Построение исторического мира в науках о духе (Дильтей, В. Собрание сочинений: В 6 т. Под ред. A. B. Михайлова и Н. С. Плотникова. Т. 3. Построение исторического мира в науках о духе / Пер. с нем.

Построение исторического мира в науках о духе (Дильтей, В. Собрание сочинений: В 6 т. Под ред. A. B. Михайлова и Н. С. Плотникова. Т. 3. Построение исторического мира в науках о духе / Пер. с нем. под ред. В. А. Куренного. — М.: Три квадрата, 2004)

… Передо мною творение поэта. Оно сложено из букв, составлено наборщиками и напечатано типографским способом. Однако история литературы и поэтика имеют дело лишь с отношением этой чувственной связи слов к тому, что ими выражено. И это является решающим: не внутренние процессы в голове поэта, а созидаемая, но в то же время и отделимая от них взаимосвязь. Взаимосвязь драмы состоит в особом соотношении материала, поэтического настроения, мотива, фабулы и изобразительных средств. Каждый из этих моментов играет свою роль в структуре произведения. И эти роли сопряжены друг с другом неким внутренним законом поэзии. Так, предмет, с которым история литературы или поэтика имеют дело в первую очередь, всецело отличен от психических процессов в голове поэта или в головах читателей. Здесь реализована духовная взаимосвязь, которая вступает в чувственный мир и которую мы понимаем, двигаясь в обратном направлении.

Эти примеры показывают, что составляет предмет наук, о которых здесь идет речь, на чем, следовательно, основана их сущность и как они отграничиваются от наук о природе. Последние тоже имеют свой пред-

мет - но не во впечатлениях, как они обнаруживаются в переживаниях, а в объектах, которые позволяют эти впечатления сконструировать. Как тут, так и там предмет - закономерное создание самих фактов. В этом обе группы наук согласуются друг с другом. Их различие заключается в направленности при образовании предмета. Оно проявляет себя в методе, которым эти группы конституируются. В первом случае возникает духовный объект понимания, во втором - физический предмет познания.

Теперь мы вправе произнести и само выражение «науки о духе». Его смысл отныне очевиден. Когда в начале XVIII века возникла потребность в общем наименовании для этой группы наук, их обозначили как sciences morales, или науки о духе, а затем, наконец, как науки о культуре. Уже сама смена имен демонстрирует, что ни одно из них не подходит всецело для того, что оно призвано обозначить. Итак, здесь следует указать тот смысл, в каком я использую это слово. Таким же образом Монтескье говорил о духе законов, Гегель - об объективном духе или Иеринг - о духе римского права. Выяснение пригодности этого выражения в сравнении с применявшимися ранее будет возможно лишь в дальнейшем.

4.

И вот теперь мы можем удовлетворить последнему требованию сущностного определения наук о духе. Сейчас мы можем отграничить науки о духе от наук о природе, опираясь на совершенно очевидные признаки. Они состоят в указанном выше действии духа, посредством которого, в отличие от естественнонаучного познания, формируется предмет наук о духе. Человечество, постигаемое в восприятии и познании, было бы для нас физическим фактом и в качестве такового было бы доступно только естественнонаучному познанию. Но как предмет наук о духе оно фигурирует лишь в той мере, в какой человеческие состояния переживаются и выражаются в жизнепроявлениях и в какой эти выражения понимаются. Причем эта взаимосвязь жизни, выражения и понимания охватывает не только жесты, мимику и слова, посредством которых люди общаются между собой, или долговечные творения духа, в которых для постигающего открывается глубинная сущность творца, или устойчивые объективации духа в общественных образованиях, через которые просвечивает общность человеческого существа и постоянно предстает для нас в своей наглядности и достоверности, - психофизическое единство жизни тоже узнает себя благодаря этому

