В этот день все, что я замышляла, исполнялось само по себе. Все нужные люди приходили сами, и мне не было нужды делать телефонные звонки или искать их иным способом. Но удача не могла продолжаться бесконечно. Вот мое посещение библиотеки и просмотр газет оказались пустыми хлопотами. В интересные для меня годы в городе издавалась лишь одна газета «Губернские ведомости», которую и газетой называть было трудно. Так, листок, выходивший раз в неделю, где печатали разного рода короткие сообщения. Лишь одно из таких сообщений привлекло мое внимание. Это было объявление о сеансе столоверчения[24], который проведет по просьбам публики мадам М. Адреса в объявлении не было, видимо публика его должна была хорошо знать.
Прямиком из библиотеки я отправилась в особняк Козловского, полагая, что и Петя окажется там несколько раньше назначенного срока.
Петр Матвеевич вежливо распахнул передо мной двери, принял шубку и сообщил, что Петр Александрович уже пришли, так что и я могу смело проходить в залу.
– Да я и одна не забоялась бы. Разве того, что уважаемая Светлана Андреевна рассердится на нас с вами за самоуправство.
– Да отчего бы ей осерчать, если она сама дала распоряжение всех господ артистов пропускать в залу в любое время дня и ночи, коли пожелают.
– Так я не актриса!
– Но вы знакомая Петра Александровича! А на знакомых распоряжение тоже распространяется. Так что шагайте смело. Это в верхние этажи я в отсутствие хозяйки вас бы не пустил, а сюда дозволено.
– А что, Светланы Андреевны сейчас нет?
– Отсутствует. Передать, что вы о ней спрашивали?
– Нет-нет. Это мне к слову пришлось, не более того.
Швейцар сопроводил меня до дверей залы и распахнул их передо мной.
– Я так и знал, что вы придете чуть раньше! Потому и сам пришел заблаговременно, – обрадованно сказал мне Петя.
– А я пришла раньше оттого, что была уверена – и вы явитесь раньше!
– Это кто тут был уверен, что кто-то придет раньше других? – раздалось от дверей. – Здравствуйте, господа!
– Это мы… говорим о том, что были уверены друг в друге, – ответил чуть смутившийся Петя приятному молодому человеку лет двадцати с небольшим. – Рад вас приветствовать, Аркадий Григорьевич! Позвольте вам представить нашу гостью из Москвы. Дарья Владимировна Бестужева.
– Очень, очень приятно! Правда, увидев вас, я сразу возмечтал, что вы станете нашей новой актрисой, но раз вы гостья… то мои мечты развеяны и мое сердце разбито.
– Это Аркадий Григорьевич Савушкин. Адвокат!
– Эх, если бы! – засмеялся новый знакомый и сделал неопределенный жест рукой. – Так, мелкий служащий адвокатской конторы, старший помощник младших стряпчих[25]. Настоящий адвокат еще на подходе, но можете не сомневаться, явится минута в минуту к назначенному времени. А вот и наши актрисы!
В залу вошли две юные барышни. Одна была высока и привлекательна, вторая чуть ниже ростом, не столь красива, но лицо ее, румяное с мороза, просто излучало обаяние. Петя и их представил.
– Ольга Сергеевна Голованова. Татьяна Францевна Вибе.
– Петя, вы сегодня официальный и скучный. Позовите вы нас таким скучным тоном, мы бы ни за что не согласились явиться в это страшное место. Нет, вы даже в телефонном разговоре были этак ненавязчиво любезны, что лишь ради возможности вновь вас услышать мы с Оленькой тут же бросили все важные дела и примчались с другого края города. А вы нас разочаровали.
– Извините нас, Дарья Владимировна, – вмешалась в разговор Ольга Сергеевна. – Татьяну если не остановить, так она может без умолку говорить часами. И редко нечто кроме пустяков.
