Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

В этой небольшой повести я хочу рассказать о драматичном периоде своей жизни, у которого было начало, но не будет окончания.



По ту сторону жизни

 

В этой небольшой повести я хочу рассказать о драматичном периоде своей жизни, у которого было начало, но не будет окончания.

Начну с того дня, когда один неверный шаг, одна неосторожность изменила всю мою жизнь, повернула её вспять, извратила само понятие жизнь. Я узнал её с той неприглядной стороны, о которой мало кто знает, которую нельзя даже себе представить. Мне выпала «честь» испытать на себе все «радости» этой моей новой жизни, прочувствовать физически и морально её прикосновение, «восхититься» её красками, точнее их полным отсутствием. Это произошло в жаркий майский день 30 числа 1995 года. Я закончил десятый класс. Занятий в школе уже не было, но оставалось ещё несколько часов военной подготовки. Именно в этот день и было одно из таких занятий. С утра и до обеда, я и все парни из моего класса, бегали, стреляли и усердно ползали, когда занятия закончились все побрели по домам. Я тоже не спеша двинулся по направлению к дому, мыслей особо никаких не было, хотелось просто помыться, так как активное ползанье по чернозёму оставило яркий след на одежде и теле. Думал, приду, помоюсь, переоденусь, перекушу и пойду гулять, на улице жарко, на небе ни облачка, погода отличная. Уже подходя к дому, я повстречал товарища, которому очень хотелось сходить на озеро поплавать, но не было компании. Именно это была та встреча, которая, как стало понятно впоследствии, стала роковой для меня. Мне очень не хотелось идти на озеро, я всячески отпирался и отказывался, внутри что-то кричало: - «не ходи». Но, как часто это бывает, мы редко слышим и прислушиваемся к нашему внутреннему голосу, этому ангелу-хранителю человека. И я поддался на уговоры, в условленное время мы встретились и отправились к озеру, в мой последний поход. По пути мы встретили ещё несколько ребят, которые тоже шли поплавать, все вместе быстро и весело добрались до цели. Мы купались, загорали, снова купались, время шло не заметно. Дело близилось к вечеру, и мне надо было уже потихоньку собираться и выдвигаться по направлению к «усадьбе» деда, я ему обещал помочь с поливкой теплицы. Решил, искупнусь напоследок и в путь. Отошёл вглубь берега, шагов на десять, и начал разбег, чтобы нырнуть в воду поглубже. Добежав до края берега, я сгруппировался и в воду. Удар, приглушённый крик от резкой, чудовищной боли и мутная вода озера перед глазами. Боль исчезла через мгновенье, так же, как и чувствительность ниже плеч. Я сильно ударился макушкой головы о что-то твёрдое, организм охватил шок от боли. Я не понимал, что произошло, тело не ощущалось совсем. Благодаря какому-то чуду я не выпустил весь воздух изо рта, что позволило не нахлебаться воды. Я просто всплыл спиной к верху, как деревяшка, это заметили ребята, с которыми я пришёл на озеро, они быстро влетели в воду, подняли меня на руки, вынесли на берег и положили на спину. Ко мне сбежались все, кто в этот момент находился на озере, стали спрашивать, что случилось. Я попытался подняться, но не мог даже головой шевельнуть, меня парализовало. И я сразу понял, что сломал шейные позвонки. Меня спрашивали что-то, но я не понимал что, смог лишь прошептать: - «Всё. Калека». Так он впоследствии и вышло. Всем стало ясно, что нужна помощь. В то время ни у кого ещё не было мобильных телефонов, поэтому, чтобы вызвать скорую, пришлось бежать в близлежащую деревню. Приехала карета скорой помощи, ко мне подбежали фельдшер и водитель со щитом, видимо тот, кто вызывал помощь, сказал, что я парализован. Меня аккуратно положили на щит и понесли к машине (прямо как павшего воина, на щите). Да, смешно. Меня повезли в районную больницу. Было очень плохо, но боли не было, я помню, что говорил врачу: - «Только маме не говорите, только не говорите», - не хотел, чтобы она расстраивалась. Я часто стал проваливаться в сон, и фельдшер постоянно просила меня не засыпать. Состояние было странное, не было боли, не чувствовалось ни холода, ни тепла, казалось тела нет совсем, только гудение в голове и всё. По пути в больницу водитель остановил машину, и фельдшер побежала за моей мамой, мой дом находился не далеко от дороги. Всё это время водитель разговаривал со мной, не давая уснуть. Совсем скоро, испуганная и растерянная мама уже сидела рядом со мной. Как добрались до больницы и что там со мной делали, я