двойному отношению переживания и понимания, оно осознает себя в настоящем и вновь находит себя в воспоминании как прошедшее. Однако в то время как оно стремится удерживать и постигать свои состояния, направлять внимание на себя самое, становится очевидной ограниченность подобного интроспективного метода самопознания: человек узнает о себе самом лишь из своих поступков, из своих фиксированных жизнепроявлений, а также из их воздействия на других; так он учится узнавать себя, лишь следуя окольным путем понимания. То, чем мы некогда были, как развивались, чем стали и чем являемся, мы узнаем из того, какие поступки мы совершали, какие жизненные планы некогда задумывали, как выполняли свои профессиональные обязанности, узнаем из старых, давно позабытых писем, из суждений о нас, которые высказывались когда-то давно. Короче, именно этот процесс понимания проливает свет в глубины нашей жизни, и, с другой стороны, мы понимаем самих себя и других лишь тогда, когда привносим пережитую нами жизнь во всякого рода выражения собственной и чужой жизни. Поэтому повсюду взаимосвязь переживания, выражения и понимания есть своеобразная процедура, благодаря которой человечество наличествует для нас как предмет наук о духе. Таким образом, последние фундированы в этой связи жизни, выражения и понимания. Здесь мы впервые приходим к совершенно ясному признаку, который позволяет провести однозначное отграничение наук о духе. Какая-либо наука принадлежит к числу наук о духе лишь в том случае, если ее предмет становится для нас доступным через процедуру, фундированную во взаимосвязи жизни, выражения и понимания.

Из этой общей сущности указанных наук проистекают все те свойства, которые в дискуссиях по поводу наук о духе или наук о культуре и истории выделялись как сущностно конституирующие. Например, особое отношение, в котором уникальное, сингулярное, индивидуальное состоит здесь ко всеобщему единообразию*. Затем, связь высказываний о действительности, ценностных суждений и понятий цели**. Далее: «постижение сингулярного, индивидуального является для них такой же последней целью, как и развитие абстрактного единообразия»***. Однако еще больше мы извлечем из следующего об-

* Einleitung in die Geisteswissenschaften, 33 [GS I, S. 26 ff. (Дилътей. Собр. соч. Т. I. С. 303)]. ** Ibid. S. 33, 34. *** Ibid. S. 33.

стоятельства: все главные понятия, которыми оперирует эта группа наук, отличаются от соответствующих понятий из области естествознания.

Итак, эта главная тенденция состоит в том, чтобы от человечества, от реализованного посредством него объективного духа вернуться - со всеми вытекающими отсюда последствиями - к творящему, оценивающему, действующему, самовыражающемуся, самообъективирующемуся; и эта тенденция дает нам право называть науки, в которых она находит свое выражение, науками о духе.

РАЗЛИЧИЕ ПОСТРОЕНИЯ В НАУКАХ О ПРИРОДЕ И НАУКАХ О ДУХЕ. ИСТОРИЧЕСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ

1.

Таким образом, в науках о духе осуществляется построение исторического мира. Этим образным выражением я обозначаю ту идеальную взаимосвязь, где имеет свое бытие объективное знание об историческом мире, которое последовательно расширяет свою сферу, основываясь на переживании и понимании.

Какова же взаимосвязь, соединяющая теорию подобного рода с наиболее родственными ей науками? Прежде всего это обусловливающие друг друга идеальное построение духовного мира и историческое знание о прошлых событиях, в которых постепенно обозначается духовный мир. Они разделены между собой, однако имеют в духовном мире свой общий предмет: на этом и основано их внутреннее сопряжение. Процесс, в ходе которого развивалось знание об этом мире, дает руководящую нить для понимания его идеального построения, и построение это делает возможным более глубокое понимание истории наук о духе.