– После выпью чаю, чтобы освежить горло, и стану снова говорить, – засмеялась госпожа Вибе и перешла на шепот. – Зато вот этот господин у нас молчалив и солиден, нас с ним поровну разделить – будем выглядеть людьми нормальными!
Реплика относилась к серьезного вида мужчине, годами за тридцать лет, черноволосому и черноусому.
– Это и есть настоящий адвокат, – шепнул мне господин Савушкин.
– Разрешите представить вам господина Мозеля Иосифа Давыдовича.
– Да-с, я именно так и называюсь, – кажется, Иосиф Давыдович решил пошутить, но все равно слова его прозвучали чрезвычайно солидно. – И дозвольте угадать, вы будете ваша светлость госпожа Бестужева? Наслышан!
Мне захотелось спросить, с какой стороны обо мне наслышан столь серьезный человек, но я ограничилась официальным: «Рада знакомству!»
– Петр Александрович, – обратился вновь пришедший к Пете, – повторю вам сказанное по телефону: нам бы стоило дождаться окончания ремонта в Общественной библиотеке и отказаться от репетиций в этом месте.
– Но… Даже афиша в типографии уже набрана. Осталось лишь день и время проставить. И у нас все готово, за исключением этой сцены в третьем акте. Нам, может, единой сегодняшней репетиции достанет ее доделать!
– Все так. И тем не менее. Кстати, отчего мы в таком случае не начинаем?
– Сейчас Софья Генриховна и Николя придут, и сразу начнем. Предлагаю пока начать переодеваться.
Мужчины, не чинясь, а дружно и ловко развернули две ширмы в разных концах зала, где актеры и актрисы стали надевать театральные костюмы.
Из разговора я поняла, что ожидать стоит лишь еще двух человек, но вскоре одновременно появились трое. Дама весьма приятной наружности, но, как мне показалось, со слишком надменным взглядом. Понятно, что это была Софья Генриховна, да и Петя не забыл нас представить. А мужчину, сопровождавшего ее, она назвала сама.
– А это мой жених, Эраст Федорович Горбатенко, титулярный советник.
– Очень приятно, – сказал титулярный советник, небрежно пожимая протянутую мной руку.
Что-то Петю во всем этом смутило, и он вдруг назвал меня полным титулом.
– Моя знакомая из Москвы, Дарья Владимировна, графиня Бестужева, баронесса фон Нолькен.
Взгляд Софьи Генриховны, направленный на меня, мигом перестал быть надменным, и на лице ее жениха отразилась искренняя заинтересованность с примешанным в немалой пропорции уважением.
Зато Николя, вернее Николай Семенович Николаев, произвел на меня столь же приятное впечатление, что и первые трое артистов-любителей, появившихся в этом зале. Очень молодой юноша, на взгляд даже моложе Пети, но оказавшийся заметно его старше, был мил… и, собственно, это было самым главным в его натуре.
Из-за ширмы появились переодевшиеся Ольга и Татьяна. Мне стоило труда, чтобы не фыркнуть. Вылитые пастушки с галантных полотен[26] французских живописцев. Пьесу я не читала, но знала, что время ее действия совсем недавнее, а обстоятельства вполне бытовые. Вычурные платья из иной эпохи с этим никак не вязались. Но от замечаний я воздержалась.
– Ага! – радостно воскликнула Татьяна, – все в сборе, и даже Эраст Федорович! А мы своих кавалеров с собой брать не стали. Вдруг сызнова начнутся страсти-мордасти, не приведи Господь, перепугаются ухажеры и потеряют лицо в присутствии дам.
Софья Генриховна до ответной реплики не снизошла, отправилась переодеваться.
– Наша прима! – сказала мне госпожа Вибе потихоньку. И вздохнула. – Но ведь несомненный талант!
– А из какого она сословия? – спросила я.
– Мещанка! Но мечтает о дворянстве, словно в этом главное счастье жизни.
– Тогда понятно.
– Что?
– То, как она на мой титул отреагировала!
– Жаль, я не видела!
