Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

«Бандитский Петербург-98» – это цикл очерков, посвященных природе российского бандитизма в его становлении и развитии, написанных живо и увлекательно, включающих как экскурсы в историю, так и 10 страница



Тема собственной «цивилизованности» декларируется оргпреступностью постоянно и прямо, и через свои рупоры. То в разных газетах призывает к сотрудничеству и союзничеству с лидерами и авторитетами Иосиф Кобзон – человек респектабельный, поющий песни душевные… То в «Московских ведомостях» и «Невском времени» трибуну получает гражданин Кирпич – бывший вор в законе, проведший за решеткой времени больше, чем на воле… Общественное мнение исподволь подготавливают к тому, что, может, и действительно стоит сесть за стол переговоров с мафией – глядишь, все и сладится… При этом государственные деятели, декларирующие свою приверженность к некоей абстрактной борьбе с преступностью, вызывают своими ура-высказываниями реакцию отторжения у нормального обывателя, просто компрометируют саму идею борьбы. Чего только стоит, например, высказывание Анатолия Собчака летом 1994 г.: «Каждый преступник, поднявший оружие, должен знать, что будет убит на месте… Это приоритетное направление в борьбе с организованной преступностью». Сказано громко, звонко, вся беда в том, что пистолет и автомат – совсем не главное оружие оргпреступности… Ведь не с оружием же в руках Александр Малышев и Ко получили шикарные офисы в красивых зданиях на Каменном острове Петербурга, именуемые в бандитских кругах «Архипелагом»… Парадокс сложившейся ситуации заключается в том, что и до президентского Указа «б-14» была достаточная нормативная база для борьбы с мафией. Статья 77 УК РФ «бандитизм» предусматривает возможность привлечения к уголовной ответственности членов преступных сообществ разных уровней – от рядовых до руководителей… Но нет процедуры ее применения. Между тем именно процедура применения обусловливает работу или несрабатывание любого закона, указа или «тотального наступления»… Декларирование Указа может лишь возродить разнарядки в органах, предназначенных для борьбы с организованной преступностью: «… за истекшие сутки задержано столько-то бандитов и ликвидировано столько-то группировок…» Все это, к сожалению, мы уже «проходили»…

Подпольное бандитско-воровское государство рвется к своему признанию де-юре. Если это произойдет – последствия будут необратимыми, это будет означать полное поражение государства легального. Уже сейчас, находясь (хотя бы формально) в подполье, организованная преступность успешно решает такие вопросы, как например кадровые перестановки в различных государственных учреждениях. Приведенные ниже схемы вывода из игры неудобных, обкатанные мафией в условиях подполья, помогут понять, какое влияние на дела государства может оказать организованная преступность в случае ее хотя бы частичной легализации.



Пособие для негодяев

Предлагаемые схемы нефизического устранения опасных для организованной преступности противников – не плод больного воображения, а горькая реальность, с которой приходилось сталкиваться тем, кто добирался до нервных узлов «спрута». По сути дела, это красиво задуманные и профессионально выполненные оперативные комбинации. Ни для кого не секрет, что организованная преступность уже давно располагает высококлассными профессионалами из числа бывших и ныне действующих сотрудников различных правоохранительных органов. Профессионалы умеют отрабатывать свой хлеб – тем более если это хлеб с маслом…