…

Кант поставил такую проблему: как в историческом течении событий может быть обнаружена единая взаимосвязь, «закономерный ход»27. Он не задается вопросом с теоретико-познавательной точки зрения об условиях взаимосвязи, которая содержится в существующей науке; он спрашивает о том, как из нравственного закона, которому подчинены все поступки, могут быть a priori выведены принципы понимания исторического материала. Исторический процесс - это член большой природной связи; но она, находясь выше органического, не может подводиться под причинные законы, а доступна лишь телеологическому способу рассмотрения. Так Кант отрицает возможность найти в обществе и истории причинные законы. Напротив, те цели прогресса, которые Просвещение усматривало в совершенстве, блаженстве, развитии наших способностей, нашего разума и культуры вообще, он намеревается связать с априори нравственного закона и таким образом a priori фиксировать смысл и значение телеологической взаимосвязи. Тем самым Кант просто превращает принятую в вольфи-анской школе обязанность совершенствования, понимаемую как телеологический принцип исторического прогресса, в свое априори нравственного закона. Противоположность эмпирических и философских наук у Вольфа также превращается в противоположность эмпирического, антропологического понимания человеческого рода и априорного понимания, требуемого практическим разумом. Телеологическое рассмотрение истории как прогресса в развитии тех самых природных способностей, которые нацелены на использование разума и ведут к его господству в осуществляющем общее право обществе, к «совершенно справедливому гражданскому устройству» как «высшей задаче природы для человеческого рода»28 - это руководящая нить a priori, благодаря которой становится объяснимой столь запутанная игра человеческой жизни. И в других местах у Канта еще яснее, чем в «идее всеобщей истории, «ограниченной» всемирно-гражданским планом», становится видно, как живущее в мире правовое общество, которое должно упразднить отношения, основанные на властных позициях, находит свое разумное оправдание в том, что оно будет представлять собой не «простое физическое благо», а состояние, проистекающее из признания долга, и благодаря его существованию будет сделан «большой шаг в сторону моральности»29. Следовательно, значение Канта в этой области состоит прежде всего в том, что он сумел применить к истории обоснованную им вместе с Фихте трансцендентально-философскую точку зрения и тем самым ввести продолженное впоследствии понимание истории, сущность которого заключается в установлении

некоего абсолютного, основанного в сущности самого разума масштаба, чего-то безусловного в своем качестве ценности или нормы. Сильная сторона такой трактовки состоит в том, что она указывает поступкам определенную, оправдываемую собственной нравственной тенденцией направленность на прочный идеал и оценивает каждую часть истории по степени исполнения этого идеала.

…

Мы описали факт существования наук о духе и время их формирования; далее было показано, как эти науки основываются на переживании и понимании. Таким образом, отсюда и следует понимать задачу их построения, уже содержащегося в указанном факте самостоятельного конституирования наук о духе в исторической школе; тем самым перед нами во всей полноте предстает отличие этого построения от изложенного построения наук о природе. Особенность построения наук о духе становится, стало быть, главной темой всей этой работы.

Построение берет за отправную точку переживание и движется от реальности к реальности; оно все глубже и глубже проникает в историческую действительность, извлекает из нее все больше и больше, все шире и шире простирается над ней. Здесь не существует никаких гипотетических допущений, которые бы предшествовали этой данности. Ибо понимание проникает в проявления чужой жизни, руководствуясь множеством собственных переживаний. Как мы видели, природа является составной частью истории лишь постольку, поскольку она оказыва-

* Einleitung in die Geisteswissenschaften, Vorrede XVII [GSI, XVIII. (Дилътей. Собр. соч. Т. I. С. 274)].

ет на нее влияние и сама может испытывать влияние с ее стороны. Сфера истории в собственном смысле - тоже нечто внешнее; однако звуки, которые образуют музыкальное произведение, холст, на котором нарисована картина, зал суда, в котором отправляется правосудие, тюрьма, в которой отбывается срок наказания, включают природу лишь в качестве материала. Напротив, всякая операция наук о духе, производимая с такими внешними фактами, имеет дело лишь со смыслом и значением, которые они получили благодаря воздействию духа. Она служит для понимания, которое схватывает в них это значение и этот смысл. И здесь мы выходим за пределы того, о чем шла речь прежде. Понимание обозначает не только своеобразный методический подход в отношении таких предметов; дело не только в различии позиции, которую занимает субъект по отношению к объекту в науках о природе и науках о духе, не в подходе и не в методе - сама процедура понимания по существу основана на том, что внешнее, составляющее их предмет, целиком и полностью отличается от предмета наук о природе. В них объективировался дух, в них формировались цели, в них осуществлялись ценности, и понимание схватывает именно то духовное, что вложено в них. Между мной и ними существует жизненное отношение. Их целесообразность имеет основание в моем целеполагании, их красота и благо - в моем наделении их ценностью, их разумность - в моем интеллекте. Далее, реальности возникают не только в моем переживании и понимании: они образуют взаимосвязь мира представления, которая объединяет внешнюю данность и мое течение жизни. Я живу в этом мире представления, и его объективная значимость гарантирована мне постоянным обменом с переживанием и пониманием; наконец, понятия, общие суждения, общие теории не являются гипотезами о чем-то, к чему мы относим наши впечатления, но происходят из переживаний и понимания. И как здесь всегда присутствует целостность нашей жизни, так и полнота жизни звучит даже в самых абстрактных положениях этой науки.

