Новость очень быстро разлетелась по школе. Новенькая девочка дала Серафине Блэйни в нос. Лорен вроде как прославилась, потому что до сих пор никто из учеников средней школы, из тех, кому было по одиннадцать-двенадцать лет, не решались дать отпор хулиганке и, уж конечно, никто не пытался ее ударить! Многие девочки в этот день подходили к Лорен, чтобы немножко поболтать, задавали ей вопросы о случившемся в автобусе. Да и Тесса Уиндл постаралась изо всех сил, чтобы одноклассники узнали о событии во всех подробностях, а те понесли весть дальше, и к началу обеденного перерыва в школе не осталось никого, кто не слышал бы о подвиге Лорен. Во время большой перемены даже кое-кто из старшеклассников поздоровался с Лорен. По правде говоря, Лорен ужасно боялась утром идти в школу, она всю ночь думала о содеянном А что, если Серафина Блэйни надумает дать сдачи? А что, если она будет поджидать Лорен в автобусе, когда тот заедет в Крикли-холл по дороге в Меррибридж? Лорен не пыталась обмануть себя, она прекрасно понимала, что великолепный вчерашний удар — просто счастливая случайность. Серафина, пожалуй, уже оправилась от потрясения и жаждет мести… Лорен не знала, хватит ли у нее духу еще раз ударить хулиганку.
К счастью, Лорен повезло: Серафина этим утром вообще не пришла в школу. Лорен испытала такое огромное облегчение, что весь день летала как на крыльях. Но… А что, если она сломала ее большой нос? А что, если родители Серафины пожалуются мистеру Хоркинсу, директору школы, или отправятся прямиком в Крикли-холл и устроят скандал? Хуже того, они ведь могут и в полицию обратиться. Лорен уже почти всерьез ожидала, что в школу вот-вот придут полицейские и арестуют ее! Но день прошел, ничего не случилось, и Лорен понемногу успокоилась. Похоже, все теперь относились к ней совсем неплохо, а Тесса держалась особенно ласково, и Лорен решила, что ей, пожалуй, начинает нравиться Меррибридж.
Лорен зевнула, закрыла книгу, заложив между страницами закладку, и положила ее на столик у кровати. Ее веки слипались, когда она потянулась к лампе, выключила ее и улеглась на спину. Натянув пуховое одеяло до самых ушей, Лорен уставилась в потолок, освещенный теперь лишь тусклым светом, сочившимся с галереи через приоткрытую дверь детской комнаты.
Ее утомленные глаза еще какое-то время оставались открытыми, пока Лорен пыталась понять, почему она в последние дни так сильно устает к вечеру. Она даже просыпалась усталой. Но все проходило, стоило добраться до школы и смешаться с толпой учеников. Девочка прекрасно чувствовала себя весь день, только вернувшись домой, снова ощущала себя ужасно измотанной.
Конечно, все дело в этом доме. Дом выматывает ее, с его холодом и сквозняками и с его таинственностью. Даже думать о нем утомительно, от этих мыслей сразу нападает зевота…
Дождь тихонько стучал в окно. Лорен любила слушать дождь, когда сворачивалась калачиком в теплой постели. Почему в Крикли-холле всегда так холодно, несмотря на паровое отопление и камины, которые папа растапливает в разных комнатах?
Лорен повернулась на бок и закрыла глаза. Келли тихонько посапывала рядом.
Засыпая, Лорен думала о Честере. Она надеялась, что он не мокнет сейчас где-нибудь под дождем. Она надеялась, что кто-нибудь нашел его и взял к себе, в уютный теплый дом. Не беспокойся о Честере, сказал папа. Он сообразительный парень, найдет, где укрыться…
Лорен заснула.
* * *
Было уже далеко за полночь, когда Лорен шевельнулась. Кто-то пытался стянуть с нее одеяло.
— Келли… перестань… — пробормотала Лорен сквозь сон.
