Мы выше видели, какое могущественное средство единение Верховной власти с нацией составляло в московский период церковное устройство, которое внизу было крепко связано с народом, начиная с прихода, а вверху - как в своих соборах, так и в патриаршестве, непосредственно связанное с царем.
Петровская ломка Церкви все это разрушила, и поставила церковное управление на ту же бюрократическую колею, как и гражданское. Последствия этого оказались едва ли не более вредны, чем бюрократизм гражданских управительных властей, потому что лишить Церковь живого духа - это значит подорвать в народе самую основу, на которой держится монархическая власть.
Я не стану подробно следить за последующей эволюцией церковного управления за петербургский период. Замечу только, что в общем она отчасти немного исправляла ломку Петра, отчасти же, напротив, еще ухудшала его дело.
Основная ненормальность положения Церкви, сразу установленная Петровским «регламентом», состояла в том, что государственной власти было присвоено прямое господство в церковном управлении. По «регламенту» «крайним судьей» вновь учрежденного Синода признан император *.
* Духовный регламент. Присяга членов духовной коллегии. Напомню снова, что присягающим не оставлено даже возможности никакой «иезуитской restriction mentale» [99], ибо они должны были прибавить, что это признание «не инако толкую в уме моем, яко провещеваю устами моими».
А в объяснении самого Петра сказано: «Уставляем духовную коллегию, то есть духовное соборное правительство, которое, по следующем зде регламенте, имеет всякие духовные дела во всероссийской Церкви управлять» [Там же]. Таким образом устанавливается принцип, что император есть крайний судья во всяких духовных делах Церкви Русской. Эта точка зрения так и осталась не опровергнутой другими законами, и в акте о престолонаследии 5 апреля 1797 года император прямо именуется «главою Церкви». К счастью, при кодификации основных законов истинная мысль предыдущего законодательства изъяснена несколько более правильно.
По § 42 Основных законов «император, яко христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния». При этом пояснено, что именно лишь в сем смысле император был при Павле I назван «главою Церкви». Засим § 45 гласит, что «в управлении церковном самодержавная власть действует посредством Святейшего правительствующего Синода, ей учрежденного».
Должно ли из этого заключить, что в церковном управлении высшая власть принадлежит только и исключительно императору, а Синод есть лишь его орудие, как сенат, министерства и другие управительные учреждения? Это ясно не подтверждено и не опровергнуто, равно как не сказано нигде, чтобы Синод имел хоть какую-нибудь степень самостоятельной власти.
Если наши государственно-церковные отношения при таких законодательных определениях нельзя назвать полным «цезаропапизмом», то исключительно потому, что имеются в основных законах статьи, как 13 и 41, постановляющие исповедывание православной веры условием для обладания престолом Российским, а так как православие признает самостоятельность церковной власти, то отсюда можно, логическим умозаключением вывести, что, стало быть, эта самостоятельность в принципе признается и Русским государством, а стало быть - «цезаропапистский» характер узаконений должно объяснять лишь их плохой редакцией.
|