Суета продолжалась еще около четверти часа, к исходу которой все были готовы. Петя сел за стол, стоящий в центре залы, и разложил перед собой текст пьесы, намереваясь суфлировать исполнителям.
Я устроилась чуть позади и, не удержавшись, шепнула:
– А что, при полном свете станете репетировать?
– Всему свое время, – не слишком понятно ответил Петя.
– Господа! Господа, я так не согласна! – воскликнула Татьяна Вибе. – Хочу, чтобы стало страшно! Давайте выключим электричество и зажжем свечи! А то никаких привидений не дождемся сегодня!
– Но, Татьяна Францевна, это не предмет для шуток, – возразил ей серьезный господин адвокат.
– Ну, если не шутить, – произнес задумчиво адвокат начинающий, – так весь смысл нашей встречи в том, чтобы проверить и закрепить мизансцены из третьего акта. И раз решено его было играть при свечах, то нам и нужно репетировать при свечах. Или просто разойтись.
– Не подумайте, что я испытываю страх, но среди нас есть женщины, – счел нужным еще раз возразить господин Мозель.
– Женщины как раз ничего не боятся, – неожиданно для меня заявила Софья Генриховна. – Николя, Аркадий, зажгите свечи. Мы уже все видели, и вновь нас всяческой чепухой не испугать.
Титулярный советник Горбатенко зааплодировал и кинулся помогать артистам зажечь в канделябрах свечи.
Уж не знаю, чего я сама больше желала или на что больше надеялась. На то, что в этот раз ничего не произойдет и я окажусь свидетелем лишь самой обычной репетиции, или, напротив, что мне доведется увидеть новую таинственную надпись, загорающуюся на стене, или услышать странные звуки. Но едва стали зажигать свечи, я поняла – да, сегодня странные события обязательно повторятся. Но и Софья Генриховна права, если знаешь, что произойдет что-то страшное, то уже и не так страшно. Вот только я не могла себе представить, что случится именно то, что случится.
Свечи на двух канделябрах на дюжину свечей каждый давали достаточно света, чтобы хорошо осветить небольшую круглую эстрадку – вот отчего она круглая, а не полукруглая, как обычно, и от стены отстоит далеко? – служившую артистам сценой. Да и все остальное пространство было неплохо видно. Разве что за колоннами залегли глубокие, кажущиеся непроницаемыми тени.
Суть эпизода сводилась к тому, что все герои, бродя по темному дому, прятались друг от друга и подглядывали каждый за каждым. Получалось смешно и комично. Реплики произносились намеренно наигранно, нередко исполнители принимали слегка нелепые или вычурные позы, застывали в них на мгновение, почти как на тех галантных картинах, что пришли мне на ум при виде костюмов. Но в сочетании со столь неподходящими костюмами такая необычная манера сценической игры создавала дополнительный комический эффект, на что вся эта сцена и была рассчитана.
– Это Иосиф Давыдович придумал исполнять пьесу в манере дель арте[27]. Он зануда, но театр любит и знает, – улучил мгновение объяснить мне Петя.
– Он большой молодец! – похвалила Иосифа Давыдовича и я.
И схватила Петю за рукав. Он кивнул, потому что тоже заметил – свечи стали меркнуть!
Актеры, увлеченные игрой, не обратили на это особого внимания, равно как и на звук падения капель в глубокий колодец, который поначалу едва улавливался ухом, но становился все слышнее и слышнее. И капли падали чаще и чаще. В тот миг, когда показалось, что звук капель сольется в звук льющейся струи, раздался сразу с нескольких сторон пронзительный скрип, слившийся с душераздирающим воем. Одновременно по зале пронесся настоящий вихрь, свечи, и так уже едва мерцавшие, погасли, погасли и свечи в руках артистов и даже та, что стояла на столике перед Петей. Порыв ветра был теплым и влажным и нес какой-то отдаленно мне знакомый запах, но размышлять об этом было некогда, да и невозможно, потому что я испугалась. В полном мраке среди артистов, застывших в оцепенении, стало метаться, стуча коготками по полу… Да кто ж его знает, что там металось, не видать же ничего было! Зато стук этой беготни и странное шуршание, ею производимое, тут же заглушили вскрики и вопли, из которых с огромным трудом удавалось расслышать отдельные фразы и восклицания.