не помню, наверное, уснул или впал в беспамятство, что было по большому счёту тогда одно и то же. Пришёл в себя только к ночи. Открыл глаза, было темно, горел только небольшой ночничок где-то сбоку. Попытался пошевелиться, но безуспешно, стало очень страшно. Не мог даже голову повернуть, чтобы осмотреться. Мама заговорила со мной, увидев, что я открыл глаза, она всё это время сидела рядом. Я видел её заплаканные глаза, в них был отпечаток страха, боли, горя. Это были глаза матери, у которой смерть едва не забрала её частицу, её дитя. Она мне сказала, что скоро прилетит нейрохирург из Минска и мне сделают операцию. Тогда слово «операция» было для меня синонимом слов: спасение, исцеление, выздоровление. Я с таким нетерпением ждал того момента, когда прилетит врач, когда меня повезут в операционную, когда начнут оперировать. В мыслях, в сердце, в душе была надежда, что после операции всё наладится, что я снова смогу двигаться. Видимо такая непоколебимая вера и надежда и смогла удержать во мне жизнь до приезда хирурга, потому что по всем жизненным показателям я не должен был дожить до утра, о чём один добрый, участливый врач не преминул сообщить моей, убитой горем, маме. Невозможно себе представить, что ей пришлось пережить в первые часы и дни этой трагедии. Прошла первая ночь после травмы, врачи так ещё и не прилетели, потому что «ныряльщиков», вроде меня, было немало по всей стране, и я был отнюдь не первый в очереди. Наступило утро 31 мая, меня перевезли в реанимацию, не знаю только зачем, ведь я дышал сам и вполне осознавал, что происходит. Видимо районные врачи консультировались с нейрохирургами из Минска и получили указания, что нужно сделать до приезда их бригады. Совсем скоро я понял, почему меня перевели в реанимацию, и какие указания дали врачи из Минска. Мне одели, что-то наподобие корсета на голову, перекинули ремни от него через спинку моей кровати и подвесили груз. Сделали, своего рода, вытяжку, чтобы ослабить давление сломанных позвонков на спинной мозг. Мне постоянно вводили обезболивающие, но всё равно, эти манипуляции с вытяжкой и моей сломанной шеей кардинально поменяли мои представления о боли. Впервые в жизни я кричал от боли, хотя полноценным криком это нельзя было назвать, я просто открывал рот, так как сил издать звук просто не было, из глаз градом катились слёзы. Боль была невыносимой, несколько раз я просто отключался на некоторое время. Мне казалось, что у меня в шее каким-то образом оказалось острое, битое стекло, которое, при малейшем движении, причиняло нестерпимую боль. Ещё у меня было чувство, что голова оторвётся, так добросовестно наши районные «эскулапы» управлялись с их самодельной вытяжкой, я имею в виду, что навесили щедро груза на неё. Так прошли сутки после травмы, в боли и в ожидании операции. Наконец, ближе к ночи, прилетели хирурги. Моей радости не было предела, я дождался. Не помню, как меня готовили к операции, что делали, думаю, что особо никаких манипуляций со мной не предпринимали, потому что меня нельзя было двигать. И вот я в операционной. Мои впечатления о ней ограничиваются лишь огромной люстрой, из-за неподвижности только её и мог увидеть. А ещё глаза врача-анестезиолога, которая у меня что-то спрашивала, и я ей что-то отвечал, подробности этого диалога уже не помню. Меня подключили к приборам, потому что всё вокруг пищало и пикало, слышался ещё какой-то металлический лязг. Голосов врачей я не слышал. Врач-анестезиолог попросила меня сосчитать до десяти, с этой простой задачей я успешно не справился, досчитав до шести я уснул. Началась операция. Понятно, что я не мог ничего чувствовать, ощущать и понимать, но было кое-что, о чём хочу рассказать. Я слышал. Слышал, как что-то выдалбливали, будто долотом. Впоследствии вспоминая, всё это я списывал на галлюцинации от наркоза, но когда мне рассказали об операции, то я убедился, что то, что я слышал, мне не показалось. У меня было раздроблено несколько шейных позвонков, и после того, как их осколки были удалены, нужен был имплантат, косточка, чтобы заместить в позвонке то место, где он был разрушен. А имплантат, как я потом узнал, взяли из моей тазовой кости, вот откуда тот звук, который я слышал во время операции, пребывая под наркозом. Ещё помню ощущение, будто лечу на американских горках, всё вокруг трясётся и только яркие огни пролетают перед глазами. Объяснение оказалось, до смешного, простым. Момент, когда мне почудилось, что я на американских горках, оказался