Если проблемой подпольного государства становится принципиальный и умный опер, то его физическая ликвидация не даст нужного эффекта. Наоборот, его устранение может только подтвердить то, что он шел в нужном направлении. Таких выводят из игры другими способами. Прежде всего фигуранта нужно тщательно изучить. Хорошо, если у него есть слабости, если же их мало, против него будут использованы его же сильные стороны. В подразделениях МВД постсоветской системы очень многое зависит от «коэффициента личной преданности» подчиненного по отношению к начальнику. Часто, правда, эту самую личную преданность называют лизанием задницы, и уважающие себя профессионалы этим не увлекаются. На этом и играет агент влияния, которому поручена комбинация. Агент влияния – это завербованный действующий сотрудник. Не сразу, исподволь, намеками, он будет создавать у начальства общенегативное отношение к разрабатываемому оперативнику. А что в России может быть хуже невзлюбившего тебя начальства? Оно запросто подкинет оперу парочку глухарей (то есть бесперспективных, нераскрываемых дел) [71], да еще будет дергать каждую неделю, требуя отчета и результатов. Если все это происходит одновременно с разработкой этим сотрудником оперативной комбинации, которая может быть ювелирной по изяществу задуманного, то конкретное воплощение этой комбинации может стать просто топорным или вовсе не быть. Опера могут сорвать с разработки и приказом «совсем сверху» – из Москвы, например. Нужно срочно лекцию где-нибудь прочитать. Или прибыть на усиление в группу, специально созданную для расследования чего-нибудь… Был такой конкретный случай в Москве, когда со всей России насобирали классных оперов (старших офицеров), которые занимались канцелярской работой, в то время как у них дома рассыпались, как карточные домики, уникальные комбинации – они ведь требуют постоянного контроля и личного участия… Ну и, естественно, будут постоянные попытки личной компрометации. Если оперативник хороший агентурист и постоянно встречается со своими источниками – в ресторанах, например, – такую ситуацию можно попытаться перевернуть, намекнув, что опер сам уже стал источником. Если разрабатываемый не пьет – значит, надо везде говорить, что он брезгует стакан поднять с товарищами по оружию… Рано или поздно все посеянное даст всходы.

Если нужно убрать из процесса поддерживающего обвинение прокурора, то начинать лучше всего с кампании клеветы, доносов и заявлений на него. Пока все проверят, ему так вымотают нервы, что он уже будет не боец. Одновременно с этим можно создать атмосферу опосредованной угрозы самому прокурору и членам его семьи, постараться спровоцировать какой-нибудь скандал в людном месте, выставить этого прокурора пьяницей и хулиганом, карьеристом и интриганом. Подождав, пока у объекта не начнут сдавать нервы, можно организовать его встречу в ресторане с однокурсниками, работающими юрисконсультами каких-нибудь солидных фирм. Однокурсники за рюмкой поговорят с ним по душам, посочувствуют, обрисуют перспективы – жуткие в случае какого-нибудь прокола и неадекватно мизерное поощрение в случае нормального доведения дела до конца. А потом однокурсники, качая головой, спросят: «Старик, на кой черт тебе это надо? Кому и что ты хочешь доказать? За кого ты бьешься? Воевать нужно не за идею, не в 17-м году живем… Воевать нужно за себя и свою семью, а не за то, чтобы твоему начальству спасибо из Москвы сказали».

И прокурор может сломаться. Может отказаться поддерживать обвинение. Он не обязательно станет при этом коррумпированным прокурором, он будет просто сломанным человеком. Не стоит его презирать за это – у каждого свой запас прочности… [72]

Если в процессе изучения личности «неудобного» следователя будут установлены его слабость к спиртному или к прекрасному полу (а лучше и к тому, и к другому), то успех комбинации – вопрос времени. Вокруг следователя нужно создать нервную атмосферу, чтобы он как можно чаще снимал стрессы выпивкой и женщинами. Можно подвести к нему какую-нибудь проститутку, лучше – венерическую больную. Если следователь женат, то после того как он переспал с проституткой, а потом заразил жену, семья его почти наверняка распадется. Пить он станет еще больше – нужно только, чтобы рядом были хорошие, душевные собутыльники, может быть, его же однокурсники, потому что не все после окончания юрфака идут в милицию. С похмелья следователь будет делать больше ошибок, а значит, больше обоснованных жалоб пойдет его же начальству… Пьющие люди легко запутываются в долгах, и обязательно должен быть приятель, который все время будет одалживать…