– Уберите, уберите это!
– Да что ж такое! Чем тут кто-то брызгает?
Петя вскочил со своего места и бегом, не боясь споткнуться в темноте, добежал до выключателей.
За миг до того как вспыхнули лампы, я услышала, как что-то невидимое и оттого втройне страшное пробежало перед моими ногами, обдав мою ладонь теплыми густыми каплями. Я инстинктивно попыталась вытереть руку, но остановила себя.
Зажегся свет. Я обвела помещение взглядом и, будь у меня на это силы, обязательно бы рассмеялась. Актеры умудрились сбиться в единую кучку и прижимались друг к дружке, ища защиты. Все были бледны, с расширившимися глазами. Светлые платья девушек были заляпаны по подолам красным. В центре в гордом одиночестве возвышался рослый Иосиф Давыдович. Вроде даже и не испуганный, скорее обиженный.
Но не эта живописная картина стала бы причиной смеха, а выбирающийся из-под стула господин титулярный советник. Стул его отпускать не желал, Эраста Федоровича крепко зажало между ножками, да к тому же одна из них умудрилась попасть под пояс брюк, чего он не видел, находясь на четвереньках. Пришлось ему подняться вместе со стулом и, уже стоя на ногах, снять его с себя.
– Э-э-э… Как же я под стулом оказался? – искренне удивился он.
– С испугу еще и не там окажешься. Что тут бегало-то? – это произнес Аркадий Григорьевич.
Николя молча ткнул рукой в дальний от них угол залы.
– Ворона! Здоровенная!
При этом все актеры продолжали стоять в той мизансцене, в которой их застал включенный Петей свет.
– Петя! Будьте… ик… любезы… ик… поглядеть, – выглянула из-за спин Ольга Голованова.
Петя довольно невозмутимо прошел к указанному месту, где грудкой лежало нечто черное.
– Не ворона, – сообщил он и умолк, чем вызвал кучу глупых вопросов. Самым разумным из которых был такой:
– Ну как же не ворона? А что тогда? Стриж? Скворец? Воробей?
– Курица, – ответил Петя.
– Этакая черная? – удивилась Татьяна Вибе.
– И этакая здоровенная? – поддержала ее Софья Генриховна. – Может, петух?
– Не понять, – ответил Петя.
– Да отчего вы такой простой вещи понять не можете. Гляньте на гребешок…
– Не могу. Она без головы! – Петя постарался сказать эти три слова как можно спокойнее.
– Не может быть, – отчего-то с огромной уверенностью в голосе сказал Николя и вдруг хохотнул. – Я, конечно, пытался ее пнуть… И кажется попал. Но не мог же я ей ногой голову снести? Голова это же не… не что другое, а голова!
– Ей голову отрезали, а не снесли или оторвали, – вновь очень спокойно объяснил Петя.
– То-то я смотрю, мы все в крови, ик! – закивала Ольга Голованова.
Эта фраза вызвала новую волну визга и глупых реплик.
Петя решил, что осмотр мертвого тела им проведен достаточный и шагнул в сторону. И тут все заорали и завопили от новой волны ужаса. Я сама не сдержалась и поддержала всеобщий вопль. Петя от нашего крика подпрыгнул на месте.
– Да что случилось? – выкрикнул он.
– Она… – Татьяна не нашла сил договорить и ткнула пальцем в курицу.
– Что? – Обернувшись, Петя не увидел ничего особенного. Если не считать, что появление безголовой курицы в приличном обществе уже вещь уникальная.
– Вы едва от нее отвернулись, как она задергалась, – со слезами в голосе сообщила Софья Генриховна. – Без головы, а задергалась!