Тем самым мы способны теперь обобщить отношение этих двух классов наук друг к другу и основные различия их построения, выявленные нами до этого. Природа - основание наук о духе. Природа - не только сцена истории; физические процессы, заключающиеся в них необходимости и исходящие от них воздействия образуют основание всех отношений в историческом мире: деяния и претерпевания, действия и противодействия. Психический же мир также образует материал для целой сферы, в которой дух выразил свои цели, свои ценности - свою сущность; однако на этой основе рождается действительность, в которую науки о духе все глубже и глубже проникают с двух сторон - исходя из пе-

реживания собственных состояний и из понимания духовного начала, объективированного во внешнем мире. И тем самым нам дано различие двух видов наук. Во внешней природе в основание явлений помещается взаимосвязь, состоящая из абстрактных понятий. Связь в духовном мире, напротив, переживается и последующим образом понимается. Связь природы абстрактна, а психическая и историческая связь является живой, преисполненной жизни. Науки о природе восполняют феномены путем примысливания; и если свойства органического тела и принцип индивидуации в органическом мире до сих пор противостояли такому постижению, то в них, тем не менее, всегда постулируется возможность этого постижения, для осуществления которого им не хватает лишь промежуточных причинных звеньев. Необходимость их обнаружения остается для них идеалом, и то воззрение, которое стремится ввести в эти промежуточные уровни между неорганической природой и духом новый принцип объяснения, всегда будет находиться с этим идеалом в нерешенном споре. Науки о духе устанавливают порядок главным образом путем перевода неизмеримо более широкой внешней действительности человеческих исторически-общественных отношений обратно, в живой духовный опыт, из которой она вышла. Там подыскиваются гипотетические объяснения индивидуации, здесь же, напротив, ее причины познаются в живом опыте.

Итак, отсюда вытекает та точка зрения на теорию познания, которой будут руководствоваться последующие исследования о построении исторического мира в науках о духе. Центральная проблема теории познания, связанная исключительно с науками о природе, состоит в фундировании абстрактных истин, характера их необходимости, каузального закона, а также того, что касается связи достоверности индуктивных умозаключений с их абстрактными основаниями. И вот, поскольку теория познания, опирающаяся на науки о природе, раскололась на различные направления, так что многим может показаться, что она разделит судьбу метафизики, а с другой стороны, уже один наш обзор строения наук о духе выявил в этой области весьма большое различие в отношении познания к своему предмету, то прогресс общей теории познания в первую очередь оказывается зависимым от того, сможет ли она разобраться с науками о духе. Но для этого необходимо, чтобы построение исторического мира в науках о духе было изучено как проблема теории познания; лишь тогда, отталкиваясь от результатов этого изучения, можно будет провести ревизию общей теории познания.

…

2. Отношение взаимозависимости в понимании

Хотя в переживаниях мы таким вот образом и испытываем на опыте жизненную действительность в многообразии ее сопряжений, на первый взгляд все же может показаться, что в переживании мы можем знать всегда только единичное - то, что является лишь нашей собственной жизнью. Оно остается знанием о единственном в своем роде, и никакое логическое средство не может помочь нам выйти за пределы этого ограничения, предписанного характером опыта переживания. Только понимание снимает ограничение индивидуальным переживанием, так же как, с другой стороны, оно придает личным переживаниям характер жизненного опыта. Когда оно распространяется на все большее число людей, духовные творения и сообщества, горизонт единичной жизни расширяется, и в науках о духе открывается путь, ведущий через общее к всеобщему.

Взаимное понимание убеждает нас в наличии общности между индивидами. Индивиды связаны друг с другом общностью, сочетающей в себе взаимопринадлежность или взаимосвязь, однородность или родственность. То же самое сопряжение взаимосвязи и однородности пронизывает и все другие сферы человеческого мира. Эта общность выражается в тожести разума, в тожести симпатии, свойственной эмоциональной жизни, в тожести скрепляющего долг и право взаимного обязательства, которое сопровождается сознанием долженствования.

