что в ее камере открыли дверь. Я услышал ее уходящие в сторону крики. Я убил бы себя за того, что ничего не мог сделать в этот момент. Но даже убить себя мне было нечем. Я долго лежал и думал, смотря на звезды через окно-решетку в стене. Долго думал и уснул…

-Аufzustehen dumme Bastard!*
Меня схватили под руки и потащили куда-то, я не знал куда, я не знал зачем. Страшно? Нет, мне было скорее пугающе интересно. Но лучше бы я не интересовался…

Меня завели в помещение, в котором от малейшего шороха раздавалось эхо. Вокруг стояли люди в белых халатах и смотрели на меня.

-Еr ist der stärkste von allen. es wird länger dauern.**

Врачи переглянулись и положили меня на операционный стол. Я лежал и смотрел на эту лампу, которая всегда висит в каждой операционной. И везде разная. Меня привязали ремнями к столу и что – то вкололи, потому что левую руку пронизала резкая боль. И тут, я начал потихоньку успокаиваться, вокруг все стало таким радужным и приятным. Я улыбался, как идиот, которому подсунули, что – то из нелегального. Надрез! Я расслышал это прекрасно и только через 10 секунд понял, что надрез предназначается мне. Боль, боль, адская боль! А вокруг только летают шарики и белки прыгают. Я кричал с улыбкой на лице. Это страшно даже просто представить, но мне удосужилось это не только представить, но и пережить. Операция длилась очень долго, жуткая боль пронизывала всё тело и при каждом надрезе, я словно умирал и заново воскресал до следующего надреза. После операции меня снова бросили в камеру. И я уснул.»

-Бабушка, вот твой чай.
- Спасибо.

* Встать тупой ублюдок! (нем.)
** Он самый сильный из всех. Он дольше продержится. (нем.)

«Разбудил меня крик 389103. Она ругала немцев, причем на их родном языке. Немка в концлагере? – подумал я. Крики продолжались долго, пока не хлопнула дверь в ее камеру. Тишина. И тут она произнесла:

- Джек ты здесь?

- Да я здесь. Ты что хорошо говоришь по-немецки?

-Хорошо, я сама из Мюнхена. Мои родители немцы. И я тоже…наверное.

- Знаешь, я…

И тут я начал рассказывать ей странные и несмешные истории из детства. Совсем несмешные. Но знаете. Она смеялась. И я так радовался ее смеху, он был прекрасен. Я все рассказывал и рассказывал, она слушала меня и только смеялась. После моих долгих рассказов, она тоже рассказала мне про себя.

Каждое утро мы просыпались вместе и каждую ночь засыпали тоже вместе. Вместе, но не рядом. День становился для меня прекрасным, если я просыпаясь, слышал ее голос, и ужасным, если я слышал ее плач или то, как над ней издеваются. Мы могли часами лежать на холодном поросшем мхом полу и мечтать:

-Представь только: ты и я выбираемся из этого места и бежим далеко… На юга!
Она снова засмеялась.

-А что? Бежать всего-то пару тройку недель. Но представляешь, мы добежим, и прыгнем в море. Солнце, волны, голубая и прозрачная вода. Как же это прекрасно.

-Джек, ты любишь музыку?

-Конечно, люблю.

-А танцевать?
-Танцевать я люблю, но танцую я ужасно.

-Потанцуем?

Я удивлялся оптимизму этой девушки. Она всегда смеялась. Над ней каждый день издевались, а она смеялась. Не улыбалась как я, когда мне что – то вкололи, а именно смеялась. Я встал с пола, взял в левую ладонь ее ладонь, правую руку положил на воображаемую талию и мы с ней стали танцевать. Мы танцевали долго, она начала что – то напевать, я слушал и думал, а ведь она еще и замечательно поет.»