Когда увлечение спиртным перерастет в запои, нужно всего-навсего накачать следака до полного бесчувствия (лучше, чтобы его при этом увидел кто-нибудь из его коллег), украсть у него табельное оружие и удостоверение и положить спать где-нибудь на лавочке… Он проснется уже не следователем, а так… дерьмом подзаборным. За утрату оружия и удостоверения премии, как известно, не полагается…

С мешающим журналистом, пытающимся работать по мафии, справиться и вовсе несложно. «Борзописцы», как правило, не представляют всех тонкостей оперативной игры, но считают себя экспертами и специалистами. Их легко запутать и обмануть, подставить, а потом вытащить из дерьма, в которое они сами вляпались, выступить в роли спасителя и благодетеля. Если «писака» попался неблагодарный, нужно его дискредитировать в глазах его же аудитории – и пусть пишет! Ему уже никто не поверит, и весь заряд его материалов уйдет в воздух. Неплохо действует методика распускания слухов: дескать, этот принципиальный правдолюбец на самом деле – стукач (лучше комитетовский, причем со стажем). А вербанули его в свое время на чем-нибудь совсем грязном и позорном – допустим, на том, что он кого-то когда-то изнасиловал (лучше – несовершеннолетнюю или несовершеннолетнего). И вообще, ему на самом деле мафия платит, а все его разоблачения – это не что иное, как реклама тех же бандитов, – чем страшнее он о них пишет, тем больше их боятся и тем больше у них смиренных жертв. Нужно, чтобы кто-нибудь из преступных авторитетов даже похвалил его как-нибудь на не очень узкой тусовке: «Знаю, знаю… Нормальный парень… С ним можно решать вопросы, причем не очень дорого». Ну и, конечно, продолжать внимательно следить за самим разрабатываемым – использовать малейшие ошибки, которых, как известно, совсем не бывает только у тех, кто совсем не работает.

Методы нефизического устранения противников могут варьироваться и комбинироваться. Самое неприятное заключается в том, что для проведения в жизнь своих целей оргпреступность очень часто использует нормальных людей, управляя ими втемную – сверху или снизу. Кстати, еще один опробованный способ вывода из игры – это выталкивание наверх, повышение в должности, – но с уводом от конкретной проблемы. Не стоит рассматривать все рассказанное выше, как просто страшилки. Это нужно знать. Причем знать это нужно не только тем, кто изучает организованную преступность или борется с ней. Знать это нужно обычным нормальным гражданам – тем, кто создает общественное мнение. Если эти знания дойдут до вас – то, может быть, большую морально-психологическую поддержку получат те люди, которые, рискуя собой и своей судьбой, пытаются как-то помешать усилению власти преступного государства в государстве [73].

Большинство из них знали, на что шли, и, имея свои методы защиты, хорошо представляют себе последствия проигрыша. Поэтому они не скулят, не жалуются и не обижаются.

Июль 1994 г.

Убийство как способ ведения дел…

...Дверца машины была приоткрыта. Пуля, пущенная киллером, прошла сквозь узкую щель и попала в шею сидевшего за рулем мужчины. Он повалился на бок, распахивая дверцу, и упал на асфальт рядом с автомобилем. Толстая пачка стодолларовых купюр, которые он пересчитывал за секунду до выстрела, веером рассыпалась рядом.