Общность жизненных единств представляет собой, таким образом, исходный пункт всех отношений особенного и всеобщего в науках о духе. Все постижение духовного мира пронизано такого рода фундаментальным опытом общности, в котором связаны друг с другом сознание единой самости и ее однородности с другими, тожесть человеческой природы и индивидуальность. Именно он составляет предпосылку понимания. Начиная с элементарной интерпретации, требующей лишь знания значения слов и регулярности, с которой они в соответствии с общностью языка и мышления связываются в наделенных смыслом предложениях, - начиная с такой интерпретации постоянно расширяется круг всеобщего, который делает возможным процесс понимания постольку, поскольку предметом этого процесса понимания выступают высшие взаимосвязи жизнепроявлений.

Из анализа понимания следует, однако, второе фундаментальное отношение, которое является определяющим для структуры взаимосвязи в науках о духе. Мы видим, каким образом на переживании и понимании основываются истины в науках о духе; однако же, с другой стороны, по-

нимание предполагает использование этих истин наук о духе. Я поясню это на одном примере. Пусть перед нами стоит задача понять Бисмарка. В качестве материала при этом могут быть взяты многочисленные письма, документы, рассказы и сообщения о нем. Материал этот сопрягается с течением жизни Бисмарка. Теперь историк должен расширить этот материал, чтобы постичь как то, что воздействовало на этого великого государственного деятеля, так и то, чего он добивался. Конечно, пока длится процесс понимания, еще не закончен и отбор материала. Всеобщие положения требуются историку уже для того, чтобы распознавать, какие люди, события или состояния принадлежат к рассматриваемому комплексу воздействий. Следовательно, они лежат также и в основании его понимания Бисмарка. Содержание этих всеобщих положений простирается от общих свойств людей до особых свойств отдельных классов. Историк индивидуально-психологически отведет Бисмарку его место среди людей действия и проследит в нем особую комбинацию черт, которые являются общими для такого рода людей. С другой стороны, он распознает его сущность в независимости, а в привычке господствовать и руководить, в стойкости воли увидит черту, свойственную помещичьему прусскому дворянству. Какое место его продолжительная жизнь занимает в истории Пруссии - это опять же зависит от другой группы всеобщих положений, которыми определяются общие черты людей этого времени. Необычайное давление, которое в силу особого государственного положения оказывалось на его чувство собственного политического достоинства, естественным образом вызывало различные виды реакции. Понимание этого требует всеобщих положений относительно давления, которое оказывает некоторое государственное положение на политическое целое и его части, а также всеобщих положений относительно обратного воздействия последних. Степень методической надежности в понимании зависит от развития всеобщих истин, благодаря которым это отношение обретает свое основание. Тогда становится ясно, что этот великий человек действия, безраздельно преданный Пруссии и королевской власти, будет особым образом чувствовать давление, оказываемое на Пруссию извне. Поэтому и внутренние вопросы основного закона этого государства он должен оценивать под углом зрения политической власти. И поскольку он являлся точкой пересечения таких общностей, как государство, религия, правовой порядок, и как историческая личность определялся и был в особенности затронут одной из этих общностей, равно как и действующей в ней силой, то и это требует от историка всеобщего знания об этих общностях. Короче говоря, его понимание достигнет своего совершенства только путем привлечения

всей совокупности наук о духе. Любое сопряжение, которое должно быть установлено в ходе изображения этой исторической личности, получит наибольшую достижимую надежность и отчетливость только в силу своего определения посредством научных понятий, относящихся к отдельным областям. И отношение этих областей друг к другу основывается, в конце концов, на целостном созерцании исторического мира.

Таким образом, наш пример проясняет двоякое отношение, заключенное в понимании. Понимание предполагает некоторое переживание, и это переживание становится жизненным опытом только в силу того, что понимание, преодолевая узость и субъективность переживания, выводит нас в регион целого и всеобщего. И, кроме того, понимание отдельной личности требует для своего завершения систематического знания, равно как и, с другой стороны, систематическое знание опять же зависит от живого постижения отдельного жизненного единства. Познание неорганической природы осуществляется в ходе построения наук, в которых нижний уровень всегда независим от того уровня, основанием которого он является. В науках о духе все, начиная с процесса понимания, определяется этим отношением обоюдной зависимости.

