В целом же первый этап творчества Крылова в перспективе его позднейшей эволюции можно считать своеобразной подготовительной школой. В классики русской литературы Крылов вошел прежде всего как

В целом же первый этап творчества Крылова в перспективе его позднейшей эволюции можно считать своеобразной подготовительной школой. В классики русской литературы Крылов вошел прежде всего как баснописец.

Новый и зрелый этап творческого пути Крылова, приходящийся на XIX столетие, наступает с момента его обращения к басенному жанру. Писать басни Крылов пробовал и ранее, в период своего сотрудничества в журналах конца XVIII в.³ Но его самоопределение как оригинального русского баснописца происходит после 1805 г. Один из биографов Крылова вспоминал: «Однажды, это было в 1805 году, перечитывая Лафонтена, он вдруг почувствовал желание передать некоторые из его басен своим языком русскому народу. Работа закипела, басни готовы; и первый, радушно и искренно одобривший его начинание — был И. И. Дмитриев, сам баснописец и превосходный литератор. Возвышенная душа его, хотя с первого уже полета, вероятно, предвидела, как высоко поднимется его соперник, не могла удержаться, чтобы не настаивать, не побуждать его трудиться в этом роде. „ Это истинный ваш род, наконец, вы нашли его “, — сказал Дмитриев».⁴

Три басни, принесенные Крыловым на суд Дмитриева, были «Дуб и Трость», «Разборчивая невеста» и «Старик и трое молодых». Две первые, рекомендованные Дмитриевым к печати, сразу же появились в № 1 журнала «Московский зритель» за 1806 г. С этого момента Крылов целиком отдается работе над баснями и уже в 1809 г. выпускает первый их сборник в составе 23 басен. За ним последовали сборники «Новые басни» 1811 и 1816 гг., издания басен 1819, 1825 и 1830 гг. Отдельные басни регулярно появляются в ведущих литературных журналах этого времени. Затем Крылов подготавливает к печати полное собрание своих басен в 9 книгах, вышедшее в год смерти писателя — в 1844 г. Туда вошло почти все из написанного им в этом жанре, за исключением того, что не было в свое время пропущено в печать цензурой (например, «Пестрые овцы»), а также ранних опытов 1780-х гг. В общей сложности Крылов написал свыше 200 басен. Большинство их вошло в золотой фонд русской классической литературы.

Именно в баснях раскрылся во всей полноте сатирический талант Крылова. По определению Белинского, «Крылов, как гениальный

192

человек, инстинктивно угадал эстетические законы басни ... он создал русскую басню».⁵ На первый взгляд это утверждение может показаться не совсем справедливым. Задолго до Крылова, еще в XVIII в., особенно после Сумарокова (которого современники сравнивали с Лафонтеном) и Хемницера, басня заняла прочное место в жанровом репертуаре русской поэзии.

В момент выступления Крылова в качестве баснописца авторитетнейшим его соперником был Дмитриев. Другим известным — хотя и менее прославленным — баснописцем 1810—1820-х гг. был А. Е. Измайлов. Позднее он выступал даже как теоретик басенного жанра. В каком же смысле следует тогда понимать приведенные выше слова Белинского?

Суть дела, метко схваченная Белинским, заключалась в следующем. Басни Крылова явились принципиально новым явлением по отношению к обоим разновидностям этого жанра, утвердившимся в русской литературе XVIII в., — классицистической и сентименталистской. Первая, к которой примыкают басни Измайлова, была создана А. П. Сумароковым и В. И. Майковым. Она характеризуется нарочитым, рассчитанным на комический эффект смешением «высокого» и самого «низкого» слога, посредством которого осмеивается порок. Сентименталистская басня, основоположником которой был М. Н. Муравьев, а непревзойденным мастером — Дмитриев, отличается от классицистической «легкостью», изяществом, «приятностью» слога, не допускающего ничего «низкого» и грубого, что может оскорбить «просвещенный вкус». Изящной, не лишенной лиризма простоте стиля басен Дмитриева, их светской изысканности противостоит у баснописца Измайлова явное злоупотребление жаргонно-площадной, «кабацкой», по определению современников, фразеологией.

Тем не менее, что очень важно, басни Измайлова, точно так же как и Дмитриева, остаются сугубо моралистическим, нравоучительным жанром. В них осмеиваются общечеловеческие пороки и преподаются уроки столь же абстрактной общечеловеческой «добродетели».