Киллер подошел вплотную. Двумя пулями в голову завершил дело. Наклонился и забрал отстрелянные гильзы. Через секунду рядом с трупом ухе никого не было. Только легкий ветерок разносил по пустынной улице светло-зеленые бумажки...[74]

Настоящие киллеры не дают интервью

Убийство как явление, перестало быть чем-то выдающимся. Средства массовой информации успевают реагировать лишь на суперубийства, то есть ликвидации крупных преступных авторитетов, бизнесменов, общественных и государственных деятелей [75]. По количеству материалов, опубликованных на эту тему, складывается впечатление, что от наемных убийц в России не протолкнуться. Причем подавляющее большинство киллеров готовы дать интервью журналистам по скромной таксе от 20 до 200 долларов за «сеанс», лениво шокируя читателей: «Знаете, в год я убиваю не больше двадцати человек…»

На самом же деле, при всем обилии крови на газетных страницах и телеэкранах, ситуация не так проста. Чтобы разобраться в ней, следует для начала как минимум провести четкую линию, разделяющую настоящие заказные убийства (которые правильнее было бы назвать ликвидациями) и обычные бытовые и полубытовые мокрухи.

Один из серьезнейших авторитетов организованной преступности Петербурга возмущался летом 1994 г.:

– Все как с ума посходили: слово «убьем» повторяют через предложение. Причем самое смешное, что в 99 процентах случаев за этим ничего серьезного не стоит. Недавно какие-то уроды решили забрать наших проституток. Господи, сколько было пыли! «Завалим, замочим, ствол в рот вставим, сто человек с автоматами приедет…» Их спокойно выслушали, немного побили дубинами и отвезли в один подвальчик, чтобы они там остыли. Потом по номерам машин пробили их адреса и приехали на квартиру к старшему. А там – смех да и только – жена с ребенком. Мы ей говорим: «Ради Бога, не пугайтесь, мы вас не тронем и квартиру громить не будем. Просто передайте вашему мужу, когда он вернется, что он мудак. Пусть серьезными словами не бросается – баловство это».

К газетным же интервью преступные авторитеты относятся и вовсе скептически. Как сказал один из них, на вопрос: "Убивал ли ты, а если да, то сколько? «, – может быть только один нормальный ответ: „Пошел ты на…“ Потому что неважно, как ты ответил, утвердительно или, наоборот, отрицательно, – тебя все равно будут считать дураком. А про все эти газетные интервью с киллерами я тебе скажу так – их дают либо сами журналисты друг дружке, либо менты, либо пэтэушники какие-нибудь, которые по пьянке замочили кого-то случайно, а теперь считают себя наемными убийцами. Хотя, как ты понимаешь, никакие они не киллеры, а просто срань подзаборная…»

Нормальный (то есть не сошедший с ума) профессионал никогда, ни при каких обстоятельствах, не пойдет на контакт с прессой. Ему это просто не нужно. Даже при сохранении анонимности собеседника журналист становится носителем большого объема информации о нем: манера говорить, интеллектуальный уровень, возраст, акцент, модуляция голоса – эта информация позволяет идентифицировать человека. А любой профессионал прекрасно знает, что привязать конкретное лицо (которое к тому же называет себя убийцей) к какому-нибудь трупу вовсе не так уж сложно. Так зачем же помогать милиции ловить себя?

Добавим к вышесказанному только одно – серьезные люди, лишь в крайне редких случаях могут пойти на контакт с прессой для разговора о заказных убийствах, но целью этого разговора станет проведение своей оперативной комбинации, чтобы запугать тех, кто интересуется какой-либо конкретикой, или чтобы тонко перевести стрелки на мешающего или просто удобного объекта.

… И тогда «кладут шпалой крайнего»

Не так давно ко мне обратились за консультацией второе и третье лицо из одной очень известной в Санкт-Петербурге фирмы. Суть интересующего их вопроса была анекдотична и трагична одновременно: почему президента нашей фирмы до сих пор не убили? Я пытался осторожно расспросить посетителей: почему, собственно, они считают, что их президент – потенциальный покойник. Бизнесмены удивленно переглянулись и ответили: «Ну как же? Он – богатый человек, к тому же ворует, судя по всему… И с бандитами постоянно что-то решает… Ведь таких обычно убивают, а вот он почему-то жив!»