моментом, когда меня везли на каталке, трясущейся и гремящей, из операционной в реанимацию, а огни, пролетавшие перед глазами, оказались лампами на потолке коридора, по которому меня везли. Наверное, мои глаза уже были открыты, но сознание ещё не вернулось к хозяину, и по сему, выдало свою версию происходящему. Реанимация, приёмная смерти, где каждый борется за то, чтобы не попасть к ней на приём. Более-менее в себя я пришёл на следующее утро после операции, уверен, это немало удивило всех врачей, потому что эти «оракулы в белых халатах» давали мне не больше суток. Верила и надеялась, что я буду жить, только мама, её вера и давала мне силы бороться. Когда я пришёл в себя, то сразу ощутил неудобство и дискомфорт в горле. Не мог понять, что такое со мной, пытался сглотнуть, но это причиняло ещё больше дискомфорта, что-то мешало. Со дня травмы я всё время лежал только на спине, на ровной, плоской доске, без подушки, и видеть мог только потолок. Надо мной склонился врач, посветил в глаза, спросил, буду ли сам дышать. Я что-то промычал, так как ни сказать, ни даже кивнуть не мог. Смысл вопроса «буду ли я сам дышать» мне был не очень понятен сразу, потому что я был уверен, что сам дышу. Но через мгновение понял, что это было не совсем так, когда врач вытащил из моей гортани пластмассовую трубку, с помощью которой, как оказалось, я дышал. Довольно скоро я почувствовал себя рыбой в высохшем аквариуме, лежал, то открывая, то закрывая рот, пытаясь сделать вдох. Но сразу у меня это не получилось, не было сил, казалось, организм забыл, как это делать. После нескольких попыток мне всё же удалось сделать вдох, потом ещё и ещё, молодой и сильный организм всё-таки справился. Дышать было очень трудно, к тому же ещё в лёгких булькала скопившаяся жидкость, всё время хотелось кашлять, но так как брюшные мышцы не работали, откашляться не получалось. Добавьте ещё к этому чудовищную боль в горле, исцарапанном трубкой, и вы вполне сможете себе представить, что я чувствовал. Какие же это были муки. Врач ушёл после того, как убедился, что я смогу дышать сам. Я остался один, только дежурные сёстры подходили ко мне сменить капельницу и сделать очередной обезболивающий укол. Также они поворачивали мне голову, чтобы не было пролежня, даже этого я не мог сам. Я не имел ни малейшего представления, как выгляжу, что со мной делали или делают, что вокруг меня и даже рядом, видел только побеленный потолок и всё. Ещё слышал, постоянно, чьи-то мучительные стоны где-то рядом, но, будучи сам, в не совсем адекватном состоянии не задумывался над тем, что это за стоны и чьи они. Примерно через сутки, стоны прекратились, как потом мне рассказала мама, этот человек умер, и чтобы меня не пугать его тихо вывезли из реанимации. Думаю, они правильно сделали, потому что я очень сомневаюсь, что это известие прибавило бы мне мужества. В реанимации я провёл несколько дней, сколько точно не помню, и после того, как врачи убедились, что моё состояние стабилизировалось, меня перевели в отдельную палату, спасибо им большое за это. А ещё разрешили маме быть всё время со мной, за это им вообще низкий поклон, потому что без её постоянного ухода я просто сгнил бы заживо, потому что все, кто хоть раз лежал в больнице, знают, как ухаживают за больными в наших медучреждениях те, кто обязан это делать. Итак, угроза моей жизни миновала, теперь началось время учёбы. Мне предстояло заново учиться дышать, разговаривать, двигаться, есть и т.д. Вначале, нужно было проверить, где и на каком уровне у меня чувствительность, для этого врачи использовали суперсовременное приспособление на то время, иглу. И это белорусская медицина конца двадцатого века. Да уж. Врач стал тыкать по мне иглой, пальцы ног, голени, бёдра, живот, грудная клетка, ничего не почувствовал. Настал черёд рук. С ними, в плане чувствительности, дело обстояло получше, я чувствовал несколько пальцев. Тепла и холода не чувствовал совсем, к слову, до сих пор не чувствую, а прошло уже почти два десятка лет. Чувствительность у меня осталась лишь на промежутке от макушки до плеч, все остальные органы, части тела ниже плеч, стали для меня чужими. Но я не отчаивался, потому как вера в то, что скоро всё восстановится, всё заработает, была непоколебима. По мере того, как имплантат приживался, я стал сам осторожно пытаться поворачивать голову, к моему удивлению позвоночник не болел, лишь мышцы шеи ныли. То были первые движения, которые я сделал сам, без посторонней помощи. Не стоит даже