Историческая заслуга Крылова состояла прежде всего в том, что он освободил русскую басню от абстрактности ее моралистических устремлений. Сохраняя внешние традиционные признаки своей жанровой структуры (аллегоризм персонажей, смысловая двуплановость повествования, наличие моральной сентенции, конфликтность сюжетной ситуации), басня Крылова обрела в то же время новую эстетическую функцию иносказательного же, но остро критического изображения совершенно конкретных социальных пороков современной баснописцу русской действительности.

193

Вот, к примеру, басня «Волки и Овцы» (1833).

Овечкам от Волков совсем житья не стало,
И до того, что, наконец,
Правительство зверей благие меры взяло
Вступиться в спа́сенье Овец, —
И учрежден Совет на сей конец.
Большая часть в нем, правда, были Волки;
Но не о всех Волках ведь злые толки.
Видали и таких Волков, и многократ:
Примеры эти не забыты, —
Которые ходили близко стад
Смирнехонько — когда бывали сыты,
Так почему ж Волкам в Совете и не быть?
Хоть надобно Овец оборонить,
Но и Волков не вовсе ж притеснить.
Вот заседание в глухом лесу открыли;
Судили, думали, рядили
И, наконец, придумали закон.
Вот вам от слова в слово он:
«Как скоро Волк у стада забуянит
И обижать он Овцу станет,
То Волка тут властна Овца,
Не разбираючи лица,
Схватить за шиворот и в суд тотчас представить,
В соседний лес иль в бор».
В законе нечего прибавить, ни убавить;
Да только я видал: до этих пор —
Хоть говорят: Волкам и не спускают —
Что будь Овца ответчик иль истец;
А только Волки все-таки Овец
В леса таскают.

(3, 198—199)

Перед нами острейшая социальная сатира. Крылов не морализирует, не поучает; он словно наблюдает и выносит на суд читателя результаты увиденного. Самый механизм крепостнического «правосудия», основанного на власти силы и на лицемерии, представлен здесь в своей неприглядной наготе.

Неведомая до того не только басне, но и русской поэзии в целом конкретность иносказательно-сатирического изображения Крыловым национально-исторической действительности и дала все основания Белинскому назвать его создателем «русской басни». Русской не только по предмету, но и способу изображения. Он определяется неизвестным до того русской поэзии разговорно-просторечным стилем басенного повествования, воплощением в нем непосредственной языковой стихии национального самосознания, и в первую очередь, но не только, самосознания простонародного. Оно явственно заявило о себе в таких хрестоматийно известных баснях Крылова как «Демьянова уха», «Кот и повар», «Крестьянин в беде», «Крестьянин и овца», «Волк и Ягненок» и многих, многих других.

Сосед соседа звал откушать;
Но умысел другой тут был:
Хозяин музыку любил

194

И заманил к себе соседа певчих слушать.
Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова,
И у кого что силы стало.
В ушах у гостя затрещало,
И закружилась голова.
«Помилуй ты меня, — сказал он с удивленьем, —
Чем любоваться тут? Твой хор
Горланит вздор!»
«То правда, — отвечал хозяин с умиленьем, —
Они немножечко дерут;
Зато уж в рот хмельного не берут,
И все с прекрасным поведеньем».

(«Музыканты»; 3, 9)

2.