Этому соответствует исторический ход этих наук. Историография в каждый момент обусловлена знанием о вплетенных в историческое течение систематических взаимосвязях, и глубина проникновения в их суть определяет дальнейший ход исторического понимания. Фукидид исходил из политического знания, возникшего из практики свободных греческих государств, и государственно-правовых доктрин, развившихся в эпоху софистов. Полибий соединил в себе всю политическую мудрость римской аристократии, находившейся в это время в высшей точке своего общественного и духовного развития, с изучением греческих политических трудов от Платона до стоиков. Соединение флорентийской и венецианской государственной мудрости в той форме, какую она обрела в высокоразвитом обществе, ведущем оживленные политические дискуссии, с обновленными и развитыми далее античными теориями сделало возможным историографию Макиавелли и Гвиччардини. Церковная историография Евсевия, сторонников Реформации и ее противников, таких как Неандер и Ричль, была пронизана систематическими понятиями религиозного процесса и церковного права. И, наконец, учреждение современной историографии в исторической школе и у Гегеля имело за собой, в первом случае, связь новой правовой науки с опытом эпохи Революции и, во втором случае, всю систематику возникающих наук о духе. На первый взгляд кажется, что Ранке повествует о вещах с легкостью наивного рассказчика, и, тем не менее, его историография может быть по-

нята, если только будут прослежены многообразные источники систематического мышления, слившиеся в его образовании. И по мере продвижения вперед к современному состоянию эта взаимозависимость исторического и систематического постоянно возрастает.

Даже историческая критика в своих великих эпохальных результатах (наряду с влиянием, оказываемым формальным развитием метода) всегда зависела от все более глубокого постижения систематических взаимосвязей - от прогресса грамматики, от изучения речевой взаимосвязи (развитой в первую очередь в риторике), затем от нового понимания поэзии (это нам становится все более ясно по мере знакомства с предшественниками Вольфа, пытавшегося найти свой ключ к Гомеру в новой поэтике), у самого Фр. А. Вольфа - от новой эстетической культуры, у Нибура - от политэкономических, юридических и политических взглядов, у Шлейермахера - от новой философии, которая была конгениальна Платону, и у Баура - от понимания процесса, приведшего к образованию догм, сформированных Шлейермахером и Гегелем.

И наоборот, прогресс в систематических науках о духе всегда был обусловлен продвижением переживания в новые глубины, распространением понимания на более широкую область проявлений исторической жизни, открытием до той поры неизвестных исторических источников или нарастанием массы эмпирических сведений в новых исторических ситуациях. Это можно проследить уже на формировании первых линий политической науки в эпоху софистов, Платона и Аристотеля, равно как и на возникновении риторики и поэтики как теории духовного творчества в то же самое время.

Таким образом, взаимное воздействие переживания и понимания отдельных личностей или человеческих общностей как надиндивиду-альных субъектов всегда было определяющим для крупных успехов в науках о духе. Отдельные гении повествовательного искусства, такие как Фукидид, Гвиччардини, Гиббон, Маколей, Ранке, создают в какой-то мере вечные исторические труды; однако в науках о духе в целом господствует прогресс: историческое сознание постепенно постигает взаимосвязи, взаимодействующие в истории, историческая наука проникает в отношения между этими взаимосвязями, определенным образом конституирующими нацию, эпоху, историческую линию развития, и отсюда затем вновь раскрываются глубины жизни в определенной исторической ситуации, превосходящие достигнутую в прошлом степень понимания. Разве можно сравнить понимание сегодняшнего историка, занимающегося творчеством художников, поэтов, писателей, с уровнем понимания предшествующего историка!

…

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

ОБЪЕКТИВАЦИЯ жизни 1.