История эта весьма точно характеризует общее дилетантское представление, что волна заказных убийств, накрывшая Россию в последние годы, вызвана появлением в стране богатых людей. На самом деле заказные убийства происходят совсем по другим причинам.

Заказное убийство, или ликвидация, – очень старое явление, описанное еще до нашей эры в древних китайских трактатах. Во все времена глобальная причина ликвидации заключалась в том, что ликвидируемый реально мешал осуществлению каких-либо конкретных планов заказчика убийства или мог помешать их осуществлению в будущем.

Это могло касаться сферы политики, бизнеса, каких-то чисто личных отношений и даже сферы искусства – например в Древнем Риме один поэт нанял убийцу для устранения своего коллеги, ревнуя к его популярности [76].

Феномен сегодняшней ситуации в России заключается в том, что многие традиции и методы чисто уголовной среды были привнесены в сферу молодого отечественного предпринимательства. Этого не могло не произойти. Бизнес в посткоммунистической России развивался стремительно, постоянно обгоняя устаревшую законодательную базу. В результате большинство бизнесменов были вынуждены постоянно нарушать закон (альтернатива была проста – либо ты ведешь свой бизнес и постоянно что-то нарушаешь, либо ты просто не ведешь бизнес). В этой ситуации предприниматели, естественно, чувствовали свою полную незащищенность со стороны государства. Но какая-то защита все равно была нужна, и они пошли на вынужденный симбиоз с бандитско-рэкетирскими группировками…

Результат оказался страшным. Практически стало невозможным вести свое дело без учета интересов организованной преступности. С другой стороны, организованная преступность в России вобрала в себя многие элементы свободного предпринимательства.

Исследуя место и роль заказных убийств в системе организованной преступности, нужно четко сознавать – они, как правило, преследуют цель, связанную с развитием «своего» бизнеса. Бандиты, впрочем, никогда не отказываются и от возможности легально заработать. Если организованной преступности когда-нибудь станет выгодно заниматься легальным бизнесом, то она может и полностью переключиться на него. Лучшим доказательством этому служит тот факт, что в западных странах наши мафиози с большим удовольствием открывают легальные фирмы.

Поэтому и к заказным убийствам серьезная российская организованная преступность относится лишь как к одному из способов ведения дел, исповедуя старый принцип технологической достаточности. Иными словами: к физическому устранению можно прибегать только в крайних случаях, когда других средств и возможностей решить проблему нет.

Какой бы крутой ни была мафия, она всегда и везде предпочитает так называемый беззаявочный материал, то есть латентные, скрытые, преступления, жертвы которых не пойдут в правоохранительные органы. Именно этим, а вовсе не извращенной жестокостью объясняются случаи утопления трупов, закатывания их в асфальт, расчленения или растворения в кислоте. Самые же профессиональные ликвидации вообще следует искать в статистике несчастных случаев: автокатастроф типа «пьяный за рулем», бытовых поражений электротоком, переломов оснований черепа в ванной. К этому же разделу «искусства убивать» относится инсценированное самоубийство [77].

На явные, открытые ликвидации идут лишь тогда, когда нет возможности совершить латентные убийства, – например, когда жертва охраняется.

Признавая заказное убийство средством ведения бизнеса, пусть и преступного, легко прийти к выводу: человека убирают, как правило, не за сделанное, а за то, что он мог бы сделать. Очень важно не спутать причину и следствие. Носителя компрометирующей информации имеет смысл устранить не за то, что он эту информацию получил, а для того, чтобы не передал кому-то. Классический пример – ситуация, в которую попали некоторые российские банкиры.