– То, что бегала без головы, вас не смутило! – укорила ее Татьяна.
– Так в темноте не видно было. Опять же я этакие куриные бега в детстве видала. А здесь уверилась, что она окончательно усопла…
– Это у нее novissima suspirium. То есть последний вздох! – блеснул латынью жених Софьи Генриховны.
– Пф-х-хх! – шумно выдохнул Петя, все еще стоящий замерев. – А я уж испугался, что опять нечто страшное…
– Ну, если вам такое не кажется страшным, то поищите страшное где-нибудь еще, – отчего-то сильно обиделась Татьяна, словно изо всех сил пыталась напугать Петю, а тот взял и не испугался. – Нам и этого достало!
– Простите! Я хотел сказать, что как бы жутко это ни выглядело… но дело вполне естественное.
– А-а-а! – закричала в одиночестве Ольга. – Нет, показалось!
И тут вновь все вынуждены были вздрогнуть. Наши взгляды словно магнитом притягивала злосчастная тушка курицы, про остальное мы и забыли. И тут на тебе, суровый окрик от дверей:
– Да что ж вы себе позволяете, господа?!! Это что за кес ке се?
– Ой! – заявила Ольга, чуть присев на месте, словно делала книксен.
– Ух ты! – выдохнул от неожиданности Николя, прикладывая руку к сердцу.
– Мамочки! – сказала Татьяна, – когда ж меня пугать перестанут?
Госпожа Козловская, а это, несомненно, была она в сопровождении швейцара и еще одной женщины, видимо, своей служанки, стояла в дверях залы и закипала от гнева.
– Я полагала, что ваши занятия будут несомненно не самыми тихими. Но этак вопить, что слышно за три квартала! И что за поршери вы здесь устроили?
Все замерли, пытаясь уяснить суть вопроса.
– Это, господа, – первым сообразил Аркадий, – Светлана Андреевна спрашивает по-французски, отчего у нас стало похоже на свинарник.
– Скорее на курятник, – проворчала Ольга.
Не добившись ответа на первые вопросы, Светлана Андреевна решила задать новые.
– Отчего все какой-то дрянью забрызгано? Господа, я вынуждена буду отказать вам. Вы сами испортили весь импресьон[28].
И тут впервые заговорил Иосиф Давыдович, до того не издавший ни единого звука.
– Уважаемая Светлана Андреевна. От лица всех присутствующих позвольте принести вам наши извинения, хотя наша вина в произошедшем совсем ничтожна. Также должен выразить вам нашу безмерную благодарность и еще более безмерное почтение. Но от репетиций в вашем доме мы и сами вынуждены отказаться.
– Почему? – удивилась и даже обиделась Светлана Андреевна. – Вы же уверяли, что в городе нет ни единого подходящего помещения?
– Его по-прежнему нет. Но здесь оставаться становится по-настоящему опасным.
– А-а-а! – догадалась хозяйка особняка и кивнула на швейцара. – Мне вот Петр говорил. Но это же все сказки! Привидений… э-э-э… la fantôme[29] не бывает!
– Ничего не скажу про привидений, – развел руками адвокат. – Но нам достало безголовой курицы, появившейся здесь в полной темноте. В следующий раз без головы останется один из нас.
От последней фразы Софья Генриховна схватилась за сердце, зато Светлана Андреевна отчего-то повеселела.
– Только и делов? Кхм! Я про курицу, не про вас, господа. Да откуда бы ей здесь взяться?
– Сие нам не ведомо! Может, проявляет интерес к театру, вот и прилетела, – сказал господин титулярный советник и жених Софьи Генриховны. И поднял вверх указательный палец. – А еще некая сила в темноте засунула меня под стул. Еле его отлепил.
– От чего отлепили? – не поняла хозяйка.
– От себя, – небрежно, как нечто само собой разумеющееся, пояснил Эраст Федорович. – Этак ко мне прилип, словно я клеем был намазан.