Но одеяло продолжало сползать. Еще не до конца проснувшись, Лорен попыталась вернуть одеяло на место, однако оно сопротивлялось. Лорен внезапно ощутила сильный холод, и это привело ее в чувство.
Одеяло продолжало скользить куда-то, то приостанавливаясь, то возобновляя движение. По спине Лорен пробежали мурашки, а волосы на голове приподнялись.
Она проснулась, широко открыла глаза. В комнате было почти темно, лишь слабый свет проникал в нее с галереи. Лорен с трудом различала маленькую фигурку Келли на кровати рядом с собой.
И тут появился странный запах. Это было похоже… похоже на какое-то моющее средство, которое мама иногда использовала при больших уборках. Или мыло? Если да, то Лорен такого мыла никогда не видела. Уж очень сильный запах…
Лорен попыталась оторвать голову от подушки, но обнаружила, что не может этого сделать. Ее будто парализовало. Парализовало от страха.
Потому что на краю кровати что-то было. Лорен чувствовала присутствие чего-то.
Краем глаза она видела некую тень у себя в ногах. Согнувшуюся тень. Темные очертания тела, наклонившегося к ней, тянувшего на себя одеяло.
Лорен с трудом открыла рот, желая закричать, но не сумела издать ни звука, словно ее голосовые связки тоже были парализованы. Она попыталась встать, но не смогла даже шевельнуться: страх приковал ее к постели.
Лежа все так же на боку, Лорен ощущала, как холод охватил руку, потом бок, проникая под хлопковую ночную рубашку без рукавов. Ее тело сжалось.
Одеяло соскользнуло с ее бедер, потом с согнутых ног; край ночной рубашки задрался, пока Лорен спала, и теперь бедра и икры покрылись гусиной кожей. Лорен боролась со страхом, сковавшим ее, отчаянно пытаясь приподнять голову — ей необходимо было увидеть, что это маячило в ногах ее кровати. Наконец голова Лорен поднялась — чуть-чуть, на какой-нибудь дюйм, Лорен не сдавалась и отвоевала еще два дюйма, три, еще больше… И теперь старалась повернуть шею, взглянуть на своего мучителя.
Кто это мог быть, кто тащил и дергал ее одеяло? Не Келли, конечно, — она слишком мала, намного меньше той фигуры, что склонилась над кроватью. Кроме того, Келли была рядом, напротив, и она спала, не подозревая о происходящем. И не мамочка или папа, они не стали бы так ее пугать! Но кто же? И этот запах, ужасный запах противного мыла…
Голова обрела подвижность, но плечи словно пригвоздили к кровати, не давая девочке шелохнуться. Однако лицо Лорен очутилось в слабом луче света, проникавшего с галереи.
И тут она увидела, как темная согнувшаяся фигура выпрямилась. Сзади на нее падал свет, так что Лорен не видела лица, вообще ничего, что могло бы помочь ей узнать, кто это. Фигура подняла руку вверх, над своей головой. А в руке был какой-то длинный и тонкий предмет, и конец его почти касался потолка. И вроде бы он легко дрожал в верхней части…
Лорен услышала звук: «ш-ш-ш…» — но она не слышала шлепка, когда предмет опустился на ее обнаженное бедро.
Ослепляющая, обжигающая боль помогла Лорен обрести голос, потому что эта боль превзошла все — и страх, и смущение, и все мысли о сопротивлении.
Лорен отчаянно завизжала, и этот звук разорвал тишину ночи.
И снова поднялась палка, и снова опустилась, и вновь Лорен отчаянно закричала от мучительной боли. На этот раз она даже не расслышала звука взлетевшей вверх палки.
Она кричала при каждом жестоком ударе, когда расщепленный конец палки опускался на ее ноги, оставляя на них следы, и все ее тело сотрясали судороги.
А потом все прекратилось. Ужасная боль еще не прошла, когда Лорен сквозь слезы, лившиеся из ее глаз, посмотрела в сторону света, но фигуры уже не было, зато Келли, проснувшаяся от отчаянных криков сестры, тоже начала визжать.