говорить о том, какую радость доставило это маленькое достижение маме и всей моей семье. Правда было одно неудобство, не связанное с физиологией, моя шея была надёжно упакована в специальный корсет-воротник, который фиксировал её, и в котором мне предстояло быть целый год. Но это не самое страшное, что ожидало меня в этот мой первый год после травмы. Примерно через две недели после травмы началось то, что одновременно радовало меня и мучало, как не парадоксально это звучит. Боль. Чудовищная, обжигающая боль на всех участках тела, где сохранилась чувствительность. С одной стороны это радовало, потому что было знаком того, что организм оживает, восстанавливается, но я с ума сходил от боли, никогда не мог себе даже представить, что может быть так больно. Это была зубная боль в каждой клеточке тела, любой резкий звук в палате или рядом с ней отдавался невыносимым эхом во всём теле. Обезболивающие уколы не сильно помогали, а если и притупляли боль, то совсем ненадолго. Приходилось, сжав зубы до скрежета, стонать и терпеть. Мне уже можно было пытаться немного двигаться, хотя, двигаться, это громко сказано, просто врачи разрешили маме аккуратно разминать стопы, сгибать-разгибать ноги в коленях. А ещё мне назначили массаж. Для моего изнывающего, от боли, тела это была самая настоящая пытка, а массажист стал олицетворением палача. Понятно, что всё это делалось для моей пользы, но тогда я это воспринимал именно так. Вот в таких заботах и муках прошли три недели после травмы. Я уже немного окреп, и меня уже можно было транспортировать в Минск, в институт травматологии и ортопедии, где есть специализированное отделение для людей с такой травмой, как у меня. Начались сборы, приготовления. Врачам нужно было определиться, в каком положении и как меня везти, ведь сидеть я не мог. Решили, что я буду лежать на обычных носилках, а их прикрепят к ремням внутри салона скорой помощи, которые встроены в потолок. В назначенный день тронулись в путь. Был июнь, жара, в машине душно, но окна нельзя было открывать, чтобы я не простудился. В общем, доехали без особых проблем. Машина подрулила поближе к приёмному отделению, где уже стояла каталка, меня осторожно переложили на неё с носилок и мы покатили к лифту, так как здание института было многоэтажным. Поднялись на третий этаж и покатили по большому, широкому коридору к палате, в которой было место для меня. Я волновался, мама тоже, ведь не знали изначально, какая палата попадётся, с какими больными, лежачими или ходячими, какой врач ведёт мою палату и прочие моменты вызывали мандраж. Меня ввезли в палату, переложили на свободную постель. Палата была на шесть человек, четыре из которых были лежачие, я в их числе, со всеми лежачими были ухаживающие. Со всеми познакомились, все оказались приятными людьми, наверное, иначе и быть не могло, ведь у нас у всех была одна беда. В палате нам подсказали, как можно поменять тот «одр», на который меня положили, на современную, по тем временам, кровать. Мама пошла на пост к медсёстрам «договориться» насчёт кровати. Через минут пятнадцать я уже лежал на большой кровати, изголовье которой приподнималось, очень удобная функция. В общем, кое-как устроились, оставалось дожидаться завтрашнего дня, когда начнётся обход, и мне назначат лечение и процедуры. Прошла ночь. Около девяти часов утра начался обход. В палату, с важным видом, вошли человек пять в белых халатах. Стали по очереди подходить к каждому больному, дошла очередь и до меня. Я, наконец-то, узнал, кто будет моим лечащим врачом. Им оказался мужчина лет пятидесяти, уже седой, его лицо, цвета спелой вишни, говорило, что врач он с большим стажем))). Меня расспросили, что да как, что чувствую, чем двигаю и так далее, после чего назначили лечение, которое должно быть в таких случаях. Но до этого мне предстояла ещё одна операция. Ещё в районной больнице, от долгого лежания неподвижно в одной позе, у меня образовались пролежни на крестце и голенях, их вылечить было уже нельзя, оставалось только вырезать все мёртвые мышечные ткани. Меня положили на бок, кое-как закрепили, чтоб не свалился, и повезли в операционную, хотя она больше напоминала уборную. Началась операция, я абсолютно ничего не чувствовал, но отчётливо слышал, как врач скрёб чем-то по кости, позже я узнал, что мне не показалось. Начались месяцы капельниц, уколов, упражнений. Время было тяжёлое, многое приходилось покупать за свои деньги, хоть медицина считалась и считается до сих пор у нас