Нина опустила листок и сняла очки. Линда спала. А Нина понимала, она снова не может сдержать себя. Она заплакала, вспоминая то, как Мелисса учила ее танцевать. Как же это было знакомо описано на этой бумаге. Нина принялась читать дальше. Она уже не хотела спать…

«-Джек, ты не представляешь!
- Что такое?
- Сегодня они не взяли меня на пытку. Не взяли!
-День без мучений? Я так рад за тебя!

-А что было сегодня с тобой, почему тебя так долго не было слышно? Они издевались над тобой?
-Нет, дорогая моя 389103, я спал, очень крепко и мне снилась ты.

-Я? Но ты же никогда меня не видел!

- Не видел, но ты мне приснилась, белокурой, с голубыми глазами и яркими розовыми губами. И твой смех. Ты бежала по берегу моря, а я бежал за тобой, но догнать не мог.

Она засмеялась.

-Дурачок! Твои мечты уже и во снах являются, но я же совсем не такая.

-А каким ты представляешь меня?
- Ты высокий брюнет, с карими глазами, с зачесанными назад волосами и ты всегда улыбаешься.

Я смотрел на себя, на свои белокурые волосы, голубые глаза и понимал, что я никогда не зачесывал волосы назад. Зато после знакомства с ней я всегда улыбался, лишь вспоминая ее голос. И я засмеялся.

-Эх, а я тоже не такой.

Мы оба засмеялись и долго разговаривали лежа и смотря в потолок. Я рассказывал ей про все то, что успел прочитать до помещения в концлагерь, она мне рассказывала то, что ей удалось не забыть. Мне было с ней хорошо. Понимаете? Как бывает хорошо, когда ты просыпаешься с утра, а в комнате стоит ни жара, ни холод, когда ты получаешь в школе пятерку, когда мама покупает тебе ту самую игрушку, которую ты так долго хотел. Хорошо. Я не знал ее семью, я не видел ее родителей, я не видел ее саму. Но я не мог проснуться и начать день радостно, если не услышу ее голос. Я понимал, что, наверное, никогда ее не увижу, хотя каждый раз когда меня выводили из камеры я смотрел налево. Но дверь была заперта и ничего за ней не было видно… Меня все водили в ту операционную и постоянно оперировали, каждый раз я слышал крики за стеной, это оперировали маленьких детей и женщин. Мужчины молчали. Каждый раз я закрывал глаза и, когда я слышал слово надрез, я вспоминал голос и смех девушки за стеной, и боль проходила легче.

Однажды утром я проснулся от странного скрежета. Я вскочил и увидел что в деревянной стене прогрызано отверстие. Мыши? Не знаю. Неважно. Я взглянул в отверстие и увидел.. О чудо! Я увидел камеру 389103! Я закричал от радости!

-Джек, ты чего кричишь?
-Подойди к стене, опустись вправо и ты увидишь дыру в стене. О боже!

Я просунул туда руку и вдруг почувствовал касание ее руки. Такая холодная, но мягкая кожа. Я услышал, как она заулыбалась.
-У тебя такие приятные руки, Джек. Они теплые…

-Твои они в сто раз приятнее. Не отпускай меня ни за что.

И мы так просидели весь день, расставаясь и снова прикасаясь, друг к другу. И засыпали, и просыпались, касаясь друг друга. Теперь в мой утренний «рацион» входил голос, смех, нежные руки.
И даже было страшно. Впервые в жизни страшно. Боязнь потерять ее. Любовь? Да это была любовь, но тогда, я не был уверен. Мне казалось, что она мой близкий друг.

Прошло уже 5 лет. Каждый день во сне я видел, как мы выбираемся и, просыпаясь, понимал, что это всего лишь сон. Каждый раз я понимал, что без нее я не смогу прожить здесь ни секунды. Я мучился на пытках, надо мной издевались, но в этот момент я представлял лишь ее, я вспоминал все,что связанно с ней. Каждый раз мне было все хуже и хуже после этих операций, но я не понимал, как я до сих пор живу. Я был уверен, что это все из-за моей привязанности. Которую я уже начал причислять к любви.