Крики
Гэйб очнулся от дремоты, как только из комнаты дочерей донесся первый крик. Эва, приобретшая дурную привычку время от времени принимать снотворное, чтобы проспать всю ночь напролет, никак не могла очнуться. Она схватила Гэйба за руку, когда тот вырывался из-под одеяла.
— Что это? — спросила она, и сонная муть отлетела от нее, спугнутая тревогой.
— Лорен, — нервно бросил он, отшвыривая наконец одеяло, — что-то случилось.
Прямо босиком он стремительно бросился к двери спальни; исполненные муки крики Лорен едва не лишили его способности двигаться. Он уже бежал по галерее к комнате Лорен и Келли, когда Эва только еще спустила ноги с кровати.
Хотя Гэйб и был переполнен тревогой за дочь, он тем не менее обратил внимание на холод, наполнявший комнату девочек, — словно нырнул в горное озеро или шагнул внутрь холодильника, — и это едва не заставило его остановиться. Но тут же щелкнул выключателем у двери — и увидел, что Лорен, не укрытая одеялом, лежит в постели, согнувшись, как младенец в утробе матери, — ссутулив плечи и обхватив руками колени. Она продолжала кричать, и облачка пара вырывались из ее раскрытого рта.
Келли сидела в постели, терла глаза, как будто только что проснулась, и тоже визжала, хотя и не так отчаянно, как ее сестра.
Прежде чем подойти к Лорен, Гэйб быстро осмотрел комнату, ища кого-нибудь постороннего. Ему понадобилось не больше секунды, чтобы убедиться: в спальне никого нет. Он бросился к дочери, когда Эва ворвалась в комнату следом за ним.
Глаза Лорен были плотно закрыты, а бледное лицо залито слезами. Гэйб осторожно коснулся ее плеча, и Лорен тут же отпрянула, открыв глаза — в них застыл безумный страх.
— Лорен, это я, папа. В чем дело, что случилось?
Он обнял дочь и прижал ее к себе, а Эва обошла узкую кровать с другой стороны, чтобы тоже дотянуться до дочери.
— Он… он… бил меня! — выкрикнула Лорен сквозь судорожные рыдания.
Гэйб постарался успокоить девочку.
— Успокойся, Лорен, успокойся, — мягко произнес он. — Тебе просто приснился плохой сон.
— Н-нет, папочка! Он бил меня! Он бил меня!
Эва продвинулась ближе, и когда Лорен ощутила ее присутствие, то тут же повернулась к матери и уткнулась лицом в ее грудь.
— Здесь никого нет, Лорен, — тихо сказала Эва. — Нет никого, кто мог бы тебя ударить.
Гэйб подошел к Келли, вытащил ее из кровати, прижал к себе. Она тут же перестала визжать, интуитивно понимая, что внимание сейчас необходимо не ей, а ее сестре.
— Что тут было, малышка? — негромко спросила Эва. — Что тебя так напугало? Ты что-то увидела?
Лорен продолжала давиться от рыданий.
— Должно быть, у нее случился кошмар, — сказал Гэйб ровным голосом. — В комнате ничего нет. — Чтобы убедиться в этом еще раз, он заглянул под обе кровати. — И никто не пробегал мимо меня по галерее.
Лорен сильно вздрогнула всем телом, как будто ледяной воздух пронизал ее плоть. Но Гэйб чувствовал, что в спальне теперь уже не так холодно, как несколькими мгновениями раньше. Конечно, в комнате было зябко, как и во всем доме, но пар уже не вырывался изо рта.
Эва покрепче прижала к себе Лорен и стала слегка покачивать ее.
— Все в порядке, Лорен. Тебе ничто не грозит. Мама и папа здесь. Расскажи нам, что тебе приснилось.
Лорен внезапно отстранилась от матери, хотя и не вырвалась совсем из утешающих объятий.
— Это не был сон, мамочка, — настойчиво сказала она, желая, чтобы ей поверили. — Кто-то бил меня. Очень сильно. Палкой.