бесплатной. Дни проходили быстро и почти всегда однообразно, утром обход, потом завтрак, процедуры, лечебная гимнастика, все упражнения, приятные и неприятные, я делал с великой охотой и усердием, потому что верил, что это поможет мне. За то время, что прошло после травмы, я сильно похудел, иначе и не могло быть, есть совершенно не хотелось, да и неподвижность тоже сделала своё чёрное дело, мышцы просто как будто сдулись, их не стало. Я очень расстраивался по этому поводу, глупый, это самое меньше о чём мне стоило переживать. Практически каждый день приезжали родственники, привозили с собой домашние вкусности, а то больничные харчи есть было просто невозможно, мало того, что не вкусная еда, так ещё и порции возмутительно маленькие. Я уверен, что в больницах порции специально рассчитывают так, чтобы только поддержать жизнь в больном, а не насытить его. В общем, на привозной кухне, как только ко мне вернулся аппетит, я набрал достаточно веса, чтобы не выглядеть, как парализованный дистрофик. Ещё хочу рассказать об одном странном или не странном совпадении, которое обнаружилось по мере того, как я знакомился с другими обитателями палат. Оказалось, что с тремя парнями мы травмировались практически в одно и то же время, один в аварию попал, другой, так же как и я нырнул, нас оперировала одна и та же бригада хирургов, и самое интересное, мы все оказались водолеями. Необычное совпадение, не правда ли. Не буду рассказывать обо всём, через что прошлось пройти, это не так важно и интересно, а в большинство своём просто неудобно и неприятно. Прошло лето, три месяца я уже пролежал в больнице. Никакого лечения уже не было, ни капельниц, ни уколов, всё, что могли, на то время, врачи сделали. Назрел вопрос «что я тут делаю?», просто так я и дома могу лежать. Об этом я сказал моему лечащему врачу, на что тот ответил, что они больше ничем мне помочь не могут, и что, если я хочу, он может меня выписать. Мне так хотелось домой, подальше от этого места, от этих криков и стонов, от этого запаха, и когда врач сказал, что выпишет меня, я был счастлив, впервые за последнее время. Теперь можно оглянуться назад и сравнить, что вначале было и с чем я еду домой. По приезду в Минск я мог только дышать и моргать, теперь, отъезжая домой, я мог разговаривать, двигать шеей и руками. Единственное в чём не было прогресса это в чувствительности, я по-прежнему не чувствовал своё тело ниже плеч. Прежде чем ехать домой нужно было найти машину скорой помощи, потому что я ещё не мог сидеть и ехать смог бы только лёжа на носилках. С транспортом нам помогли наши местные врачи, надо сказать, что я никогда не получал от них отказа в помощи, всегда мне помогали, чем могли, спасибо им огромное за это. В назначенный день, день выписки, ещё до приезда за мной машины, мы со всеми тепло попрощались, с кем, за эти долгие месяцы, успели сдружиться. Когда прибыла машина меня погрузили на каталку и повезли к лифту, спустившись на первый этаж покатили к выходу, где уже ждала карета скорой помощи. У самой машины меня переложили с больничной каталки на носилки, их, в свою очередь, разместили в салоне уазика и мы поехали. Дорога домой. Трудно описать одной фразой, одним предложением те чувства, которые я испытывал, мне было радостно и грустно, волнительно и страшно. Но, несмотря на всю эту лавину чувств, которая на меня сошла в тот момент, я был снова счастлив, потому что в первые часы после травмы был уверен, что домой больше не вернусь. Я лежал на носилках и смотрел в окно, перед глазами проносились, уже пожелтевшие, верхушки деревьев, мимо которых мы иногда проезжали, даже это доставляло мне радость, я так соскучился по жизни. Всю дорогу я спрашивал у мамы, сколько ещё осталось ехать до дома, и чем ближе мы подъезжали, тем сильней возрастало моё волнение. Наконец машина подъехала к подъезду моего дома, я затаил дыхание, стал прислушиваться, потому что лёжа ничего не мог увидеть. Были слышны детские голоса где-то рядом, чьё-то перешёптывание, о чём шептались, пришедшие поглазеть на вынос моего тела, я не расслышал, но мне было очень не уютно. Четверо крепких мужчин вытащили носилки со мной из машины и понесли по ступенькам на третий этаж, лифта в доме не было. Когда мы уже были у дверей моей квартиры сердце бешено заколотилось и я проявил слабость, не смог удержать слёз. Меня внесли в мою комнату, страшно звучит слово «внесли», ассоциации не хорошие с ним, но это действительно было так, и переложили на уже приготовленную, кровать. Оставшись