– Не сбивайте меня… Донк уи аллер… Или уи донк аллер? Ладно. Про стул ничего не скажу, хотя сомневаюсь, чтобы в моем доме их мазали клеем. А про что я хотела сказать?
– Вы остановились на том, что курице вроде бы и неоткуда было взяться, – подсказала я.
– Ах, да. Курице здесь взяться неоткуда. Не с кухни же она сбежала.
– Извольте посмотреть, Светлана Андреевна! – предложил Петя. – Вот она лежит.
Светлана Андреевна подошла к курице без опаски, глянула, несколько раз хмыкнула и потрогала тельце кончиком ботинка. Курица дернулась, словно ее электричеством ударило. Светлана Андреевна стала оседать, Петя ее подхватил, но не удержал. Светлана Андреевна не была толстой, но весьма пышнотелой. К тому же распахнутое пальто скользнуло по телу, вот Петя и не смог ее удержать. Так и застыл, поддерживая под мышки сидящую на полу хозяйку дома и меценатку[30].
– Нужно бы дать нюхательной соли, – сказал он.
– Курице? – спросила Татьяна.
– Зачем же курице, ей и нюхать нечем. Пете нужно дать соли, – поправила ее Ольга. – Чтобы держать стало легче.
– Светлане Андреевне нужно дать нюхательной соли, чтобы в чувства привести, – вынужден был объясняться Петя.
– Мне не нужно, – заявила та, слишком шустро поднимаясь с пола. Видимо, разонравилось быть в обмороке. – Петр!
– Я здесь, государыня Светлана Андреевна, – тут же откликнулся швейцар. – Чего изволите?
– Проводи меня наверх, мне необходимо прилечь после потрясения.
– Изволите опереться или вас приобнять?
– Обнимай уже, не видишь, что ли, – мне дурно!
Хозяйку вывели из залы, но она в дверях вдруг встрепенулась, опять же слишком энергично для состояния, о котором говорила.
– Аu revoir[31], господа. Надеюсь, до скорого.
После ее ухода господа артисты обрели способность передвигаться, доплелись до стульев и присели на них. Несколько минут сидели молча.
– А все ж таки удивительно, господа! Нечто вдруг взяло и засунуло меня под стул!
– Эраст! Ты сам под него залез. Испугался и решил спрятаться!
– Правда, Софи? Вот радость-то. А то, сказать по правде, ничего не помню. А что? Может быть, и залез с испугу. Дело житейское, и все не так страшно, как если бы кто меня засунул.
– А давайте, чтобы развеять страхи, расскажем, кому что показалось? – предложила я.
Иосиф Давыдович глянул на меня, так что стало ясно – он догадался, для чего всех собирал Петя.
– О господи! Господа! Должен принести вам свои извинения, – сказал Петя. – Я пригласил вас сюда…
– Чтобы сообщить пренеприятнейшее известие! – в голос сказали Татьяна, Николя и Аркадий.
– Чтобы поймать того негодяя, который нас пугает. Ну или хотя бы доказать, что это не нечистая сила, а человеческие… гм… проделки.
– Ох, дети, дети! – вздохнул Иосиф Давыдович. – Ну и что, удалось вам задуманное или наши страхи оказались напрасны?
– Удалось, – ответила я вместо Пети. – С курицей он явно переборщил. Никакое привидение не стало бы нам подбрасывать курицу.
– Не скажите, Дарья Владимировна! Черный кот, черный козел, черная курица – все суть атрибуты бесов. Очень могло привидение их использовать.
– Не спорю, Татьяна Францевна! Целиком и полностью с вами согласна. Но ни бес, ни привидение не стали бы использовать крашеную курицу. Извольте посмотреть!
– Ни за что! Я ее обойду за версту.
– Тут версты не наберется, – задумчиво сказал Аркадий.
– Вы, Аркадий, вынесете меня на руках! – заявила Татьяна. – Коли для вас это не расстояние.