Бандитская фирма берет у такого банкира кредит под поставки, предположим, колбасы из Эстонии в Россию. Контракт на колбасу липовый. Но деньги конвертируются и уходят в Эстонию (обычно это происходит через длинную цепочку посредников). Из Эстонии сообщают, что возник форс-мажор – колбасы не будет. Деньги возвращаются в Россию наличкой или оседают в каком-нибудь западном банке. Операция закончена. Остается «положить шпалой крайнего, чтобы дорогу ментам закрыл». Крайний – это ответственный за кредит, выданный фирме, от которой остается лишь номер телефона в коммуналке. А все ревизии в банке упрутся в труп. Мертвые же, как известно, удивительные молчуны… Другой типичный пример – операция «кабанчик». Представители организованной преступности долго, иногда годами, разрабатывают какого-нибудь бизнесмена, завоевывают его доверие. Потом под некий контракт с зарубежными партнерами на счету его фирмы аккумулируют гигантские суммы. Они конвертируются и переводятся в западный банк – счет на предъявителя. Кабанчик откормлен, подходит время его забивать. Претензии всех партнеров могут быть адресованы опять же лишь к трупу. (Нечто подобное пытались проделать с петербургским предпринимателем Дадоновым. Его спасло только то, что он осознал свою дальнейшую надобность бандитам лишь в виде неодушевленной тушки и обратился в милицию.)

И в том, и в другом случае ликвидация фигурантов оперативных комбинаций произошла для пресечения будущих возможных шагов жертвы. Поэтому один из самых главных принципов выживаемости в современном жестоком бизнесе звучит так: «Скинь с себя опасную информацию!» Ведь если предполагаемая жертва уже не является эксклюзивным хранителем «деликатной информации» – ее уже нет смысла убивать. Что касается убийств из мести… Месть – категория эмоциональная, а эмоции и бизнес плохо совместимы.

Однако бывают исключения, ибо, как сказал Гете, «суха, мой друг, теория всегда, а древо жизни пышно зеленеет». Одним из таких исключений было убийство осенью 1993 г. Сергея Бейнешева, который занимался торговлей энергоносителями в Северо-Западном регионе. Его фирма подпала под влияние «тамбовского» преступного сообщества, сам Бейнешев набрал критический объем информации, но его убийство, которое произошло в ресторане «Океан», назвать ликвидацией нельзя. В ситуации с Бейнешевым произошел так называемый эксцесс исполнителя, в результате чего в роли ликвидаторов выступили те, кто должен был быть заказчиком, – сами «тамбовцы». В итоге убийство было достаточно быстро раскрыто.

Кто такие киллеры?

В глазах добропорядочных граждан ликвидатор-киллер зачастую выглядит широкоплечим стриженым молодцом, который разъезжает в малиновом пиджаке на иномарке. Не стоит путать просто бандитов с ликвидаторами. Современный бандит – человек практически легальный. Он может не скрывать своего образа жизни, адреса, окружения. На вопрос: "Чем вы, молодой человек, занимаетесь? ", – он легко ответит: «Бандитствую потихоньку…» Ведь за абстрактный бандитизм не сажают, нужны конкретные эпизоды.

С ликвидаторами дело обстоит иначе. Киллер должен быть надежно залегендирован. Никто и никогда не должен заподозрить в нем ликвидатора по манерам, выражению лица и образу жизни. Ликвидатор обязан быть неярким, незаметным, растворяющимся в толпе. Никто и никогда не должен ассоциировать исполнителя с заказчиком. По сути дела, наемный убийца – это только придаток пистолета или автомата. Один из признаков профессиональной работы – оставленное на месте ликвидации оружие («брось оружие ментам – без него уходить легче»). Серьезные заказчики избавляются, в свою очередь, и от самих киллеров, как те – от оружия. Например, по слухам, человек, расстрелявший 1 июня 1994 г. «мерседес», в котором ехал лидер «тамбовцев» Владимир Кумарин (чудом оставшийся в живых после множества операций и остановок сердца), уже покоится на дне одного из озер Ленинградской области [78].

