Бабушки тоже были маленькими

ТАМАРА ВАСИЛЕНКО

БАБУШКИ ТОЖЕ БЫЛИ МАЛЕНЬКИМИ…

\Драматический триптих/

1. П О Л Е Т

2. ПЛАНЕТА БЕЗ НАЗВАНИЯ

3. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

г. Москва

-2-

Моему внуку сейчас двенадцать. Мы приехали в мой родной город – маленький, игрушечный курортный городок.

- Вы живете, как в сказке! - Завидовали когда-то нам, коренным жителям, отдыхающие.

В эту сказку я привезла внука. Но, Боже мой, что стало с городом! Если поставить юную красавицу рядом с ее далеким будущим, даже самым ухоженным и благополучным, наверное, вам станет не по себе, а бедная красавица скорее захочет сброситься со скалы, чем превратиться в это будущее.

Мой город стал похож на безумную нищенку, укутанную в потертую шубейку, залатанную разноцветными парчовыми лоскутами…Но, может быть, из-за этих дорогих заплат еще больше видны ее грязь и язвы.

- Фи, - морщится внук. – Лучше бы съездили в Испании…

А я чуть не плачу. От обиды, от боли, от жалости, от бессилия… Мне так хотелось окунуть его в «прекрасное прошлое», соединиться с ним, потому что в последнее время наши отношения все чаще стали заходить в тупик, а тут…

Тащу его во дворец Пионеров – маленький особняк в центре города. Перелезаю через каменную ограду - во двор, к полуразрушенному сараю. Здесь по-прежнему стоит мусорный контейнер – клад для пионеров и пенсионеров нашей улицы.

- Бочку видишь? – В сарае, через провал в крыши, видна большая ржавая бочка.

- Ну и что? – Пожимает плечами внук.

Я спрыгиваю в сарай.

- Мы в этой бочке в космос летали.

- Правда, что ли? – Внук прыгает за мной.

- Мы заканчивали второй класс, а двенадцатого апреля в космос полетел Гагарин…

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ.

ПОЛЕТ

Действующие лица:

АЛЬКА

ТОМКА

ГУМАНОИД

МАТЬ АЛЬКИ

БАБУШКА ТОМКИ

… Девочки лет восьми вкатывают огромную металлическую бочку, - в таких прежде перевозили нефтепродукты, останавливаются. АЛЬКА – побойчей и покрепче – поднимает с земли большой деревянный круг – крышку, точнее дно от деревянной кадушки, примеряет его к бочке.

ТОМКА. Годится?

АЛЬКА. В самый раз. Только щели надо замазать.

ТОМКА. /Заглядывает внутрь бочки./ Ржавчину вымести, и чистая будет. А АЛЬКА. Сойдет. Веревки взяла?

ТОМКА. Хватит? На втором мотке белье висит.

АЛЬКА. Давай.

/Девочки обкручивают бочку веревками, Томка поднимается на крышу, держит веревки, АЛЬКА, поправив приспособление, забирается наверх, и они вместе затаскивают бочку на крышу./

ТОМКА. /Стучит по бочке./ Крепкая.

АЛЬКА. Ничего. Бутерброды приготовила?

ТОМКА. И чай. Целую флягу.

АЛЬКА. Жалко, мама зонт с собой забрала, может не хватить.

-3-

ТОМКА. У соседей попросим.

АЛЬКА. Кто тебе в такую погоду зонт даст? Они же от дождя прячутся.

ТОМКА. Я попрошу. /Спускается с крыши и убегает./

/АЛЬКА выстукивает бочку со всех сторон, достает веник, выметает из бочки мусор, надувает воздушные шарики, привязывает их к веревкам, которыми обкручена бочка. Шарики нетерпеливо рвутся вверх. Входит ТОМКА с зонтами./

Пять штук выпросила!

АЛЬКА. Больше и не прицепится.

ТОМКА. Ветер сильный какой!

АЛЬКА. Нормальный. /Девочки привязывают зонты к веревкам.

ТОМКА. Бабушка дома пельмени лепит.

АЛЬКА. С мясом?

ТОМКА. А с чем же?

АЛЬКА. Мясо есть вредно. От него в человеке инстинкты просыпаются.

ТОМКА. Тогда почему всем больным куриные бульоны прописывают?

АЛЬКА. Для этого же. Первобытные люди никогда не болели, они сразу умирали.

ТОМКА. Надо было все-таки поесть.

АЛЬКА. Бочка отличная. Ни одна радиация не проникнет.

ТОМКА. Туча идет – вот-вот ураган поднимется.

АЛЬКА. Прикручивай крепче, чтобы зонты не отвалились, а то подъемная сила уменьшится.

ТОМКА. Прямо из рук рвет, представляю, какая скорость получится.

АЛЬКА. Самый раз.

/ Последние приготовления и критический осмотр бочки./

ТОМКА. Главное, чтобы крышка удержалась

АЛЬКА. Я целую коробку пластилина туда угрохала.

ТОМКА. \Вытягивает руку./ Сейчас дождь начнется.

АЛЬКА. При таком ветрюгане тучи быстро промчатся.

ТОМКА. Все.

АЛЬКА. Катим к краю, легче сдвинемся.

/Подтаскивают бочку к краю крыши./

ТОМКА. Жалко.

АЛЬКА. Чего?

ТОМКА. Вдруг мы никогда не вернемся?

АЛЬКА. Значит, на другую планету попадем. Самые первые.

ТОМКА. Все равно, если не вернемся, жалко.

АЛЬКА. Зато из-за зонтов не влетит!

ТОМКА. Думаешь, порвутся?

АЛЬКА. А то нет? Звездный дождь, метеориты, стратосферы разные.

ТОМКА. А я обещала вернуть.

АЛЬКА. Подумаешь!

ГОЛОС АЛЬКИНОЙ МАТЕРИ. Алька! Алена!

АЛЬКА. Уже ищут. /Девочки прячутся за бочку./

ТОМКА. Уйдешь?

АЛЬКА. Тихо ты! Сейчас опять заниматься засадят, не жизнь, а сплошные этюды Черни.

ГОЛОС МАТЕРИ. Алька!

АЛЬКА. Не высовывайся. Думаешь, приятно одно и то же каждый день долбить?

ТОМКА. Много задали?

АЛЬКА. Ушла. Наверное, решила, что мы макулатуру собираем.

ТОМКА. А мне нравится, когда ты играешь.

-4-

АЛЬКА. Пошли. Оттуда нас уже никто не достанет.

/ Девочки залезают в бочку. Темнота. АЛЬКА зажигает свечу, отдает ее ТОМКЕ. Теперь мы видим как бы бочку в разрезе./

Проводи по краю. Пластилин подтает, и крышка закроется герметически./ АЛЬКА сильно захлопывает крышку./ Все. Поехали!

ТОМКА. Все-таки здесь высоко.

АЛЬКА. Разгон брать легче.

ТОМКА. Настоящие ракеты, конечно, лучше приспособлены…

АЛЬКА. Главное, пройти верхние слои атмосферы, а там наверняка встретим какую-нибудь летающую тарелку.

ТОМКА. Ага. Даже если что-то случится, нас заметят. На летающих тарелках всегда гуманоиды живут.

АЛЬКА. Вообще-то с незнакомыми опасно встречаться.

ТОМКА. Гуманоиды от слова гуманный, по-латыни – добрый. Врачи клятву произносят, у них там все с этим словом связано, мне мама говорила.

АЛЬКА. Мне запрещают с незнакомыми разговаривать.

ТОМКА. Считай.

АЛЬКА. /Откашливается/ … Пора не пора, выхожу со двора… Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, пуск!

\Пауза./

ТОМКА. Полетели?

АЛЬКА. Кажется, стоим.

ТОМКА. Надо еще раз попробовать.

АЛЬКА. Считай ты. /ТОМКА что-то шепчет про себя./ Ты что, колдуешь?

ТОМКА. Духом собираюсь. Мама, когда что-то трудное, всегда клятву произносит.

АЛЬКА. А…

ТОМКА. Тихо, сбиваешь. Десять, девять, восемь… Давай ракету раскачивать, она так легче от земли оторвется.

/Девочки раскачивают бочку и вместе считают: «Семь, шесть пять, че…» Бочка действительно отрывается от крыши и, гулко ударяясь об стенку, падает. ТОМКА отчаянно кричит: «А!...» и замолкает. Тишина./

АЛЬКА. Оторвались! Меня так шарахнуло, наверняка синяк будет. Вот здорово! Слышала, как гремело? Это мы сквозь плотные слои атмосферы проходили. А теперь тихо. Наверное, летим в звездном пространстве. Слышишь, Томка, слышишь? /ТОМКА стонет./ Что, больно? Это пройдет. Зато летим! /ТОМКА стонет./ Том, меня тоже стукнуло, но я же терплю. Слышишь, как тихо? Сплошной вакуум.

ТОМКА. Больно…

АЛЬКА. Конечно, сначала всегда бывает ускорение и увеличение тяжести. Мне тоже все бока поотбивало. Надо было стенки подушками обложить, но ведь подушку просто так из дома не вытащишь… И места бы совсем мало осталось.

ТОМКА. Очень больно…

АЛЬКА. Теперь плавно идем.

ТОМКА. В голове шумит, и в глазах темно…

АЛЬКА Конечно, темно, в космосе солнца нет, одни звезды.

ТОМКА. Меня тошнит, Алька…

АЛЬКА. Сейчас пройдет. Это переход из одного воздушного слоя в следующий.

ТОМКА. Тело, как будто от меня уходит…

АЛЬКА. Здесь тесно, не очень-то развернешься.