Тогда был мой 30 – ый день рождения. Я проснулся и первым делом закричал своей 389103. Наконец-то настал день, когда я решился что признаться в любви, будет совсем не глупо, я даже настолько был увлечен этой идеей, что готов был даже женится. Смешно, не правда – ли? Женится через стену. Хах! Наконец-то я понял, что люблю ее. Я стал кричать, но отвечало мне только эхо. Испуганно я подбежал к отверстию, просунул руку и произнес:
-Милая возьми меня за руку, мне нужно кое – что сказать.

Но в ответ тишина. Наверное, ее забрали на пытки, подумал я. День уже прошел, наступал вечер, а ее пытки все не кончались. Я не мог уснуть всю ночь…

Утром я обнаружил, что в ее камере все еще пустота. Я бегал по своей камере, не зная, что делать. НИЧЕГО НЕ ЗНАЯ. Мне стало плохо и, вдруг я услышал шаги по коридору за дверью. Подскочив к двери, стал кричать ее номер..Дверь открылась. Но не в её камеру, а в мою. Передо мной стояли 3 человека, они схватили меня, стукнули по голове и понесли под руки. Оглядываясь назад и смотря на камеру любимой, я видел, что дверь была открыта. Боже, боже, боже. Что делать? А если я умру и не успею ей сказать, как сильно я люблю ее?

Странно, но когда меня посадили на улице вместе с остальными, мне разрешили писать. Я был удивлен, но писал. Повернув голову влево, я увидел груду трупов девушек. Я, совсем не веря в это, подполз к ним. Сотни девушек, сотни номеров. Но моей любимой там не было. Ух, она жива, значит, я тоже могу жить. По крайней мере, духовно. Но никто не живет вечно. Вечность – это пустота. Пустота – это вечность. Ты любишь, тебя любят, шаг за шагом, пропасть..и жизнь кончена. И тебе кажется, что все, уже больше нету времени, ведь за пропастью ничего нет, но ты можешь верить в это, ты можешь просто жить…. Ах 389103, если бы ты знала, как я тебя люблю. Люблю тебя, как самое дорогое, что у меня было. Самое родное. Самое прекрасное.»

Нина встала с кресла и с сухим угрюмым лицом пошла спать. Клочок бумаги остался лежать под лампой. Он хранил память о великой любви. О любви души и души. Грязный, желтый… А на нем лишь не дочитанные строки…

«И тут солдаты принесли еще несколько трупов. Я должен быть уверен. Из груды трупов выпала рука… Я не хочу смотреть, что там, я не хочу… Но мои глаза невольно свернули взгляд в сторону руки… Боже! 389103… Я взял ее ладошку в свою ладонь, стал целовать. Она была такая же холодная, как всегда, но она не жила… Немцы вокруг ходили и кричали, расставляя людей около стены. Я сжимал ее ладонь и не хотел отпускать. Меня подняли с земли и повели к стене. Я рыдал, пока меня вели туда. Скажете, мужчина, а плачет. Мужчины тоже плачут. Когда больно. А больно было вовсе не потому, что я сейчас умру, а потому что, я умру, не сказав главных слов своей жизни. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! Всю жизнь я не верил в любовь, но я полюбил… Я встречу тебя, моя любимая, там, где нас никто уже не будет бить, и издеваться над нами. Там, наверху я буду любить тебя, как никогда никого не любил…

Нас ставят в ряд, мой дорогой чтец, я пятый слева и сейчас я умру, а ты знай, что жизнь нужно прожить достойно и достойно полюбить. Если ты проживешь свою жизнь, но так и не полюбишь… значит ты прожил ее зря.

Это конец… Конец всему. Мне было 25 лет, когда я влюбился, мне было 30 лет, когда я умер наедине со своей любовью. Всё, дорогой читатель, больше ничего не будет…
Бабах.

Выстрел...»

Дата добавления: 2015-08-28