В 1769 году в семье бедного армейского офицера родился будущий великий баснописец, поэт, писатель и переводчик, Иван Андреевич Крылов. Рано узнав невзгоды бедности, ещё в подростковом возрасте Крылов вынужден поступить на государственную службу. Отсутствие систематического образования приходилось восполнять самостоятельным изучением таких предметов, как литература, математика, французский и итальянский языки. Обладая достаточно мощной и крепкой фигурой, Крылов увлекся кулачными боями, из которых часто выходил победителей. «Живой» ум и отменное чувство юмора помогли молодому Ивану Андреевичу получить известность и в качестве сатирика. Однако вскоре смелая сатира Крылова стала вызывать недовольство царицы, что заставило писателя прекратить свою литературную деятельность, скрывшись в провинции на несколько лет. Только в 1806 году писателю удается вернуться в Петербург, где в 1809 году вышла первая книга, прославившая Крылова как баснописца. Реализм и народность басен Крылова Живописный и богатый язык делает произведения Крылова вершиной «эволюционного развития» русской басни, и ставит писателя в ряды мировых профессионалов этого жанра. Сам Пушкин отмечал, что басни Крылова не похожи ни на какие другие. Иван Андреевич впервые создал басню - сценку, когда у его предшественников главным в басне была мораль. В его произведениях морали ничуть не меньше, просто она умело прячется за искусно построенными комедийными ситуациями. В противовес традиционной схеме жанра, персонажи басен Крылова похожи на реальных людей, представляющих разные социальные слои - от лакея до царя.В конце жизнь баснописца наладилась (он занимал должность статского советника, приносящую неплохой доход), превратив Крылова в ленивого и неповоротливого человека, над которым посмеивался весь двор. Он, талантливый и умный, быстро свыкся с ролью нелепого чудака, найдя в этом для себя выгоду. Придуманный им образ всем нравился, отчего Крылов мог позволить себе любую выходку – от неукротимого обжорства до неряшливости в облике. В 1844 году Крылов скончался от воспаления легких (в возрасте 75 лет), хотя современники «списали» его уход на длительное переедание. Все свое состояние Иван Андреевич завещал мужу Саши – дочки кухарки, которая служила у Крылова долгие годы. Реализм и народность басен Крылова Некоторые исследователи биографии писателя считают Александру незаконнорожденной дочерью Крылова, основываясь на том, что после смерти матери, он занялся воспитанием девочки.Творчество Крылова внесло в наш язык немало крылатых выражений и афоризмов. Язык басен Ивана Андреевича явился примером для многих писателей, в том числе и Пушкина, а меткие выражения «крыловских» басен можно было услышать даже из уст В. И. Ленин.

3. По своей проблематике басни Крылова условно можно разделить на социально-политические («Лев на ловле»; «Слон на воеводстве»; «Рыбья пляска»), морально-философские («Стрекоза и Муравей»; «Огородник и Философ»; «Листы и Корни») и социально-бытовые («Слон и Моська»;«Свинья под дубом»).

Испытывая воздействие тогда господствовавшей консервативно-реакционной идеологии, Крылов в ряде басен утверждал социальную иерархию («Лягушка и Вол»; «Колос»), религию («Безбожники»), довольство малым, но прочным («Дерево»; «Пастух и Море») и критиковал прогрессивно-демократические, революционные воззрения («Водолазы»; «Бочка»; «Конь и Всадник»). Так сказывалась противоречивость идеологии, политическая ограниченность социальных сил, стоящих за Крыловым: крестьянских и мещанcко-трудовых, мелкобуржуазных. Но при наличии явных противоречий баснописец оставался в основном верен ведущим идеям того просветительского демократизма, который был свойствен ему еще в пору ранней журналистской и драматургической деятельности. Пользуясь хитроумной иносказательностью, применяя эзопов язык, Крылов в условиях драконовской царской цензуры в подавляющем большинстве своих басен выражал определяющие думы, настроения, стремления и чаяния простого русского народа.

Глазами воинствующего патриота-публициста воспринял Крылов события 1812 года. В его баснях воплощен общенародный гнев против иноземных интервентов («Волк на псарне»), осуждено деликатничанье с Наполеоном в начале военной кампании («Кот и Повар»), показаны гениальная стратегия Кутузова («Обоз»), бедственное положение зарвавшейся французской армии в Москве («Ворона и Курица») и оплошность адмирала Чичагова, упустившего Наполеона около Березины («Щука и Кот»). Рисуя великий патриотический энтузиазм, охвативший русский народ, призывая к единству все силы нации, баснописец не прошел мимо и своекорыстных побуждений некоторой части дворянства («Раздел»).

В условиях подготовки декабристского восстания Крылов написал социально острые басни о цензурных неистовствах («Кошка и Соловей») и глупости самодержавных властителей («Рыбья пляска»). Углубляя обличительные тенденции басни, автор стремился придать ей разящие свойства общественно-политической сатиры п иносказательного памфлета. Ярко выраженная публицистичность социально-боевого жанра, действенно вторгающегося в жизнь, — новый шаг в развитии басни.

Крылов настойчиво преследует властвующих грабителей беззащитного люда («Мор зверей»; «Слон на воеводстве»; «Лиса-Строитель»). Баснописцу была ясна враждебная народу сословность самодержавно-бюрократического режима и ханжеская сущность его защитников («Волк и Овцы»). Он изображает грубость насилия и произвол царей («Рыбья пляска»; «Пестрые Овцы»; «Вороненок»; «Лев и Барс»; «Лев на ловле»). Ненавидя сатрапов («Вельможа»), но питая иллюзорную надежду на «просвещенного» монарха, способного отстаивать народные интересы, баснописец обращался к властителям с поучением: «…Важнейшая наука для царей: Знать свойство своего народа И выгоды земли своей» («Воспитание Льва»). Не приемля ни самодержавной тирании, ни крепостничества, Крылов был сторонником общественного переустройства, в котором бы народ занял по праву ему принадлежащее место («Мирская сходка»), но мирным путем, средствами просвещения и реформ. Имея в виду опыт французской революции конца XVIII века, баснописец опасался ее крайностей («Конь и Всадник»). При всем том некоторые его басни имеют, на наш взгляд, объективно революционное значение. Такова басня «Рыбья пляска» в ее первой редакции.