Еще одно расхожее мнение: в ликвидаторы вербуют тех, у кого есть опыт интернациональных и межнациональных войн. Это далеко не всегда так. Убийство на войне и ликвидация в мирном городе – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Стреляя на войне в противника, солдат выполняет легальные действия, он знает, что не совершает преступления. Кроме того, у людей, прошедших войну и выживших, появляется узнаваемый стереотип поведения в экстремальных ситуациях. Этот стереотип очень трудно изменить. Таких людей легче «вычислить», поэтому использовать их в качестве ликвидаторов не всегда удобно. К тому же, фронтовики, к сожалению, очень часто злоупотребляют алкоголем и наркотиками, что для профессионального наемного убийцы просто недопустимо. Да и война почти всегда так влияет на психику человека, что еще в течение долгого времени он способен на неадекватные, неожиданные выходки. А непрогнозируемый киллер серьезным людям не нужен. В киллеры идут чаще всего бывшие сотрудники спецподразделений правоохранительных органов и министерства обороны. Самые же дорогие киллеры – это бывшие мастера-биатлонисты, способные вести прицельный огонь в движении.

По свидетельству информированных наблюдателей, в последнее время в индустрии заказных убийств наметились крайне любопытные тенденции, к ликвидациям стали привлекать женщин и детей. По хладнокровию они нисколько не уступают взрослым мужчинам. К тому же, от них никто не ждет пули или ножа. Добавим, что женщин или детей легче убирать, когда заканчивается их «срок годности».

Сомнительными представляются появившиеся в средствах массовой информации слухи о неких фирмах или синдикатах наемных убийц. Такие организации достаточно просто вычислить и ликвидировать [79]. Киллер – это, как правило, одиночка. Срок его жизни находится в обратной зависимости от его известности. Например, как только Владимир Кривулин (кличка Людоед) получил достаточно ограниченную известность в Москве как ликвидатор, – он сам был уничтожен. Это произошло 27 марта 1993 г. в его же собственной квартире. Любопытно, что на месте убийства исполнитель оставил автомат. Случай этот характерен, он показывает, что от профессионала не защищен даже профессионал.

Сколько стоит ликвидация

Неизвестно, откуда взялась и кочует по разным газетам и журналам базовая цена контракта на убийство в 5-10 тысяч долларов. Не исключено, конечно, что кто-то кого-то и убивал за такие деньги. (Был случай, когда человека вообще зарезали из-за мороженой курицы.) Если же говорить серьезно, сумма в 5-10 тысяч долларов как базовый средний гонорар серьезного ликвидатора вызывает сомнения. И вот по каким соображениям. Цена за услуги средней проститутки в каком-нибудь приличном ресторане Москвы в начале 1994 г. достигала отметки 500 долларов. Сомнительно, чтобы стоял знак равенства между делами столь несопоставимыми по психофизическим затратам: один раз средне-профессионально убить или десять раз средне-профессионально переспать.

Тем не менее в апреле 1995 г. один весьма информированный человек рассказал мне, что в Петербурге появился некий Диспетчер, к которому можно обратиться для заказа на убийство.

К тому же в 1994 г. по заключению ЮНЕСКО Москва признана самым дорогим городом Европы и третьим по стоимости жизни городом в мире (после Токио и Осаки). Заметим, что на Западе гонорары за средние по серьезности ликвидации давно ушли за стотысячедолларовую отметку (эта цифра фигурировала в конкретных раскрытых уголовных делах). Почему же московский бифштекс может быть дороже парижского, а заказное убийство должно быть дешевле?

Так что пока остается загадкой, кто и сколько заплатил за исполнение убийства директора студии музыкальных и развлекательных программ телекомпании «Останкино» Валерия Куржиямского (убит в собственном подъезде 26 января 1993 г., Москва), Радика Ахмедшина (кличка Гитлер, расстрелян 26 марта 1993 г. на территории гостиничного комплекса «Измайлово», Москва), Владимира Кривулина (кличка Людоед, расстрелян 27 марта 1993 г. в собственной квартире, Москва), Бориса Якубовича, управляющего филиалом Инкомбанка (убит в подъезде своего дома 6 июля 1993 г., Петербург) и многих других, со дня смерти которых прошли уже не дни, а годы.