– На курицу можно не смотреть, – перебила я этот диалог на неинтересную мне тему. – Посмотрите на разбросанные кое-где перья. Они были раньше светлыми, а после окрашены черной краской.
Свидетели событий набрались храбрости поднять пару перышков и рассмотреть их.
– Хорошая краска. Немецкая, – прокомментировала Ольга. – И цвет радикально черный. Откуда бы, спросить?
– У мадам Шлиман продают, – подсказала Татьяна.
– Что?
– Краску. Германскую.
– А! Я не о том сказала. Откуда бы ей взяться – это я про курицу.
– Ой! А в самом деле? Откуда?
– Откуда-то сверху, – сказал Николя. – Похоже, она мне первому на голову свалилась. Едва свечи погасли, бац, шлепнулось на затылок, а после под ноги упало. Я ее ногой, а она как забегает!
Николя помолчал.
– Странно. Дальше не помню толком.
– Может, всеобщая потеря памяти? Массовая, так сказать? – с надеждой в голосе произнес Эраст Федорович.
– Коллективная.
– Простите, что?
– Правильнее сказать, коллективная, – объяснил адвокат Иосиф Давыдович титулярному советнику Горбатенко. – Неловко говорить, но в какой-то момент и я стал пропускать события мимо сознания.
– Куда? Куда пропускать?
– Не знаю. Но в голове они смутно запечатлелись. Только вот полагаю, что Петр Александрович и Дарья Владимировна амнезией не страдают?
– Вы слишком хорошо о нас думаете, – вздохнула я. – Хотя главную цепь событий я воспроизвести сумею.
– Не надо, – вдруг попросил Аркадий. – Кто как, а я сегодня об этом предпочел бы не разговаривать. Опять же, я весь в крови.
– Вы ранены?
– Ну что вы! Забрызган. Как и все.
Вот тут среди женской части поднялся подлинный переполох, и восклицания ужаса послышались вновь.
– Как же в этом идти?
– Это же немыслимо!
И прочие столь же важные слова.
– Переоденьтесь в свои платья и идите домой в них. А стирку театрального платья придется организовать мне, – вздохнул Петя.
Дамы удивились такому очевидному решению и отправились переодеваться. Мужчины поплелись за свою ширму.
– Аркадий! Возьмите для нас всех извозчика! – крикнула Ольга.
– И для нас с Эрастом, – присоединилась к ней Софья Генриховна.
– Да как же я на двух извозчиках поеду? – удивился Аркадий. – Тьфу ты! Совершенно разум потерял. Они сами подъедут, нужно лишь сказать.
– Коллега, я, пожалуй, составлю вам компанию, – присоединился к Аркадию Иосиф Давыдович. – До стоянки дойдем вместе, а там уж расстанемся.
– Буду рад.
– Петр Александрович, – вполголоса обратился Иосиф Давыдович, проходя мимо Пети. – Вы поступили не слишком разумно. Впрочем, вы сейчас это и сами видите. Я просто хотел сказать, что не стоит предпринимать необдуманных дальнейших шагов. Не хотелось бы скомпрометировать любезную Светлану Андреевну. Тем более иных меценатов для нас в ближайшее время не предвидится.
Аркадий обернулся скоро, и залу мы с Петей покидали последними.
– Жаль, что не удалось спросить о тех людях, что могли знать о времени репетиции, – сказал Петя, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух.
– Может, так будет интереснее, – ответила я. – Прогуляемся?
– С удовольствием! Тем более что все эти события произошли очень быстро и репетиция в общей сложности продолжалась час, а не два запланированных. Но объясните, что вы имели в виду, сказав, что будет интереснее?
– Можно было просто спросить, как и задумывали. Но это скучно. А можно попытаться выследить.
– Слежка – дело тоже малоувлекательное. Я уж проверял.
– Я помню.
– И долгое. Много народу, а за всеми разом не проследишь.
– Немного. То есть далеко не все, кто сегодня присутствовал.