В своих баснях Крылов неутомимо изобличал дворян, деспотически использующих право силы («Лев и Барс»), грубо утесняющих крестьян («Волк и Ягненок»; «Госпожа и две Служанки»). Баснописец настойчиво подчеркивал их хвастовство былыми заслугами («Гуси»), праздность («Пчела и Мухи»), душевную низость («Осел»), мотовство («Мот и Ласточка»), хозяйственную никчемность («Тришкин кафтан») и другие пороки. Автор то и дело обращается к отрицательным свойствам правящего дворянства: «Кто знатен и силен, Да не умен, Так худо, ежели и с добрым сердцем он» («Слон на воеводстве»). Или: «В породе и в чинах высокость хороша; Но что в ней прибыли, когда низка душа?» («Осел»). Указывая на жестокость крепостнической эксплуатации крестьян, Крылов пишет: «Ведь пастуху стада, что барину поместье… Подчас он тож и шкурки с них дерет» («Дикие Козы»). Чиновничество обвиняется баснописцем в казнокрадстве («Медведь у Пчел»), кривосудии («Лев»; «Лисица и Сурок»), карьеризме и подхалимстве («Две Собаки»).

Разоблачая купечество, Крылов показывает его наглое мошенничество («Купец»), ханжество («Мирон») и самодурство («Хозяин и Мыши»).

Крылов обращается со словами сочувствия и благоговейного уважения к трудовому народу. Постоянно разоряемое несправедливым судопроизводством («Крестьянин и Овца»), задавленное непосильными поборами («Дикие Козы»), находящееся в крайней нужде («Крестьянин и Смерть»), лишенное гражданских прав («Мирская сходка»), крестьянство, по мнению баснописца, создает благополучие господствующих классов и всей страны («Листы и Корни»).

Эгоизму, бессердечию привилегированных сословий баснописец противопоставляет крестьянина-труженика, доброго, гуманного, работающего на общее благо. Отвечая на насмешки богатых бездельников, его Старик «смиренно», но с достоинством говорит: «Из детства я к трудам привык; А если оттого, что делать начинаю, Не мне лишь одному я пользы ожидаю: То, признаюсь, за труд такой еще охотнее берусь» («Старик и трое Молодых»). Поэтизация крестьянства и его труда свойственна и другим басням Крылова.

9. «Рыбьи пляски»

От жалоб на судей,
На сильных и на богачей
Лев, вышед из терпенья,
Пустился сам свои осматривать владенья.
Он идёт, а Мужик, расклавши огонёк,
Наудя рыб, изжарить их сбирался.
Бедняжки прыгали от жару кто как мог;
Всяк, видя близкий свой конец, метался.
На Мужика разинув зев,
«Кто ты? что делаешь?» – спросил сердито Лев.
«Всесильный царь! – сказал Мужик, оторопев, —
Я старостою здесь над водяным народом;
А это старшины, все жители воды;
Мы собрались сюды
Поздравить здесь тебя с твоим приходом». —
«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?»
«Великий, государь! Здесь не житьё им – рай.
Богам о том мы только и молились,
Чтоб дни твои бесценные продлились».
(А рыбы между тем на сковородке бились.)
«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,
Они хвостами так и головами машут?» —
«О мудрый царь! – Мужик ответствовал, – оне
От радости, тебя увидя, пляшут».
Тут, старосту лизнув Лев милостиво в грудь,
Ещё изволя раз на пляску их взглянуть,
Отправился в дальнейший путь.

1821-1823

Примечание: При жизни Крылова печаталась под названием «Рыбьи пляски» в переработанном по требованию цензуры виде и заканчивающейся иначе: «Не могши боле тут Лев явной лжи стерпеть, Чтоб не без музыки плясать народу, Секретаря и воеводу В своих когтях заставил петь». Схожий сюжет – в басне Хемницера «Путешествие Льва».

Дата добавления: 2015-08-28