Если мы окинем взором сумму всех результатов понимания, то оно предстанет перед нами как объективация жизни, противоположная субъективности переживания. Наряду с переживанием основанием наук о духе становится созерцание объективности жизни, ее внешнее проявление в разнообразных структурных взаимосвязях. Индивид, человеческие сообщества и произведения, в которых отложились жизнь и дух, образуют внешнее царство духа. Эти манифестации жизни, как они предстают пониманию во внешнем мире, словно бы включены во взаимосвязь природы. Нас всегда окружает эта великая внешняя действительность духа. Она представляет собой реализацию духа в чувственном мире - от мимолетного выражения вплоть до длящегося столетиями господства конституции или свода законов. Любое единичное жизнепроявление репрезентирует в царстве этого объективного духа нечто общее. Любое слово, любое предложение, любой жест или форма вежливости, любое произведение искусства и любое историческое деяние понятны лишь постольку, поскольку общность связывает того, кто выражается таким образом, с тем, кто осуществляет понима-

ние; отдельный человек переживает, мыслит и совершает поступки всегда в сфере общности, только в ней он и понимает. Все понимаемое несет на себе словно бы знак знакомства, оставляемый такого рода общностью. Мы живем в этой атмосфере, она постоянно нас окружает. Мы погружены в нее. В этом историческом и понимаемом мире мы всюду у себя дома, мы понимаем смысл и значение всего этого, мы сами включены в эту общность.

Смена воздействующих на нас жизнепроявлений постоянно влечет нас к новому пониманию; но одновременно самому пониманию - поскольку любое жизнепроявление и его понимание взаимосвязаны с другими - присуща вовлеченность, которая продвигается согласно отношениям родственности от данного единичного к целому. И по мере того как нарастает сопряженность между родственным, одновременно расширяется возможность образования всеобщих понятий, которые уже заложены в общности как то, что оказывает определяющее воздействие на понимающего.

В понимании обнаруживается еще и следующая особенность объективации жизни, определяющая как подразделение согласно родственности, так и направление обобщения. Объективация жизни содержит в себе многообразие подразделенных порядков. Начиная уже от различия рас до различия способов выражения и нравов в некотором племени (и даже в провинциальном городе) проходит природно-обусловленное подразделение духовных различий. Дифференциации иного рода обнаруживаются в культурных системах, другие же отделяют друг от друга различные эпохи - короче говоря, множество линий, отграничивающих с какой-то точки зрения сферы родственной жизни, пронизывают мир объективного духа и пересекаются в нем. В бесчисленных нюансах выражается полнота жизни и понимается в силу повторения этих различий.

Идея объективации жизни впервые открывает нам доступ к сущности исторического. Здесь все возникло благодаря духовному деянию и несет в себе поэтому характер историчности. В сам чувственный мир оно вплетено как продукт истории. От размещения деревьев в парке, расположения домов на улице, предназначенного для определенной цели орудия ремесленника и вплоть до приговора в здании суда нас постоянно окружает исторически ставшее. То из своего характера, что дух сегодня вложил в свое жизнепроявление, завтра - если оно сохраняется - является историей. Нас окружают римские руины, соборы, резиденции самодержцев - и все это согласно ходу времени. История не является чем-то отделенным от жизни, отгороженным от настоящего древностью своего происхождения.

Я подведу общий итог. Науки о духе располагают объективацией жизни как окружающей их данностью. Но по мере того, как эта объективация жизни становится для нас чем-то понятным, она как таковая повсюду обнаруживает сопряжение внешнего с внутренним. Таким образом, эта объективация всегда сопрягается в понимании с переживанием, в котором жизненное единство раскрывает свое собственное содержание и позволяет толковать его всем другим. Если же именно в этом заключается данность наук о духе, то сразу же обнаруживается, что все неподатливое и чуждое, что свойственно образованиям физического мира, должно быть мысленно удалено из понятия о данности, принятого в этой области. Все данное здесь произведено, то есть является историческим; оно понятно, то есть содержит в себе общее, оно знакомо, так как понято, и оно содержит в себя группировку многообразного, так как толкование жизнепроявлений на более высоком уровне понимания уже предполагает таковую. Вместе с тем и метод классификации жизнепроявлений уже заложен в данность наук о духе.

И здесь понятие наук о духе находит свое завершение. Их сфера простирается настолько, насколько простирается понимание, а в качестве единого предмета понимания выступает объективация жизни. Таким образом, понятие науки о духе в отношении объема включаемых в него явлений определяется объективацией жизни во внешнем мире. Дух понимает только то, что создал сам. Природа, предмет естествознания, охватывает действительность, порожденную независимо от воздействия духа. Все, на что человек, действуя, наложил свой отпечаток, составляет предмет наук о духе.

…

Дата добавления: 2015-08-28