ТОМКА. Уходит тело, далеко-далеко уходит…

АЛЬКА. Нормальное состояние невесомости

ТОМКА. /Почти кричит./ Мне больно, Алька! Больно!

-5-

АЛЬКА. Не кричи, может, еще недалеко улетели.

ТОМКА. Как будто я – здесь, а тело – там.

АЛЬКА. Обычное раздвоение личности. Так всегда бывает при переходе из одного состояния в другое. Пройдет. Я каждый раз, как подхожу к роялю, раздваиваюсь.

ТОМКА. Долго еще?

АЛЬКА. Чуть-чуть. Жалко иллюминатора нет, а то бы на звезды посмотрели. Они, наверное, совсем рядом.

ТОМКА. Алька, ты знаешь, как люди умирают?

АЛЬКА. Уходят и все.

ТОМКА. И от меня тело уже ушло. Если они встретятся, пусть помогут, ладно?

АЛЬКА. Очень больно?

ТОМКА. Кажется, вот-вот что-то произойдет…

АЛЬКА. Ты напрягись, Томка. Возьми себя в руки.

ТОМКА. Не могу, у меня тело «заржавело».

АЛЬКА. Здесь тесно, руки-ноги затекли.

ТОМКА. Когда через атмосферу пролетали, что-то било по бочке, сильно било.

АЛЬКА. Это сопротивление.

ТОМКА. Оно, наверное, меня убило. Или, по крайней мере, ранило.

АЛЬКА. Не обращай внимания.

ТОМКА. Тихо. Кажется, кто-то стучит. Это они, наверное.

АЛЬКА. Нету никого. Здесь же безвоздушное пространство.

ТОМКА. Они. Я выйду. Мне нужно с ними увидеться.

АЛЬКА. Да нет там никого!

ТОМКА. Есть. Гуманоиды.

АЛЬКА. Отсюда нельзя выйти, мы герметически закупорены.

ТОМКА. Нужно стряхнуть с себя боль, как дождь, и выйти. /Стонет./

АЛЬКА. Том, ты чего? Том, ты не шевелись, а то хуже будет.

/ТОМКА стонет и окончательно теряет сознание. И действительно раздваивается. Одна половина остается неподвижно лежать в бочке, другая – легкая, воздушная выходит из бочки и идет, ступая прямо по темно-синему небу, разглядывая близкие звезды и даже дотрагиваясь до них рукой./

Том, что ты молчишь? Скажи что-нибудь, слышишь, Томка!

/ Навстречу ТОМКЕ выходит ГУМАНОИД. Усаживается на звезду и ждет, когда она подойдет ближе./

ТОМКА. Здравствуйте.

ГУМАНОИД. Ты меня ищешь?

ТОМКА. Вы здесь давно живете?

ГУМАНОИД. Я не живу, я прихожу к тому, кто меня ищет.

ТОМКА. Там еще Алька. Мы вместе. Только она вас почему-то боится.

ГУМАНОИД. Я не пугаю детей.

ТОМКА. Вы – гуманоид? От слова - гуманный, правда?

ГУМАНОИД. Хочешь, я подарю тебе планету, и ты будешь с ней играть?

ТОМКА. Разве планетой можно играть?

/ГУМАНОИД срывает, точно яблоко, одну из звезд, перекидывает ее с руки на руку./

ТОМКА. Что вы делаете?! Вдруг там кто-то живет?

ГУМАНОИД. Ну и что? /ТОМКА отпрыгивает от ГУМАНОИДА, продвигается к бочке./ Дай руку, девочка. Не нравится эта, я подарю тебе другую. /Бросает планету, как бросают надкушенное яблоко./ Я подарю тебе столько планет, сколько ты пожелаешь.

ТОМКА. /Кричит./ Алька!

АЛЬКА. Здесь я, вот она. Держу твою руку, чувствуешь?

-6-

ГУМАНОИД. Можешь делать из них все, что хочешь – составлять, как из кубиков, узоры, подвешивать, как орехи, на елку, устраивать фейерверки…Тебе показать, как это делается?

АЛЬКА. Летим. Тихо-тихо. Слышно даже, как звезды поют. Они всегда поют. Только там их слышно по ночам, а тут круглосуточно. Я это точно знаю, у меня слух абсолютный.

ГУМАНОИД. Все очень просто – берешь, накалываешь на спицу… / Достает спицу, втыкает ее в планету, планета соскальзывает со спицы, он ловит ее, но роняет спицу./ А, черт!.. Зажигаешь спичку, сейчас, только спицу найду… / ГУМАНОИД наклоняется, шарит рукой по «небу», но ТОМКА, опередив его, далеко закидывает спицу./ Глупая, спица нужна, чтобы не обжечь руки! Когда планету подожжешь, ее нужно бросить вверх, получится яркая комета.

АЛЬКА. Я открою тебе тайну, Томка. Мне нравится музыка. Я поэтому и раздваиваюсь, когда подхожу к роялю. Даже расстраиваюсь. Потому что гулять хочется. А если заниматься, то настоящую музыку играть, а мне задают какие-то этюды. А зачем они мне, если я космонавтом стать хочу? Вообще я ужасно люблю музыку. Я бы, наверное, целыми днями играла, если бы меня не заставляли. Только ты про это никому не рассказывай.

ГУМАНОИД. Видишь, как просто? /Он накалывает на спицу следующую планету, зажигает еще одну спичку. ТОМКА бросается к нему, выбивает спичку из рук./

ТОМКА. А люди?!

ГУМАНОИД. Игрушечные механизмы, которые ходят, едят и разговаривают?

ТОМКА. Они не игрушечные! Они чувствуют, живут, думают!

ГУМАНОИД. Они – думают? Что ты, девочка? Их заводят разноцветными ключами, поэтому они встают, завтракают, бегают по улицам.

ТОМКА. Но они сами строят эти улицы, они говорят друг другу «доброе утро», они сочиняют музыку…

ГУМАНОИД. Самые обыкновенные говорящие куклы. Мы изобрели их два миллиона лет назад, чтобы наши дети не скучали, когда мы исчезаем по делам.

ТОМКА. А я?

ГУМАНОИД. Ты играла когда-нибудь в куклы, девочка?

ТОМКА. Мои куклы делают только то, чего хочу я!

ГУМАНОИД. Они у тебя учатся в школе, ходят друг к дугу в гости, любят наряжаться и даже говорят иногда «Доброе утро».

ТОМКА. Они не умеют делать этого сами!

ГУМАНОИД. А почему ты решила, что наши игрушки делают все сами?

АЛЬКА. Том, хочешь, я тебе бутерброд дам? С чаем? Хочешь?

ТОМКА. Потому что мы – живые!

ГУМАНОИД. /Смеется./ Когда нашим мальчикам надоедают старые механизмы, их сажают в танки, в самолеты и устраивают игрушечную войну. Знаешь, как красиво вспыхивает планета, если одновременно взорвать несколько мостов или поджечь хотя бы один город? Хочешь, покажу?

ТОМКА. Не надо!

ГУМАНОИД. Почему?

ТОМКА. Они – живые! Им не хочется воевать!

ГУМАНОИД. Не хочется, потому что они – живые? Они все – живые и им всем не хочется? /Смеется./ Тогда почему же ни одна из этих игрушек не остановится и не выбросит винтовку? Что же они так послушно надевают форму и движутся толпой, куда им велят, делают то, чего им не хочется? Это – глупые куклы, девочка, и только мне решать, у которой я заведу ключик, а которую сломаю и выброшу.

ТОМКА. Им больно!

ГУМАНОИД. Тебе так только кажется, девочка.

-7-

ТОМКА. А я?

ГУМАНОИД. Тебе подарить какую-нибудь планету?

АЛЬКА. Том, скажи хоть слово, не молчи, Том!

ТОМКА. Можете говорить, что угодно, мы все равно – живые!

АЛЬКА. Томка, тебе совсем плохо? Плохо, да? Меня тоже стукнуло, может, даже ребро сломалось… А тебе еще больней, да, Томка?

ГУМАНОИД. Я могу подарить тебе даже солнце, но оно слишком горячее, ты обожжешь руки.

АЛЬКА. Том, выпей воды, у нас еще целая фляга.

ТОМКА. Если вы такой сильный, остановите их, научите, заставьте их думать!

ГУМАНОИД. Зачем? Разве можно угадать, до чего каждый из них додумается? И если пока я могу остановить их, то потом...

ТОМКА. Вы боитесь.

ГУМАНОИД. Я?

ТОМКА. Боитесь, потому что знаете, они – живые. На каждой планете живут люди и делают совсем не то, что вам хочется. Разве вы знали, что с Алькой прилетим сюда, разве вы нас ждали?

ГУМАНОИД. Некоторые игрушки, конечно, ведут себя неожиданно, но тогда я награждаю их или… Какую планету тебе подарить, девочка?

ТОМКА. Что «или»?

ГУМАНОИД. Выбирай любую.

ТОМКА. Что «или»?

ГУМАНОИД. Так какую же?

ТОМКА. Подарите мне Землю. Вот эта – голубая - она?

ГУМАНОИД. Или когда мне не нравится ее выбор, я забываю во время завести ее.

АЛЬКА. Теперь тебе легче, да?

ГУМАНОИД. Когда кукла думает, не знаешь, чего от нее ждать.

АЛЬКА. Выпей еще глоток. Давай, я подложу тебе под голову руку, тебе станет мягче. Удобнее так, лучше, да?

/Первая ТОМКИНА половина, лежащая в неудобной позе в бочке, шевелится и открывает глаза./

ТОМКА. Душно…

АЛЬКА. Душно, Томка, душно. Я намочу платок и приложу к губам, так тебе лучше будет. Воды совсем мало осталось.