Но дело не только в гонорарах за исполнение. В заказном убийстве самый ответственный момент – не нажатие на курок, а принятие решения. Именно с этого момента начинается расчет сил и средств, которые необходимо привлечь для реализации задуманного.

Прежде всего, объект ликвидации необходимо изучить, узнать его распорядок дня, режим охраны, установить места, в которых он бывает наиболее часто. Одно дело если человек, которого планируется убить, ездит на метро или на другом общественном транспорте. Тогда можно прижаться к нему в толпе и ударить шилом в сердце. А потом еще склониться над телом вместе с зеваками – надо же, человеку плохо стало! Или застрелить его в собственном подъезде – никто ничего не видел и не слышал…

Но если объект опасается покушений и охраняется, его нужно выпасти, устанавливая наружное наблюдение и вербуя осведомителей. Все это стоит денег, и немалых.

Следующая трата – оружие. Выбор его зависит от предполагаемого расстояния до жертвы, от людности места покушения и от многих других факторов. Для исполнителей акции необходимы транспортные средства подхода и ухода с места ликвидации, квартиры до покушения и после, одежда и грим, которые потом подлежат уничтожению…

Конечный эффект задуманной акции должен обязательно перекрыть затраты, иначе она становится бессмысленной.

Чем известнее кандидат в жертвы, тем выше гонорар ликвидатора, хотя это и не аксиома. Можно найти и очень дешевых исполнителей, которые никакого отношения к профессионалам не имеют. Стоит ли еще раз повторять, что дешевые услуги дилетанта – в любых областях человеческой деятельности – обходятся порой очень дорого…

Несколько советов потенциальной жертве

По каким признакам можно отличить профессиональную ликвидацию от простого убийства? Во-первых, по оставленному на месте преступления оружию (без него легче уходить, как уже говорилось выше, хотя иногда оружие забирают, чтобы использовать в дальнейшем для запутывания следов). Во-вторых, по немаркированным патронам (в случае, если нет возможности подобрать гильзы). В-третьих, по так называемым контрольным выстрелам в голову жертвы… В этом смысле ликвидация, описанная в самом начале главы, – классическая. киллер подобрал гильзы, но даже не прикоснулся к деньгам. А сумма там была в несколько тысяч долларов.

Защититься от профессионала тяжело. Даже служба безопасности президента Рейгана (а еще раньше Кеннеди) не смогла отвести от подопечного пулю. Конечно, если бизнесмен ощущает некую опасность, он может нанять телохранителей. Но беда в том, что телохранителей высокого класса, таких, которые могут защитить не только от хулиганов, в России пока крайне мало. К тому же бизнесмены зачастую превращают телохранителей в своих слуг, шоферов и наперсников, отвлекая разговорами или занимая их руки баранкой автомобиля или поклажей. На самом деле потенциально опасающийся покушений лучше всего может защитить себя от них сам. Для этого он должен постоянно тщательно анализировать проходящую через него информацию, адекватно оценивать возникающие вокруг него ситуации и немедленно консультироваться со специалистами в случае развития ситуации в конфликтную сторону. Многие бизнесмены ошибочно полагают, что гарантией их выживаемости в нынешнем жестоком мире может стать крыша. Между тем это абсолютно не так. Крыша – полный или частичный протекторат, предоставляемый фирме бандитскими структурами, дается, как правило, именно фирме, а не ее хозяину. Крыша не может гарантированно защитить бизнесмена от ликвидации, точно так же, как не может предотвратить, например, квартирную кражу – выставлять постоянных охранников у дверей слишком накладно. Более того, именно крыша может стать причиной самых разных неприятностей для бизнесмена, а иногда и причиной его гибели.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>