ненадолго один в комнате, в родной обстановке, в тишине, сразу ощутил покой, появилось чувство безопасности, почему безопасности, не знаю, видимо это что-то подсознательное. Пришла мама, села рядом, сказала, как хорошо снова оказаться, после палат, раскладушек и прочих «радостей» больничной жизни. Я посмотрел на маму, сидящую рядом, и сердце моё сжалось, ком подкатил к горлу, я только сейчас увидел, как она похудела, заметил появившиеся тени под глазами и волосы тронутые сединой. Я возненавидел себя. Мне хотелось упасть передней на колени и молить о прощении, ведь это я причинил ей столько боли и страданий, и не имеет значения, умышленно или нет. С возвращением домой, у меня и у моей семьи начался новый период в жизни, изменился её привычный уклад, пришлось ко многому привыкать, приспосабливаться. Почти весь первый год после травмы я провёл в лежачем положении, лишь ненадолго присаживаясь на кровати при помощи мамы и папы. Также они мне делали несколько раз в день зарядку, разминали пальцы на руках, двигали стопы, чтобы не было контрактуры, сгибали-разгибали ноги в коленях, проводили рядом со мной весь день. В те моменты, когда меня оставляли одного, я слушал музыку, и мечтал. Мечтал о том, о чём мечтают молодые люди в 17 лет, о девчонках, дискотеках, о времени, которое буду проводить в компании друзей, о том, где буду учиться, когда встану на ноги. В то время всё это ещё казалось вполне реальным, потому что я не осознавал ещё всю трагичность того, что со мной произошло, и того положения, в котором оказался. Уточню сразу, на нашу медицину у меня надежды изначально не было, впрочем, как и сейчас нет. Но дело было молодое, впереди была ещё вся жизнь, да и вера в своё будущее выздоровление, как я уже сказал, была сильна. Немного обвыкшись, после приезда домой, передо мной стал вопрос, каким образом мне доучиться, закончить одиннадцатый класс. К счастью, руководство моей школы и её учителя пошли мне навстречу, так как посещать занятия сам я не мог, учителя приходили ко мне на дом, низкий поклон им за это. Таким образом я и получил аттестат о среднем образовании. Мне очень хотелось поступить в институт или техникум, чтобы освоить какое-нибудь ремесло, на будущее, когда встану на ноги, но моё желание было трудноосуществимо. Вариант учёбы очно, как вы понимаете, вообще не рассматривался. Поступить учиться заочно я мог бы без сдачи вступительных экзаменов, потому что у людей с такой группой инвалидности, как у меня, есть такое право, по закону, но проблема заключалась в том, как я буду ездить на сессии, мои физические возможности не позволяли мне этого. Других вариантов получить образование таким людям, как я, на то время не было, напомню, это был 1997 год. Я очень расстроился. Именно тогда я впервые почувствовал себя неполноценным, не таким, как другие. Я перестал думать и помышлять об учёбе, нет смысла терзать себя мыслями о том, что невозможно. Всё свободное время, которого у меня, как вы понимаете, было в достатке, я проводил за созерцанием телевизора, видеофильмов, чтением газет и журналов, компьютера в то время у меня ещё не было. И вот однажды просматривая очередной журнал, я бросил взгляд на одну рекламу на последней странице, там было написано «Дистанционное обучение», а так же пояснение, что это за форма обучения и в чём её преимущества. После прочтения пояснения, во мне снова запылала надежда на то, что я смогу учиться и получить диплом, такой же, как и другие люди, здоровые, полноценные. Показал объявление маме, потому что учёба была платная, и надо было узнать, потянет семейный бюджет такие расходы или нет. К счастью, платить нужно было не много, мама меня поддержала в моём стремлении учиться. Я позвонил в это учебное заведение, всё расспросил, ответил на вопросы. В общем, не буду марать бумагу, описывая все формальности, просто скажу, я поступил. Мне было так радостно на душе, не только от того, что буду учиться, а ещё и от того, что мне больше не придётся тратить время впустую, и мыслей дурных и мрачных будет поменьше. Специальность, которую я выбрал была «помощник юрисконсульта». Способ обучения был следующий: мне присылали литературу по определённому предмету и тесты к нему, в течение месяца я должен был освоить его, затем ответить на вопросы, заполнив тесты и отослать их по нужному адресу. Никаких проблем не испытав с изучением учебных материалов, через три года я получил диплом. Теперь у меня была основа для старта и построения взрослой, самостоятельной