ТОМКА. Душно, открой окно.

АЛЬКА. Здесь нет окна. Мы же летим. И неизвестно, сколько летать будем. Чтобы начать спускаться, нужно хотя бы один шарик лопнуть, а как его теперь достанешь?

ТОМКА. Душно.

АЛЬКА. Потерпи. Скоро встретим кого-нибудь из них, и они нам помогут.

ТОМКА. Они боятся. Это мы должны помочь всем, а они боятся.

АЛЬКА. Воздуху не хватает. Боюсь, что у нас утечка. Мы летим в безвоздушном пространстве, а у нас где-нибудь трещины.

ТОМКА. Открой окно.

АЛЬКА. Нельзя. Мы в космосе. Здесь нет воздуха. А до ближайшей планеты десять тысяч лет. Надо было кислородную подушку взять.

ТОМКА. Страшно.

АЛЬКА. Чего страшного? Мы все равно улетели, пусть теперь ищут.

ТОМКА. Я не могу пошевелиться.

АЛЬКА. У меня тоже все затекло, тесно.

ТОМКА. Такое ощущение, будто кончается завод.

АЛЬКА. Похоже, как в опилках сидишь.

-8-

ТОМКА. Опилки внутри. Руки, ноги, голова – все забито опилками, и завод кончается.

АЛЬКА. Состояние невесомости.

ТОМКА. Завод кончается, а все равно больно. Нужно выбить дно и выйти наружу. Мы ведь живые, Алька, мы, правда, – живые.

АЛЬКА. Не раскачивай так, с курса сойдем.

ТОМКА. Нужно выбить дно, и доказать им, что мы – живые.

АЛЬКА. Конечно, живые, просто тесно здесь, вот все и затекло. Выпей глоток, еще чуть-чуть булькает.

ТОМКА. Страшно, Алька.

АЛЬКА. Я сейчас спичку зажгу. Наверное, когда через верхние слои проходили, пробоина получилась.

ГУМАНОИД. Что же ты спряталась, девочка? Может быть, я и подарю тебе Землю, но что ты станешь с ней делать?

ТОМКА. Я выйду, только соберусь вся и выйду. /Стонет./

АЛЬКА. Сейчас, Томка, потерпи. Мне тоже трудно дышать, воздух кончился. Наверное, через щели вышел. Найду пластилин, замажу все… Он где-то под тобой…

/Шарит в темноте, Томка вскрикивает. И снова мы видим ее рядом с ГУМАНОИДОМ./

ГУМАНОИД. Ты кричала?

ТОМКА. Мне было больно.

ГУМАНОИД. Ты звала меня?

ТОМКА. Опилки рассыпались, осталась одна боль… Значит, я все-таки чувствую?

ГУМАНОИД. Возможно.

АЛЬКА. Том, у тебя, кажется, кровь. Липнет…

ГУМАНОИД. Я, пожалуй, подарю тебе Землю, но сначала ты скажешь, что станешь делать с ней, и какую игру выберешь ты?

ТОМКА. Я буду ее беречь.

АЛЬКА. Томка, не молчи же! Скажи что-нибудь!

ГУМАНОИД. Тебе трудно будет справиться с этой планетой. Там много несправных механизмов, и они иногда совершают неожиданные поступки.

ТОМКА. Я буду ее беречь.

АЛЬКА. /Чиркает спичкой, другой, но они гаснут, не успев загореться. В бочке действительно нет воздуха./ Не загораются. Сейчас замажу щели… Ничего не видно. Воздух вышел, дышать совсем нечем.

ГУМАНОИД. Позволь дать тебе маленький совет. Когда игрушки выйдут из повиновения, устрой им войну.

ТОМКА. Я помогу им строить дома.

ГУМАНОИД. Ты убедишься, что во время войны они становятся шелковыми и даже не смеют предполагать, что умеют мыслить. Они будут выполнять приказы, а тебе останется решать, какой игрушке повернуть ключик, а которую выбросить.

ТОМКА. Я изобрету для людей долгую- долгую жизнь.

АЛЬКА. /Всхлипывает./ Почему ты молчишь, почему ты все время молчишь, Томка? Помнишь, когда мы вылетали, дождь начинался? Наверное, сильный был ливень… А у нас уже ни капли не осталось…

ГУМАНОИД. Если запалить целый город, издали увидишь яркие всполохи. Похоже на фейерверк, даже, пожалуй, красивее.

ТОМКА. Я не надену на людей мундиры. Я наряжу их и устрою бал. А играть на балу будет Алька. Может быть, она даже сама сочинит музыку.

ГУМАНОИД. А когда эта планета тебе надоест, можешь раздавить ее, как яичную скорлупу. Если, конечно, я тебе это позволю. Если, конечно, мне не надоест подводить твой ключик.

-9-

АЛЬКА. Не надо было в такой ураган вылетать. Нас, наверное, слишком далеко занесло. Теперь даже зонты вернуть не сможем. Скажи что-нибудь, Томка! Так трудно дышать, а ты молчишь, молчишь…Томка!...

/АЛЬКА кричит, и ее крик расходится волнами по всей вселенной… И неожиданно смолкает. Теперь уже слышны другие голоса – обычные земные беспокойные голоса

Алькиной матери и Томкиной бабушки. Они приближаются к бочке, которая лежит на траве у заброшенного здания./

БАБУШКА. /Выходит/ Тома!

МАТЬ. У вас тоже Тома пропала? Опять вместе чего натворили.

БАБУШКА. Тома собрала у соседей зонты, а на улице дождь. Где они могут прятаться?

М АТ Ь. Нельзя их вместе соединять, ну никак нельзя. Алька опять не занималась. Пришла из школы и тут же исчезла.

БАБУШКА. Постойте, вон зонт.

МАТЬ. Карнавальная бочка.

/Женщины подходят к увешанной зонтами и поникшими воздушными шариками бочке./

БАБУШКА. Батюшки, там ведь есть кто-то!

МАТЬ. Они.

БАБУШКА. Они. С зонтами вместо парашютов прыгали! Господи, стена-то какая высокая!

МАТЬ. Открывайте днище. Осторожнее. Пластилином, что ли замазано?

/Женщины с трудом отдирают плотно примазанную крышку и вынимают из бочки девочек./

БАБУШКА. Дурочки! С такой высоты летели!

МАТЬ. Алька!

АЛЬКА. /Слабо./ Ма, значит, мы все-таки вернулись?

БАБУШКА. Тома, Тома!

МАТЬ. Голову ей повыше поднимите. «Скорую» бы надо…

БАБУШКА. Тома, слышишь меня, девочка моя?

МАТЬ. Алька, беги за Томиной матерью. /

/Алька пытается встать, сжимается от боли, садится на землю. МАТЬ, махнув рукой, убегает./

АЛЬКА. Бочку в верхних слоях повредило, у нас утечка началась.

БАБУШКА. Ты-то хоть двигаться можешь?

АЛЬКА. А может, и в нижних … Томку сильно ушибло, она не тренированная. А БАБУШКА. Глупые вы, глупые… Бить вас надо чаще…

АЛЬКА. А потом у нас вода кончилась. Я принесу воды, Томке надо.

БАБУШКА. Лежи. Мать твоя побежала.

АЛЬКА. А Томка? Вы ей воды дайте.

БАБУШКА. Тома, Томочка…

ТОМКА. /Открывает глаза, проводит рукой по траве./ Ба, а здесь трава мокрая…

БАБУШКА. Дождь был.

ТОМКА. Ба, а все-таки мы живые, правда?

З А Н А В Е С

- Во, долбанутые! – Презрительно фыркнул мой внук, а я посмотрела на свою руку – на ней отпечатались следы его пальцев. Когда Гуманоид сжал Землю, как скорлупу, внук вцепился в мою руку, а на его щеке появилась маленькая серебряная капля. - Разве так в космос летают?

- А как?

-10-

- С космодрома в ракете, как еще? И вообще, что ты пристала? Я тебе не космонавт.

- А хотел бы стать?

- Я что, дурак, что ли?

- Разве в космос только дураки летают?

- Нет, конечно, - засмущался он. – Но там пахать, знаешь, сколько нужно!

- Догадываюсь. А кем бы ты хотел стать?

- Я? Гуманоидом. Слабо?

Мы уже неделю в городе. Внук ни разу не вспомнил про Испанию. Ему нравится мой город. Старый, конечно, дряхленький. К некоторым домам подойти страшно, того и гляди развалятся. Но родной. Внуку все в нем интересно:

- Здесь моя прабабушка работала?

- В этот детский сад ты ходила?

- А когда моя мама была маленькая, вы сюда приезжали?

Приезжали. И она точно так же любила лазить во двор дома Пионеров, как когда-то мы, а сейчас внук каждый вечер сворачивает к полуразрушенному сараю, потому что туда по-прежнему выносят недостроенные корабли, нелетающие самолеты и другие остатки детства.

- Это моя школа, - показываю я внуку на двухэтажное здание из красного кирпича.

- Ну и что? Ты мне каждый день ее показываешь.

Даже чаще. Каждый раз, как проходим мимо. Я люблю свою школу.

- А ты?

- Чего?

- Школу свою любишь?

- А мне по фигу.

- Хочешь, зайдем?

- Думаешь, тебя кто-нибудь еще помнит?

- Разве только стены…

Сворачиваем во двор. На удивление здесь все по-прежнему. Даже орех остался. Весной мы срывали с него листья, мяли их и нюхали терпкий запах, а в сентябре чистили орехи, по локти превращаясь в негритят.

- Ты, наверное, отличницей была? – Спрашивает внук, разглядывая через стекло спортзал.

- Почти. – Не буду же я рассказывать про трояки по черчению и физкультуре. Несерьезные предметы. И еще раз уверенней повторяю: - Почти отличницей.

- Ботанка, значит…

- Не совсем, но… Мне нравилось учиться…

- А у вас тоже какие-нибудь козлы были? – Неожиданно зло спрашивает он. Наверное, у него не совсем все гладко, но про свои неприятности он никогда не рассказывает. А это так важно, чтобы тебя кто-нибудь услышал, понял…- Чмырили народ?

-Что? – Переспрашиваю я.

-Чего-чего?... У вас дебилы доставали кого-нибудь?

- В смысле, устраивали ли у нас бойкоты? – Может быть, сейчас он расскажет о своих проблемах? - А у вас?

- Пусть только попробуют, козлы! – Внук смачно сплевывает и притаптывает каблуком плевок.

РАССКАЗ ВТОРОЙ.

ПЛАНЕТА БЕЗ НАЗВАНИЯ.

Действующие лица:

-11-

С Е Н Ь К А /

П Е Т Ь К А / всем им лет по 11

Д Е В О Ч К А /

С Е Н Ь К И Н О Т Е Ц

Ясная летняя ночь. Над спящей деревней мигают крупные звезды, освещая скошенное поле. По одну сторону поля гаснут последние огни в бревенчатых избах, по другую -таинственно ухает, шуршит и дышит черный силуэт леса. Вдруг в тишину врезался грубый мужской голос:

- Сень-ка! Сень-ка-а!

И после выжидающей ответа паузы тот же голос:

- У, попробуй мне, попадись на глаза!

Снова тишина и ясные звезды. Один из стогов зашевелился, и из него высунулась встрепанная Петькина голова. ПЕТЬКА оглянулся по сторонам и сказал:

- Ушел. Долго он еще за тобой гоняться будет?

Из стога вылез СЕНЬКА.

- А я знаю?

ПЕТЬКА. Так за всю ничего не увидишь.

СЕНЬКА. А я виноват? Можно подумать, он никогда тарелок не бил. Грязную посуду на столе увидит и давай об пол шваркать. А я потом убирай за ним.

ПЕТЬКА. Проще сразу вымыть.

СЕНЬКА. Сам-то он за собой никогда не моет. А я тарелку не нарочно разбил – промахнулся. Думаешь, легко в муху из рогатки попасть?

ПЕТЬКА. Муха большая?

СЕНЬКА. Обыкновенная. Возле тарелки ползала.

/ Пауза. Мухи по ночам не летают. Поэтому ПЕТЬКА достал бинокль и оглядел окружающую среду./

ПЕТЬКА. Сделать бы какое-нибудь открытие. Звезду новую изобрести.

СЕНЬКА. Изобретешь ее, жди. Вон их сколько развелось, скоро места не хватит.

ПЕТЬКА. Я два года у деда бинокль выпрашивал, а из-за тебя всю ночь в сене сидеть придется.

СЕНЬКА. А я виноват?

ПЕТЬКА. Нужно сверить звезды с картой звездного неба, и если хоть одна окажется лишней, значит, наша. /Он протягивает СЕНЬКЕ бинокль, и тот долго смотрит в небо./

СЕНЬКА. Полететь бы туда и пожить в качестве научного эксперимента, попробовал бы тогда, отлупил.

ПЕТЬКА. В космических исследованиях сейчас время больших трудностей.

СЕНЬКА. У меня тоже. Отец дерется, мать молчит, и вообще…

ПЕТЬКА. Сравнил. Одну звезду не углядишь, погибнет целая цивилизация. Маленькая оплошность может вылиться в трагедию мирового масштаба.

СЕНЬКА. Думаешь, когда лупят тебя одного, тебе жить легче?

ПЕТЬКА. /Презрительно оглядел СЕНЬКУ и хмыкнул./ Давай бинокль.

/СЕНЬКА неохотно оторвался от сияющей вдали планеты, могущей стать его домом, и вернул бинокль хозяину. Ничего интересного на земле не осталось. Он, тоскливо повизгивая, зевнул./

СЕНЬКА. Спать хочется.

ПЕТЬКА. Иди-ка ты отсюда. Я тебя не звал, сам напросился.

СЕНЬКА. Если я вернусь, мне дома такое будет…

ПЕТЬКА. Другую копну найди. Или тебе сена мало? Спи себе там спокойненько, научный экспонат.

-12-

/СЕНЬКА с недоумением оглядел поле со множеством копен, не понимая, почему ему обязательно спать нужно в другом месте, а ПЕТЬКА пнул его так, что тот едва не скатился на землю./

Давай, дуй отсюда!

СЕНЬКА. А я виноват? Сам дрых весь день, к открытию готовился, а я с обеда от отца бегаю.

ПЕТЬКА. Бегай дальше, а тут мешать нечего.

/СЕНЬКА виновато ткнул палец в карту, поднял голову и обомлел: наверху полыхнула, дрогнула и покатилась огненная точка./

СЕНЬКА. Петька… Она… Летит! Вон, вон движется!

ПЕТЬКА. /Неуверенно./ Это – самолет…

СЕНЬКА. Сам ты – самолет. Гляди, гляди…

ВМЕСТЕ. Гляди… Ух, ты!..

/Мальчики застыли. По небу прямо на них действительно двигалось нечто непохожее ни на самолет, ни на обычную звезду – огромный светящийся шар./

ПЕТЬКА. Летит…

СЕНЬКА. Падает…

ПЕТЬКА. Садится…

СЕНЬКА. Приземляется…

ПЕТЬКА. Это – тарелка.

СЕНЬКА. Издеваешься?

ПЕТЬКА. Управляемая. Настоящая тарелка.

СЕНЬКА. С кашей.

ПЕТЬКА. С гуманоидами. Прямо к нам направляется.

СЕНЬКА. Чуть-чуть промазали.

ПЕТЬКА. Пошли.

СЕНЬКА. Куда?

ПЕТЬКА. К ним. Контакты устанавливать.

СЕНЬКА. Мы уйдем, а нас искать будут.

ПЕТЬКА. Боишься? /СЕНЬКА пожал плечами./ Сам же из дома сбежал.

СЕНЬКА. Я недалеко сбежал, а они за лесом опустились.

ПЕТЬКА. Ну и что?

СЕНЬКА. Мало ли? Взяли, в тарелку посадили и…

ПЕТЬКА. И съели.

СЕНЬКА. Не обязательно, но…

ПЕТЬКА. Думаешь, они у себя на планете голодными сидят, а сюда через всю вселенную пообедать летают?

СЕНЬКА. Лучше подождем их здесь.

/Петька мгновенье подумал, потом влез на макушку стога и закричал./

ПЕТЬКА. Эге-гей! Мы здесь! Мы ждем вас! Ждем!

СЕНЬКА. Тише ты! Отец услышит, а мне потом, знаешь, что будет?

ПЕТЬКА. Эге-гей! Люди!

СЕНЬКА. Может, они и не люди вовсе?

ПЕТЬКА. А кто же? Раз прилетели, значит, друзей ищут.

СЕНЬКА. Или планету для завоеваний. Военная разведка.

ПЕТЬКА. Думаешь, у них там своих врагов не хватает?

СЕНЬКА. Может, и не хватает. Человеку всегда чего-нибудь не достает.

ПЕТЬКА. Так они же не люди.

СЕНЬКА. Люди.

ПЕТЬКА. Гуманоиды.

СЕНЬКА. Все равно люди.

-13-

ПЕТЬКА. Наверняка они к нам направлялись, остальные все спят. /Кричит./ Эй! Мы будем дружить с вами! Эй! Мы вас ждем!

/Мальчики садятся в стог и прислушиваются, приглядываются к тишине./

СЕНЬКА. Тихо. Нету никого.

ПЕТЬКА. Придут.

/Вдруг из дальней копны выползает нечто согнутое серое, похожее на паука, и, осторожно ступая, направляется к мальчикам./

Смотри, движется…

СЕНЬКА. Ага…

\ Оно действительно движется. Прямо на них. Мальчики прижались друг к другу. А Оно выпрямилось и заорало голосом Сенькиного ОТЦА:

- Сенька! Щенок!

И кинулось на них, размахивая ремнем. Мальчики мгновенно соскочили со стога и побежали, петляя между копнами. ОТЕЦ остановился, потряс кулаком:

- Вернешься! Получишь свое! Все равно тебе идти некуда!

Ремень затрепыхался в его руке и многообещающе свистнул в воздухе, а Отец, постояв секунду, повернулся и пошел к деревне.

Мальчики перебежками от копны к копне возвращаются к стогу./

ПЕТЬКА. Я говорил, надо было к лесу идти их встречать, а то пересекутся с таким вот ископаемым, а он их ремнем. Что они про нашу Землю подумают?

СЕНЬКА. Кто подумает? Существование других цивилизаций не доказано. П ПЕТЬКА. Ты же сам видел: прямо на нас неопознанный летающий объект

СЕНЬКА. Если кто и прилетит, то не к нам. У меня по английскому двойка, у тебя…

ПЕТЬКА. Дурак! Они людей увидели, потому и взяли курс на нас. Им не все ли равно, какие у нас оценки? Им люди нужны, понимаешь? Может, они совета спросить прилетели или помощи, а он их ремнем.

СЕНЬКА. А я виноват?

ПЕТЬКА. Даже к лесу идти не захотел. Эх, ты… Всю ночь мне испортил

СЕНЬКА. Может еще ничего, а?

/ПЕТЬКА последний раз оглядел небо, лес, поле, спрятал бинокль и решительно зашагал к деревне./

Петька! Постой, Петька!

ПЕТЬКА. Они теперь принципиально не прилетят. Из-за тебя.