– Вы кого-то подозреваете?
– Слишком сильное слово для людей, которые могли со спокойной совестью сказать о столь обычном деле, как репетиция, в присутствии человека, имеющего ко всему прямое отношение. Ставлю пять к одному, что человек, что нас интересует, из окружения сестер Лариных.
– Это вы про Ольгу с Татьяной? А ведь точно! Они даже под описание Пушкина подходят… Только характеры у них наоборот: наша Ольга молчалива и серьезна, зато Татьяна…
– Да уж, Татьяна Францевна весела и общительна за двоих. А сказать про них я вот что хотела. Они своих кавалеров не взяли с собой, чтобы те не испугались. Но уверена, что один из тех кавалеров нашел бы благовидный предлог не сопровождать одну из них, даже если бы его попросили. А по поводу слежки решайте сами. Следить и выявлять круг знакомств или просто расспросить обиняками. И давайте уже спустимся с крыльца. Кстати, вы не напрасно искали потайной ход.
– Это вы про то, что кто-то сумел заменить свечи на новые? Но это могла сделать прислуга.
– Сгоревшие едва на четверть свечи менять новыми? Вряд ли. К тому же они явно изготовлены с расчетом на то, что почти затухнут через определенный отрезок времени.
– Гм, очень может быть. Где пойдем? По Миллионной или по Магистратской?
– По Магистратской, там тише, меньше прохожих и разговаривать проще.
Мы дошли до угла особняка и перешли на противоположную сторону Магистратской улицы. Я оттуда глянула на особняк и замерла.
– Что там такого? – спросил Петя.
– Дым из трубы!
– Обычная вещь!
– Не скажите! В доме паровое отопление, пар греют вон там, в дальнем от нас конце, где труба больше и дым гуще. А это как раз над залой. Где кабинет. Тот, которым никто не пользуется.
– Светлане Андреевне могла взбрести блажь воспользоваться кабинетом. Вот и велела растопить там… камин!
– Светлана Андреевна собиралась лежать. И скорее всего, исполнила свое намерение. Не из-за выпавших на ее долю переживаний, а по причине очень веселой вечеринки, с которой она явилась.
– Ну да, это я и сам заметил.
– Петя, а давайте вернемся и попросим Петра Матвеевича пустить нас на двор.
– Вот теперь совсем не понимаю!
– Да очень просто! Вы же не нашли никакого потайного хода? Вернее входа в потайные ходы. Возможно, этот вход ведет в залу со двора.
– Вход со двора? Но ведь и выход в залу должен быть! А я его не нашел!
– Очень ловко спрятан, вот и не нашли. А посмотреть во дворе любопытно.
– Хм. Не уверен, что нам удастся там обнаружить что-то значимое… ведь и вход должен быть ловко упрятан. Но попытаться можно.
Мы живо вернулись на крыльцо и позвонили.
Петр Матвеевич нам не слишком удивился.
– Забыли что?
– Нет. Но мы просим разрешения выйти во внутренний двор.
Швейцар потеребил бороду, собрался спросить о чем-то, но передумал.
– Проще вас провести через черный ход, чем калитку отпирать, – сказал он. – Идемте.
Мы прошли по коридору первого этажа мимо кухни и комнат прислуги и вышли во двор. От крылечка натоптанная тропка вела к дровяному сараю. В дальнем конце виднелись каретник и конюшня, но ими явно не пользовались. Снег возле них не убирался давно. Это вполне понятно, Светлане Андреевне держать свой выезд здесь было не с руки, проще пользоваться наемными экипажами.
Зато остальной двор был убран хорошо, а снег не шел со вчерашнего дня.
– А это что за флигель? – спросил Петя, указывая на небольшой домик в дальнем от нас конце двора.
– Флигель и флигель. Он пустует, уж не помню с каких времен.
– Можно подойти?
– Да сколько угодно, мне не жалко. Но внутрь нам не попасть, ключей у меня нет.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 95 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |