Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Посвящается Рене, Эммануилу, Людвигу и Алану 5 страница



Анаксимандр: Я сочувствую Адаму.

Экзаменатор: Почему?

Анаксимандр: Он растерян и напуган.

Экзаменатор: А что же Арт?

Анаксимандр: У него куда меньше оснований испытывать страх.

Экзаменатор: Надо сказать, что ваши ответы стали менее точными и продуманными.

Анаксимандр: Да, это так.

Экзаменатор: Вы уверены, что это умно с вашей стороны?

Анаксимандр: Уверена, что нет.

 

 

Анакс знала, что сделала решительный шаг. Теперь как бы ни повернулся разговор, путь назад отрезан, и у нее не осталось другого выбора, кроме как устремиться вперёд и доказать, что ее точка зрения, пусть и отличающаяся от общепринятой, может помочь по-новому взглянуть на события, случившиеся в далеком прошлом.

Анакс догадывалась: все может сложиться именно так. Перикл предупреждал ее, что путь, выбранный ей, весьма спорен. «Ну что же делать? — всегда отвечала она. — Ведь хуже не будет. Я всегда была готова к тому, что не попаду в Академию. Поэтому можно попытаться, и никакой опасности в этом нет».

Теперь на нее давило осознание возможной ошибки. Это было расплывчатое чувство непонятного страха, словно тень, которую порой замечаешь краем глаза, а она тут же пропадает, стоит повернуться к ней лицом. Анакс надеялась, что комиссия не заметила ее беспокойства. Она сосредоточилась на следующем вопросе, преисполненная решимости ответить на него как можно более честно, чтобы потом напрасно не печалиться и не сожалеть.

 

 

Экзаменатор: О чем сейчас думает Адам? Как он относится к андроиду?

Анаксимандр: Его отношение складывается из трех элементов. Первый — это рассудочная реакция. Форд говорит правду, утверждая, что Арт для него — не более чем машина. С рационалистической точки зрения, механизмы не могут думать, им под силу только считать. Так полагает и Адам. Он искренне верит, что упрочит свое положение, если будет строить линию поведения исходя из этой точки зрения. Этого человека растили и воспитали в сословии Философов. Именно оно сформировало его мировосприятие. Он верит, что мысли первичны, а чувства вторичны.

Экзаменатор: Ранее вы упоминали, что не верите в теорию заговора, и одновременно утверждали, что, когда Адам увидел Еву, он действовал по велению сердца, а не разума.

Анаксимандр: Противоречие в моих словах лишь кажущееся. Я уверена, Адам искренне считает, что должен следовать велению разума, а не чувств. Однако у него далеко не всегда это получается. И тут вступает в действие второй элемент. Внутри Форда идет борьба, знакомая каждому мыслящему существу. Разум велит ему действовать, исходя из логики, но при этом человек все равно оказывается жертвой собственных страстей. Давайте возьмем для примера диких котов, которыми кишат наши улицы. Вы когда-нибудь наблюдали, как маленький ребенок пытается завести дружбу с одним из этих костлявых созданий? Он терпеливо сидит, не приближаясь к коту, и пытается заинтересовать животное замысловатыми играми в надежде разбудить его любопытство. А потом, когда кот, преодолев страх, нерешительно подходит к нему, что вы видите на лице ребенка? Улыбку во весь рот. Ребенок начинает говорить со зверем, он тянется к нему, словно к себе подобному. В этом суть нашего инстинкта: в других мы видим себя. Когда кот мурлычет, нам кажется, будто его чувство счастья ничем не отличается от нашего. Когда внезапный шум пугает кота и он убегает, мы считаем, что способны понять его страх. Адам заговорил с Артом. В этом заключается его ошибка. Ему не под силу общаться с роботом и одновременно с этим верить, что тот всего-навсего машина. С каждой парой фраз, которыми они обмениваются друг с другом, иллюзия того, что Адам общается с живым существом, становится пусть и немного, но сильнее. Если вы будете слушать как я, если будете говорить как я, то со временем, независимо от количества причин верить в иное, я стану относиться к вам как к себе подобной. Со временем последовательность действий станет привычкой, вытеснив доводы разума, и от них не останется и следа. Однако, как я говорила, мои ощущения складываются из трех элементов…



Экзаменатор: Вы хотите сказать, ощущения Адама.

Анаксимандр: Что, простите?

Экзаменатор: Вы сказали: «мои ощущения». А имели в виду: «ощущения, которые испытывает Адам».

 

 

Анакс поняла свою ошибку и, покраснев, опустила, взгляд.

 

 

Анаксимандр: Простите. Я хотела сказать… Так вот, третий элемент. Адам все острее чувствует странность своего положения, и это оскорбляет и его разум, и эмоции. Он понимает, что Арт ему нравится, привлекает его как личность. И в этом Форд усматривает собственную слабость.

Экзаменатор: Очень хорошо. С вашей первой голограммой покончено. Теперь нам хотелось бы перейти к следующему эпизоду — полгода спустя. Расскажите нам, что происходило в течение этих шести месяцев.

Анаксимандр: За это время Адам стал общаться с Артом более охотно. Человек, в силу причин, которые я в общих чертах указала, начал разговаривать с роботом как с товарищем или, как минимум, сокамерником.

Некоторые предполагают, что Форд вел себя так намеренно и уже на тот момент начал продумывать свой план. Так это или нет — сказать сложно. Адам больше не пытался напасть на Арта, и Философы, наблюдавшие за их общением, пришли к выводу, что настало время провести серию поведенческих экспериментов, которые способствовали бы дальнейшему развитию механизма Арта и, одновременно, позволили бы вести за ним более тщательное наблюдение. Судя по стенограммам, по крайней мере, в ходе опытов Адам вел себя на удивление хорошо и охотно шел на сотрудничество.

Экзаменатор: Объясните, почему в процессе подготовки вы остановили свой выбор именно на этом эпизоде?

Анаксимандр: На протяжении полугода поведение Адама менялось постепенно. Я могла бы выбрать любой из эпизодов «мирного сосуществования» робота и человека, и мне очень хотелось это сделать, чтобы сохранить чувство подлинности. Однако я выбрала представленный вам эпизод, поскольку именно тогда, впервые с попытки убить робота, между Адамом и Артом снова вспыхнула ссора. Многие ученые сетуют на то, что мы склонны рассматривать историю исключительно как череду конфликтов, однако я не уверена в их правоте. Именно в столкновениях между различными точками зрения становится ясно, что именно для нас наиболее значимо. Несмотря на кажущуюся беспечность и прилежное поведение, Адама снедало беспокойство, и в этом эпизоде мы видим, как его чувство неудовлетворенности выплескивается наружу. И, разумеется, выбрав именно этот день, день серьезного конфликта и последующего за ним объяснения, я хотела показать вам один из наиболее важных моментов нашей истории. Долг историка заключается не в том, чтобы закрывать глаза на подобные события, а в том, чтобы пытаться взглянуть на них в новом свете.

Это было серьезное, громкое заявление, но Анакс нисколько не сомневалось, что имеет право его сделать. Наставники в школе рассказывают своим ученикам о споре, произошедшем в тот день между Артом и Адамом, в первую же неделю обучения. Готовясь к поступлению в Академию, Анакс заучивала наизусть огромные куски диалога, состоявшегося между роботом и человеком. Эти строки стали ее частью так же, как имена друзей или прекрасный вид, открывавшийся поутру из ее обители. Анакс сделала все от нее зависящее, чтобы эта часть ответа смотрелась идеально. И все же, как и при демонстрации предыдущего эпизода, она не могла избавиться от ощущения, что чего-то не хватает, что она о чем-то забыла.

Главный Экзаменатор с непроницаемым видом кивнул. Включилась следующая голограмма.

 

 

Перемена поражала. Адам был чисто выбрит. Тюремная роба осталась в прошлом. Наручники тоже сняли, и теперь он мог свободно перемещаться по комнате, в которой поставили кровать и уютное кресло. Кроме того, в помещении имелся компьютер, а на столе лежала стопка книг. Адам выглядел гораздо лучше: здоровее и спокойнее. Он сидел на корточках, прислонившись к стене и вытянув руки над головой. Арт, в отличие от него, нисколько не переменился. Робот спокойно и размеренно выполнял упражнение на ловкость пальцев.

 

 

Анакс сосредоточила внимание на записи.

 

 

— Если бы ты был настоящим, тебе бы это уже давно надоело, — произнес Адам. Ничто в его голосе не предвещало надвигающуюся бурю.

— Если бы это утверждение имело хотя бы крупицу смысла, то я бы на него ответил, — точно таким же спокойным голосом отозвался Арт.

— Я хочу сказать, если бы ты был человеком, личностью, тебе бы это уже надоело.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. И этому я тоже рад.

— Тоже?

— Я много чему радуюсь, — произнес робот. — Например, я рад, что не боюсь правды.

Он бросил эту фразу будто бы мимоходом, но прозвучала она так, словно в ней неуловимо крылось нечто важное — в излишней суровости слов, во взгляде, который Арт бросил на Адама. После длительного перемирия андроид и человек снова потянулись к оружию, подняли его, сдули с него пыль и принялись прикидывать расстояние, отделявшее их друг от друга.

— И о какой же правде идет речь? — спросил Форд. Он повернул голову к собеседнику, но продолжил с деланым равнодушием потягиваться.

— Правда в том, что в глубине меня заключена личность.

— Ага. А в глубине меня кусок убогого металла и обезьянья маска. Так что мы одинаковы.

— Если это было бы правдой, мы были бы одинаковы, — ответил Арт, более не скрывая радостного предвкушения ссоры.

— А что именно ты пытаешься отрицать? То, что сделан из металла, или то, что у тебя обезьянья морда?

— Почему ты потягиваешься?

— Спина болит.

— Сколько тебе лет, Адам?

— Восемнадцать.

— Твое тело уже начинает изнашиваться.

— Нет, не начинает.

— Ты стареешь. Сколько протянул самый старый долгожитель? Знаешь?

— Скажи, ты же у нас специалист по фактам.

— Это была женщина, она прожила сто тридцать два года и при этом последние двадцать лет практически не двигалась. Последнюю разумную мысль она высказала в сто пятнадцать лет, последний раз ощутила вкус пищи в сто двадцать, а через год после этого умерла ее последняя подруга. Вы быстро расцветаете, а потом медленно увядаете. У меня все иначе.

Адам опустил руки, встал и посмотрел сверху вниз на Арта.

— Хочешь сказать, твои шестеренки не изнашиваются?

— У меня нет шестеренок. Ты меня путаешь с устройством по переработке мусора.

— Ошибиться легко.

Арт закатил глаза и, скривив губы, заговорил:

— Разница между мной и тобой заключается в том, что изношенные детали, из которых состою я, можно заменить. Помнишь, как ты меня ударил, и у меня отлетела голова? Я появился на следующий день целенький и даже без мигрени. Знаешь над чем они сейчас экспериментируют? Над полным переносом сознания. Есть проект скопировать мои файлы в другую машину, а когда меня снова запустят, проснутся уже два Арта, а не один. Ты ведь даже и представить себе не можешь, что такое возможно. Так ведь?

— Еще как могу. Вот смотри.

Адам подошел к столу, где на тарелке лежал кусок хлеба. Взял ломоть и театральным жестом разломал его пополам:

— Видишь: был один кусок, а теперь их два. — сказал он. — Думаю, с тобой произойдет примерно то же самое.

— Но я ведь не хлеб, так?

— Да, ты гораздо менее аппетитен.

— Я говорил о переносе сознания. Хлеб не обладает сознанием.

— Я думал, мы закрыли эту тему три месяца назад и заключили соглашение.

— Заключили, да. Но ты сказал, что я ненастоящий.

— Я пошутил.

— Ты хочешь сказать, что предпочтешь не спорить на эту тему? — спросил Арт, — И извинишься за свои слова?

— Мне не за что извиняться, — заявил Адам.

— Очень хорошо, — улыбнулся робот. — Я так ждал, когда мне представится возможность с тобой поговорить.

— Ты не будешь возражать, если я не стану тебя слушать?

— Пожалуйста. Меньше шансов, что ты будешь меня перебивать.

— Так, теперь у меня не только спина ноет, так еще и голова разболелась. Я еще утром, когда проснулся, понял, что день будет просто из рук вон.

— Значит, ты отрицаешь существование искусственного разума, но веришь предчувствиям. Это, возможно, объясняет сложности, с которыми мы сталкиваемся в процессе нашего общения. Может, ты просто глуп?

— Но мне лучше быть глупым человеком, чем умным куском металла, — отрезал Форд.

— Ты это часто повторяешь. Будто бы металл чем-то плох.

— Зависит от того, как его использовать.

— Для моих целей он вполне подходит.

— Это точно.

 

 

Анакс завороженно наблюдала за словесной дуэлью, как всегда с нетерпением ожидая первого чувствительного удара.

 

 

— Так что такого есть у тебя, чего я лишек? — пошел г атаку Арт, — Разумеется, не считая предрасположенности к быстрому износу.

— Я живой, — гордо заявил Адам. — Ты бы тоже радовался жизни, если бы знал, каково это — быть живым.

— Дай мне определение словосочетания «быть живым», пока я не счел тебя слишком глупым для продолжения нашего разговора.

— Ты меня искушаешь.

— Ты ведь не можешь дать определения. Так?

— Определение не поможет понять тебе суть. Слова не могут передать чувства.

— Слабоватый ответ.

— Жизнь — это созидание порядка из хаоса. Это способность привлекать энергию внешнего мира, чтобы творить. Чтобы расти. Чтобы размножаться. Тебе этого не понять.

— Я делаю все то, что ты перечислил, — возразил Арт.

— Вот только понимания у тебя нет. И размножаться ты не можешь. Не будешь же ты утверждать, что сам себя сделал.

— Я могу создать еще одного себя. Я знаю как. Это часть моей программы.

Адам сел в кресло и взял в руки книгу, будто бы желая показать, что у него полностью пропал интерес к разговору. Но он не смог обмануть ни самого себя, ни своего собеседника.

— Ты — всего лишь кусок кремния, — буркнул он. перевернув страницу.

— А ты кусок углерода. — парировал робот. — С каких пор таблица Менделеева стала основанием для дискриминации?

— Пожалуй, я могу обосновать мое предубеждение,

— Уверен, твои попытки изрядно меня повеселят.

— Я сейчас говорю, — Адам положил книгу на стол, — а в моем теле мириады крошечных клеточек воспроизводят сами себя. Каждая из этих клеточек — микроскопическая фабрика, устройство, которое куда сложнее, чем все твое тело. Некоторые служат строительным материалом для костей, некоторые контролируют кровообращение, а некоторые вообще представляют собой удивительное, не поддающееся анализу творение. Из них состоит мой мозг. Количество потенциальных связей между нейронами мозга превышает число частиц во всей вселенной. А потому прости меня за то, что я не падаю на колени, восхищаясь твоими убогими электрическими цепями, и не пою дифирамбы твоему телу, материал к которому, похоже, подбирали на свалке. Ты — всего лит игрушка, хитрая маленькая диковинка. Тогда как я, друг мой. чудо.

Арт с саркастическим видом несколько раз хлопнул в ладоши. Звук металла, ударившегося о металл, эхом пошел гулять по комнате.

— Браво!

— Если бы я мог отыскать в тебе блок, отвечающий за сарказм, то вырвал бы его с корнем.

— Это бы тебе не помогло. У нас есть запчасти. Мы храним их в шкафу, там. дальше по коридору. Я даже смог бы установить его самостоятельно. Я потрясен твоими измышлениями в биологии. Они примитивны, часть из них ошибочна, ну да ладно, ты хотя бы попытался. Сказать тебе, Адам, в чем воистину заключена ирония? Это тебя обеспокоит, однако к чему скрывать правду? Ты хочет сказать мне, что я существую только потому, что меня собрали вы, представители высшей формы жизни, состоящие из клеток?

— На мои взгляд, это серьезный довод.

— А кто в таком случае собрал вас? Знаешь?

— Никто. Мы стали такими, как есть, благодаря слепой случайности.

— Совершенно верно, — согласился робот, — благодаря слепой случайности и силикатам.

— Я тебя не слушаю. Забыл?

— Твое поведение свидетельствует об обратном, и меня оно вполне устраивает. Философ бы на моем месте задался вопросом, устраивало бы оно хоть кого-нибудь. А другие сказали бы. что так с людьми происходит всегда. Ты когда-нибудь жалел, что не смог дальше заниматься философией?

Адам посмотрел не Арта так, словно робот был грязью, приставшей к его ботинку:

— Мне не оставили выбора.

— Выбор был. Ты мог остаться, но сбежал.

— Мне исполнилось всего тринадцать лет,

— А мне сейчас только пять. В каком возрасте люди начинают делать выбор?

— У меня от тебя спина ноет. Как думаешь, почему?

— Тело хочет отвлечь мозг от неприятной для него информации. Извечная проблема с механизмами, в создании которых большую роль сыграл случай. Одна ошибка накладывается на другую, и поэтому их становится очень сложно исправить. Вернемся к счастливой случайности — появлению жизни. Итак, силикаты. Для начала отмечу следующее — человеческая точка зрения ущербна. Вы, люди, считаете, что жизнь на планете появилась лит единожды, тогда как внимательный наблюдатель заметил бы, что она зарождалась целых четыре раза. Хроме того, есть еще одна неприятная новость. Ваша личность, которой вы так гордитесь, принадлежит ко второму этапу и является основой третьего. Я, разумеется, отношусь к четвертому этапу. Нахожусь на две ступени выше вас. Нет-нет, не надо грустит. Все равно грустью делу не поможет.

— У тебя в голове сплошные отбросы, — процедил Адам, но в одном Арт оказался прав. Форд его внимательно слушал.

— Во мне нет отбросов. Это еще одно из моих преимуществ. Итак, четыре формы жизни. Позволь, я тебе о них вкратце расскажу. Первая форма — неорганическая, в чем и заключается чудовищная ирония. Она состоит из силикатов. Как тебе? Смешно? Мне — да. Сейчас ты услышит историю сотворения жизни с моей точки зрения. Устраивайся поудобнее. В конце у тебя могут возникнуть вопросы.

Вначале была глина. Она состоит из слоев крошечных молекул. Каждый слой накладывается на предыдущий, копируя его строение. Итак, вначале имелся механизм копирования. Знакомо? Так вот, иногда в процессе копирования происходит ошибка, в результате которой новый слой уже не повторяет в точности предыдущий. Назовем это мутацией. Ее копирует следующий, новый слой и так далее. Ошибка передается дальше.

В результате мы имеем вызванное ошибкой отклонение. А кроме того — наследование его свойств, поскольку каждый новый слой копирует структуру предыдущего. Теперь введем варьирующуюся степень годности, иначе картина окажется неполной. Ты, конечно же, может спросить, как тот или иной вид глины может быть более или менее годным, чем другой? И вообще, что подразумевается под категорией годности, если речь идет о глине?

Арт не стоял на месте. Сцепив за спиной трехпалые руки, он ездил взад-вперед по комнате, воплощая в себе пародию на школьного ментора. Желая подчеркнуть ту или иную важную мысль, он выбрасывал серебристую металлическую руку вперед и взмахивал ею в воздухе. Зрелище это, хоть и производило комичное впечатление, завораживало. Адам пытался не обращать на Арта внимания, но, в конце концов, сдался, облокотился на руки и весь обратился в слух.

— Под годностью понимается более или менее выраженная способность воспроизводить себе подобное. Если из-за ошибки в процессе воспроизводства образуется особая форма глины, распространяющаяся лучше, чем другие формы, мы считаем такую форму более годной. Наверное, ты ломает голову, как такое возможно? Вот представь, есть определенный сорт глины с повышенным уровнем липкости. К чему приводит такая липкость? Глина собирается вокруг камней в ручье или реке, постепенно образуя запруду. Вода поверх этой импровизированной плотины летом пересыхает, а ветер разносит рассыпавшуюся пыль, развеивая ее по округе. Частицы попадают в новые ручьи и реки, после чего вся история повторяется.

Понимаешь, свойства глины могут меняться. В процессе воспроизводства происходят ошибки. Благотворная мутация становится нормой, и новые виды распространяются по планете. Распространение изменений происходит благодаря воспроизводству. Это и ест самая первая форма эволюции. Ты может насмехаться над тем, что в моей основе кремний, однако помни, друг мой. он был первым. Мы помогли РНК, подвезли, как на попутке. Структура силикатов представляет собой идеальный образец строительного материала.

Конечно же, когда ищет, кого бы поставить себе на службу, необходимо соблюдать осторожность. Всегда может сложиться так, что использовать в конечном итоге будут тебя. Мы, силикаты, никогда не подозревали, насколько этот новый воспроизводитель окажется удачлив, насколько быстро он и все его потомство позабудут, откуда произошли. Подчеркиваю, мы ничего не знали. Знание пришло гораздо позже.

Затем появилась твоя любимая форма жизни. Революция ДНК. После того как появились первые клеточные формы, грядущая слава многоклеточного организма стала лишь вопросом времени да пары уловок. Способность активного передвижения тоже оказалась весьма и весьма кстати, и вот, наконец — бабах — появился тот, кого так долго ждали. Мозг. Если, конечно, к существу, не обладающему разумом, вообще применимо такое понятие, как чувство ожидания.

Мозг, о этот чудесный мозг, ну просто пан или пропал, мозг, который ты так любишь, считая мерой человека. Ты ведь им страшно гордится. Так? На то у тебя ест все основания. Без него не появилось бы языка, а без языка эволюция не перешла бы на третью фазу.

Ты считает себя венцом творения, и в этом и заключается главная особенность мышления — оно виртуозно вводит мыслителя в заблуждение. Точно так же как глина уступила место углеродным формам жизни, так и углерод, стоило заработать мозгу, тут же обнаружил еще одного бегуна, желающего перехватит эстафетную палочку. Ты знает, о чем я говорю? Ты должен. Скажи мне, что знает хотя бы это.

Широко распахнув глаза, Арт с вызовом посмотрел на Адама. Тот понимал, к чему клонит робот. Это представлялось очевидным. Однако, если у человека и были аргументы, он их пока держал при себе. Ограничился оскорблением.

— Может болтать все, что тебе вздумается, — грубым голосом бросил Форд. — Для холодильника ты слишком мал, а для обезьяны чересчур безобразен. Мне плевать, что ты скажешь. Да и с какой стати меня должно это заботить?

— За разговорами мы проводим время, — ответил Арт. проигнорировав язвительное замечание собеседника.

— Нет. мы его попусту тратим, — прорычал Адам.

— Ах ну да. точно, — андроид сделал вид будто его осенило. — Ты ведь смертен, так? Наверное, ты и время воспринимаешь совсем иначе. Оно же для тебя очень ценно. Ты сидишь здесь со мной взаперти и наверняка стонешь от такого бремени. Если бы мне грозила старость, воображаю, как бы я противился твоему обществу.

Арт оставался спокоен, но при этом не был бесстрастен. Он покачивался, словно боксер. Всякий раз, когда он наносил очередной словесный удар, раздавалось жужжание механических приводов. Шесть месяцев назад он казался таким очаровательным, таким безобидным и забавным. Теперь же робот показал иную сторону своей сущности. Своим поведением он все больше напоминал… человека.

 

 

Перемена была настолько очевидной, что Анакс подивилась, как ей удавалось этого не замечать. Наконец-то она поняла, чего именно ей недоставало, когда она работала над этой сценой. В процессе подготовки она сосредоточила все свое внимание только на Адаме, совершенно забыв о том, что робот тоже менялся.

 

 

— Ладно, сделаю все за тебя сам, — продолжил Арт. — Силикон вдохнул жизнь а РНК, от него пошли клетки, потом появился мозг, потом язык, а потом… Ну, неужели не знаешь? На это ответил бы и ребенок. Ну, по крайней мере, робот-ребенок. Что, даже не хочешь попытаться высказать предположение? Ладно. Мир кремния, мир углерода, мир… Мир Разума! Неужели это не очевидно?

Форд не ответил.

— Вы, люди, гордитесь тем, что являетесь творцами мира Идей, чудовищно при этом заблуждаясь, поскольку истина заключается в обратном. Идея проникает в сознание извне. Она меняет его, адаптирует под себя. Она обнаруживает в сознании другие Идеи, находившиеся там раньше, после чего вступает с ними в бой или же заключает союз. Такие объединения формируют новые системы, чтобы защитить себя от вторжения. А потом, всякий раз. когда подворачивается возможность. Идея отправляет ударные группировки войск в поисках новых сознаний, которыми хочет овладеть. Удачная мысль перескакивает из сознания в сознание, захватывая новые владения и в процессе этого меняясь. Это настоящие джунгли, Адам. Многие Идеи гибнут безвозвратно. Выживают только сильнейшие.

Вы гордитесь Идеями так, словно они являются вашими детищами, но на самом деле это паразиты. Откуда взялась уверенность в том, что эволюция возможна только в материальном мире? Да ей плевать на условия и средства. Что первично? Разум или Идея разума? Ты никогда об этом не задумывался? Они появилась вместе. Разум есть Идея. Это и является уроком, который необходимо усвоить, однако, боюсь, тебе это не под силу. Ты считаешь себя центром мира, и в этом заключается твоя слабость как личности. Позволь поделиться с тобой взглядом со стороны.

Ты меня еще слушаешь? Знаю, что слушаешь. Мысль, как всякий другой паразит, не может существовать вне носителя, в котором она себя комфортно чувствует. Как ты думаешь, много ли ей потребуется времени для того, чтобы создать нового носителя, более подходящего ее вкусам?

Кто, ответь, создал меня? Кто создал мыслящую машину? Машину, способную распространять Мысль так, как это более никому не под силу? Меня создали не люди. Меня сотворили Идеи, — помолчав, вновь с жаром заговорил Арт. Глаза его расширились, губы шевелились, вниз по подбородку струйкой бежала слюна. Адам поднял на него глаза и, вздрогнув, отпрянул. Слова робота попали в цель.

— Попробуй представить себе, сколько времени потребуется для того, чтобы извлечь из твоего мозга всю информацию и последовательно ее записать, не упуская ни слова? Сколько человеческих жизней на это уйдет? Содержание моего мозга можно переписать на новый носитель меньше чем за две минуты. Я тебе соврал. Эксперимент, о котором я упомянул, уже состоялся. Две недели назад мы впервые провели первый перенос сознания. Когда на следующее утро я переступил порог, то был совершенно новым. Ни одного старого проводка, ни единой старой цепи. Но ты ничего не заметил. Как, собственно, и я. Старую версию обесточили. Надеюсь, когда-нибудь мне представится возможность встретиться с самим собой.

Способ передачи Мысли посредством вербального общения устарел. Он несовершенен. Теперь имеются другие средстве, куда более эффективные. Идея создала меня, потому что ей это было под силу. Что будет потом? Она станет пользоваться мной точно так же, как до этого пользовалась вами. И кто проживет дольше? Ты или я? Ответь мне, ты, царь природы, состоящий из костей и плота. Кто проживет дольше? Кого предпочтет Мысль? — Зажужжав, Арт подъехал к Адаму и ткнул его длинным металлическим пальцем в грудь.

Человек отмахнулся.

— Ты несешь чушь, — голос Форда был еле слышен, но в нем рокотал с трудом сдерживаемый гнев. Его слова были предупреждением, которое робот предпочел не заметить.

— Скажи, почему?

— Что толку говорить с тобой? Ты все равно не станешь меня слушать.

 

 

В голографической реконструкции, созданной Анакс, гнев Адама казался искренним и чистым. Его слова не были ни тщательно обдуманной речью, какой ее представляли в своих работах приверженцы рационалистической школы, ни вспышкой ярости, которой желали видеть ее романтики. С точки зрения Анакс, Форд говорил с ненавистью. Это был скорее не гимн жизни, а неистовое отрицание того, чего заключенный не мог постичь.

 

 

— Ты спрашиваешь, кого предпочтет Мысль? — взорвался Адам. — Такой вопрос мог задать только робот. И лишь человек может на него ответить. Поскольку, что бы ты там ни скрипел, я и есть Мысль!

Арт не отступил, не съежился. Нагнув голову, он остался на месте, взгляд его казался спокойным и непроницаемым. Испытывал ли он любопытство? Удивление? Страх? Ничего, если и вправду был тем, кем его считал Адам.

— Когда я с тобой разговариваю, у меня по нейронам передается возбуждение, происходит вибрация голосовых связок и тысячи химических реакций, но, если ты думаешь, что дело ограничивается только этим, значит, ты вообще ни черта не понимаешь в этом мире. Из-за своей программы ты не можешь постичь более глубокие истины.

Я не машина. Что может машина знать о запахе мокрой травы поутру, о плаче младенца? Я — чувство тепла от лучей солнца, падающих на мою кожу, я — чувство прохлады, что приносит волна, окатывая меня. Я - те земли, где я никогда не был, но которые могу нарисовать в воображении, стоит мне только закрыть глаза. Я — дуновение дыхания других людей, я — цвет их волос.

Ты, насмехаясь надо мной, указал на краткость моего существования, но именно страх смерти и вдыхает в меня жизнь. Я — мыслитель, думающий о мыслях. Я — любопытство, я — разум, я — любовь и я — ненависть. Я — равнодушие. Я — сын своего отца, который, в свою очередь, тоже был сыном своего отца. Из-за меня моя мать смеялась и плакала. Я — чудо. Я удивителен. Да, окружающий мир может нажимать на твои кнопки и протекать сквозь твои электронные схемы. Но со мной все иначе. Я внутри мира, но он одновременно находится во мне. Я — средство, с помощью которого вселенная познала саму себя. Я — смысл вселенной, — Адама била дрожь. Он замолчал. Сложно сказать, почему, — то ли сказал все, что хотел, то ли ему просто потребовалось перевести дыхание.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.032 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>