жизни, но не было самого главного, того, на что я надеялся, это здоровья. Не появилось за несколько лет ни малейшего проблеска в чувствительности, в движениях, в тех недугах, которые появились после травмы. В моей жизни установился штиль беспомощности и неизвестности. Я, вдруг, впервые за несколько лет обратил внимание на то, что в моей жизни совсем ничего не меняется, один день похож на другой, месяц на месяц, год на год, у меня иногда появлялось чувство дежавю, казалось, всё это я уже видел. Моя уверенность в то, что я встану на ноги стала ослабевать, надежды на то, что всё восстановится само собой, не осталось. И тогда я понял, что мне никто и ничто не поможет. Мне стало страшно, я не знал, что мне делать дальше, как жить в таком положении, я ведь родился здоровым, полноценным человеком и знал другую жизнь. У меня начал меняться характер, из доброго, общительного человека, каким всегда был, я постепенно стал превращаться в мрачное, грубое, безэмоциональное, циничное существо, напоминающее человека только внешне. Мной овладела злоба. Злоба на всё и на всех, но прежде всего на себя, ведь в моей беде виноват только я сам. Я возненавидел себя за то, что причинил и причиняю столько страданий своей семье, стал презирать себя за слабость и беспомощность, испытывал отвращение к себе от того, во что превратилось моё тело и, что стало с моей душой. Сейчас, когда вспоминаю то время, то, как я себя вёл, как относился к близким и родным людям, мне становится очень стыдно. Мама и вся моя семья понимали, как мне трудно и не обижались, они чувствовали, спасибо им за это, и простите меня. Сидя в четырёх стенах, безвыездно, практически не общаясь с людьми, я стал замыкаться в себе. В душе, кроме боли, одиночества и умерших надежд ни осталось ничего, а заполнить её было не из чего и неоткуда. Но человеческое существо так устроено, что оно всегда ищет. Человек всегда и везде ищет свет, ищет глазами, сердцем, душой, свет, который будет освещать, и согревать его изнутри. Свой свет я нашёл в книгах. Раньше я совсем не читал, только книги по школьной программе, да и то с большой неохотой, не хотелось тратить время на это бессмысленное занятие, как я тогда считал. Но теперь, когда спешить мне было некуда, а скука, пустота и одиночество стали невыносимы, я просто попросил у мамы, чтобы она мне дала любую книгу, из нашей домашней библиотеки. Это хранилище литературы не отличалось богатством и большим разнообразием книг, всё, что там было это беллетристика, несколько фолиантов мировой и советской классической литературы, а также произведения неизвестных писателей. Передо мной оказалась книга, которую написал простой человек со сложной судьбой, о самом себе. Его фамилию я уже, к сожалению, не помню, но мне на всю жизнь запомнилось содержание этой книги, то о чём он в ней рассказывал. Изложу в нескольких словах, это важно. Ещё в детском возрасте он оказался в детдоме, о жизни в этом месте, о том, как за украденный, на кухне, кусочек хлеба воспитатели жестоко наказывали голодных детей. Потом началась Великая отечественная война, их детдом решили эвакуировать в тыл, но в пути поезд, на котором их везли, разбомбили с воздуха немецкие самолёты, погибли практически все, кто ехал, а ему оторвало руки до локтей, он чудом выжил. Рассказывалось о годах восстановления, о том, как он учился выполнять самые необходимые задачи, одеваться, приводить себя в порядок, кушать и т.д. Но самое главное, он смог осуществить свою мечту, о которой грезил с самого детства, он стал музыкантом. Уверен, никто и никогда не смог бы догадаться, гладя на этого человека, а тем более поверить в то, какой инструмент он освоил. Этот инструмент – баян. Трудно в это поверить, но это так. Читая всё это, меня захлёстывали эмоции и чувства, чего давно со мной не случалось. Мне казалось, что я частично почувствовал его боль, испытал его страх, прожил его жизнь. И я понял, что именно книги есть тот источник, который будет орошать мою иссохшую, почти умершую, душу влагой из чувств, эмоций и переживаний; источник из которого я могу, и буду черпать знания. С того момента книги для меня стали, чем-то сродни, воздуху, без чего невозможно было бы жить. Открывая очередную книгу, я ощущал приятное волнение от ожидания знакомства с новыми героями. Чтение становилось ещё увлекательнее, если у героя я обнаруживал в характере те черты, которые не чужды и моему характеру. За несколько лет я прочёл все книги, которые были у нас дома, мне