СЕНЬКА. А я что же один останусь? Мне домой сейчас нельзя.

/ПЕТЬКА молча пожал плечами. Игра была окончательно испорчена./

Ты обещал всю ночь на сеновале просидеть!

/ПЕТЬКА не оборачивается./

Здесь воздух полезнее для здоровья.

/ПЕТЬКА почти уходит./

Я боюсь один в темноте оставаться!

ПЕТЬКА. А они, думаешь, не боятся?

СЕНЬКА. Лес, аж черный.

ПЕТЬКА. Ты туда не пошел, потому что струсил?

СЕНЬКА. Я вообще темноты боюсь. С детства. У меня от нее живот болеть начинает. Ты только никому не рассказывай, ладно?

ПЕТЬКА. Трус.

СЕНЬКА. Это вроде как болезнь. Только никакие таблетки не помогают. Останься, а?

/ПЕТЬКА, чуть подумав, махнул рукой, мол, все равно ночь испорчена, и нехотя уселся у стога./

Петь, а тебе страшно никогда не бывает?

ПЕТЬКА. Я что – больной?

-14-

СЕНЬКА. Я тоже скоро перестану бояться. Уже иногда получается. Ты когда-нибудь на себя со стороны смотрел? А я смотрел. Как на чужого человека. Раньше, когда родители ругались, я пытался их остановить, а они меня… А…/Махнул рукой./ А один раз

стою и смотрю. Высчитываю, кто лучше удар парирует. Как в футболе, голы подсчитываю. Спокойненько так. Он на нее, а она на него – говорит, говорит, говорит, ну, думаю, сейчас она ему как скажет, а он раз! – и перехватил мяч, и повел, повел к ее воротам, она отбегает в другую комнату, и тут – раз – силовой прием! Мне только свистка не хватает, иначе я бы выскочил на середину и как свистнул! А я стою. И понимаю, что выходить бесполезно, потому что свистка у меня нету. Стою и будто сам себя за руки держу.

ПЕТЬКА. Ну?

СЕНЬКА. И опять слежу. Как в футболе. Никто ж не выйдет на поле и не остановит игру, если у него свистка нету. И главное, мне совсем не страшно. Я же – судья. Просто у меня свистка нет.

/ ПЕТЬКА, вытянувшись в полный рост на стоге, вдруг оглушительно свистит, засунув в рот два пальца. Свистит долго и сильно. И когда свист обрывается, прямо перед стогом возникает ДЕВОЧКА. Не совсем обычная ДЕВОЧКА – в белом балахоне до пят, с босыми ногами, рассыпанными по плечам волосами – совсем даже необычная ДЕВОЧКА./

ДЕВОЧКА. Я пришла. /Плавно и бесшумно она приблизилась к мальчикам./

/Обалдевшие ПЕТЬКА и СЕНЬКА молча разглядывают ее./

Вы меня звали.

ПЕТЬКА. А ты… А вы… Ты одна прилетела?

СЕНЬКА. С бабушкой.

ПЕТЬКА. Научный эксперимент?

СЕНЬКА. Или на разведку?

ДЕВОЧКА. Можно назвать и так и этак. С одной стороны проверка новых климатических условий, а с другой… Вы, кажется, кричали, что будете дружить со мной?

СЕНЬКА. Ну, вообще-то…

ПЕТЬКА. Конечно. У вас как это обычно происходит?

ДЕВОЧКА. Я не знаю…

СЕНЬКА. Можно в один класс ходить и дружить, можно на одной улице жить. Главное часто видеться и помогать друг другу. Списывать давать, или девчонки еще одеждой меняются.

ДЕВОЧКА. У меня много разных платьев, но мне казалось, это не главное…

ПЕТЬКА. Можно дружить, не переодеваясь и даже в разных классах учиться.

СЕНЬКА. У нас в настоящей дружбе клянутся кровью. Обмениваются, чтобы чувствовать боль другого.

ДЕВОЧКА. Я еще никогда так не клялась. Мне никто не отдавал своей крови. У нас вообще никто никому ничего не дает. Ни капельки.

СЕНЬКА. А у нас люди есть которые по целому литру не жалеют. Иногда даже не зная человека, а просто так. Приходят в больницу и говорят: «Ну, кому тут кровяных шариков не хватает? Берите, не жалко.» И по целому литру отливают. Через вот такой шприц. Донорами называются. Знаешь, сколько они людей на земле спасли? У нас без этих шариков нельзя, атмосферные условия не позволяют. А им все равно не жалко.

ДЕВОЧКА. У нас тоже без них невозможно. Но у меня нет друзей.

ПЕТЬКА. Ни одного?

ДЕВОЧКА. Только бабушка.

СЕНЬКА. Бабушка не считается. Мы вот с Петькой на одной улице живем, поэтому дружим. А у тебя соседей, что ли нет?

ДЕВОЧКА. Соседи есть. Много-много соседей. Но никто кровью не обменивается, и никто ничьей боли не чувствует.

-15-

ПЕТЬКА. Как ваша планета называется?

ДЕВОЧКА. У нее нет названия.

СЕНЬКА. Ракеты изобрели, а название придумать не догадались?

ПЕТЬКА. Как же вы в звездном пространстве ориентируетесь?

СЕНЬКА. Возьмите какое-нибудь хорошее слово и назовите.

ДЕВОЧКА. У нее раньше было название. Но чтобы планета жила, нужно, чтобы о ней заботились, берегли ее. Нужно, чтобы - как это вы говорите?- чувствовали чужую боль. Когда каждый помнит только о себе, остальное забывается.

СЕНЬКА. Что, совсем?

ДЕВОЧКА. Совсем. Память ни о чем уже не имеет смысла. Каждый заполняет мир самим собой – его желания превращаются в звезды, привычки в воздух, одежда в облака, сытость в солнце, и он становится своей собственной планетой.

ПЕТЬКА. А настоящее солнце у вас существует?

ДЕВОЧКА. Не знаю, мы его не замечаем.

СЕНЬКА. У вас что совсем-совсем ничего общего нету?

ДЕВОЧКА. Есть. Общая почва, по которой мы ходим.

ПЕТЬКА. Это и есть земля, то есть эта… планета, та, которая без названия.

ДЕВОЧКА. Нет, планеты у всех разные.

ПЕТЬКА. Может, вы – Млечный путь?

ДЕВОЧКА. Нет.

ПЕТЬКА. Или Туманность Андромеды?

ДЕВОЧКА. Нет.

ПЕТЬКА. У вас каждая планета летает в безвоздушном пространстве?

ДЕВОЧКА. Мы никогда не летаем.

ПЕТЬКА. А как же состояние невесомости?

ДЕВОЧКА. Невесомость? Это когда ты ничего не значишь?

СЕНЬКА. Вроде того… Никто не обращает на тебя внимания, а жить противно. Так?

ДЕВОЧКА. Похоже.

СЕНЬКА. Когда меня дома лупят, я что-то вроде этого испытываю – полнейшая невесомость.

ДЕВОЧКА. Тебя часто лупят?

СЕНЬКА. Бывает.

ДЕВОЧКА. Больно?

СЕНЬКА. Да так…

ДЕВОЧКА. Если стиснуть зубы, боль не так чувствуешь.

СЕНЬКА. Тебя тоже лупят?

ДЕВОЧКА. Нет. Просто я знаю.

ПЕТЬКА. У них цивилизация выше.

СЕНЬКА. Ничего себе выше, названия и то придумать не могут.

ДЕВОЧКА. А зачем?

ПЕТЬКА. Школы у вас есть?

ДЕВОЧКА. Есть.

ПЕТЬКА. Мероприятия разные проводятся? Походы, макулатура, собрания?

ДЕВОЧКА. Раз в неделю.

СЕНЬКА. У нас тоже!

ДЕВОЧКА. Раз в неделю ученика вызывают к доске и ищут у него слабое место. Раскладывают по кусочкам и делают пробу.

ПЕТЬКА. Здорово! Если этот способ применить в медицине, любую болезнь определить можно. И люди по триста лет жить станут.

ДЕВОЧКА. А зачем?

ПЕТЬКА. Как зачем? Триста лет прожить – это же здорово!

-16-

ДЕВОЧКА. Чтобы найти слабое место, ученика вызывают к доске и стреляют в него.

СЕНЬКА. По-настоящему?

ДЕВОЧКА. Больное место – черное пятно, а каждый может в это пятно…

СЕНЬКА. Это больно?

ДЕВОЧКА. Наверное.

СЕНЬКА. В тебя когда-нибудь стреляли?

ДЕВОЧКА. Моя очередь на следующей неделе.

ПЕТЬКА. Поэтому вы и улетели?

СЕНЬКА. Это почти так же, как у нас, когда объявляют бойкот.

ДЕВОЧКА. Почти.

СЕНЬКА. Ты не бойся, мы все равно будем с тобой дружить.

ПЕТЬКА. Странная у вас планета.

СЕНЬКА. Петь, у тебя иголка есть?

ПЕТЬКА. Чего?

СЕНЬКА. Ладно. /Ищет что-то на земле, находит./ Вот, колючка. Давай руку. Это не больно, как комарик укусит. Видишь?/Смело прокалывает себе палец колючкой. ДЕВОЧКА нерешительно смотрит на него./ Когда мы обменяемся кровью, ты будешь чувствовать нас рядом. Всегда, в любой ситуации, понимаешь? Будто мы растворимся в тебе, а ты в нас. И пусть тогда попробуют стрельнуть в тебя!

/ДЕВОЧКА и ПЕТЬКА торжественно протягивают СЕНЬКЕ руки, и после таинственного обряда – молчаливого прижимания пальцев и обмена кровью, СЕНЬКА первый нарушает тишину./ Ну?

ДЕВОЧКА. Можно я тебя поцелую? / И она осторожно чмокает СЕНЬКУ в щеку./ /ПЕТЬКА на всякий случай отступает на шаг назад./

ПЕТЬКА. Завтра народ в клубе соберем, и ты лекцию прочитаешь.

ДЕВОЧКА. Я?

ПЕТЬКА. Вначале я вступительное слово сделаю. Потом бабушку пригласишь. Пусть все знают, до чего вы там докатились.

СЕНЬКА. А потом пойдем по дворам книги собирать. Может, хоть при тебе у них совесть заговорит.

ДЕВОЧКА. У кого?

СЕНЬКА. У всех. Мы тут библиотеку делаем, а они книги зажимают. Будто оттого, что она у него на полке стоит, он ее чаще читать станет. А в библиотеке, может кто-нибудь попользуется.

ПЕТЬКА. А мне тоже жалко книжки отдавать. Вот ты, когда вырастешь, захочешь почитать перед сном, а книга рядышком, и в библиотеку ходить не надо.

СЕНЬКА. А я и так не хожу. /ДЕВОЧКЕ/ А ты?

ДЕВОЧКА. Я люблю читать. Только книги стоят дорого.

ПЕТЬКА. Хочешь, на день рожденья подарю?

ДЕВОЧКА. Мне никогда не делали подарков.

СЕНЬКА. Для чего вы тогда живете?

ДЕВОЧКА. Я иногда тоже думаю, для чего? И не могу ответить на этот вопрос.

ПЕТЬКА. Ты научишь нас раскладываться на отдельные части?

ДЕВОЧКА. /Испуганно./ Зачем?

ПЕТЬКА. Не бойся, мы стрелять не станем. Зато любую болезнь легко определить будет. А то у нас только рентген, и тот не все показывает.

ДЕВОЧКА. Нет, нет, это невозможно, чтобы живого человека на кусочки…

ПЕТЬКА. Главное, больное место найти, а лечить, мы вылечим, в крайнем случае, заменить можно.

ДЕВОЧКА. Я не хочу, чтобы меня заменяли!

СЕНЬКА. Тебе нравится слово «си-бе-ли-ус»?

-17-

ПЕТЬКА. Чудная ты, честное слово. Представь, у тебя, например, болит сердце, а поставишь новое, оно болеть перестанет.

ДЕВОЧКА. Пусть лучше болит.

/ ПАУЗА./

СЕНЬКА. Или, например, «сомбреро»? Сильно звучит, правда?

ПЕТЬКА. «Сомбреро»! Придумал тоже! Тебя шляпой назови, и то обидишься,

СЕНЬКА. Тогда «Сибелиус».

ПЕТЬКА. Сибелиус – такой поэт был уже. Или художник. Или композитор. В общем, кто-то из них, деятель искусств.

СЕНЬКА. Ну, и пусть. Называют же улицы именами писателей? А это будет планета имени Сибелиуса.

ДЕВОЧКА. Я запомню это слово – Сибелиус. Я вложу его в нашу планету, чтобы оно билось в ней, как сердце, и напоминало, что оно есть. Как во мне сейчас – бьются три сердца. Слышите?

СЕНЬКА. Это оттого, что мы кровью обменялись.

ДЕВОЧКА. Если одно остановится, два других будут биться, правда? У вас теперь тоже по три сердца?

ПЕТЬКА. Три сердца в одном человеке существовать не могут, это патология.

/СЕНЬКА прижал руку к груди, прислушался к биению своего сердца. Мгновение. Два. Три./

СЕНЬКА. Вроде одно. Бьется.

ДЕВОЧКА. А у меня три. У планеты должно быть больше. Если одно затопчут, выкорчуют, взорвут, остальные не перестанут биться, и люди всегда будут помнить название планеты.

ПЕТЬКА. У планет не бывает сердца!

ДЕВОЧКА. Бывает! Если одно погибнет, другие останутся, если погибнут все, она уже никогда не простучит свое имя. Это очень важно, чтобы внутри у нее билось несколько сердец.

СЕНЬКА. Хочешь, мы полетим с тобой и поможем вашим? Есть же у вас хорошие люди?

ДЕВОЧКА. Не знаю…

СЕНЬКА. Разберемся. Вы когда обратно вылетаете?

ДЕВОЧКА. Пока мы поживем здесь. Бабушка считает, что мне нужно пожить среди людей.

ПЕТЬКА. Правильно. Мы за это время план спасения планеты составим.

ДЕВОЧКА. СИ-БЕ-ЛИ-УСА.

ПЕТЬКА. Значит, так. Во-первых… Бумага есть? А ручка? А как мы будем план писать?

СЕНЬКА. Завтра напишем. Сейчас надо в сено зарыться. Холодать начинает, скоро роса упадет.

ПЕТЬКА. Тут такие события надвигаются, а ты ветерка испугался.

СЕНЬКА. Заболеем, кто тогда с ними полетит?

ДЕВОЧКА. Пойдемте к нам. Дома и бумага есть, и чаем я вас напою.

СЕНЬКА. А бабушка?

ДЕВОЧКА. Бабушка спит. И вообще, она рада будет, что я с вами подружилась.

СЕНЬКА. К вам далеко идти…

ДЕВОЧКА. Что ты, совсем рядышком.

СЕНЬКА. Вы ведь за лесом опустились?

ДЕВОЧКА. Наш дом – вон, крайний в поселке, видишь?

ПЕТЬКА. Крайний в поселке?

ДЕВОЧКА. Да, с голубыми ставнями.

-18-

СЕНЬКА. А ракета где? Космический корабль?

ДЕВОЧКА. Мы на электричке приехали, а потом пешком.

СЕНЬКА. С другой планеты на электричке?

ДЕВОЧКА. Планета не настоящая, мы в обыкновенном городе живем.

ПЕТЬКА. Ты зачем врала?

СЕНЬКА. А я, как дурак, название придумывал.

ДЕВОЧКА. Я думала, это у вас игра такая…

ПЕТЬКА. Игра? /Наступает на ДЕВОЧКУ./

СЕНЬКА. Со стрельбой по больным местам?

ДЕВОЧКА. У нас в школе действительно все так происходит…

ПЕТЬКА. Ты зачем мозги про планету парила?

ДЕВОЧКА. Мы поэтому с бабушкой и уехали.

ПЕТЬКА. Правильно тебя тра-та-та, правильно!

СЕНЬКА. Сказала бы сразу, что ты обыкновенная…

ПЕТЬКА. Мы из-за тебя пришельцев упустили, инопланетян!

СЕНЬКА. Плакало научное открытие.

ДЕВОЧКА. У меня действительно нет друзей…

ПЕТЬКА. Кто тебя сюда звал? Кто?

СЕНЬКА. Хоть бы нормально оделась, а то вырядилась…

/Мальчики наступают на нее, а она делает два нерешительных шага назад и останавливается. Она стоит в длинном белом балахоне, босая, с рассыпанными по плечам волосами - одинокая и необычная в пустом поле под яркими звездами. За спиной у нее спящая деревня с темными окнами, по одну сторону темная полоса мрачного таинственного леса, по другую – стог сена, воинственно охраняемый мальчиками./

ДЕВОЧКА. /Тихо-тихо./ Вы звали меня…

/ПЕТЬКА поднимает жирный кусок земли и швыряет в нее. По белому балахону расползается темное пятно./

ПЕТЬКА. Нужна ты нам! Дачница!

СЕНЬКА. Хочешь поиграть, приди, попросись по-человечески, а врать зачем?

/И еще одно пятно размазалось по платью: на этот раз СЕНЬКИН удар оказался метким./

ДЕВОЧКА. Я не хотела вас обманывать…

ПЕТЬКА. Врешь!

/ И еще бросок – еще пятно./

СЕНЬКА. Специально врала!

ДЕВОЧКА. Мне больно, слышите, больно!

ПЕТЬКА. Мы настоящих гуманоидов ждали!

СЕНЬКА. Контакты устанавливать!

ДЕВОЧКА. Мне больно! Неужели вы не чувствуете, как мне больно?

ПЕТЬКА. Они прямо на нас летели! Мы были нужны им!

/И еще удар./

СЕНЬКА. Не появляйся здесь больше, ты!

/И новое пятно./

ДЕВОЧКА. /Торопливо кричит./ Си-бе-ли-ус! /И убегает./

/Мальчики кидают ей вслед комья земли, свистят и улюлюкают. Потом спокойно возвращаются и забираются в стог./

ПЕТЬКА. Дура. Нашла способ друзей завести. Нужна она очень.

СЕНЬКА. Ни одной контрольной списать не давала, а в доверие втирается.

ПЕТЬКА. Все из-за твоей трусости. Ты в лес пойти побоялся, а они, может, заблудились. Или на твоего отца напоролись.

СЕНЬКА. Не напоролись.

ПЕТЬКА. Два года ждал, когда мне бинокль подарят.

-19-

СЕНЬКА. Просто я темноты боюсь.

ПЕТЬКА. Холодно.

СЕНЬКА. Смотри, у них в доме свет зажегся.

ПЕТЬКА. /Достал из-за пазухи бинокль, навел его на светящиеся окна./ Чемоданы собирают.

СЕНЬКА. Чудные какие-то… Среди ночи. Будто им дня не хватает.

ПЕТЬКА. Если бы правда можно было улететь и спасти планету.

СЕНЬКА. Нету никакой планеты.

ПЕТЬКА. Если бы была…

СЕНЬКА. Сибелиус.

ПЕТЬКА Сомбреро.

СЕНЬКА. Ушанка.

ПЕТЬКА. Цилиндр.

СЕНЬКА. Тюбетейка.

ПЕТЬКА. Панамочка.

СЕНЬКА. Свет погасили.

ПЕТЬКА Палец болит. Не мог колючку потоньше найти. Завтра, наверное, родителям жаловаться побегут.

СЕНЬКА. Обидно, что я ей такое хорошее название подарил.

ПЕТЬКА. Подумаешь! На свете красивых слов миллионы.

СЕНЬКА. У планеты должно быть только одно. Которое внутри хранится.

ПЕТЬКА. Нет никакой планеты! Нет!

СЕНЬКА. Смотри, они уходят. С чемоданами. У нее за спиной рюкзак.

ПЕТЬКА. Оделась нормально, на человека стала похожа. Приди она так ночью, мы бы ее сразу прогнали.

СЕНЬКА. Вообще-то она ничего…

ПЕТЬКА. Подумаешь… Про планеты сочиняет. У нас тоже своя планета есть, только мы ей названия не придумали.

СЕНЬКА. Тюбетейка-панамочка.

ПЕТЬКА. Косынка в крапинку.

СЕНЬКА. К станции направляются.

ПЕТЬКА. Пусть катятся.

СЕНЬКА. Мне в какой-то момент показалось, что во мне действительно три сердца бьются.

ПЕТЬКА. Патология.

СЕНЬКА. Через лес пошли. Покороче. У меня сейчас странное ощущение, будто я что-то забываю… Будто забываю что-то важное, не помню что…

ПЕТЬКА. /Вскакивает на верхушку стога./ Эге-гей!

СЕНЬКА. Стойте!

ПЕТЬКА. Подождите!

/И мальчики, соскочив со стога, бегут, размахивая руками и крича, в сторону леса. Видны только две бегущие фигурки. На поляну выходит Сенькин ОТЕЦ и кричит им вслед:

- Сенька! Щенок! Мы из-за тебя глаз не сомкнули! Сенька! Сенечка!

Сквозь тишину и звезды до него долетает далекий голос ДЕВОЧКИ:

- Си-бе-ли-ус!

Он сливается с голосами ребят и укутывает Землю эхом:

- Си-бе-ли-ус!

З А Н А В Е С

- Это была ты? – Спросил после долгого молчания внук.

-20-

- Нет, но на ее месте могла оказаться любая, лишь бы в классе училась пара активисток, которые на последней перемене таинственно сообщали:

- Девочки, сегодня остаемся, будем обсуждать Иванову, Петрову, Сидорову…

Обсуждать могли за что угодно - за вьющиеся волосы, за длинные ресницы, за короткие юбки, за то, что отец ушел из дома, за то, что мать уволили с работы, за заплатку на платье, за то, что ты не похожа на других, за то, что позволяешь себе думать… Тебе, наверное, не понять этого, у вас другие проблемы…

- Другие? Может быть. Только внутренности вынимают так же. – Внук сжал зубы и запустил камнем в невидимого активиста, который, наверное, так же, на последней перемене объявляет:

- Мальчики, останьтесь!

Впрочем, сейчас у детей другие способы раскладывать человека по кусочкам.

- И опять гуманоиды какие-то дурацкие. Неужели вы действительно в них верили?

- Еще как!

- Бред.

В какой-то момент мне показалось, что внук уткнется в мое плечо и расскажет обо всех своих проблемах. Но он отвернулся, надел наушники и рассеянным взглядом проводил трамвай. Не получилось. Не получилось общения. А я чувствую, как оно ему нужно. Чувствую, но ничего не могу сделать. Вечером он идет чистить зубы и вдруг возвращается на кухню, вымазанный белой пастой:

- Ба, а кто такой этот Сибелиус?

- Финский композитор, а что?

- Да ничего, просто слово красивое. Си-бе-ли-ус.

Вот и кончился мой отпуск. Садимся в поезд и долго машем провожающим, знакомым местам, родному городу…

- Стык-стук, стык-стук…

Я долго не могу заснуть, вглядываюсь в убегающие огни, в застывшие звезды над степью, в выбеленные станичные домики. Внук тоже не спит, ворочается на второй полке.

- Ба, а ты когда-нибудь в степи ночевала? – Шепотом спрашивает он.

- А ты откуда знаешь? – Именно сейчас мы проезжаем по тем местам, где когда-то жила моя тетя Юля, где до сих пор живет двоюродная сестра, без которой не проходили ни одни мои каникулы.

РАССКАЗ ТРЕТИЙ.

ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ.

Действующие лица:

ТОМКА - 13 лет

ЛЮСЬКА – 15 лет

ГОЛОСА

Ночь. Комната. В узкой полоске слабого света, вползающего через приоткрытую дверь, видна большая железная кровать, на которой притаились две девочки ТОМКА и ЛЮСЬКА – двоюродные сестры. Томке – тринадцать, Люська немного старше, ей – четырнадцать. ТОМКА приподнимается, вглядывается в полосу света, тихонечко сползает с кровати, прикрывает дверь и стремительно впрыгивает обратно.

ТОМКА. Люсь, я закрыла дверь, теперь говори.

ЛЮСЬКА. Том, он меня на руках от самого озера тащил, это, когда я ногу подвернула. Помнишь, я писала, что ногу подвернула?

ТОМКА. Про ногу я помню. Я тебя о другом спрашиваю. Ты согласна, да?

-21-

ЛЮСЬКА. Ага… Согласна… Только не поеду я, Томка.

ТОМКА. Как не поедешь? Мы договаривались, еще в пятом классе решили!

ЛЮСЬКА. Не поеду. Не могу я.

ТОМКА. Люська, у тебя совесть есть?

ЛЮСЬКА. Тише ты, разбудишь.

ТОМКА. Я все рассчитывала, проверяла. Ехать нужно сейчас.

ЛЮСЬКА. А ты уверена, что сможешь?

ТОМКА. Помнишь, у тебя зуб болел? Я дотронулось и все прошло. Помнишь? А у Ленки Перовой аппендицит был, думаешь, почему без операции обошлось?

ЛЮСЬКА. Может, у нее просто живот болел?

ТОМКА. Ну да. Четверку по алгебре я тебе еще в прошлом году предсказала. И вообще, сейчас все об этом говорят, даже в газетах пишут.

ЛЮСЬКА. Том, он обещал меня к себе в училище на новогодний бал пригласить. Может, потом поедем, а? Школу закончим и отправимся.

ТОМКА. Ну да, пока ее кончим, потом еще родители в институт загонят, а за это время такое произойти может, такое! У меня предчувствие, Люська, будто вот-вот что-то произойдет. Я, когда остаюсь одна, у меня в голове, как в кино, будто пленка прокручивается, я все представляю, представляю…

ЛЮСЬКА. Ага… У меня тоже так бывает.

ТОМКА. Вечером засыпаю, и даже в глазах темно. И главное, вот здесь горит, иногда даже. кажется, будто свет под одеялом. Предчувствие у меня, Люська, как ты не понимаешь. Мы должны спасать людей. В любой момент может начаться…

ЛЮСЬКА. Что?

ТОМКА. Мало ли? Что угодно. Эпидемия, пожар, наводнение. А мы придем, предскажем, и всем прививки сделают или пожарные посты всюду расставят

ЛЮСЬКА. Так нас и послушают.

ТОМКА. Но ведь у Жанны Д;Арк знамение было?

ЛЮСЬКА. Сравнила.

ТОМКА. У меня предчувствие. Вот, смотри.

/ ТОМКА вскакивает, ставит на середину комнаты стул, пристально смотрит на

него. ЛЮСЬКА недоуменно ее оглядывает./

ЛЮСЬКА. Ты чего?

ТОМКА. Смотри, смотри, не мешай. Видишь? Видишь?!

ЛЮСЬКА. Чего видеть-то нужно?

ТОМКА. Чего-чего. Стул. Видишь, поднимается. От взгляда. Видишь?

ЛЮСЬКА. Не-а.

ТОМКА. Конечно, отвлекаешь, сосредоточиться не даешь, а я его могу на десять сантиметров приподнять. Взглядом. И по фотографии имя человека определяю.

ЛЮСЬКА. Том, а ты можешь узнать, я ему очень нравлюсь?

ТОМКА. Дура ты, Люська.

ЛЮСЬКА. Он меня всю дорогу на руках нес… Я ногу вывихнула…

ТОМКА. Могла бы сама дойти. Силу воли вырабатывает. В нашем деле это необходимо. Нам скитаться, знаешь, сколько придется? Мы должны странствовать и лечить, и спасать. Врачевать.

ЛЮСЬКА. Давай пока здесь начнем. У нас в поликлинике всегда очередь.

ТОМКА. С ума сошла? Хочешь, чтоб родители узнали?

ЛЮСЬКА. Ну и что? Если, конечно, ты в себе не уверена…

ТОМКА. Я? У тебя на какой день нога прошла?

ЛЮСЬКА. На четвертый, а что?

ТОМКА. А то, что в этот день я от тебя письмо получила. И мысленно воздействовала. Биопоками. Ты меня всегда хорошо принимала.

-22-

ЛЮСЬКА. Ага. Я каждый день с тобой разговариваю. Иногда даже вслух. Когда никого рядом нет.

ТОМКА. Значит, мы едем, Люська?

ЛЮСЬКА. Не знаю.

ТОМКА. Мы должны, понимаешь, должны. Иначе может произойти что-то страшное. Я чувствую, чувствую. Мы же давно решили, Люська! Отправимся в самые глухие места, где ни одной больницы поблизости нет. И родители нас там не отыщут. Ты передумала, да?

ЛЮСЬКА. Нет… Только, знаешь… Ладно, давай спать.

ТОМКА. Что «только»?

ЛЮСЬКА. Спи.

ТОМКА. Люсь, у меня сердце жмет, будто вот-вот начнется.

ЛЮСЬКА. Спи, завтра вставать рано.

ТОМКА. Люсь, а что – только?

ЛЮСЬКА. Спи.

ТОМКА. Да не хочу я спать! Что – только? Нет, ты говори, говори!

ЛЮСЬКА. Том, а мы целовались…

/И ЛЮСЬКА отвернулась к стене и заснула. Против этого возразить было

нечем. Скрипнула ставня: «Том, а мы целовались», выскочила из часов

кукушка, прочирикала: «Том, а мы целовались», и изо всех углов стали

надвигаться на ТОМКУ слова, становясь большими и осязаемыми: «Том, а

мы целовались»… Она села на кровать, зажала ладонями уши, зажмурила

глаза. Сначала вроде помогло, но после заскрипело, загудело, залаяло так,

что уж и слов-то этих разобрать стало невозможно. Девочка уткнулась

лицом в подушку. Села. Встала./

ТОМКА. Расшумелись. Нашли время для разговоров. По всем дворам лай подняли. Уснуть нельзя…

/ Страшные тяжелые слова исчезли, и отчетливо стала слышна тишина и

разноголосый лай собак. И вдруг… ТОМКА вскакивает,/

Землетрясение! Люська! Я же говорила! Люсь, скорее, землетрясение будет!

/ ЛЮСЬКА садится и медленно выуживает из-под кровати тапочки./

Люська, землетрясение!

/ЛЮСЬКА, наконец, просыпается и настораживается./

ЛЮСЬКА. Ага, уже трясет.

ТОМКА. Да это не оно, это я тебя трясу. Оно еще не начиналось. Я, когда к вам в поезде ехала, одна тетенька рассказывала, что перед землетрясением всегда собаки лают и воют, а люди, особенно чувствительные, его тоже чувствуют и подолгу уснуть не могут.

ЛЮСЬКА. А я уже спала. Мне даже, знаешь, приснилось чего-то, сейчас вспомню…

ТОМКА. Некогда сейчас. Одевайся быстрее. Пойдем соседей будить.

ЛЮСЬКА. Ну да!

ТОМКА. Это обязательно. Когда тряхнет, дама повалятся, а люди спят. Да скорей ты.

/Люська натягивает платье./

Я же говорила. Что будет. А я лежу и думаю, что это я уснуть никак не могу? А это, оказывается, оно. А оно, Люська, всегда так начинается. Вот только смотрит сон всех, и чувствительные тоже дремать начнут – они же не догадываются, почему им не спится, - оно и давай. Пошли.

ЛЮСЬКА. Том, а с чего ты все-таки взяла, что оно будет?

ТОМКА. А ты не слышишь? Собаки воют?

ЛЮСЬКА. Ага…

ТОМКА. Заснуть я никак не могла.

ЛЮСЬКА. А я …

-23-

ТОМКА. И ты только – только отключилась.

ЛЮСЬКА. Ну?

ТОМКА. Лампа, видишь, желтая какая?

ЛЮСЬКА. Ага…

ТОМКА. Воздух даже рукой потрогать можно, видишь, дрожит? Это магнитные колебания.

ЛЮСЬКА. Так ведь жарко, потому и дрожит. И не спали мы потому, что разговаривали. А собаки у нас всегда гавкают.

ТОМКА. Пусть бы и гавкали по одной, что ж они все вместе решили? И когда это воздух по ночам такой густой был? Точно, землетрясение надвигается. Буди родителей.

/Девочки на цыпочках подходят к двери, приоткрывают ее, но

тут же отходят назад./

ЛЮСЬКА. Буди.

ТОМКА. Лучше ты.

ЛЮСЬКА. /Заглядывает в комнату родителей./ Ну да, а завтра отцу на работу.

ТОМКА. Ладно, пошли к соседям. Когда вся деревня проснется, сами подскочат.

/Девочки вылезают в окно, идут к двери./

ЛЮСЬКА. Ой, ветер теплый какой! Том, а мы когда гуляли, тоже ветер был, точно по плечам гладил. Я даже не понимала, когда ветер, а когда он до меня дотрагивался.

ТОМКА. Это потому, Люська, ветер горячий такой, что у земли в нутрии все накалилось.

ЛЮСЬКА. А потом он наклонился и поцеловал меня. А губы у него… Ты когда-нибудь корову из ладони кормила?

ТОМКА. Тысячу раз.

ЛЮСЬКА. И у него такие же губы.

ТОМКА. Вот и целовалась бы лучше с коровами. Больше пользы.

ЛЮСЬКА. Он тебе не корова.

ТОМКА. Тем более. Кстати, живность всю с фермы выпустить надо. Крыша рухнет, им, небось, тоже больно будет. /Подходят к соседнему дому./ Стучи, говори, чтоб на улицу выбегали.

ЛЮСЬКА. А если…/Стучит./

ГОЛОС. Кто? Что случилось?

ЛЮСЬКА. /Тихо./ Тетя Зина, говорят, на улицу бежать надо.

ГОЛОС. Люся, ты? Опять Витька чего натворил?

ТОМКА. /Громко./ Тетя Зина, сейчас начнется землетрясение. Нужно срочно эвакуироваться.

ГОЛОС. Еще чего придумал, ни днем, ни ночью от него покою нет.

ЛЮСЬКА. /Томке./ У нее сын пьяница. Он, как напьется, обязательно кому-нибудь окна побьет или курицу стащит, а она потом ходит с соседями договаривается.

ГОЛОС. Так чего он там понаделал?

ТОМКА. Землетрясение будет. Дома рушится начнут.

ГОЛОС. Че-го?

ТОМКА. Оно само по себе будет, это не он.

ГОЛОС. Ну, слава Богу, я ж говорю, Витька только по мелочам может.

ЛЮСЬКА. Тетя Зина, настоящее будет, на улицу бежать надо.

ГОЛОС. Тьфу ты! Дуры здоровые! Землетрясение им понадобилось. Я тебе потрясу, попробуй только, я тебе такого задам…

ЛЮСЬКА. Теть Зин, собаки воют…

ГОЛОС. И собак задам. Я на тебя всю псарню спущу.

ТОМКА. У меня предчувствие…

ГОЛОС. Взрослые девки, а мозгов ни на грош. А еще Витьку моего ругают, тот хоть спьяну, а эти…

-24-

ЛЮСЬКА. Пошли, Том, у нее три кобеля и все вот такие огромные.

/ Девочки подошли к другому дому. Стучат. Сначала слышен заливистый

собачий лай, затем хриплый старческий голос./

ГОЛОС. Кто там?

ЛЮСЬКА. Петр Васильевич! Вставайте! Землетрясение начинается!

ГОЛОС. Чего?

ТОМКА. Выходите из дома, сейчас дома рушиться начнут! /Люське./ Слышишь, как заливается?

ЛЮСЬКА. Еще бы, она у него в комнате живет.

ГОЛОС. Случилось что-нибудь?

ТОМКА. Собаки лают, слышите?

ГОЛОС. Чего?

ТОМКА. Он что – глухой?

ЛЮСЬКА. Ага. Его на войне контузило, он потому и собаку при себе держит.

ГОЛОС. Что вы сказали?

ТОМКА. Землетрясение начинается.

ГОЛОС. Говорите громче.

ЛЮСЬКА. Пойдем.

ТОМКА. Когда все выбегут, он тоже поймет.

ГОЛОС. Ничего не слышу.

/Девочки прошмыгивают к другому дому./

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Кто?

ТОМКА. Вставайте. Срочно выходите на улицу. Землетрясение начинается.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Кто это там еще?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Не пойму.

ТОМКА. Мы пришли спасать вас.

/Слышен громкий детский плач./

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Паразиты. Разбудили-таки. Теперь опять всю ночь мучайся.

/ Из окна что-то выплескивают на улицу./

ТОМКА. Эй! Мы вам жизнь спасаем, а вы?

/В девочек запускают увесистый предмет./

ЛЮСЬКА. Все. Пойдем. Домой.

ТОМКА. Люська, Люсенька, если мы поселок от гибели спасем, нам тогда все поверят. И из дому убегать не придется, нас тогда так отпустят. Мы же вместе пойдем, да?

ЛЮСЬКА. Не пойду я никуда. И вообще, нет у меня ни биопотоков, ни предчувствия, ни интуиции.

ТОМКА. Ну и что? У меня тоже нет. Мне один знакомый говорил, что и не должно ничего быть. То есть, это ты не ощущаешь ничего, оно у тебя внутри само по себе делается.

/ЛЮСЬКА молчит./

Неужели ты не понимаешь? Сначала мы все глухие места обойдем, потом станем знаменитыми, и нас повсюду приглашать станут Во все страны – в Африку, в Америку, в Индию.

ЛЮСЬКА. Ладно, пойдем домой.

ТОМКА. Люсь, но ведь землетрясение будет.

ЛЮСЬКА. Да у нас всегда собаки так лают. Испокон веков.

/ТОМКА опускается на колени, прижимается ухом к земле./

ТОМКА. Люська, Люсенька, давай на пожарку залезем, в колокол бить. Гудит земля, честное слово, гудит.

ЛЮСЬКА. Пойдем. Ночь на дворе.

-25-

ТОМКА. Да ты послушай, послушай, там же не просто гудит, там – чавкает! Урчит, гремит, вот-вот взорвется!

ЛЮСЬКА. То затрясется, то взорвется. Идем.

ТОМКА. Нет, ты ляг, ты послушай.

/ЛЮСЬКА прикладыва

Дата добавления: 2015-08-28