Она снова уткнулась лицом в мать, а Гэйб и Эва переглянулись, и оба подумали об одном и том же.
Этого не может быть, подумал Гэйб. Это было бы просто безумием. Он чуть заметно покачал головой, глядя на Эву. Ту бамбуковую плеть, которую он нашел утром прошедшего дня, Гэйб оставил внизу, на буфете, вместе с «Журналом наказаний».
Эва погладила Лорен по голове.
— Но здесь никого нет, милая. Никто не мог ударить тебя.
Лорен снова отстранилась, ее слезы на мгновение иссякли. Она обернулась к Гэйбу, как бы в поисках поддержки.
— Он бил меня по ногам, папочка. Очень сильно бил.
— Кто, милая? — спросил он. — Кто тебя бил?
— Мужчина. Он стоял там, в ногах кровати. Он держал палку и бил меня по ногам. Наверное, до крови!
Гэйб и Эва разом посмотрели на голые ноги Лорен. На них не было никаких следов.
Лорен следом за ними тоже осмотрела собственную кожу, ища раны, которые могла оставить длинная палка.
— Но он бил меня, он действительно меня бил! Ощущение… как будто палка была горячая, и такая боль, как будто этих палок много!
Гэйб и Эва мгновенно всполошили бамбуковую палку, которую рассматривали днем, расщепленную на одном конце. На этот раз вопрос задала Эва:
— А сейчас тебе больно, Лорен?
Двенадцатилетняя девочка замерла, сдерживая рыдания, и как бы прислушалась к собственному телу.
— Нет, — растерянно сказала она, посмотрев на мать, потом на отца. — Нисколько не больно. Даже не саднит.
Лорен снова разрыдалась, и Эва обняла ее и прижала к груди.
Среда
Утром они выехали из дому сразу после половины восьмого, хотя Лорен изо всех сил протестовала, заявляя, что прекрасно себя чувствует и доктор ей совершенно не нужен. Светило солнце, но листва на деревьях оставалась тяжелой после ночного дождя. Семейство Калег прошествовало через мост и погрузилось в машину.
Гэйб позвонил одному из новых коллег по работе, жившему в этих же местах, извинился за ранний звонок и попросил дать ему телефон ближайшего частного врача или клиники. Потом Гэйб связался с клиникой, оказавшейся оздоровительным центром, но услышал лишь автоответчик — тот сообщил, что центр открывается в восемь утра. На автоответчике был также записан телефонный номер врача, к которому следовало обращаться в неотложных случаях.
Еще ночью Гэйб рвался отвезти Лорен в местный военный госпиталь, но девочка умолила его не делать этого, твердя, что она теперь отлично себя чувствует и не хочет, чтобы разные там врачи и медсестры задавали ей дурацкие вопросы. К удивлению Гэйба, Эва поддержала дочь. На теле Лорен не было никаких ран или рубцов, никаких следов, которые могла бы оставить палка. «Подождем до утра», — предложила она видя, как взволнована Лорен. Но боли девочка явно не испытывала.
Гэйб пытался доказать, что кое-что все-таки случилось. Лорен кричала так сильно не потому, что была просто испугана, а потому, что ей было по-настоящему больно. И даже если это был чудовищный кошмар, все равно тут что-то не так, потому что сны не причиняют настоящей физической боли. А если Лорен все выдумала, значит, с ней самой что-то происходит. И что бы то ни было, сон или воображение, для Лорен все выглядело реальным. Она нуждается в медицинском обследовании, на тот случай, если вдруг в ее теле скрывается какая-то болезнь, пусть даже обычные ночные судороги.
В конце концов они пришли к компромиссу: Лорен покажется врачу утром, перед школой. Они могут поехать в медицинский центр совсем рано, до появления там первых пациентов, чтобы у тамошних специалистов нашлось побольше времени для Лорен.