стали приносить их из нашей сельской библиотеки. Я упивался чтением, потому что тогда это был единственный способ забыться, уйти от той реальности, в которую я был заточён. Прошло шесть лет после травмы, шесть лет в слепой надежде, в постоянном ожидании чуда или хотя бы маленького, мерцающего огонька в этом мрачном тоннеле под названием моя жизнь. Но, увы, всё осталось, как было. Даже мои родители уже поняли, что со мной ничего не будет, потому что, если в первое время они меня подбадривали, постоянно говорили, что надо ещё немного подождать, ещё потерпеть и всё произойдёт, то теперь об этом не произносилось вслух ни слова. И я их не виню за это, только глупец, видя очевидное, верит и надеется на что-то. В 2001 году случилось так, что моя семья сменила квартиру на отдельный коттедж, всё это было сделано ради меня, чтобы я мог бывать на улице, дышать воздухом и видеть людей, ведь за шесть лет проведённых в четырёх стенах, кроме родных, несколько друзей и соседей больше людей я не видел. Мне понравилось бывать на улице, греться на солнышке, смотреть на деревья, наблюдать за птичками. Звучит смешно, но тогда, всё это мне доставляло радость, ведь я шесть лет ничего этого не видел, забыл даже как дышится вне стен квартиры. Первое время, после переезда, меня всё радовало, всё доставляло удовольствие, правда, при встрече с людьми, я долгое время чувствовал себя не уютно, всё из-за развившегося комплекса неполноценности. К слову, мне до сих пор не удалось избавиться от него окончательно. Позже в моей жизни появился компьютер, именно он и стал для меня основным средством для знакомства с миром, с его многообразием, познать которое, без этой машины, мне было бы не суждено. Посредством интернета я мог знакомиться с людьми и общаться с ними на равных, не ощущая своей ущербности, так как они меня не могли видеть сквозь монитор компьютера. Также я имел возможность налаживать связи с теми, с кем был знаком раньше, но утратил контакт по разным причинам. А также я был в восторге от того количества информации, доступ к которой имел посредством интернета. Вот в таком ритме и стиле я дожил до тридцати пяти лет, моя жизнь ограничивается комнатой, книгами, телевизором, компьютером и мобильным телефоном. С этим скарбом и с полной физической беспомощностью я встретил свой юбилей. У моих сверстников, к этому времени, уже есть образование, работа, семья, возможности. Именно это, в моём понимании, и есть составляющие счастья. У меня нет, и не будет ничего этого, как ни горько это признавать и понимать. Размышляя над всем этим, у меня напрашивается к самому себе вопрос: - Зачем всё это? К чему бессмысленное существование? Ведь главная цель в жизни любого человека это счастье, без этого его жизнь лишена всякого смысла, а жизнь без смысла это пустое барахтанье в паутине в ожидании смерти. Прочитав написанное, у кого-то может сложиться мнение, что я хочу покончить с собой, это не так, но я и не против своей смерти. С годами меня стала мучить одна мысль, от которой прихожу в неописуемый ужас. Раньше я об этом не думал, но сейчас всё чаще пытаюсь представить, что со мной будет, когда родителей не станет, ведь, к сожалению, никто из нас не вечен. Я абсолютно во всём нуждаюсь в их помощи и заботе, потому что ни сесть, ни лечь, ни встать, ни одеться и раздеться сам не могу. Что меня ждёт, когда я их лишусь, варианты с родственниками даже и рассматривать не хочу, вырисовывается одна единственная, ужасная перспектива, интернат. Когда я представляю себе это, мне становится плохо. До сих пор я так и не смог найти решения этой проблемы, думая и размышляя над этим, я всегда прихожу к одному и тому же выводу, лучше смерть, чем интернат.



Вот, собственно, и всё, что я хотел, а главное смог рассказать. Конечно, вы же понимаете, абсолютно обо всём невозможно написать по разным причинам, что-то забылось, а что-то просто неудобно писать, думаю, за это вы меня не осудите. Также хочу попросить прощения за сухость и мрачность моего слога, какая жизнь, такой и слог.

И ещё одно маленькое пожелание: прежде, чем что-то сделать или совершить подумайте, стоит ли. А что бывает, когда сделаешь что-то, не подумав, я вам рассказал выше.

Будьте счастливы!

Демион Лианхелъ

 

 


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Оқу бағдарламасына сілтеме, оқу мақсаттары | - схема пешеходного маршрута - схеме транспортного маршрута от УЛК до Центра Гимнастики

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.012 сек.)