Гэйб сердился, как и следовало отцу, не получившему ответа от обезумевшей дочери. Лорен утверждала, что в ее спальне был какой-то мужчина — мужчина, державший в руках палку. Палку — или плеть, — похожую на ту, которую он сам нашел за фальшивой стенкой шкафа? Лорен не смогла описать незваного гостя, потому что он скрывался в тени, свет падал на него сзади. Нет, это выдумка! Или сон! Во всем виноват этот чертов дом. Что-то необычное таилось в Крикли-холле, нечто, вызывавшее галлюцинации. Некоторые дома обладают личностными особенностями, не так ли? В это верят многие люди, и, возможно, они правы. Дом, обладающий памятью. И на Эву он подействовал, она стала немножко странной, хочет теперь остаться здесь, хотя совсем недавно требовала, чтобы они немедленно переехали куда угодно… Теперь еще и Лорен подпала под влияние дома. И Келли. Может быть, те светлячки, которых он видел вчера плавающими вокруг нее, просто солнечные зайчики? Или являются чем-то другим, сверхъестественным?
Они должны уехать отсюда, снять другой дом. Это можно устроить за один-два дня… нет, на это понадобится по меньшей мере неделя, а то и больше… чтобы все устроить. Но он должен это сделать. Им необходимо переехать.
Гэйб повернул ключ зажигания и начал разворачиваться. Им предстояла поездка в Меррибридж.
Злоумышленники
Брат и сестра, обладатели слишком уж вычурных имен, топали по дороге. Хоть солнце уже светило достаточно ярко, воздух сохранял влажность, и куртки брата и сестры — одна синяя, другая красная — были застегнуты на молнии до самого подбородка.
Зеленый фургон обогнал их, катя вверх по склону, и водитель коротко просигналил, проезжая мимо. Но ни девочка, ни мальчик не потрудились помахать рукой в ответ.
— Ты уверен? — спросила Серафина Квентина.
Ее распухший нос сильно выделялся на лице: он был красным, а на переносице отливал желтизной, и при этом во внутренних уголках глаз красовались темно-пурпурные пятна.
Квентин, высокий и крепко сложенный, посмотрел на нее — сестре нелегко поспевать за ним на крутом подъеме.
— Конечно уверен. Я видел, как они уехали, я как раз яйца собирал.
Их мать, зарабатывавшая на жизнь уборкой чужих домов, кроме того держала на заднем дворе кур, для них даже построили маленький курятник. И Квентин собирал яйца каждое утро, перед началом уроков в школе, из которой его периодически исключали за плохое поведение. Потом Квентин доставлял яйца покупателям из местных жителей. Свежие яйца приносили неплохие денежки, а в деньгах Триша Булэйни нуждалась постоянно. За уборку платили не слишком много, хотя Триша и занималась этим целыми днями вместе со своей подругой и соседкой Меган — с тех самых пор, как шесть лет назад ее муженек, Рой, сбежал от нее и от детишек. Впрочем, сгинувший супруг не слишком-то усердствовал, зарабатывая детям на хлеб, пока был рядом. Туповатый лентяй — вот кем он был, и его сынок Квентин точно такой же, его не очень-то заставишь работать… и, по правде говоря, Триша только порадовалась, когда муженек дал деру.
Серафина, не принадлежавшая к любителям скалолазания и длинных пеших прогулок, отдувалась и фыркала, как кит, топая следом за братом.
— Ну да, а ты уверен, что они не вернутся? — спросила она, глядя в спину брата.
Квентин замедлил шаг, давая сестре возможность догнать его. Сам он привык к подъему, потому что бегал тут каждое утро.
— Да нам минута понадобится, чтобы оставить это на крыльце.
Квентин приподнял пластиковый пакет, который держал в руке. На дне пакета лежало нечто объемное.
— Будет им хороший сюрприз. — (Это прозвучало как «харош суприс».)
Серафина наконец поравнялась с ним.
— Нет, — сказала она, задыхаясь. — Я не хочу оставлять это снаружи, как того голубя. Этот подарочек надо внести в дом. Прямо ей в кроватку!
— Не сходи с ума, ты этого не сделаешь! Вдруг нас поймают?
— Послушай, я стащила ключ из маминого ящика, так что мы вполне можем провернуть дельце. Я не собираюсь упускать такой случай!
— Да мама просто взбесится, если заметит!
— Мама убирает в доме только раз в месяц. Ей этот ключ еще пару недель не понадобится. Не заметит она пропажи.
— Не знаю, Серфи. Как-то это… нечестно.
— Не будь таким занудой. Мы войдем и выйдем, только и всего.
— Но мы же не знаем, где ее спальня.
— Найдем, подумаешь! У нее, наверное, есть и кукла Барби, и всякое такое, как у маленькой.
— Лучше бы ты ей дала сдачи, когда она тебе врезала!
— Заткнись, Квентин. Ты там не стоял, ты не знаешь, как все было. Я просто ничего не видела и свалилась, потому что не смотрела под ноги!
— Хочешь сказать, она тебя с ног сбила? Ну, зато тебе несколько дней в школу ходить не надо.
— Я просто не хочу туда идти, а то все увидят, что она со мной сделала.
— Тебе повезло, что мама с тобой так мягко обошлась. Меня-то она бы точно погнала в школу, если бы я пришел со сломанным носом.
— Он не сломан.
— А выглядит так.
— Нет, не сломан. Просто немножко распух.
— И красный. Как задница у гиббона.
— Заткнись, или я тебя затолкаю в дом одного!
Квентин умолк. Младшая сестра могла командовать им, потому что была намного сообразительнее. И она знала о нем кое-что такое, о чем могла рассказать матери. Мама не позволяла ему воровать. Или курить. Или швырять камни в чужие окна, когда никто не видит. Но Серфи много раз подбивала его на приключения, впутывая в неприятности. Однако мама не верила, что Серфи может быть настолько бессердечной, и всегда во всем винила только сына.
— Дай-ка мне еще раз взглянуть, — попросила сестра, снова отстав от брата.
— Зачем?
— А потому что мне нравится на это смотреть. Зато ей не понравится. Вот уж переполошится! Отправится вечером в постельку, вся такая хорошенькая и невинная, откинет одеяло — а там здоровенная, вонючая, окровавленная крыса! Хотелось бы мне оказаться рядышком и все увидеть!
Серафина фыркнула, и прозвучало это весьма неприятно. Ее брат остановился и запустил пальцы в растрепанные волосы.
— А почему бы тебе не засунуть эту крысу под простыни или в самых ногах постели, чтобы она сначала ее не заметила? Уляжется, вытянет ноги — и почувствует что-то лохматое и липкое!
«Липким» была кровь крысы. Эту крысу Квентин загнал в угол в курятнике, где та собиралась подзаправиться, и швырнул в нее кирпичом — тем самым, которым подпирали дверь курятника, чтобы не захлопнулась. Крыса свалилась на бок, а Квентин несколько раз ударил ее, пока та не пискнула, как младенец, и не издохла.
Квентин раскрыл пластиковый мешок, и Серафина заглянула внутрь. Как и Квентин, она всегда наслаждалась видом крови.
— Воняет! — пожаловалась Серафина.
— Конечно, это же крыса, — сухо согласился Квентин.
Серафина подняла голову и хихикнула.
— Наша воображала, пожалуй, описается!
Брат ухмыльнулся в ответ.
Они пошли дальше, и Серафина, хоть и очень устала от подъема по склону, все же улыбалась.
Скоро они добрались до моста, перекинутого на другой берег реки, к цели их путешествия — Крикли-холлу.
* * *
Серафине не понравилась река, спешившая к заливу. Уж слишком сильно бурлили и пенились ее волны, выплескиваясь на берега, будто в нетерпении.
Ну, хотя бы дождь угомонился. Мама говорила, многие из местных уже беспокоятся из-за последних ливней. Они могут вызвать еще одно наводнение, вроде того, что было шестьдесят лет назад, так говорят люди. Большое наводнение сорок третьего года стало немаловажной частью истории Холлоу-Бэй, и хотя теперь в живых осталось всего несколько человек из тех, кто помнил те события, все же наводнения боялись. Если верхние вересковые пустоши снова окажутся не в силах впитывать воду, трагедия может повториться. Именно это предсказывали некоторые старожилы, но мама говорила Серафине, что такого не может случиться. Выше по реке для того и построили мосты, чтобы можно было справиться с заторами, а саму реку расширили там, где она впадает в залив, так что не тревожься, детка, деревню не затопит во второй раз. Да, так говорила мама, и Серафина ей верила. Но все равно она радовалась, что сегодня нет дождя.
Девочка уставилась на старое страшное здание, видневшееся за рекой. Кому пришло в голову жить в таком доме? Серафина чувствовала себя так, словно за ней кто-то наблюдал. И Квентину тоже так показалось.
— Давай все-таки просто оставим ее на крыльце, — проскулил он. — Как ту птицу.
Серафина нахмурилась.
— Я тебе уже говорила, надо засунуть крысу ей в постель.
— Не нравится мне это место. У меня от него мурашки по коже бегают. А что, если мы бросим ее в кухню, через порог? Это все-таки не то же самое, что войти в чужой дом.
— Нет! Прекрати скулить!
По правде говоря, теперь, подойдя к дому, Серафина нервничала куда сильнее, чем по дороге, но она не хотела, чтобы ее туповатый братец это заметил. Она всегда была главной, а Квентин во всем ей подражал. Она не может отступить. Кроме того, ее снедала жажда мести.
Она нащупала в кармане куртки ключ, и ее охватила дрожь предвкушения.
— Пошли, Квентин, — резко сказала она, возбужденная мыслью о предстоящем деле.
Квентин еще раз внимательно осмотрел дорогу, прежде чем последовал за сестрой. Он поскользнулся на влажных досках моста, но вовремя ухватился за перила.
Они бок о бок пересекли мокрую лужайку — высокий мальчик рядом с коренастой девочкой, — пройдя мимо неподвижно висевших качелей — их деревянное сиденье отсырело и потемнело от дождевой воды. Просто для того, чтобы удостовериться, что в доме никого нет, Серафина позвонила в парадную дверь, потом взялась за огромный готический дверной молоток и стукнула раз-другой в филенку. Если бы кто-то вышел, она могла бы сказать, что ее прислала мама — спросить, не нужно ли им доставлять по утрам свежие яйца Но никто не откликнулся, и Серафина, усмехнувшись, прошипела брату: «Ага!» — и из ее тонких губ вылетело облачко пара.
* * *
Они вошли через кухонную дверь, воспользовавшись ключом, украденным у матери. У Триши Блэйни ключ имелся потому, что Крикли-холл уже давно пустовал и управляющему было удобнее просто отдать ключ уборщице, чем самому приезжать сюда каждый месяц, тем более что ему наплевать, хорошо ли убирается нежилой дом.
Серафина осторожно закрыла дверь изнутри, и брат с сестрой на цыпочках прошли через кухню, стараясь не шуметь, хотя и знали уже, что в большом старом доме никого нет. Они ненадолго задержались у внутренней кухонной двери — та была плотно закрыта — и переглянулись, как бы подбадривая друг друга, прежде чем Серафина взялась за дверную ручку и повернула ее.
Проскользнув в дверь, они очутились в огромном холле. Серафина не удивилась зрелищу, потому что мать как-то описывала ей необычное помещение.
— Эй, есть кто? — осторожно позвала девочка, готовая моментально удрать, если вдруг услышит чей-то голос. Но вокруг стояла тишина. Как в могиле.
Серафина бесшумно прикрыла кухонную дверь, потом осмотрелась по сторонам.
— Смотри, сколько тут воды, — сказал Квентин, широким жестом показывая на выложенный каменными плитками пол.
Его сестра удивленно уставилась на лужицы. Квентин был прав — воды было слишком много, она расплескалась по всей огромной комнате, скопившись в основном в углублениях потертых плиток. Потом Серафина вспомнила. Когда мама рассказывала ей об этом доме, она говорила, что иной раз, когда они с Меган приходили сюда наводить чистоту, в холле бывало множество маленьких луж дождевой воды. Она сказала, что мистер Грэйнджер, управляющий, уже приглашал кровельщика, с которым постоянно имел дело, и просил устранить протечки, но тот не нашел в крыше ни одной дырки, как ни искал. Мама и Меган вытирали воду, но когда они спускались вниз, закончив уборку наверху, в холле снова было полным-полно воды. Такое случалось нечасто, но все равно казалось очень странным.
Квентин вышел на середину холла и закружился вокруг себя, раскинув руки и подняв лицо вверх, к высокому потолку; в одной руке он держал пакет с крысой.
— Эгей! — воскликнул он, потом остановился и громко захихикал, глядя на сестру. — Никого нет, Серфи! Весь дом — наш!
Направляясь к брату, Серафина заметила рядом с кухней какую-то открытую дверь. То есть приоткрытую. Из нее тянуло запахом сырости, и еще девочка ощутила сквозняк. Она поежилась. В этом доме было слишком холодно. Она видела, как изо рта Квентина вылетают легкие, но вполне различимые облачка пара.
Квентин вдруг съежился, подняв плечи чуть ли не до ушей, как будто холод внезапно пробрал до костей и его тоже. Настроение Квентина изменилось.
— Не нравится мне здесь, Серфи. Просто мурашки по коже!
Хотя в огромное окно на повороте лестницы ярко светило солнце, углы огромной комнаты оставались в тени, а деревянные панели стен заставляли холл выглядеть даже темнее, чем он был на самом деле. Миллионы пылинок плавали в солнечных лучах.
— Давай-ка лучше уйдем отсюда поскорее, Серфи. Послушай, я могу положить крысу вот тут, на пол. Они ее увидят, как только вернутся домой… — Квентин наклонился, опустив пакет с крысой на влажные плитки пола, и сунул руку внутрь, намереваясь достать дохлятину.
— Нет! — оборвала его сестра, но ее голос звучал при этом негромко. — Мы поднимемся наверх.
Квентин застонал.
— Мне это не нравится! — Что-то пугало его в доме, хотя он и не знал, что именно. К тому же ему захотелось в туалет. — Слушай, все говорят, здесь полно привидений! — Он выпрямился, оставив крысу в пакете. Потом осмотрел закрытые двери, выходившие в холл, и приоткрытую — та была совсем близко от них, глянул вверх, на галерею… черт побери, как же там темно… — Серфи, давай уйдем! — настойчиво произнес он.
— Можешь остаться тут, внизу, если хочешь, но я собираюсь найти ее спальню! — Серафина шагнула к брату, наступив при этом в лужу. — Давай пакет! — приказала она, протягивая руку.
Квентин спрятал пакет с крысой за спину.
— Не думаю, что тебе надо ходить наверх.
Серафина раздраженно фыркнула, и белое облачко пара вылетело у нее изо рта и тут же растаяло.
— Дай мне его! — в бешенстве прошипела она.
— Ладно, но я тут не останусь.
Он протянул пакет сестре, и Серафина удивилась, насколько тот оказался тяжелым. Дохлая крыса — и так много весит? Серафина сморщила нос, почувствовав вонь, сочившуюся из пакета. Вроде она не так сильно воняла полчаса назад?
— Подождешь меня! — приказала она брату.
— Нет уж. Я сматываюсь. А ты можешь тут погулять.
Квентин повернулся, намереваясь вернуться к кухонной двери, но сестра толкнула его ладонью в грудь.
— Я не шучу, ты, чертов трус, — сказала она, оскалив зубы. — Ты меня подождешь, или… Что это было?
Квентин уставился на нее, разинув рот:
— Где?
— Шум какой-то.
— Я не слышал.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |